Семь монет

— Ух ты, — выдохнул Маки, едва проснувшись, и провёл пальцем по холодному стеклу окна над кроватью. С наружной стороны всё высокое окно покрывали белые узоры из ледяных игл. — Как красиво! Что это? — он обернулся за спину, но Джина там не было. Наверное, тот ушёл ночью в свою спальню в центральной части храма, где находился большую часть времени: обедал, занимался с детьми, принимал прихожан с дарами, восседая на подобии трона. Джин объяснял, что должен поддерживать образ бога, стоящего ступенью выше, чтобы говорить с вождями или каэллями, как они называли себя, на их языке, — язык рациональных доводов каэлли отказывались понимать, как и то, зачем богам со звёзд вторгаться на Лариду. И как Джин ни силился объяснить опасность, не мог донести. Каэлли опасались только его самого, и Джин решился воспользоваться этим, раз других возможностей не было. Маки присел, собираясь отправляться в смежную комнату, где умывался, принимал ванну и переодевался. Прошедшая ночь саднящей болью отозвалась в промежности. Он беспокойно поёрзал, припоминая произошедшее. Понравилось ли Джину? Остался ли он доволен? Казалось, это был его первый раз. Неопытный и порывистый, Джин был грубоват, но по-настоящему желал Маки — это было очевидно. Вспыхнувшая тревога погасла, и Маки улыбнулся самому себе. Всё, о чём он мечтал, — быть ближе, быть рядом, и, кажется, Джин тоже этого хотел. Дверь скрипнула неожиданно, ведь, задумавшись, Маки не услышал твёрдых шагов снаружи. Но спустя миг, к своему удивлению, понял почему — это был не Джин. Девушка, низко опустив голову и сверкая глазами исподлобья, осторожно вошла в залу. Она была одета в простое платье из бежевого полотна, коричневый передник и лёгкую обувь, похожую на кожаные носки. Длинные тёмные волосы были собраны за острыми ушами при помощи гребней. Маки заметил, что в этой части Лариды жители были в основном темноволосы, как Джин, а вот его собственные светло-серые, почти белые волосы ещё больше подчёркивали чуждость их миру. Маки почти не встречал слуг. Он знал, что они есть, да и ясно было, что Джин один не управится с уходом за семьюдесятью мальчишками. Но сколько Маки ни обследовал храм и прихрамовую территорию, он не встречал других лари, только старика, который обучал детей и его заодно языку. Несмотря на то, что общаться Маки было не с кем, он преуспевал в обучении и хорошо понимал учителя, правда, больше интуитивно догадывался, чем осознавал смысл слов. — Я принесла одежду для поездки, — тихо проговорила служанка и положила на кровать стопку незнакомых нарядов. Поездка! Сердце замерло и пустилось вскачь. Маки распахнул глаза, провёл рукой по шершавой блестящей ткани и, чуть не смеясь от счастья, одарил девушку широкой улыбкой. Та нахмурилась, смутившись, и отвела взгляд. — Я помогу одеться, — служанка протянула руку к его плечу, но отвела в нерешительности. — Не надо! — воскликнул Маки и насупился. — Я сам. Пусть Джин сколько угодно изображает бога и позволяет надевать себе ботинки, но Маки это ни к чему, его и за бога никто не считает — скорее, за странную зверушку. А может, они решили, что раз он калека, то не способен одеться? Кто её вообще прислал? Джин? Недовольно сопя, Маки натягивал странные одеяния: простую тонкую рубашку, рубашку поплотнее с оборками, тугую куртку из плотной колкой ткани с тысячей металлических пуговок, штаны из того же материала, как видно, переделанные специально для Маки из нормальных брюк, — штанины были обрезаны и зашиты по низу. Справившись со всеми вещами, он растянул перед собой последний элемент — квадратный не то платок, не то одеяло с пришитым к одной стороне мешком и завязками. Маки покрутил его в руках, пожал плечами и сунул платок под мышку. Он нашёл Джина во внутреннем дворе. Тот стоял около лошадей, удерживая одну из них за поводья. Другая лошадь была запряжена в повозку, возле которой суетились несколько лари, а третья, светло-серая, переминалась поодаль, на её спине было закреплено седло с высокой передней частью, которая, конечно, имела какое-то название на языке лари, но Маки его не знал, а потому прозвал про себя «ручкой», полагая, что за неё нужно держаться при езде. На Земле Маки, разумеется, не ездил верхом — он и лошадей никогда не видел вживую, но имел представление благодаря кино. С седла свисала толстая верёвка. Не без труда преодолев присыпанный мокрым снегом двор, Маки подкатил к ногам Джина и, неловко задрав голову, поморщился от бьющего в глаза солнца. — Это надо надеть на плечи, — мягко произнёс Джин вместо приветствия, взял из его рук платок и накинул на спину. — Завяжи. — Какая дурацкая одежда, — беззлобно проворчал Маки, завязывая накидку на шее. — Другой у нас нет, — Джин развёл руками, — придётся привыкать. Привыкать. Это слово стало их девизом с тех пор, как транспортёр упал в лиственном лесу на востоке Лариды — единственного континента одноимённой планеты. И Маки хорошо справлялся. Он привыкал. Принять новое — не противиться, а просто принять, впустить в свою жизнь, осознать её частью и привыкать. Так он поступил когда-то, попав в «Русалочку», так он поступал и теперь: принял инвалидность, принял тележку, принял зашитые снизу штаны. Принял одиночество, прерываемое появлением Джина так редко, что Маки готов был ловить каждый его взгляд, вздох, слово и складывать в незримую коробочку, откуда потом, сидя на кровати у окна или на холодном берегу озера, доставал яркие лоскутки памяти, складывал из них пёстрое одеяло и мысленно кутался, согреваясь. Он примет и дурацкую куртку с тысячей пуговок, и квадратный плащ с капюшоном, похожим на мешок. — Ну а тебе нравится эта одежда? — спросил Маки, встряхнув головой и подёргивая завязки на плаще. Из-за солнца он почти не мог разглядеть лица Джина, на которого смотрел снизу вверх, запрокинув голову, но слышал тёплый тон его голоса: — Пожалуй, да. — Значит, и мне нравится, — ответил Маки и улыбнулся. — Я подобрал для тебя седло, — Джин подошёл к серой лошади и положил ладонь на «ручку», — с высоким рожком, чтобы тебе было за что держаться. Я привяжу твои ноги верёвкой к лошади для большей фиксации. Он дёрнул верёвку, будто проверяя её прочность, а затем деловито упёр руки в бока и кивнул на лошадь. — Попробуй влезть сам — ты хорошо натренировал руки, — в голосе Джина звучало одобрение. — Но если не получится, я подсажу. — У меня получится! Маки кивнул и оттолкнулся руками о заснеженную брусчатку, одним движением подгоняя тележку к лошади. Оказавшись у ног огромного животного, он на миг запаниковал. Что, если лошадь пнёт, наступит, что, если он свалится с неё? Маки поднял глаза на седло и вцепился в свисающую верёвку, шумно вдохнул через ноздри и подтянулся, упёршись лбом в твёрдый бок животного. Перехватил выше, ещё раз, руки задрожали от напряжения, кисть свело судорогой. Он изо всех сил закинул руку на седло, засипел от натуги и поднял себя наверх, плюхнувшись животом на сиденье. Чуть передохнув, неуклюже поскальзываясь на гладкой коже седла, привёл себя в сидячее положение и торжествующе окинул двор взглядом. На него смотрел не только Джин: незнакомые прислужники, укладывающие в телегу мешки, мальчик из Хеймона, хорошо знавший оба языка и потому всегда сопровождавший Джина в поездках вместе со стариком-учителем, который тоже был здесь и сидел в телеге. Маки смутился от направленного на него внимания, а от одобрительного «Молодец!» из уст Джина покраснел. Услышав голос бога, все лари, не сговариваясь, упали на колени, побросав дела. Джин перевёл на них бесстрастный взгляд и жестом дал знак подняться, одним движением заскочил на коня и направил его к арке под передним крылом четырёхугольного храма. — Отправляемся! — приказал он. Проезжая мимо Маки, напряжённо застывшего в седле, Джин потянул поводья его лошади, и та послушно двинулась следом. Маки покачнулся и вцепился в рожок. В арку бил яркий свет ясного зимнего утра и сквозил ветер свободы, несущий снежную пыль с ближайших лесов. Сердце замерло от предвкушения — впервые он покидал храм, отправляясь в большой мир Лариды. — Если устанешь — скажи, перейдёшь в телегу, — не вовремя произнёс Джин, разрушая очарование момента. — Я не устану! — буркнул Маки и невольно поёрзал в седле, унимая тянущую боль между ягодиц, оставшуюся после ночи. — Что это у тебя? — обеспокоенно спросил Джин уже у распахнутых внешних ворот и прикоснулся к шее Маки. — Это я оставил тебе синяк? — нахмурился. — Ничего страшного, — Маки широко улыбнулся, уже не глядя на него, — всё его внимание устремилось в открывшуюся перед ним даль. — Это же от любви! Он подтянул завязки накидки, закрывая покрытую тёмными пятнышками шею. Джин поспешно убрал руку и заговорил тише: — Лари не приемлют однополых отношений. Ты должен понимать, как это бывает, — в Подводном городе такие связи ведь тоже под запретом, верно? — Да! — Маки округлил глаза, вспомнив о суровости законов родного города. — Это карается смертью. — Это дикость, — Джин качнул головой и, сжав кулак, стукнул им себя по бедру. — Это всё нужно будет изменить. Но не сейчас, сейчас главное — отразить вторжение. Он метнул быстрый взгляд на небо, будто проверяя, нет ли там транспортёров, и Маки невольно повторил за ним. — У нас мало сил, — голос Джина стал сухим, как всегда, когда он хотел спрятать тревогу. — Среди детей есть более одарённые и менее, но все они нуждаются в обучении: длительном, годами… Сейчас они могут защитить себя, могут создать всплеск силы и сконцентрировать её, кто-то лучше, кто-то хуже, но этого мало. Взрослый тренированный ассасин может противостоять двум-трём имперцам, но ребёнок… Мы не знаем, сколько будет захватчиков, с каким вооружением они прибудут, будет ли у них техника, боевой транспорт или только пехота, — мы ничего не знаем! — голос его дрогнул, но Джин быстро взял себя в руки и продолжил так же сухо: — Нам нужно больше детей и интенсивная программа. Я устраиваю всё по подобию Ордена Хеймона: тренинги, медитации, физические упражнения, группы по уровню подготовки. Он гордо поднял подбородок и глянул на Маки. — Что значит Хеймон? — спросил тот. — Это имя основателя. — Тогда твою школу стоит назвать Орденом Джина. Джин смутился и опустил лицо. — Джин — не моё имя. Это, скорее, прозвище, позывной для связи. У лари замысловатые имена, слишком сложные для Земли. — Интересно, какое имя было у тебя. — Я его не помню. Не потому, что был мал. В Хеймоне с детьми проводят нейротренинги, где изменяют память и сознание, лишают личности и собственного пути. В моём ордене такого не будет, я буду воспитывать детей как воинов, и они сами осознают свой долг. Это просто, ведь им предназначено защищать родину и оберегать мир, а не исполнять прихоти влиятельных заказчиков и развязывать войны. Уже через несколько часов поездки Маки валился от усталости, а однообразие заснеженных лесов перестало подстёгивать его любопытство. Джин больше не разговаривал: погрузившись в тревожные мысли, он молчал до места ночёвки. В середине следующего дня они достигли Дортеопина — крупного по меркам Лариды города. Серые дома под черепичными крышами заполняли плоскую котловину, с одной стороны ограниченную невысокими обрывистыми горами, а с другой — огромным белоснежным полем до горизонта, идеально, противоестественно гладким. — Что это? — спросил Маки, обводя рукой поле. — Такое ровное! — Это озеро. Заледеневшее озеро, — ответил Джин, ныряя в карту, нарисованную чёрной тушью по желтоватой бумаге, и указал пальцем в сторону. — Спуск к городу там! Слава «бога» мчалась впереди Джина. Ещё издали они заметили толпу лари, стоящих перед открытыми воротами, створки которых были укреплены на двух сторонах узкого прохода в скалах, создающих естественную защиту для города. При приближении Джина толпа взревела и рухнула ниц, освобождая проезд для коней и телеги. Под звуки дружно затянутой не то песни, не то молитвы друзья въехали в ворота, преодолели щель и оказались прямо на широкой городской площади, уже заполненной лари. Шествуя среди толпы, Джин тихо сказал, склонившись к Маки: — Я никогда не был здесь, но город кажется мне знакомым. Может, я жил в этом месте, кто знает. Может, мои родители на этой площади и смотрят на меня, — он обвёл растерянным взглядом толпу. — Я не помню их, но вдруг они смогут меня узнать? Как ты думаешь, я сильно изменился? В глазах его засветилась такая надежда, от которой у Маки в горле встал ком. Что скрывается в душе Джина, какую тоску носит в сердце зрелый сильный воин? Захотелось взять его руку, сжать пальцы. Маки посмотрел на правильный профиль Джина, ласково улыбнувшись. И вскрикнул от неожиданности, когда в голову прилетел комок снега, чуть не сбивший с седла. Джин отреагировал мгновенно, пустив в обидчика силу, сформированную в виде короткого луча. Молодой лари в куртке из дублёной кожи и двумя тёмными косами с воплем отлетел под ноги землякам, схватившись за живот. Толпа загудела, кто-то побежал прочь, кто-то упал на колени. — Шанки, шанки! — раздавалось отовсюду рефреном. — Они принимают только Сильных и уважают только силу, — с горечью произнёс Маки, стирая с лица подтаявший снег. — Они никого не уважают, — отрезал Джин, играя желваками. — Они принимают только шанки — бога с отрезанными ушами, и только до тех пор, пока он помогает им сладить с Сильными, которых ненавидят. Раньше детей, одарённых силой, убивали, пока те не стали слишком мощными. Нападали толпой или поджигали в доме. Шанки предложили иной путь, поэтому их почитают… Он не успел договорить, когда толпа расступилась и на середину площади вышел каэлль Дортеопина — высокий худой лари средних лет с проницательным взглядом тёмных глаз на костистом лице. Он упал на одно колено, тряхнув тёмными косицами, заплетёнными за ушами, произнёс приветствие и сразу же заверил: — Мы накажем того, кто это сделал! — каэлль зыркнул на свернувшегося на земле парня, и, следуя его властному жесту, двое охранников тотчас схватили нападавшего и уволокли через гудящую толпу. Джин удовлетворённо кивнул головой, а Маки опустил лицо. В прошлую встречу с лари сам вождь приказал высечь его и бросить в навоз, теперь же они наказывают его обидчика за невинный проступок. Но изменилось ли отношение местных к Маки? Вряд ли. В сотнях глаз вокруг он видел неприятие, граничащее с отвращением. Раздражение и презрение он увидел позже, у дворца каэлля — высокого каменного здания с узорной резьбой по фасаду и огромными деревянными дверями, — когда неловко спустился с лошади, плюхнувшись задом в подтаявший снег и тотчас промочив штаны, а потом возился с тележкой, от волнения запутавшись в лямках. Джин сделал шаг к нему, но Маки остановил его выразительным взглядом «Нет!». А вкатившись, наконец, в натопленный до духоты дом, преодолев лестницу, ведущую на этаж выше, откуда раздавались пафосные речи и голос Джина, Маки встретил лишь безразличие. Никто не замечал его, притаившегося в тёмном углу, до тех пор, пока служанка с подносом, наполненным яблоками, не запнулась о тележку, пройдя слишком близко. Присутствующие разом обернулись на её вскрик, скользнули по Маки равнодушными взглядами и вновь вернулись к беседе, из которой он понимал лишь отдельные слова, да и те, что говорил Джин, произносивший странные звуки ларийского языка на привычный имперский лад.