После купания в озере Маки чувствовал себя чудесно, он буквально летал над полом, не чувствуя ни тяжести, ни усталости. Как немного, оказывается, было нужно ему для счастья: вода и новый друг. Встречая Лио в коридорах храма, он улыбался во весь рот и получал в ответ искреннюю, хоть и вымученную, улыбку. В последнее время Джин лютовал. Словно вооружившись незримой плетью, он загонял воспитанников до полного изнеможения, считаясь только с возрастом. Лиодеанн, как наиболее сильный и старший из учеников, испытывал на себе всю мощь наставника. Казалось, получив от Лио помощь с зубом, Джин, вместо благодарности, стал требовать от паренька ещё больше.
Своими горестями вымотанный и задёрганный Лио делился с Маки, когда они встречались по вечерам в библиотеке, — оказалось, тот не умеет читать, и Маки, сам узнавший о ларийской письменности несколько месяцев назад, пытался учить его тем крохам, какие смог освоить самостоятельно, маясь от скуки и одиночества долгой зимой. На деле они учились одновременно, помогая друг другу.
Видя, как Лио тянется к знаниям, Маки задумался о том, почему бы не учить других детей грамоте и естественным наукам, раз уж их собрали в школе. Но когда он предложил это, Джин отмахнулся: «Мне некогда заниматься их образованием. Надо научить пользоваться силой и быть воинами, способными защитить себя и народ. Мне придётся выпустить детей против вооружённых солдат! А ты говоришь о грамоте».
Второй раз Маки осмелился обратиться к Джину по поводу его методов после неприятного случая с Лио. Наотрез отказавшись заниматься уроками репарации, Лио сбежал из храма в лес, где Джин нашёл его по вибрациям и приволок обратно в «клетке», как преступника. Лио сбегал и раньше — побродить по округе вместо утомительных тренировок, — но в этот раз Джин был просто взбешён. Наставник хоть и держал себя в руках, но давалось это ему едва ли не труднее, чем в тот памятный вечер удаления зуба, вокруг искрил воздух, а в глазах горела ярость, за которой скрывалось что-то другое. Страх?
— Если тебя ранят и ты не сможешь быстро излечиться — станешь бесполезным во время вторжения! — Джин чеканил слова, а голос его, обычно бесстрастный, звенел металлом. — Дурак!
Он наказал Лио и хотел запретить ему покидать храм даже в свободное время. Последнее показалось Маки слишком суровым. Когда на улице впервые за долгие недели появилось солнце и снег потёк с лап ельника быстрой капелью, когда в кронах запели птицы, оглашая приход незнакомой Маки, но такой долгожданной весны, безвылазно сидеть в четырёх стенах под довлеющей аурой наставника было бы невыносимо для Лио. Да и Маки, успевший привязаться к пареньку, уже не представлял прогулок без него.
— Мне кажется, ты очень строг с Лио, — осторожно заговорил Маки вечером, оставшись с Джином наедине.
Тот стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел вдаль, но после этих слов резко повернул голову и окатил холодным взглядом.
— Он не подчиняется мне и ставит под угрозу всю миссию, — он ответил не сразу, будто решал, стоит ли это обсуждать.
— Ты давишь на него, заставляешь, а мог бы поговорить с ним — Лио не ребёнок, он умный, он бы понял!
Джин ухмыльнулся и чуть заметно качнул головой.
— Он поймёт, когда начнётся вторжение.
Отчего-то Маки разозлила его насмешка. Пренебрежение не то Лио, не то самим Маки всколыхнуло внутри спрятанную обиду — не на Джина, нет. На Лукаса, Ленни — на всех, кто использовал его как вещь.
— Ты ведёшь себя так, будто он твой раб! — воскликнул Маки. — Контролируешь, заставляешь! Не считаешься с желаниями! Ты поступаешь точно как наставники в Хеймоне! Всё, с чем ты хотел бороться, — ты повторяешь! — он смолк на мгновение под застывшим взглядом и выпалил: — Ты даже имя у него отнял! Как отняли у тебя когда-то…
Лицо Джина изменилось мгновенно: ноздри раздулись, под кожей заходили желваки. Он подскочил и, упёршись руками в кровать, угрожающе заговорил:
— Не учи меня наставничеству! Я не нуждаюсь в советах!
Он был так близко, что видно было мелкую дрожь, бегущую по лицу. Маки отпрянул, испугавшись — не силы, искрящей в бионических глазах, а того, как, не желая, ранил Джина упрёком.
— Да. Прости меня, это было лишнее, — прошептал он, отводя взгляд.
Джин шумно набрал воздуха и свёл брови.
— Я не могу ждать, когда он поймёт, — сказал он с жаром, — не могу потакать его лени и желаниям! У нас нет на это времени! Они приближаются — я чувствую их вибрации в космосе, — он перевёл взгляд на тёмное небо за окном.
— Кто приближается? — выдохнул Маки, потрясённый. — Имперцы?!
— Ну, — Джин смягчился и успокоился, — я не разглядел эмблемы на их бортах. У меня хоть и улучшенные глаза, но не телескоп, — он усмехнулся и похлопал Маки по плечу.
— Телескоп! — вскричал Маки и поднял палец вверх. — Вот что это за штука!
— Где? — заинтересовался Джин.
— Я нашёл его в одной из комнат на третьем этаже. Пойдём!
Спустя пару минут Маки карабкался по крутой лестнице, ведущей на этаж под крышей, под изумлённым взглядом Джина.
— Как ловко ты поднимаешься! — похвалил тот, но Маки почему-то стало неприятно, щёки вспыхнули, а губы невольно сжались.
Он всё чаще замечал, что злится на Джина — без причины, просто против воли в груди вскипает раздражение или протест.
— Вот! — указал он на запылённый прибор в виде большого бронзового цилиндра из нескольких секций, покрытых витиеватым узором.
Телескоп был укреплён на треноге в центре комнаты, одним концом выходил в отверстие в крыше, откуда задувало ветром и сыпались мелкие снежинки. Маки зябко повёл плечами и пропустил Джина к прибору. Тот озадаченно заглянул в телескоп, покрутил вращающиеся секции, снова посмотрел, взобрался на постамент и, просунув руку в отверстие, смахнул налипший на линзе снег.
Джин нашёл искомое мгновенно, не раздумывая повернув телескоп в западный участок неба.
— Вот они, — выдохнул он ошеломлённо и подозвал Маки жестом, не отрывая взгляда от космоса.
Тот заглянул в трубу и вздрогнул, упёршись взглядом в крупные огни, движущиеся на фоне мутной россыпи звёзд.
— Два? Только два? Это ведь немного, да? — спросил он с надеждой.
— Мы не знаем, что там на борту, сколько их, может, это разведка, — Джин покачал головой и добавил твёрдо: — Нам надо готовиться. Они будут здесь через несколько месяцев. Приведи Лио… как его там зовут! Пусть посмотрит.
Он отошёл быстрым шагом, случайно толкнув телескоп, и встал у окна, заложив руки за спину. Маки послушно бросился к лестнице. Джин часто поручал ему общение с Лио, словно сам избегал этого, и Маки привык к роли посредника.
Лио вошёл, потупив глаза.
— Что это? — спросил он насторожённо, когда Джин вернул телескоп в нужную область и предложил воспитаннику посмотреть.
— Это то, с чем нам предстоит воевать. К чему я тебя готовлю, — Джин говорил спокойно, скрестив руки на груди. — Но ты можешь не пользоваться тем, что я даю, — это твоё дело, ведь ты не ребёнок. Считаешь, репарация тебе ни к чему — не приходи на занятие. Может, что-то ещё тебя не интересует? — он чуть подался вперёд, наклоняясь к Лио. — Выбирай сам, Лиодеанн.
Не дожидаясь ответа или реакции, Джин развернулся и вышел прочь. Лио какое-то время стоял на прежнем месте, хмурясь и приоткрывая рот, будто споря с самим собой, затем порывисто шагнул к телескопу и вновь заглянул в трубку.
— Страшно, правда? — проговорил он и повернулся к Маки, а затем быстро последовал за Джином.
На следующий день Лио не явился на занятие. Джин, прочитав на лице Маки немой вопрос, устремил взгляд в стену, проникая улучшенным зрением сквозь неё, и ответил с нарочитой непринуждённостью:
— Бродит по предместью.
Предместьем Джин называл образовавшееся за недолгое время стихийное поселение рядом с храмом — там поселились семьи Сильных, не пожелавшие расставаться с детьми, и теперь, став для своих общин изгоями, обустраивали быт на новом месте. Маки поражала самоотверженность этих лари, бросивших в середине зимы обжитые места и теперь ютившихся в наскоро сколоченных хижинах, доедая остатки запасов. Детей из предместья, в том числе не обладающих даром, кормили в столовой храма, но больше Джин ничем не мог им помочь — только отдать в пользование долину между двумя рощами, которую, едва земля начала протаивать, лари стали обрабатывать для ранних посевов.
Лио часто ходил туда, скучая по сородичам. Маки не решался идти с ним — отношение к морянину было прохладным, в лучшем случае лари старались не замечать его. Не привыкший навязываться, Маки избегал предместья и лишь слушал рассказы Лио о том, что там происходит, да и те в основном сводились к сравнению разбросанных по долине сырых хижин с завешенными сукном окнами и богатого и развитого города Дортеопина, где Лио вырос и по которому отчаянно скучал.
О Дортеопине Лио мог говорить бесконечно. Жизнь сироты, пределом мечтаний которого было пробиться в подмастерья ремесленника и обрести крышу над головой, трудно было назвать счастливой. Но Лио рассказывал о ней с таким блеском в глазах, что Маки и сам невольно проникался и разделял восторг от первой заработанной монетки и первой кружки браги с жареными рёбрышками, съеденными под топот пьяных танцев в кабаке.
Маки встряхнул головой, возвращаясь в реальность. Как всегда на занятиях по управлению силой, его сознание настырно ускользало в мечты и воспоминания, чтобы избежать неприятного напряжения. Управление силой никак не давалось морянину. Он раз за разом вызывал выброс феромона, до синевы щипая руку, концентрировал по методу Джина, но в тот момент, когда сила должна была вот-вот раскрыться, сознание шло по старому, заученному в «Русалочке» пути и распыляло феромон в воздух, не находя объекта для «осчастливливания». Окажись рядом в тот момент человек на грани оргазма — феромон опьянил бы его, а Маки так и оставался в неведении, на что же способна его сила помимо этого.
Он хотел вновь ущипнуть себя, но, увидев на запястье большую синюшную гематому от особо усердного щипка, засомневался и перевёл взгляд на Джина, стоящего в конце учебной комнаты. Тот был сам не свой с утра. Ничто не выдавало напряжения наставника, но Маки хорошо его знал: стиснутые в замок до побелевших костяшек руки за спиной, лоб, упёртый в холодное стекло, и устремлённый в окно невидящий взгляд. Беспокоили ли его приближающиеся к Лариде транспортёры или отсутствие Лио, который не преминул воспользоваться разрешением пропускать занятия, или то были отголоски недавнего спора с Маки и брошенных им сгоряча слов?
Маки вздохнул и закусил губу, раскаиваясь. Он должен был поддерживать Джина, как никто другой, зная, какой груз лежит на его плечах, а не упрекать и изобличать. А вечером, когда Джин не пришёл к нему в комнату по обыкновению, чувство вины захлестнуло Маки с головой.
Он разыскал Джина в «тронном зале», как они называли центральную залу храма под главным сводом. День погас недавно, красноватые лучи заката отражались от туч и проникали в храм через круглое окно в своде. Джин сидел на полу поодаль от «трона» и смотрел в небо, запрокинув голову. Он не сразу обернулся на скрип тележки, не желая отрывать взгляд.
— Ты смотришь на звёзды? — спросил Маки, положив подбородок ему на плечо.
— Да, на звёзды, — Джин кивнул и неловко повернул голову, силясь разглядеть его лицо.
В глазах Джина сверкнули искорки чистой энергии, свидетельствуя о том, что он использовал улучшенное зрение, глядя сквозь материю и пространство, а не просто смотрел на низкие облака над окном свода. Маки обнял его, не зная, что сказать. Тепло и сочувствие — это всё, чем он мог помочь Джину, но ему не под силу было облегчить его задачу и забрать тревоги. Они сидели так молча, не замечая, как храм накрывает ночь. Но Маки не требовался свет, чтобы понять Джина, — он буквально кожей ощущал исходящие от него вибрации печали. Джин мог не осознавать своих чувств, не придавать значения или просто прятать, но для Маки он был как открытая книга. За непроницаемой стойкостью ассасина скрывалась живая душа, подверженная тоске и сомнениям, которые Джин умел отбросить, сосредоточившись на деле, но не умел не испытывать.
Расчувствовавшись, Маки коснулся губами щеки, а потом зарылся в волосы за ухом, вдыхая родной запах. Джин не шелохнулся, скованный внутренним напряжением, но Маки уже придумал, как его расслабить.
— Я хочу показать тебе одно место! — в кромешной тьме он нащупал руку и потянул за собой. — Горячее озеро, тут недалеко.
***
Ранняя весна дышала холодной сыростью. Всюду была вода: в каждой ложбинке, в каждом следе копыта на топкой почве, росой покрывала остывшие камни и сбегала струйками, сверкая в свете вышедшей из-за туч луны. Джин зажёг огонь и направил коня за Сиэнн, идущей по тёмному лесу почти наугад. Здесь почти везде лежал снег, и только у толстых стволов чернели проталины. Ледяная капля упала Маки за шиворот, он вздрогнул всем телом, чуть не упав с седла, и рассмеялся, мельком оборачиваясь на Джина, — заметил ли тот, улыбнулся? Скоро в воздухе потянуло серой и повеяло теплом.
Маки проплыл на середину озера первым и сел, развернувшись к берегу. Джин аккуратно вошёл по пояс, зачерпнул розоватую воду в ладони и принюхался. Маки поболтал рукой по дну, чтобы на поверхность поднялись газовые пузырьки.
— Когда я впервые пришёл сюда, — он радовался тому, что Джин не спросил, как ему удалось найти озеро, — упоминание Лио в такой момент было бы некстати, — то сразу вспомнил о Земле…
Маки смолк, наблюдая едва приметные изменения в лице Джина: печальная морщинка меж бровей, приоткрытые губы с застывшим на них невысказанным словом, ушедший в себя взгляд.
— Джин, — осторожно заговорил он, зная, каким абсурдным будет вопрос, заданный посреди живой, разнообразной, дышащей свежестью весенней Лариды, — ты скучаешь по Земле?
Джин дёрнул головой и нахмурился, будто не вовремя пробудившись от грёз.
— По Земле? Нет! — он усмехнулся и покачал головой, подтверждая странность глухой тоски по выжженной планете, засевшей у Маки под рёбрами. — Я скучаю по брату…
Голос Джина треснул и сломался, как всегда при воспоминаниях о семье. Что-то болезненное вырвалось из глубины и тенью отразилось в его лице, и Маки словно обдало холодом, заставляя поёжиться под горячей водой. В глазах Джина вспыхнула тревога — оттого ли, что дал чувствам волю, или… Маки не успел додумать, как Джин рывком развернулся в сторону и метнул в темноту за округлыми валунами силовой шарик.
— Ты следишь за мной, что ли?! — взревел он и ударил снова вслед удаляющимся шлепкам по мокрому снегу и треску валежника.
***
Лиодеанн бежал по ночному лесу, не разбирая дороги. В смятении он остановился у толстой пихты отдышаться и запоздало скинул бесполезный в случае с шанки «плащ». Он спрятался под покровом силы, услышав чужие голоса в своём тайном местечке, но был раскрыт сразу же, стоило соприкоснуться со сторожевым полем Джина, во всём превосходящего своего бестолкового ученика на сто порядков.
В груди билось пламя, узел из перепутанных чувств: недоумение, досада, разочарование, страх, унижение, обида, гнев — не разобраться сгоряча. Но одно было ясно: в Ордене всё плохо и все — плохие, и ему, Лиодеанну, там не место.
Не знавший родителей, он всегда сам определял свою судьбу — верным или нет, но шёл тем путём, каким хотел. И так будет и впредь.
