Семь монет

Последствия колоссального взрыва, устроенного Маки в хранилище, распространились куда дальше, чем Джин мог представить. Ломаные трещины, пронизывающие земную кору, разбежались на сотни километров и где-то выпустили газы, отравив до того чистые территории, где-то — перекрыли ток подземных рек или обратили их вспять, где-то — создали новые переходы, не отмеченные на картах. По одному из таких, благодаря единственного бога, в которого верил, — удачу, измученный долгим походом по загазованным коридорам Джин вышел на поверхность. Он жадно вдыхал, набирая полную грудь, промытый недавней бурей воздух и в тысячный раз просматривал улучшенным зрением Землю. Раскалёнными до предела протезами он видел разломы и переходы так чётко, словно смотрел на экран навигатора, но вибрации Тима — с ними творилось что-то странное. Они появлялись краткой вспышкой, как будто сквозняк приоткрывал воображаемую дверь, выпуская тонкий луч света над порогом, и тотчас захлопывал её, оставляя Джина в полной темноте и гнетущих сомнениях. Никогда в жизни он не испытывал подобного, и тревожная мысль о том, не создал ли его воспалённый мозг иллюзию, выдавая остро желаемое за действительное, всё чаще посещала его. Но Джин отбрасывал её, опасаясь потерять решимость — главное топливо ассасина, идущего к цели. Решимость придавала ему силы и помогала справиться с трудностями, подпитывала тело, когда пища и вода иссякали. Он разложил на песке остатки припасов: немного сублимированного мяса, крекеры и последний нейтрализатор для воды, которой при экономном расходе хватит на сутки. Здесь, на поверхности, Джин легко сориентировался и определил, что находится всего в нескольких часах пешего пути до места, где они оставили вэн. В машине были ещё припасы, упаковка нейтрализаторов и резервная вода. Буря закончилась, и пару дней воздух будет чистым, а путь через пустыню — лёгким и безопасным. Джин посмотрел в направлении вэна и поймал вибрации Маки и Лио. Парни двигались в противоположную от машины сторону, удаляясь на восток. Что ж, оставалось только молить своё единственное божество обратить и на них милостивый взор. В глубине под породой ощутимо хлопнула невидимая дверь, выпуская лучик вибраций Тима. Уже рядом. Следуя логике, если Тим был жив, в том месте, где он находился, должны были быть вода, пища и воздух. Если же Тим мёртв и его зов — лишь видение для сходящего с ума брата, Джин умрёт вместе с ним, не имея ресурсов на обратный путь. Но не откажется от самой главной в своей жизни цели. Он сложил припасы в похудевший рюкзак и двинулся под землю. На исходе дня — точнее время он определить не смог, а навигатор на руке неожиданно стал сбоить и путаться в часах — к удушливому запаху сероводорода, от которого не спасала даже маска и жгло лишённые слёз бионические глаза, добавилась сейсмическая активность. Поначалу казавшиеся беспорядочными едва заметные волны по мере спуска стали ритмичными и ощутимыми, выбивая опору из-под ног. Страх подкрался и сцепил кулак на сердце. Как бы ни был тренирован Джин, животные инстинкты невозможно было вытравить до конца, и перед лицом смерти ему всегда становилось страшно. А сейчас, когда из-за избытка чистой энергии эмоции его обострились, страх захлестнул с головой. Джин будто впервые осознал, где находится, — в каменном лабиринте глубоко под землёй, что раскачивался, подобно лодке на волнах, и трещал от толчков, рискуя обвалиться на голову тоннами породы. Навигатор был неисправен, газы сгустились, горло обожжено, а вода на исходе. Сердце панически забилось, на лбу выступил пот, от распирания в голове подкатила тошнота. Джин ухватился за бугристую стену, стараясь удержаться на ногах при очередной волне, и тогда незримая дверь приоткрылась и он вновь ощутил Тима — яркой вспышкой, совсем рядом. Цель! Она была сильнее страха, сильнее инстинктов. А любовь — ещё сильнее. Оторвавшись от опоры, Джин рванулся навстречу исчезающим вибрациям, шатаясь и оступаясь на колеблющемся каменном полу. Ещё толчок — и всё успокоилось, а вместе с тем пропал и лучик. Джин озадаченно пошёл в прежнем направлении, отсчитывая секунды до следующего удара землетрясения, и не ошибся в предположениях: одновременно с колебаниями он почувствовал и присутствие Тима. Это было связано. Словно движения породы, возможно, спровоцированные далёким взрывом под Киимом, приоткрывали ту самую «дверь», выпуская вибрации. Но откуда? Что это было за место, непроницаемое даже для сверхчувствительного улучшенного зрения Джина? Он побежал вперёд, стараясь подобраться к источнику как можно ближе, пока ориентир не исчез. Джин миновал несколько поворотов изломанного каменного перехода, когда заметил — последний коридор был рукотворным. На ровных стенах со следами тоннельного бура были укреплены светильники, погасшие совсем недавно, — в некоторых из них мерцали остаточным электричеством светодиоды. Он прошёл, держась за стену, до обвала, перекрывшего коридор с одной стороны и разорвавшего осветительную цепь. Камни ещё двигались, осыпаясь и смещая друг друга, а значит, обвал произошёл за мгновения до этого. Снова тряхануло, и Джин рефлекторно упал на колени, прикрывая голову руками, и не зря — сверху покатились мелкие камни, с грохотом ударяясь о пол и стенки. Вибрации брата вспыхнули в противоположной стороне коридора, и Джин бросился туда. Если Тим здесь, ему грозит смертельная опасность. Это место было отрезано от поверхности, а сейсмическая активность и не думала стихать — напротив. Вдруг странное чувство заставило замереть на месте, позабыв о толчках. Джину показалось — он ослеп! Ослеп, оглох, лишился всех чувств, провалился в чёрную невесомость. Он пошатнулся, взмахнул руками, ища опору. Наваждение прошло, и зрению снова открылись каменные стены тоннеля и огонёк силы на пальце для освещения, но уже не так. Не так, как раньше. Джин закрутил головой в стороны, пытаясь осознать перемены. Голова стала лёгкой и пустой. Что же было не так? Он медленно продвигался вперёд, придерживаясь за стену, и прислушивался к внутренним ощущениям, когда вдруг понял: чистая энергия — она пропала! Незримый силовой фон, пронизывающий каждый атом этого мира, стих, словно его выключили. Джин ошарашенно поднял руку и коснулся ложа метки — искры побежали по предплечью, но еле заметные, как на Лариде, где работоспособность его бионики поддерживала только энергия, заимствованная из штучки-монеты. И сейчас его ложе и глазные протезы работали только на этом аккумуляторе, лишённые подпитки от силового поля Земли. Но это было невозможно, абсурд. Чистая энергия, вырывающаяся из ядра Земли через Восточноокеанский выброс, пронизывала всю планету насквозь, не зная преград, и поднималась на двадцать километров над её поверхностью, лишь на границе с космосом постепенно исчезая. Она определялась в каждой точке с одинаковой мощностью и никогда не иссякала. Она была везде. Но здесь, в подземном коридоре, её не было — Джин был в этом уверен, если только это не было очередной галлюцинацией. Не было здесь и вибраций, идущих с поверхности, — они оборвались так же резко, как исчезла чистая энергия, и потому Джину показалось на миг, что он оглох. Но тихое журчание ручья, бегущего в щели вдоль левой стены, указывало на то, что со слухом всё в порядке. Джин словно был отрезан от всего мира непроницаемой стеной фантастического бункера. И в этом бункере он был вместе с братом — теперь вибрации Тима лились из темноты уходящего в глубину искусственного коридора свободно и равномерно, без вспышек, не оставляя сомнений в своей реальности. Тянуло неприятным химическим запахом, но это был не газ. Воздух здесь был чистым. Землю снова тряхнуло, и Джин поспешил, предусмотрительно накинув «плащ». Вдали брезжил красноватый свет, слишком тусклый, чтобы что-то разглядеть, потому приходилось рассчитывать лишь на улучшенное зрение, которое после нескольких дней работы на пределе мощности теперь казалось непривычно слабым. Коридор расширился, превратившись в большой зал, освещённый несколькими тусклыми лампами, и Джин почувствовал лари, много лари вокруг. Не просто лари — это были Сильные. И среди них был Тим. Его вибрации смешивались с десятками других, более интенсивных и ярких, ведь Тим не обладал силой, и это сбивало и путало. Джин метался по тёмному залу, где в обе стороны открывались небольшие комнаты без дверей, стараясь отыскать брата. Сердце колотилось и выпрыгивало из груди, хотелось кричать, звать его во всё горло, забыв о благоразумии. «Тим, Тим!!!» — грохотало в голове. — Джин? — вдруг услышал он изумлённый шёпот. Джин дёрнул головой вправо и в одной из комнат увидел знакомый силуэт. — Тим, — проронил он беззвучно и бросился к брату, на ходу снимая «плащ». — Джин, это ты?! Это же ты! Я узнаю тебя. Тим вышел из тьмы на слабый свет и протянул руку, пронося её мимо головы Джина. Тот невольно схватил её и прижал к своей щеке прохладную ладонь. Дыхание сбилось, из груди вырывались рваные вздохи. Как долго он мечтал об этом прикосновении, как долго! Тим похудел, запястье стало тонким. В полумраке Джин видел тени под глазами, смотрящими куда-то в сторону. — Ты жив, Джин, — шептал Тим, поглаживая его щёку. — Ты не погиб тогда, на космодроме? Тебя тоже отправили на перевоспитание? — Перевоспитание? Что это за место? — Джин оглянулся, догадываясь. Легендарная Тюрьма перевоспитания для преступивших заповеди ассасинов. Неужели! Но если это была тюрьма, в ней должны были быть охранники. — Идём скорее! Джин рванул брата за руку, накидывая «плащ», но Тим воспротивился и попытался освободиться. — Я не должен уходить! — твёрдо сказал он. — Я совершил преступление и должен отбыть свой срок, — Тим отпрянул и замер, чуть опустив голову, голос его стал мерным и бесстрастным, каким должны были произноситься заповеди. — Я ощущаю, что дурные мысли не до конца покинули мой разум, ощущаю злость на наставников и тоску по тому, по чему не должен…. — он быстро глянул Джину в грудь и опять отвернулся. — Я не готов покинуть эти стены, моё перевоспитание не завершено. — Что ты несёшь! — Джин схватил его за плечи и встряхнул. — Тебе не нужно перевоспитание! Ты не совершил ничего дурного! — Я предал Орден, наставников и своих братьев и должен понести наказание. — Я твой брат! — Джин крикнул в отчаянии, уже не заботясь, что может быть услышан за пределами «плаща», и заглянул в безумные глаза Тима. — Твой единственный брат! И я пришёл за тобой. Пролетел через космос, покинул благословенную Лариду, чтобы вернуть тебя. Пойдём! — Я не могу уйти, — Тим отступал в камеру, протестующе подняв худые кисти. — И ты должен остаться. Тебе тоже нужно перевоспитание. Только тяжкий труд в первородной тьме земного чрева сможет искупить твою вину перед Орденом. Останься, Джин! Пожалуйста, останься, — выдохнул он с мольбой и схватил брата за рукав. Джин встряхнул головой. За год свободы он отвык от витиеватого бреда, которым кормили наставники их размягчённые нейроустановками мозги. — Какой ещё первородной тьме?! — воскликнул он раздражённо, хватаясь за стену камеры после очередного толчка, когда на ум пришла страшная догадка. — Ты слеп… Наконец он понял, почему Тим смотрел мимо него, — его протезы в этом месте не работали. Ни у кого из ассасинов не работали, кроме Джина, единственного обладателя штучки под кожей. — Они ослепили вас, — ошеломлённо произнёс Джин. — Я живу во тьме и в тишине, освобождая разум от порочных мыслей. От удара землетрясения с потолка посыпалась штукатурка. — Будешь впредь освобождаться от них на свету, — бросил Джин и поволок Тима к выходу из камеры. — Здесь скоро всё разрушится, проходы завалит! Мне некогда слушать заповеди. Эй вы все! — крикнул он что есть мочи тёмным фигурам в соседних камерах. — Разве вы не чувствуете подземных толчков? Здесь смертельно опасно! Вы не заперты — так уходите! — Никто из нас не уйдёт! — Тим отчаянно выкручивал руку из его хватки. — Нам было велено сидеть в камерах и ждать дальнейших указаний. Никто не нарушит этого приказа, как ты не понимаешь, безумец! — Тим вздёрнул подбородок и округлил невидящие глаза. — Ведь это перечеркнёт всё перевоспитание, всю духовную работу, которую мы проводим над собой каждый день, стараясь исправиться! — он прикрыл веки и тяжело вздохнул. — Не слушайте его, братья! Джин всегда был неправильным! — И остался таким, — Джин усмехнулся и зажал Тиму рот, оборвав на полуслове. — Спасайтесь! — крикнул он снова. Но реакции не последовало — никто из узников не сдвинулся с места, не смея нарушать приказ. — Да и чёрт с вами, — тихо сказал Джин, отворачиваясь. Он достаточно спасал свой народ, жертвуя собой и собственным счастьем, и едва не потерял того, кто был важен лично для него. Больше он так не ошибётся. Джин взмахнул рукой и выпустил силовую сеть, погружая сопротивляющегося Тима в «клетку». Почувствовав несанкционированное применение силы, осуждённые ассасины встрепенулись, но Джин знал — они стали бы драться только в том случае, если бы он угрожал их цели. Вступаться за других в Ордене не учили. Только цель. И, как видно, тех, чьей целью было удерживать узников в тюрьме, сейчас здесь не было. То ли устроители этого заведения свято верили в «перевоспитание» и покорность приказу, то ли просто сбежали, спасаясь от землетрясения. Он протащил Тима до того места, где почувствовал исчезновение чистой энергии, и, не обращая внимания на бормотание заповедей и увещевания, занялся водой в ручье. На удивление, тест показал, что вода чистая. Джин задумчиво потёр подбородок, пытаясь поймать ускользающую мысль: чистый воздух, чистая вода, но нет энергии, а значит, фильтры здесь работать не могут — какое странное место. Набрав воду во все бутылки, он потянул Тима в коридор с ещё мигающими лампами на стене. Чистая энергия появилась резко и ударила в голову так, что сбила с ног. Джин схватился за лоб, который, казалось, лопнет под руками, и на миг потерял ориентацию. В чувство его привёл крик. Джин обернулся на брата, скрючившегося у его ног. «Клетка» без контроля исчезла, но Тим не пытался сбежать — он судорожно тряс руками перед лицом, кончиками пальцев касаясь расширенных глаз, и кричал, ошеломлённый внезапным включением протезов. — Тихо, тихо, — проговорил Джин, присев к нему. — Закрой глаза! Он положил ладони Тиму на веки и, прижав его голову к груди, ласково коснулся макушки губами, забывая о мучительном распирании и копошении взбудораженных бионических электродов в собственном мозгу. — Ты привыкнешь, — Джин шептал, раздувая густые волосы дыханием, и успокаивающе баюкал брата, беспомощно спрятавшего лицо от света в складках его одежды. — Не открывай пока глаза, я поведу тебя за руку. Надо идти — впереди долгий путь. Он понимал: куда дольше и сложнее будет путь до истинного Тима, сейчас сломанного программой и искалеченного «перевоспитанием». Но всё поправимо, и время излечит тяжкие раны — главное, что теперь они вместе.