Семь монет

Когда Макс согнулся в очередном приступе кашля и торопливо закопал пыльным ботинком сгусток слизи с прожилками голубой крови, Джин достал из рюкзака защитную маску. Сам он не чувствовал недомогания — после густого газового облака у стен Шор-сити, здесь, в десятке километров от города, воздух был чище. Газ вырывался из трещин повсеместно, поднимался вверх, а перед бурей опускался к земле, где распределялся случайным образом. Однако Джин, который много путешествовал, не раз замечал, что скопления газовых облаков будто притягивали к себе человеческие города. «Планета наказывает людей за Восточноокеанский взрыв», — сказал на это наставник. Джин тогда решил, что это мелко, как за убийство наказать шлепком по заднице. Людям плевать на облака вне куполов. Им плевать на весь мир — они уничтожили его в поиске неиссякаемой силы. — Надень! — Джин привлек внимание морянина, хлопнув его маской по животу. Тот вздрогнул от неожиданности и растерянно поднял глаза. — Нет, — Макс протестующе поднял ладонь, — сам надень. Я и так виноват перед тобой. Джин смутился. С детства находящийся под воздействием воспитательной программы, ассасин мог испытывать лишь ограниченный набор разрешенных чувств. Остальные либо подавлялись и вытеснялись, либо сливались в неразличимую и неосознаваемую до конца смесь, которая давала знать о себе гнетущей тревогой или вырывалась внезапным порывом гнева. Но чувство вины было Джину знакомо, оно взращивалось в юных душах, чтобы служить расплатой и уроком для оступившихся. Вина — то, что почувствовал Джин вместе со стыдом и страхом, когда заметил пропажу точек на навигаторе и осознал, что провалил задание. Вина кольнула сердце, когда он посмотрел на избитое лицо морянина. — Не хочешь маску — обмотайся тканью, — Джин достал из рюкзака сменную футболку и натянул на голову не сопротивляющегося парня так, что вырез горловины оказался на уровне глаз. — Ветер поднимается, метет песок. Я не хочу, чтобы ты отставал из-за этого. Это было правильно, отвечало цели. Морянин должен идти и быть живым до тех пор, пока он нужен Джину. Вот только иное чувство заставило ассасина беспокоиться о Максе, но какое, он никак не мог понять. — Что ты сделал там, в клубе? Почему тебя избили? Почему за тобой гонятся имперцы? Джин засыпал уныло бредущего Макса вопросами, но в ответ получал только встревоженный взгляд из-под выреза футболки. Не хочет рассказывать. Джин это понимал. Ассасина учили молчать под пытками, сберегая тайны заказчиков и Хеймона, — это было частью программы, потому выходило легко, само собой. Но Джин имел и собственные секреты, хранить их его не тренировали — наоборот. Потому он знал то тягостное чувство, когда распирает от желания поделиться, а по спине бежит холод от страха выдать себя. Не это ли противоречие металось сейчас в синих глазах морянина? Понимая, что разговора не будет, Джин нехотя надел маску и зашагал быстрее, с тревогой поглядывая на клубящийся в мелких вихрях песок вокруг. Буря шла за ними по пятам. Джин хорошо знал пустыню, ее укромные уголки, способные спрятать путников. Знал и места, где на поверхность выходила вода, пригодная для нейтрализации. По тому, как вяло передвигал ноги его спутник, он понимал, что Максу худо без воды, но, отдав тому последние полбутылки из запасов, Джин уже ничем не мог помочь, только подгонять. Когда он со свистом набрал воздуха через фильтр маски, чтобы произнести очередное: «Давай идти быстрее!», Макс сел на землю, поднимая клубы песка, обхватил ноги и уронил лицо на колени. — Иди, я догоню тебя, — пробормотал он хрипло, — пожалуйста… Джин вздохнул и снял куртку, под которой с него градом лил пот, — солнце катилось за полдень, лучи преломлялись через линзу сгущающейся в небе влаги и жарили нещадно. — Надень мой рюкзак и полезай мне на спину, — бесстрастно приказал он и присел на корточки. — Нет, я… Нет. — Давай быстрее, как там тебя — Макс! За спиной раздалось сопенье и шорох ткани надеваемого рюкзака. Несмотря на самоубийственные поступки в Шор-сити, морянин не хотел умирать. Никто не хочет умирать. Джин думал об этом, пока шел, вбивая потяжелевшие под ношей ноги в песок пустыни. От этой мысли стало трудно дышать, незримые тиски сдавили грудь. Или это действие штормовых газов? Джин невольно коснулся маски, словно проверяя ее наличие на лице. Нет, то было сожаление, так зовется это чувство у людей. Джин сожалел о судьбе, уготованной хозяину тонких рук с перепонками между пальцев, что обвивали сейчас его шею. Чувства были мучительны, потому Джин так старательно прятал неправильную часть себя в глубинах подсознания, отгораживаясь программой, но теперь, когда он взбунтовался против наставников, трещина в программе разрасталась, и запрещенные чувства прорывались, как река через пробоину в плотине, угрожая затопить ассасина с головой. Джин остановился и глубоко вздохнул. Вспоминать заповеди было смешно — он отрекся от учения наставников. Он вызвал в памяти образ Тима — успокаивающий, мудрый. «Ты отнимал сотни жизней ради цели, Джин, ты ассасин! Цель важнее всего. Все остальные — инструменты для ее достижения: ты, я, он… — песчинки мироздания, влекомые ветром одним наставникам ведомой целесообразности…» «Ненавижу наставников!» — взревел неправильный Джин, и образ Тима раскололся вдребезги, открывая глазам прежнюю картину ветреной пустыни. С тех пор как Джин решил сам определять свою цель, никто не мог помочь ему найти верный путь, даже брат. — Устал? — прозвучал где-то сбоку тихий осипший голос. — Прости, я сам пойду. Джин обернулся на сгорбленного под тяжестью рюкзака морянина, которого скинул со спины в порыве раздражения. — Да, иди! — еще гневно после внутреннего спора бросил Джин. — Туда, к черным камням. Черт, да рюкзак-то сними! Он поймал еле переставляющего ноги морянина за ручку рюкзака и стянул тот с его спины, чуть не повалив Макса на землю. Надо накормить его или хотя бы напоить горячим. Уютное ощущение разлилось теплом под кожей, когда в воображении вспыхнула картинка потрескивающего огня и в носу защекотал аромат кофе. Нет, все же чувства бывают и приятными, отчего же так редко? Джин накинул рюкзак, в два шага догнал морянина, схватил за руку и потянул за собой. Нагромождение огромных глыб черного гранита выглядело так, словно боги бросили с небес на песок горсть камней. Но благодаря узкому ущелью, сложенному из той же породы, что прорезало толщу земли и уходило на несколько десятков метров вниз, становилось понятно, что куски гранита на поверхности — лишь крошечные осколки огромной плиты, скрытой под песками. Джин бывал здесь раньше. Он быстро отыскал просторный грот, образованный наваленными друг на друга глыбами, и бросил в сырую темноту рюкзак. Поначалу Джин хотел предложить морянину спуститься с ним к воде и умыть лицо от толстого слоя пыли. Но когда увидел, как дитя моря, обезумев от жажды, принялось вылизывать конденсат, мелкими росяными каплями серебрящийся на стенах грота, решил не соблазнять Макса свежим журчанием ручья. В нем можно было купаться, избегая попадания воды на слизистые оболочки, но принимать воду внутрь без нейтрализации — смертельно опасно. Оставив изможденного спутника в пещерке, Джин спустился по уступам ущелья к бурлящему потоку, не снимая маски, — с прошлого раза он помнил острый запах, источаемый водой. С наполненными бутылками вернулся в грот, разложил перед изумленным Максом набор тестеров и нейтрализаторов, быстро подобрал нужную пипетку и капнул отмеренное количество капель. После того, как реакция завершилась, Джин протянул морянину бутылку и стал торопливо раздеваться. В ответ на вопросительный взгляд вмиг посвежевших, заблестевших влагой глаз, он объяснил: — Я пойду мыться. Будь здесь. С тех пор, как Джин выбрался из гнилостной подземной реки в лабиринтах Киима, его тело не встречалось в водой. Чуткий нос эльфа воротило от собственного крепкого запаха, одежда отвратительно липла к коже, потому он не смог отказать себе в удовольствии искупаться в одной из заводей в уступах ущелья. Постирать бы еще одежду, но времени на это не было. Джин с опаской глянул в сторону потемневшего неба — буря была всего в нескольких километрах, так близко, что можно было различить косые потоки дождя, бьющего в землю. Конечно, вода ручья была далека от кристальной очищенной в трубах Шор-сити, но Джину не повезло остановиться на ночлег в отеле, потому приходилось довольствоваться тем, что есть. Он осторожно ступил в заводь, погружаясь по колено, подождал, пока кожа привыкнет к легкому жжению, и опустился на дно. Потерев себя песком, Джин откинулся назад, упершись локтями в дно, и медленно погрузил затылок в воду, стараясь, чтобы капли не попадали на лицо, намереваясь ополоснуть волосы. Прохладная свежесть окутала голову, Джин ненадолго прикрыл уставшие глаза, а когда открыл вновь, небо над ним резко посерело. Ветер гнал обрывки сизых туч, солнечный диск едва угадывался сквозь темную пелену. Тишину, притаившуюся перед бурей, нарушил плеск одинокой крупной капли, упавшей в заводь рядом с лицом Джина. Он рванулся из воды, сильным телом ломая идеальные круги, разбегающиеся от капли, и бросился наверх по узкому проходу, не обращая внимания на каменные выступы, до синяков бьющие по плечам. Зашипев от острого жжения в спине, куда приземлилась еще одна сорвавшаяся с неба капля, Джин выскочил на площадку меж валунов и побежал к гроту, когда увидел в стороне морянина. Парень замер перед открытой пустыней и как завороженный смотрел на стремительно приближающуюся к нему стену дождя, поднимающего клубы пыли и брызг, словно несущийся навстречу табун лошадей. Джин окликнул, но голос его потонул в нарастающем шуме бури. Он бросился к Максу, схватил за локоть и потащил к камням. — Закрой глаза! Закрой глаза руками! — орал Джин в ухо, перекрикивая ветер и барабанящий по граниту дождь. Ливень хлестнул по спине, словно плетьми. До большого грота было уже не добежать. Джин затащил неуклюже бегущего Макса, прячущего лицо под ладонями, в расщелину между ближайшими валунами и втиснулся следом, не успев подтянуть обнаженные ноги, когда шквал едкой жидкости обрушился с небес на каменное убежище. Стена дождя отделяла от грота, где остались бутылки с нейтрализованной водой, которой можно было смыть токсин с мелких язвочек, разъевших кожу на лодыжках. Джин сопел и шипел, посыпая их песком, чтобы тот впитал кислоту, — все, что оставалось делать в такой ситуации. Он посмотрел туда, где под дождем лежала его сменная футболка, — сняв с головы, морянин держал ее в руках и обронил, когда Джин потащил его в расщелину. Теперь темная ткань расползалась на волокна, превращаясь на глазах в бесформенную горку жидкой субстанции, и вскоре исчезла, впиталась в песок. Джин перевел взгляд на ноги Макса. Бионический полимер сохранил целостность и лишь местами покрылся темными шершавыми пятнами коррозии. — Зачем ты вышел из грота?! — в сердцах спросил Джин. — Я сказал тебе оставаться там! — Хотел посмотреть дождь, — пролепетал тот. — Прости меня, я не… — он растерянно посмотрел на обожженные ноги эльфа. — Дурак! — зло бросил Джин, стараясь обуздать внезапный гнев. За что мальчишка просит прощения? Это он, ассасин Хеймона, неправильно оценил скорость ветра и подверг себя опасности. Джин схватил морянина за лицо и внимательно всмотрелся в глаза. Даже одна капля дождя может привести к потере зрения. Глаза не присыпать песком и не спасти. Но на него смотрели ясные, без изъяна, синие радужки в обрамлении длинных ресниц, и тотчас тревога отпустила и гнев погас. Джин выдохнул, расслабил спину и придвинулся к Максу теснее. Воздух похолодал, штормовой ветер со свистом влетал в узкую расщелину, остужая мокрую после купания кожу. Тяжелая голова невольно опустилась морянину на плечо, и вдруг тот взвился, отпрянул и вжался в камень за спиной с искаженным страхом лицом. — Чего ты хочешь? — с дрожью прошептал Макс. — Хочешь мой феромон? — Что?! Изумленный Джин проследил за мечущимся взглядом морянина, что скользил по его обнаженному телу, то и дело возвращаясь к промежности. Глаза Макса при этом непроизвольно расширялись, ноги подтягивались к груди, плечи конвульсивно вздрагивали, как от удара. Джин, до того и не обративший внимания на собственную наготу, смутился и скрестил ноги. — Меня не интересуют плотские утехи, — буркнул он, осознавая, в чем его заподозрил морянин, и отвернулся. — Правда?! Макс выдохнул с такой надеждой и облегчением, что Джина передернуло: неужели парнишка ожидал, что любой встречный только и ждет момента, чтобы переспать с ним ради одурманивающей магии? Морянин осторожно коснулся плеча и заглянул в глаза. — Меня тоже не интересуют! — «Я так рад, что мы похожи», — так и читалось в его лице вместе со смесью благодарности, доверия и еще множества чувств, которые Джин не умел распознавать и оттого растерялся и предпочел свернуть разговор. — Я не спал больше суток и хочу отдохнуть, — холодно ответил он, отводя взгляд. — Нам придется пережидать бурю здесь. Это будет долго. Джин посмотрел наружу, где все так же стеной лилась кислота, растворяя мир вокруг и оставляя после себя лишь камни, песок и обветренные кости рыб. Затем закрыл глаза и сделал вид, что спит, упершись виском в острый выступ камня. К удивлению, морянин осторожно взял его голову и опустил на свое плечо, откуда прежде сбросил в приступе паники. Джин решил не противиться, так действительно было удобнее. Он прислушался к барабанной дроби смертоносных капель по песку, к вою ветра в щелях над головой и вскоре заснул. Джин проснулся спустя несколько часов, совершенно промерзнув голышом. Вокруг была кромешная тьма, ни единого луча не пробивалось через плотную толщу туч, но дождь почти иссяк — слух едва улавливал тихий шорох капель по песку. Джин потянулся, разминая скрюченную спину, и легко толкнул плотно прижавшегося к нему морянина, который мирно посапывал в плечо, дыша на озябшую кожу теплом. — Эй, проснись. В ответ раздалось невнятное мычание, Макс завозился, пощекотал лицо волосами. — Дождь успокоился. Можно пробежать до грота, к моим вещам, — пояснил Джин. Ночной холод пробирал до костей и поглощал все мысли, вытесняя страх перед дождем. Давая глазам время привыкнуть к темноте, они встали у входа в расщелину. Джин указал на черное пятно грота напротив и крепко взял Макса за руку. — Закрой глаза, я проведу тебя. С этими словами он стремглав выбежал под обжигающие струи, потянув за собой морянина, и одолел расстояние до грота в несколько шагов. Нащупав в темноте рюкзак, Джин торопливо достал фонарь и осветил пещеру. Длинные распущенные волосы Макса, укрывшие его лицо от дождя, дымились, как и одежда. — У тебя кровь! — морянин встревоженно указал пальцем Джину на лицо. — Заживет, — отмахнулся тот и стал натягивать снятую перед купанием одежду. — Вытащи все из рюкзака, сейчас разожжем огонь. От холода у Джина стучали зубы, он едва справлялся с дрожью, поджигая сухое топливо, и с облегчением поднес ладони к костру, когда тот разгорелся. — Подойди, холодно же, — тихо позвал он Макса, стоящего в тени в углу грота. Взял небольшой чайник и наполнил нейтрализованной водой. Спустя несколько минут к треску огня добавился нарастающий шум закипающей воды. Согретое тело расслаблялось, внутри разливалось спокойствие. Джин представил, как выглядит сверху мир сейчас: обезлюдевшая земля под покрывалом плотных туч, все живое попряталось под куполами или погибло, застигнутое бурей, и лишь в центре черной пустыни горит крохотный красный огонек, освещая сырой грот. Свет костра вырывал из темноты лицо Макса, отрешенно смотрящего на пламя. Джин впервые разделил свой личный кусочек уюта с кем-то еще, и это было странно. Он нашел в куче вываленных из рюкзака вещей кружку и налил кипяток. Теплый пар сизыми струйками побежал вверх, извиваясь на сквозняке. — Возьми, — Джин протянул Максу кружку, а когда тот растерянно взял ее, обхватив двумя ладонями, всыпал в воду кофейный порошок. — Попей, — воздух наполнил терпкий аромат. — Что, что это такое? — встревоженно спросил морянин, пожимая плечами с сомнением, и протянул кружку обратно. — Я не хочу. — Это кофе, пей. — Кофе? Как из автомата? — на лице парнишки заиграла слабая улыбка. — Почти. Макс осторожно отпил, сдувая пар. — Вкусно. Очень сладко, — смущенно произнес он и сделал еще несколько торопливых глотков. — В самый раз. Тепло и сладко. Если бы Джин умел улыбаться, наверное, он бы улыбнулся в этот момент. На душе было тихо и хорошо. Как назвать это чувство? Он не знал. — Как тебя зовут? — горячий кофе разогрел горло морянина, его сиплый прежде голос покрепчал, обрел силу и отражался бодрым эхом от стен грота. — Джин. — Кто ты, Джин? Откуда? — Я ассасин Хеймона. Слова сами сорвались с губ и потрясли Джина до глубины его существа. Вот так запросто, сказал и все? Не под пытками, не под гипнозом, незнакомцу с его кружкой в руках? А почему бы и нет? Для чего хранить тайны, если вас только двое в мире, накрытом бурей? Ты и мальчишка, которого ты обрек провести рядом последние дни.