Линия Спички

      Весь следующий день Медведь нацелился провести в «Берлоге». Он с утра пораньше принялся кипятить воду и, как помешанный, повторял: «Живая кровь. Живая кровь... Тут не органы, нет. Живая кровь...». На пергаменте он выводил столбцы слов степного словаря и соединял их линиями между собой в одном ему ведомом порядке, делая бумагу похожей на небо с созвездиями. Спичку он отпустил в город, объявив день для него «свободным». Помощник же, не медля ни секунды, сгрёб в горсть кошель с богатством и оставил завод.       Ломбард открывал свои двери с двенадцати часов. Спичка отсчитывал последние минуты, стоя напротив дверей и едва не царапая их, словно нетерпеливый питомец, вернувшийся с прогулки. Наконец, замок щёлкнул и оценщик с кривыми бакенбардами впустил его внутрь.       Из всего многообразия блестящих и начищенных сокровищ на полках Спичку интересовала лишь одна вещь. Однако не успел он вынуть кошель, чтобы доказать малому предпринимательству свои покупательские способности, как его остановили: старое дедово радио, нетленный «Гаяк», вчера купили.       Как же так?... Спичка всё оглядывался по сторонам, словно радио на самом деле таки стоит где-то на полке в самом пыльном углу, а оценщик просто забыл про него.       Сожаление захватило его целиком. Сожаление, а ещё чувство того, что он не успел, что он опоздал, и опоздал лишь на один день. Обида на обстоятельства вдруг сделала звонкие монеты бессмысленными. Он понуро свернул кошель, убрал его в задний карман джинсов. От покупки другого приёмника, поновее, хоть и подороже, он отказался. Ведь разве мог быть смысл в приёмнике, на котором не было отпечатков пальцев родных, знакомых потёртостей и того самого манящего хрипа волны? Хрипа настоящности. Нет. Такой приёмник ничего не стоил.       Спичкины ноги шаркали по мостовой, пока не привели его окружным путём, длинным и проветривающим душу, к дому «10» в Почке.       Лиза втянул его внутрь, казалось, едва заслышав стук. Он встретил его в растянутых и мягких штанах с двумя квадратами на висящих коленках.       — Уф, холодрыга! — закрыл за гостем дверь Лиза.       В это утро осень и вправду выдалась зябкой.       — Не холодно совсем...       — А ну, поди сюда, — притянули его, хохоча. — Ты как кусок ноги куриной из морозильника. О! Красиво, — указал Лиза на яркие жёлтые нитки, удерживающие свитер от разрывов.       Спичку вновь поволокли в дом.       — А у меня кипяток закипел, — похвастался Лиза. — Ты же любишь кипяток?       — Люблю... — потеряно ответил Спичка.       — Вот и я о чём... Вы ж его в своей «Берлоге» только и варите. Вот и думаю, люди любят кипяток, наверное. Ну или просто греются. А мы с тобой будем в него печенье макать, смекаешь?       Лиза рассыпал по столу горку маленьких коричневых печенек из мешка.       — С ума рехнёшься, не поверишь! Купил! — указал он обеими руками на сладости, словно лицедей на сцене. — Но только эти, — тут же признался он. — Тушёнку, если честно, в другом месте достал. Там... Просто по пути было...       Спичка закинул в рот маленький хрустящий комочек и принялся дробить его зубами.       — Вчера вызов из Стержня был, — уселся на стул Лиза. — Я сходил, а там... — Он похлопал по карману сюртука, который висел на спинке стула. Карман звякнул.       — Знаю, — кивнул Спичка. — Мне тоже Медведь вчера принёс.       — Подкормили нас монетой, будто мы щенки какие, а? Будто сильно надо режиму Сабуровскому пятку нализывать. Я-то голодным не бываю. У меня руки золотые, — несмотря на браваду, Лиза цвёл и румянился. Не было сомнений, награда за труды его сильно обрадовала и настроила на новый для него лад, который Спичка назвал бы «деловым».       — Ну, чё унылый такой? Или не отмёрз ещё? Сам-то чё с деньгой делать думаешь?       — Наше старое радио хотел у скупщика забрать.       — Да?...       — Угу. Но опоздал. Уже кто-то выкупил его. Дурак, знал же, что вчера надо было идти, — сокрушался Спичка.       — М, — оставил печенье Лиза. — Я тя чё позвал-то. Пойдём.       Спичкин стул развернули, а самого его повлекли наверх. Ещё на середине лестницы, посреди ступеней, Спичка услышал звуки магии. Сердце забилось чаще. Он распознал знакомый треск. Не может быть.       На столе, потеснив банки, стоял он, ровно такой же, каким дед заложил его оценщику.       — Это же он! — кинулся к нему Спичка. — Наш «Гаяк»!       — Барахлит старичок, — усмехнулся Лиза.       — Шипит, ага. Но щас поправим. — Спичка принялся подкручивать тумблеры. — Он мою руку знает, щас звук чище будет.       Они поставили приёмник на пол и уселись рядом, вытянув ноги.       Сверчков в этот раз было не видно, не слышно. Клети под столом пустовали. Лиза сказал, что выпустил насекомых вчера во двор, ибо тётка из-за «сраного шума» чуть не сгрызла батарею.       Голос из динамика обволакивали помехи, но для Спички это была чистейшая музыка. Нагнув антенну под нужным углом и покрутив переключатель, он, наконец, нашёл его. Тот самый радиоканал.       «... не зная, что и думать. Верно ли расслышал его Джон «Док» Батлер? Взгляд...шшш... лся. шшш... такого свиста, какой шшш.... ...диким ястребом Кольт М1873 самого верного, сорок пятого калибра».       — О, пошла волна! Класс... — подпёр щёки кулаками Лиза, растянувшись на животе.       «Для мерзавца, что убил курьера Коллинза и забрал у мистера Баркса пятнадцать свежеотлитых золотых слитков из сейфа, было достаточно одной пули. Роберт «Дикий Боб» Хаслам выхватил «Миротворца»...шшш...».       Лиза внимательно смотрел на приёмник так, словно тот передавал ещё и видео изображения.       — Мне нужен сейф тоже. А тебе? А кто этот «Док» Батлер? Гнутый хер какой-то, походу...       Они хохотали, крутили громкость и давали стрелкам свои прозвища. Лиза лежал на полу, перекатываясь на спине, как кот. Они слушали шипящие истории из приёмника весь день, а к вечеру оба уже напридумывали прозвищ всем своим приятелям и неприятелям в городе. Каждый выбрал себе команду законников и самую тяжёлую и блестящую пушку на всей пустоши. Расставив старые консервные банки над камином, они изображали, что стреляют по ним из знаменитого сорок пятого калибра. Один целился в них из сложенных пальцев, другой должен был в этот момент, пробегая в стиле резвой антилопы, скидывать банки руками, якобы те падали от выстрелов. Едва не разгромив в конце веселья комнату, они упали на пол без сил, дослушивая диктора уже в молчании.       Вскоре трансляция прервалась. Объявив «Час Джаза», ведущий слился с трубой и саксофоном в общем шипении.       — Я это... Вообще-то тебе его взял, — произнёс Лиза, усевшись на одну ногу. — Приёмник. Это ж твой. Дедульки твоего, все дела. Забирай.       Сердце Спички зашлось тёплой радостью. Он переживал её внутри и, как и всегда в таких случаях, глушил её молчанием. На Лизу он глядел воздевши брови и приоткрыв рот, с грустью в глазах такой, что можно было черпать ложками.       Лиза кинулся к нему, не выдержав и мгновения. Он целовал его лихорадочно, пылко. Мял кожу через свитер.       — Я люблю тебя, понял?... Я люблю тебя, Спича... — бормотал он, задыхаясь. — Ты мне очень нравишься... Очень...       Они рухнули на пол, катаясь по твёрдому полу лопатками. Спина протестовала, но её никто не слышал. Отбив пару раз локти и ушибившись головой о ножки стола, они всё же замерли. Дышали сипло, громко. Спичка закрыл глаза, его щёки целовали.       — Я тебя хочу, ясно? Как сосед наш девку свою берёт, так тебя хочу брать.       — Я не девка.       — Знаю. Но ты же меня хочешь? Хочешь же?       — Да.       — Я же тебе нравлюсь?       — Да...       — Хорошо.       Спичка чувствовал, как вожделение, и так запредельное, разгоняли по его телу ладонями. Предстоящие манипуляции однако в голове не укладывались, и вместе с удовольствием начал накатывать страх. Еле вынырнув из всего этого сиропа, Спичка сделал невозможное — договорился. Договориться с Лизой и преодолеть его безумный напор оказалось очень сложно, но спустя пару ссадин и едва не выдернутых в порыве страсти волос, полноценное соитие решено было отложить.       Прикусив достаточное количество пальцев себе и Спичке, Лиза чуть успокоился, но вскоре снова нырнул в чужие руки, ласкаясь. Поняв, что «мучение» ему сегодня не грозит, Спичка вновь разомлел и ответил Лизе всей страстью, на какую был сейчас способен.       Пришёл в себя он только несколько часов спустя в Лизиной прихожей, где пытался натянуть на ноги штаны и ботинки, и мотылялся при этом из стороны в сторону самым жалким образом. Провожающий его Лиза выглядел ничуть не лучше. Истощённый страстями он привалился к стене, чтобы не упасть.       Спичка так утоп в происходящем, что едва держал в уме подробности их вечера. Он помнил только, что сосал, стоя на коленках, пока те самые коленки не онемели и он не перестал чувствовать ноги. Помнил запах чужих бёдер, солёный вкус и жёсткую руку в своих волосах. Он помнил стоны свои и чужие, и как кончал, не притрагиваясь к себе даже пальцем. Последнее Лизе особенно понравилось, и в этой связи вечер так затянулся.       Сейчас, когда Спичка покинул дом «10», наконец-то попрощавшись с партнёром, он ощущал тотальный покой и пустоту. Всё вокруг казалось дрожащей мишурой и неважностью. Глаза слипались.       В подвал он вернулся, когда чёрная ночь уже разбудила поющих в траве насекомых, а шум твири сотрясал воздух.       Едва переступив порог, Спичка сморгнул сон: в «Берлоге» что-то поменялось. Навстречу ему, из недр подвала, поднялся Медведь, в руке он держал одну единственную склянку с тёмно-бурой, почти чёрной, жидкостью. Такой тинктуры Спичка не узнавал.       — Готово, Спича... — выдохнул Медведь. — Готово лекарство от Песчанки.