Семь монет

Лиодеанн смотрел на удаляющихся по северной тропе Джина, Маки и сопровождающих через большое окно, растянувшееся от пола до потолка в холле второго этажа. Он заметил, что стоит заложив руки за спину — чужая поза, невольно перенятая, — и, неодобрительно цокнув, расцепил кисти. Пора домой. Гнев за разрушенную жизнь, обида за наказания и кусачая ревность, захлестнувшие накануне с головой, остыли, но решимость и уверенность никуда не делись: Джин не бог, а потому не в его власти вершить судьбу Лиодеанна. Он спустился на первый этаж, взял из оставшихся в прихожей зале даров несколько яблок, виток колбасы и мешочек с солёным печеньем и отправился в жилое крыло, на ходу бросив играющим в коридоре мальчишкам: — Отнесите всё в погреб! А через четверть часа уже решительно шагал по протаявшей на весеннем солнце тропе в сторону Дортеопина. Он подошёл к обрыву над городскими воротами поздним вечером третьего дня — съев все припасы, грязный, в промокших сапогах, но воодушевлённый. Внизу, в долине, горели тысячи огоньков и слышалась далёкая музыка, справа белело озеро, из-за крупных чёрных трещин на льду похожее на расколотую яичную скорлупу, а вдали, на Камне, уже зажгли маяк, готовясь к весенней навигации. От знакомого вида защемило сердце. Сколько раз мальчишкой, набегавшись по лесам и наскитавшись по окрестным деревням и сторожкам, он неизбежно возвращался в Дортеопин. В беспризорном детстве Лиодеанн считал домом улицы города, все его здания, кабаки и рынки, а устроившись учеником к кожевнику, он, наконец, обрёл настоящий дом и друзей. Туда он и отправится в первую очередь. Осторожно спустившись к проходу между скалами, где располагались городские ворота, Лиодеанн бесстрашно двинулся к огромным деревянным створам, которые освещались двумя факелами, укреплёнными в бронзовых кольцах по сторонам ворот. Можно было дождаться утра, когда город открывали для всех, и постараться проникнуть внутрь незамеченным, но Лиодеанн понимал: его сдадут те, к кому он так стремился. Поэтому решил не оттягивать встречу со стражей, один из воинов которой сейчас со скрипом поднял откидную ставню смотрового окошка в верхней части ворот и крикнул: — Кто таков? — голос его отразился многократным эхом от скал. — Я житель этого города, — ответил Лиодеанн, щурясь от бьющего в глаза света факела, в зареве которого терялось окошко и лицо говорившего. — Назови имя — своё и отца — и гильдию, — деловито приказал стражник, и в тиши ночи Лиодеанн услышал громкий шорох страниц Городской книги, куда когда-то он сам с гордостью вписал своё имя, получив право именоваться жителем Дортеопина. — Лиодеанн, сирота. Из Гильдии кожевников, — он прокашлялся от волнения, предполагая, что будет дальше. — Ты проклятый! — голос стражника загремел громом. — Таким, как ты, запрещён вход в Дортеопин. Покинь площадь у ворот! — Но я хочу войти! — Лиодеанн крикнул, силясь рассмотреть стражника, но, казалось, того уже не было за окошком. — Я владею собой и не причиню зла горожанам! Не успел он договорить, как в воздухе просвистела стрела и предупредительно вонзилась в шаге — стрела с обмазанным смолой и зажжённым наконечником. А спустя миг ворота открылись и изнутри с угрожающими криками высыпали стражники, вооружённые факелами. Огонь — издревле известный способ борьбы с проклятыми. Лиодеанн попятился, выставив вперёд руки. Возможно, он сумел бы ударить силой, как его учил Джин, смести глупцов, разбить ворота — он бы справился наверняка, но у него была другая цель. — Я мирный! Я не причиню городу вреда! — он отходил всё дальше в тёмный проход, сосредоточившись на сдерживании вскипающей силы. — Позвольте войти! — Лишь каэлль может дать такое разрешение! — Тогда позвольте просить у каэлля! За ворота Лиодеанна так и не впустили, но и нападать перестали, оставив в проходе одного. А спустя время, к удивлению, калитка в воротах приоткрылась, и страж крикнул: — Идём, каэлль хочет принять тебя! — Сейчас? — изумился Лиодеанн, задрав голову к узкой полосе звёздного неба над проходом. Он надеялся, что ему позволят переночевать на сухих ступенях дворца в ожидании приёмного часа, но никак не думал, что каэлль захочет говорить с ним в столь позднее время. Сердце в груди застучало чаще. Проследовав за стражем через несколько почти безлюдных площадей, словно бусины, надетых на главную улицу Дортеопина, Лиодеанн набрал воздуха и вошёл во дворец. Роскошь и размах обрушились на него, стоило сделать шаг внутрь. Каэлль сидел на огромном стуле в конце большого зала с витражными окнами, которые чуть колебались, позвякивая от порывов ветра, и отражали свет десятков свечей, наполняя комнату роем мелких бликов. — Здравствуй! — мягко произнёс каэлль в ответ на поклон оробевшего Лиодеанна. — Значит, шанки прислал тебя, — он хмыкнул и довольно потёр подбородок. Теперь Лиодеанн догадался, с чем связан столь тёплый прием, но ему пришлось разочаровать каэлля. — Нет, я сам пришёл. Шанки не знает о моём визите, я воспользовался его отсутствием, чтобы прийти сюда. — Вот как, — улыбка сползла с сухого лица каэлля, и он подался вперёд, упёршись в резные подлокотники. — И куда же он отлучился? — В Узкую долину, по делам Ордена. Лиодеанн понял, что сказал лишнее, когда глаза каэлля сверкнули, а ноздри хищного носа раздулись. — По делам Ордена, — повторил он зло. — Ну а тебе-то что здесь нужно? — Я пришёл просить позволения вернуться в ваш город, — Лиодеанн склонил голову. — Проклятые не могут входить в Дортеопин без надзора шанки и не связанные путами его силы — это непреложный закон. Но ты явился! — каэлль приподнялся и обхватил кулаками набалдашники подлокотников. — И сам не отрицаешь, что сбежал из-под усмиряющего влияния бога. Ты опасен! — голос его отразился эхом под сводом, и в ответ на требовательный жест за спиной Лиодеанна лязгнула оружием стража. — Я не опасен! — воскликнул тот, украдкой оглядываясь через плечо. — Я не нуждаюсь в неусыпном надзоре и сам могу сдерживать себя безо всяких пут! Для этого шанки учит нас заклинаниям, и их достаточно, чтобы обуять проклятую силу без его помощи, — он вглядывался в недоверчивые глаза каэлля, стараясь убедить. — Да он и не бог! Он такой же проклятый, как и мы, только сильнее. — Почему ты так говоришь? — каэлль медленно опустил руку, не сводя с Лиодеанна внимательных глаз. — Шанки явился со звезды. Он — бог, и только ему под силу усмирить проклятых… — Он явился не со звезды — шанки жил в мире, похожем на Лариду, только мир тот беднее и хуже, — уловив во взгляде каэлля заинтересованность, увереннее продолжил Лиодеанн. — Он не бог: он питается не звёздным светом, а теми дарами, что вы жертвуете храму, он подвержен усталости и болезням — я сам был свидетелем, как он мучился от зубной боли, разве с богом такое могло случиться? На губах каэлля промелькнула довольная усмешка. Он спустился с тронного возвышения и встал рядом, скрестив руки на груди. — Он во всём похож на лари: и в потребностях, и в страстях. И сила его имеет предел — я совладал с ним однажды, — не без удовольствия заключил Лиодеанн. — Ты убедил меня. Расскажешь потом подробнее всё, что знаешь о его потребностях и страстях. Раз он не бог, значит, эти заклинания может использовать любой лари? Лиодеанн кивнул. — И ты? — Да, только я… не очень хорошо их знаю, — он виновато посмотрел на каэлля. — Так узнай, — каэлль положил руку ему на плечо и по-отечески заглянул в глаза. — Мы сможем сами воспитывать проклятых детей, а не отдавать их самозванцу и задабривать его дарами. Ты можешь заняться этим, Лиодеанн! Встать во главе новой гильдии магов. Что скажешь? — Я… э-э… — Лиодеанн не нашёлся что ответить, потрясённый. — Я издам указ, разрешающий тебе поселиться в Дортеопине и учредить гильдию. Ты можешь оставаться в городе сколько хочешь — с этой минуты ты получаешь моё личное покровительство. Можешь ночевать во дворце. Подайте ужин! — последнее каэлль крикнул в сторону двери. — Но не задерживайся надолго — нам ведь нужно узнать все хитрости этого Джина. Думаю, ты справишься, ты ведь умный парень, Лиодеанн, куда умнее простого кожевника — это сразу видно! Он взял Лиодеанна за плечи и заглянул в лицо, одобрительно кивнув.

***

Лиодеанн никак не мог уснуть. То ли слишком широкая кровать и непривычно высокие стены дворцовых покоев беспокоили его, то ли еда, после аскетичного питания в храме показавшаяся слишком пряной и жирной, никак не могла улечься в животе и стояла комом. Он поднимался, подходил к окну, за которым открывался вид на богатые улицы в россыпях фонарей и озеро вдали, ощупывал стёклышки, соединённые в витраж латунными планками, трогал резные рамы, осматривал комнату, немногочисленную мебель — в сотый раз — и вновь ложился и разглядывал теряющиеся в темноте рисунки на потолке. «Как так вышло?» — спрашивал он себя и в недоумении озирался. Он ведь пришёл сюда совсем не для того. Лиодеанн просто хотел вернуться домой, вернуть себе свою жизнь, так как же вышло, что, не проронив ни слова, он почти согласился на то, чего совершенно не хотел? Он рывком сел в кровати, свесив ноги, упёрся локтями в колени и обхватил гудящую от бессонницы голову. От внутреннего противления тошнило, словно тело желало вытолкнуть чуждое наружу. А может, это страх свернулся в узел под ложечкой? Страх перед непомерными для сироты возможностями, внезапно обрушившимися на его голову. Промучившись до утренней зари и выблевав ужин в ночной горшок, Лиодеанн уснул на пару часов, а проснувшись посвежевшим и полным решимости, выскользнул из дворца и отправился в Гильдию. В лугах и перелесках ещё лежал снег, но на городских улицах, вытоптанных тысячами деловитых ног, не осталось и следа былой зимы — сухая брусчатка гулко отзывалась под шагами и сверкала слюдяной крошкой на восходящем солнце. Сердце зашлось предвкушением, когда Лиодеанн ступил на улицу кожевников. Здесь он впервые обрёл дом — в каморке над складом для шкур разрешил поселиться хозяин мастерской Киэнндаль, и Лиодеанн обустроил это жильё, до того неиспользуемое. Он поднял глаза на окно с конопляной занавеской, которую купил первым делом, спасаясь от палящего солнца, и вздрогнул, увидев, как за занавеской промелькнула чья-то тень. Там ещё оставались его вещи — Лиодеанн ведь убежал тогда от Джина, не захватив ничего, кроме кошеля, что всегда болтался на поясе, — но это был уже не его дом. Он подошёл к мастерской Киэнндаля и открыл тяжёлую дверь. Знакомый запах кожи и дубильных растворов ударил в нос, заставляя сердце трепетать. — Что ты здесь… — услышал он встревоженный голос хозяина, но не смог разглядеть лица, ослеплённый ярким солнцем снаружи. — Зачем ты пришёл?! Его возглас разорвал напряжённую шуршаще-постукивающую тишину, и она брызнула десятками испуганных голосов: — Проклятый! Вернулся! Кто его пустил?! Прочь! Убирайся! Лиодеанн в смятении отступил на пару шагов, слепо таращась в тёмный проём, когда оттуда выскочил Киэнндаль, свирепо вращая глазами: — Тебе нечего здесь делать, проклятый! — трясущимся пальцем он указывал в сторону улицы, не решаясь приблизиться. — Убирайся! — Киэнндаль! — Лиодеанн выставил перед собой ладони, но этот защитный жест заставил бывшего хозяина вздрогнуть и отскочить к дверям. — Я получил разрешение каэлля находиться в городе! Я хочу вернуться в мастерскую. — Ну уж нет! Прочь, и больше не приходи! — Киэнндаль грозно сверкнул глазами и потянул створки двери. — Постой! — бросился к нему Лиодеанн. — Могу я увидеть Миринн? И тотчас заметил в окне каморки над складом знакомое лицо двоюродной племянницы хозяина. — Миринн вышла замуж, — холодно ответил тот и вновь стал притворять двери. — Как — замуж? — опешил Лиодеанн. Он бросил взгляд на окно, но Миринн уже скрылась за занавеской. — Ей пришёл срок выходить замуж, и я отдал её, — Киэнндаль небрежно пожал плечом. — Но мы же были помолвлены! — воскликнул Лиодеанн, ухватившись за створку, и потянул на себя. — Ты проклят, Лиодеанн! Никому не нужно твоё дурное семя, — с этими словами он дёрнул дверь с силой и стукнул засовом изнутри, откуда продолжал раздаваться его приглушённый голос: — Оттого он и сирота — сам, поди, убил своих родителей. И хочет породниться с достойными лари! Лучше бы шанки забрал его на звезду. Лиодеанн остался на залитой ярким весенним солнцем улице, упёршись носом в закрытую дверь. Так же он чувствовал себя в детстве, слоняясь по городу и безнадёжно ища приюта. И вот опять… — Каэлль издаст указ, разрешающий мне быть достойным жителем Дортеопина. И сделает главой новой гильдии! Слышите? — никто не услышал его севший от горечи голос. Об этом же Лиодеанн рассказывал проститутке, которую снял в кабаке у рынка. Он потратил горсть монет, что оставались в кошеле ещё с тех пор, как он пришёл в храм — в Ордене и предместье их некуда было использовать — и накупил еды и выпивки. Напился сам до икоты и дурного смеха и угостил незнакомых ремесленников. После орал песни, танцевал и трогал женщин, а последний серебряный потратил на их любовь. — Скоро у тебя будет много денег, — розовощёкая проститутка наклонилась над ним, лежащим на кровати, и провела мягким пальцем по груди, животу, проникла под пояс штанов. — Будем так веселиться каждый день. — Ага, я хочу веселиться, — пробормотал Лиодеанн, не в силах совладать с пьяным языком. Потолок вращался перед глазами, от попытки задержать взгляд на любовнице мутило. Он тяжело прикрыл веки и отключился. Утро разбудило ярким лучом. Не сразу сообразив спросонья, где находится, Лиодеанн осмотрелся недоумённо, вскочил с кровати, подбирая слетающие трусы с развязанными шнурками и одновременно хватаясь за больную голову, наскоро оделся и бросился к городским воротам — впереди были три дня пути до Ордена.