***
Дорога далась тяжело. Похолодало, ночами земля размокшего от недавних дождей тракта смерзалась в ледяные комья, на которых лошади запинались и поскальзывались до середины дня, пока солнце не поднималось достаточно высоко, чтобы снова растопить лёд в вязкую грязь. А когда до храма оставались считанные километры, с озера задул пронизывающий ветер, небо затянуло тучами и внезапно пошёл снег, на глазах покрывая уже зеленеющие поля белой пеленой. Домой путники прибыли глубокой ночью, совершенно вымотанные. Джин помог Маки добраться до комнаты и лечь в кровать, и тот мигом уснул, едва коснулся щекой подушки. Джин не спал. Тихо покинув спальню, он остановился у выходящего на долину окна в холле рядом с комнатой Маки и засмотрелся на круговерть крупных снежинок за стеклом, размышляя о силе морянина, проявившей себя таким удивительным образом. Его отвлёк скрип двери на первом этаже. Джин сбежал по лестнице и, спустившись наполовину, увидел в холле облепленного снегом Лио, который осторожно пробирался через до сих пор загромождавшие помещение тюки с зерном в сторону крыла для воспитанников. — Откуда ты? — изумлённо спросил Джин, и тот вздрогнул и остановился, задрав голову, с выражением лица пойманного за руку преступника. Однако мгновенное замешательство быстро сменилось привычной дерзостью, и Лио ответил настолько небрежно, насколько позволяли стучащие от озноба зубы: — Х-ходил в Дортеопин. — Зачем? — нахмурился Джин, обводя взглядом неразобранные дары, и спустился еще на две ступеньки. — К своей невесте. Как бы ни старался Лио выглядеть уверенно, вид у него был жалкий — с одежды и волос потоком бежала вода и слетали на пол мокрые комья снега, лицо и руки покрывали красные пятна, с носа текло, а тело било дрожью. Не хватало ещё, чтобы мальчишка заболел и слёг. Джин разочарованно цокнул. Таким же промёрзшим Лио впервые пришёл в храм, и с тех пор, по прошествии нескольких месяцев, ничего не менялось — он по-прежнему не владел репарацией, да и половиной навыков, которые другие воспитанники, не противящиеся обучению, осваивали куда быстрее. И дело было не в пропусках занятий. Маки был прав, говоря, что без желания Лио бесполезен. Он повторял аффирмации, делал упражнения, но ничего не закреплялось в его наглухо закрытой бестолковой голове. Немалая сила, дарованная Лио, не обретая формы, по большей части рассеивалась в пространстве и не приносила пользы даже ему самому. Вот и сейчас он стоял перед Джином с едва заметным свечением истощившихся ресурсов, но при этом настолько замёрзший, что было очевидно — силу он истратил не на обогрев. — Зачем? — повторил Джин, сокрушённо качая головой. — А зачем ходят к женщинам? — хрипло ответил тот, вскинув голову, прокашлялся и пошмыгал полным носом. — Чтобы спать с ними! — заявил не без гордости. — Ты не тем озабочен! — Джин повысил голос и приблизился. — Плотские утехи отнимают силу! — так его учили когда-то. Лио скрестил руки на груди и вздёрнул нос, но невольно отступил на пару шагов перед надвигающимся Джином, натолкнулся на мешок и неуклюже завалился на него. — Отнимают, только если утехи с женщинами, так? — он прищурился и неуловимо качнул подбородком в направлении второго этажа, задержав на Джине долгий взгляд. — Что ты спросил? — оторопел Джин. А Лио тем временем потупил глаза и, оттолкнувшись от мешка, проскользнул мимо в сторону жилого крыла. — Я отнесу это в погреб завтра, если ты позволишь, шанки, — он склонил голову и положил ладонь на грудь в ларийском жесте уважения. — Да, конечно, — проговорил Джин, поджав губы. — Приведи себя в порядок и отдохни. Утро уже скоро.***
За окнами учебного зала горел яркий день. Окончательно повернувшись на весну, солнце согревало Лариду, топило последние комочки снега, притаившиеся в тенистых лесах и межевых оврагах среди зеленеющих полей вокруг храма. Свист и трели птиц, тёплый полуденный ветер, запах прелой листвы, перезимовавшей под снежным одеялом, и первые цветы, распустившие скромные голубые бутончики у самой земли, — всё это заставляло сердце пускаться вскачь, а душу — обманываться предвкушением скорого счастья. Разве могло оно не прийти, когда весь мир ликовал, пробуждаясь? Маки нехотя оторвал взгляд от окна и с улыбкой обернулся к Джину. — Итак, твоя сила позволяет проникать в мысли, — заключил Джин и положил ладонь Маки на плечо. — Выходит, ты можешь внушить что угодно: отступить, умереть или действовать тебе во благо… — он задумался и осмотрел зал, на миг задержавшись на Лио, старательно выписывающем символы на грубой бумаге. — Смотри, Лио стал ходить на все уроки, когда ты дал ему свободу выбирать самому, — заметил Маки не без удовольствия. — Да, ты был прав, — Джин кивнул. — Он ходит везде, кроме тренинга по репарации. Увы, я не могу научить его залечивать раны без боли, а к ней он совсем не готов, — он усмехнулся с укором и добавил решительно: — Твою силу надо опробовать. Лиодеанн! Лио оторвался от занятия, поднял настороженный взгляд и подошёл по жесту Джина. — Внуши ему что-то пустячное и нелепое, — Джин качнул головой на Лио. Маки растерялся, под встревоженным взглядом Лио ничего не приходило на ум, но разочаровывать Джина не хотелось. Он быстро посмотрел в окно, ущипнул собственное запястье, вызывая выброс феромона, и проговорил про себя: «Сейчас ночь. За окном ночь». Язык феромона вырвался из груди и ударил в Лио, буквально сбивая с ног. Тот пошатнулся, взмахнул руками, хватаясь за воздух, затем встряхнул головой, потёр висок и приблизился к окну. — Как же это… — он в замешательстве обернулся и обвёл зал взглядом. — Что произошло? Была ночь! — он воскликнул, указывая пальцем в окно, и округлил глаза. — Я был здесь ночью! — Это я внушил, что за окном ночь, — прошептал Маки едва слышно, поражённый эффектом. — Получилось, Джин. — Была ночь… — Лио бормотал, уткнувшись носом в стекло и ощупывая раму. — Ты слышишь: это Маки внушил тебе, используя силу, — Джин подошёл к нему и развернул за плечо. — Что ты почувствовал? Лио блуждал взглядом по его лицу, словно не в силах сфокусировать. Он положил ладонь на лоб и проговорил: — Меня будто ударили по голове… Это было ночью! Я стоял здесь, у окна, — Лио оживился, постучал пальцами по шершавому подоконнику, — а потом… я ничего не помню… Я устал… Да, устал! — с каждой фразой его голос обретал большую уверенность. — Я не спал, стоял тут всю ночь, у окна! — Эй, Лио, нет, — Джин взял его за плечи и посмотрел в упор. — Ты стоишь тут не больше пары минут! Вспомни, ты рисовал пиктограммы аффирмаций, когда я позвал тебя, — он заглядывал в мечущиеся глаза воспитанника в поисках отклика. — Это Маки внушил тебе, что сейчас ночь! Это иллюзия! — Да, да, я припомнил сейчас… — Лио настойчиво выкручивал голову в сторону окна. — Было очень темно… и как я писал? А потом удар… Мне нехорошо, — он посмотрел на Джина, тяжело прикрыв веки. — Твоя сила действует как нейроустановки Хеймона, — Джин обернулся к Маки с окаменевшим лицом. — Я узнаю это чувство, будто ты что-то забыл и мучительно пытаешься вспомнить, но мозг услужливо подсовывает тебе вымышленные воспоминания, которые меняются на глазах, подстраиваясь под чужую ложь. Это страшная сила. Применяй её только к врагу, и никогда — к другу, — он перевёл взгляд на Лио и тепло коснулся плеча. — Прости меня. Отдохни сегодня. Джин быстро отошёл, а Маки пролепетал: — Да, Лиодеанн, прости, пожалуйста. Но тот не слушал, он ошарашенно смотрел вслед наставнику, приоткрывая рот. — Он сказал мне «Прости»? — наконец выговорил Лиодеанн. — Пойду в свою комнату, сегодня была тяжёлая ночь, я проторчал тут без сна, и теперь голова гудит. Проводив его глазами, Маки бросился к Джину, ловко лавируя тележкой между отдыхающими на перемене воспитанниками. — Когда же он перестанет верить во внушение? Это навсегда? — он в ужасе трепал Джина за рукав. Тот присел рядом. — Полагаю, срок зависит от мощности, — было заметно, что Джин жалеет об эксперименте. — В Хеймоне нейроустановки включали регулярно раз в сутки — для поддержки. Но я подвергался воздействию почти всю жизнь и потому до сих пор слышу отголоски, не понимая, мои ли это мысли или их… — Неужели от этого нельзя освободиться? Джин пожал плечом. — Мне известен лишь один способ полностью очистится от программы. В Хеймоне говорят о легендарной Тюрьме перевоспитания — таинственном месте, куда не проникают звук, свет, вибрации. Туда отправляют тех, кто отступил от кодекса, за долгие годы они забывают себя и всё, что знали, и после Тюрьмы их программируют заново, с чистого листа. Однажды я видел эльфа, вернувшегося оттуда, — он был глуп, как младенец. Когда его впервые подвергли программированию, он пожаловался, что его будто ударили по голове. Когда Лио сказал о своих ощущениях, я сразу вспомнил того эльфа и понял природу твоей силы. Теперь мне ясно, откуда они взяли идею нейроустановок. Конечно, имперцы сделали это — препарировали феромон в своих институтах и скопировали вибрации. Вот только установки в Хеймоне просто открывают разум внушению, но вложить мысль им не под силу — это делают наставники. Но ты сам и сила, и мысль одновременно. А еще я понял, почему ваши моряне скрывают этот дар и не изучают его. Так же, как лари избавляются от Сильных, — не могут управлять и потому боятся, что сами станут жертвами. А феромон куда сокрушительней силы проклятых. Я могу одолеть пять, десять воинов, но ты можешь заворожить всю армию имперцев! Приказать им обратить оружие друг против друга или просто убираться восвояси. И избежать стольких жертв. Джин осмотрел комнату, наполненную детьми, с почти счастливой улыбкой. За неё Маки готов был на что угодно. Хотелось броситься Джину на шею, или бежать громить имперцев, или отдать жизнь — ради его улыбки. — Да! — выпалил Маки и обнял, уткнувшись носом в плечо.***
— Хорошо, — Джин удовлетворённо кивнул и позволил Лиодеанну убрать силовой щит, которым тот защищался от учебных ударов наставника. — У тебя стало получаться. Лиодеанн устало встряхнул руками, сбрасывая догорающую на кончиках пальцев силу, и отвёл глаза, пряча невольную улыбку. С тех пор как, следуя договорённости с каэллем, он стал посещать все необходимые тренинги и занятия, у него и вправду многое начало получаться. А вместе с тем пришёл и азарт: достичь большего и показать себя. Шанки тоже изменился, будто тёплое весеннее солнце растопило внутри него глыбу льда. Вечно хмурое выражение лица всё чаще сменяло воодушевление и светящаяся в глубине глаз надежда, несмотря на приближающиеся с неба огни, голос которых начал ощущать даже Лиодеанн, — тихий, но назойливый, как писк комара над ухом. Джин, прежде казавшийся сотканным из одних разочарований и гнева, теперь всё чаще был доволен: своими воинами, в которых превратил поселенцев, вооружив клинками из Узкой долины, чудесным даром Маки и даже самим Лиодеанном. А Лио — так он всё чаще называл сам себя — уже не чувствовал себя лишним среди обитателей храма. Он всё больше сближался с Маки: гулял, купался в горячем озере, разговаривал, смеялся и делился мыслями. Об одном лишь Лиодеанн умалчивал — договор с каэллем. Тем временем оговорённый срок подходил. Когда сменилась луна, Лио, свернув в рулон бумагу, где кратко зарисовывал основные заклинания для воспитания и управления проклятыми, собрался в Дортеопин за новой жизнью, которой уже не так и желал. — Я хочу сходить в родной город, — смущённо прокашлявшись, обратился он к Джину, отыскав его на залитом солнцем холме у ворот храма. Джин сидел на молодой травке, согнув одну ногу и положив локоть на колено, и, сощурившись от света, наблюдал за тренировкой лари, которые с отрывистыми выкриками отрабатывали боевые выпады на поляне под холмом. Не сразу оторвав взгляд от воинов, он повернулся к Лио с ещё играющей на губах лёгкой улыбкой. — Зачем? — Хочу встретиться с невестой, — выпалил Лио заготовленную ложь, не придумав ничего лучшего. Джин бросил быстрый взгляд в западную часть неба — туда, где и Лиодеанн слышал вибрации приближающихся кораблей шанки, — и неожиданно согласился: — Ладно, иди. Это ведь ненадолго? Ты хорошо потрудился в эту луну — отдохни. Ком встал у Лиодеанна в горле, и он ничего не смог ответить, лишь беспорядочно помотал головой и бегом бросился прочь, хотя никто не гнался за ним, чтобы поймать на лжи, — Джин так и сидел на холме и даже не смотрел Лио вслед.