Obliviate//Забвение

Гермиона удрученно сидела на кровати в своей комнате в общежитии. Конец учебного года всегда был тяжелым для молодой женщины. Несмотря на то, что она любила свою семью и была счастлива проводить с ними время, ничто в ее доме и близко не могло сравниться с острыми ощущениями от Хогвартса. Даже после травмы, полученной Амбридж в этом году, Гермионе не хотелось покидать залы своей любимой школы. И поскольку ужас битвы в министерстве была так свежа, она особенно боялась остаться наедине со своими родителями. Они любили ее, но не могли (и не должны были) знать о том, через что она прошла. Ей придется попытаться исцелиться самостоятельно. Молодая женщина решительно отказывалась заглядывать в темное место в своих воспоминаниях, где таилось присутствие еще более темной женщины. Гермиона собралась с силами, чтобы продолжить собирать свои вещи, но не смогла побеспокоиться о том, чтобы аккуратно их разложить. В багажник отправились ее школьная форма, джемперы, запасные кроссовки. В него вошли ее учебники по зельеварению (в этом и следующем годах), ее "История Хогвартса", ее "Родные растения Британских островов", ее учебники по трансфигурации (в этом и следующем годах). Подождите. Гермиона протянула руку и выудила из сундука книгу о растениях. Она задумчиво подержала ее несколько мгновений, затем открыла обложку на первой странице. Там, где обычно писались приглашения на уроки, где обменивались праздничными поздравлениями, где аккуратный почерк обычно заставлял ее сердце трепетать, независимо от написанных слов… там, где они были, теперь была почерневшая, обожженная бумага. Гермиона почувствовала, как к ее глазам подступают слезы. Она знала, что не должна удивляться, знала, что к этому всегда должно было прийти, но в тот момент ее сердце разбилось. Это был отказ. Увольнение от нее, отказ от времени, которое они провели вместе, и захлопывание двери, которая, как она только сейчас поняла, все еще надеялась, была открыта. Все горе последних нескольких дней, все потери, ужас и будущее, которое теперь стало реальным, обрушились на Гермиону. Она свернулась калачиком на своей кровати и рыдала несколько минут подряд, затем лежала тихо в позе эмбриона, пока несколько часов спустя не пришла Лаванда Браун. Не желая объясняться с любопытной, но невежественной девушкой, Гермиона взяла себя в руки. Она бросила книгу обратно в сундук с отработанной беспечностью и безжалостно закончила собирать вещи. Ужин в тот вечер прошел в молчании. Все в их маленькой социальной группе были погружены в свои мысли, в свое горе. Речь Дамблдора, объявляющая о безоговорочном возвращении Волан-де-Морта, на несколько мгновений привлекла их внимание, но, в конце концов, это только добавило веса каждому человеку. Поездка на поезде обратно в Лондон была такой же тихой и погруженной в себя, хотя в какой-то момент Невилл очень, очень разозлился и разглагольствовал о Беллатрикс и о том, какая она злая, и замолчал только после того, как ему дали поесть шоколадных лягушек. Гермиона знала, что он был прав, знала, что темная ведьма была злой, убила Сириуса и совершила бог знает какие еще поступки. Но в ее списке того, что было потеряно той ночью в министерстве, была также ведьма, о существовании которой большинство не подозревало: спокойная, вдумчивая ведьма, которая знала больше, чем положено одной ведьме, но была самым терпеливым учителем своей мудрости. Беллатрикс убила ее так же верно, как убила Сириуса, и Гермиона не могла ни простить ее, ни унять свою печаль из-за этой потери. И она также не могла разделить это горе ни с кем другим. Она была одна. Какими бы тихими и опечаленными, как и все, Гермиона и ее друзья неохотно расставались друг с другом. Даже если они не могли высказать вслух все, что чувствовали, по крайней мере, они были вместе и знали, через что прошли другие. Она была особенно убита горем, прощаясь с Гарри, зная, в какой холодный и одинокий дом он возвращается, и надолго задержалась в его крепких объятиях. Рон казался немного нервным, когда они, наконец, расставались, но она знала, что ему неприятны любые проявления грусти, и отмахнулась от этого. — Думаю, мы увидимся через несколько месяцев, — пробормотала она своим друзьям. — Давайте постараемся, чтобы на этот раз несколько писем приходили туда и обратно, да? Я буду очень скучать по вам, ребята. Она знала, что бесполезно предлагать мальчикам писать ей или друг другу, но, по крайней мере, она могла попытаться. Они были ее спасательным кругом, и она знала, что принадлежит и им тоже. Они неохотно расстались: Рон ушел в тесной толпе своей семьи, Гарри самостоятельно сел в такси, а Гермиона смотрела, как они оба уезжают, рядом с ее отцом. Она могла сказать, что ее отец беспокоился о ней, но она могла рассчитывать на то, что он не будет задавать вопросов. Если уж на то пошло, он боялся эмоций даже больше, чем Рон. Не то что ее мать. Как только старшая Грейнджер увидела свою дочь, она обняла ее, а затем оттолкнула, чтобы рассмотреть ее лицо. — Дорогая, что случилось? Что не так? — Вопросы посыпались быстро и яростно. Гермиона попыталась остановить их типичным "Ничего", "Я просто устала" и "Правда, мам, НИЧЕГО". Но она знала, что ее мать рано или поздно докопается до сути, и немного правды может оказаться лучшим. — Мам, у меня было что-то вроде ... ну, разрыва отношений. —Гермиона поняла, как это могло звучать, как только ее мать ахнула. — Гарри? Рон? С кем ты встречался? — Гермиона заметила, что ее отец задержался на заднем плане, и даже со всей грустью, которую она чувствовала, не смогла удержаться, чтобы слегка не закатить глаза, глядя на них обоих. Как будто я когда-нибудь встречалась с кем-то из этих тупиц. — Нет, не романтическая вещь. Просто в прошлом году у меня был действительно хороший друг, и в конце года мы поссорились, и это похоже на расставание. В любом случае, как я представляю себе расставание. Гермиона едва смогла настоять на том, что не хочет вдаваться в подробности всего этого, прежде чем мать схватила ее, чтобы еще немного придушить, все время говоря дочери, что это совершенно нормально, когда дружба растет, меняется и иногда заканчивается, особенно в таком возрасте. Даже когда Гермиона задавалась вопросом, было ли вообще что-то нормальное в ее отношениях с Беллатрикс, она наконец позволила себе расплакаться в объятиях матери. Гермиона сидела на кровати в своей комнате, в миллионный раз за месяц просматривая книгу о растениях. У нее был соблазн выбросить его, когда она распаковывала свои вещи в начале каникул, но она просто не могла этого сделать. Все кончено. С таким же успехом я могу выбросить это в мусорное ведро. Теперь оно бесполезно. Зачем я его храню? Она знала почему, и снова проверила первую страницу, надеясь увидеть что-то отличное от почерневшей бумаги. И все же это было все еще там, как и каждый из миллионов раз до этого. Она нахмурилась, прочитав это. Знаешь что? К черту это. Я тоже зла! У меня есть полное право быть такой же злой, как и она! Гермиона схватила свою палочку и бросила заклятие на страницу, отчего та сморщилась и покрылась паром. Затем она бросила еще одно, и еще, вымещая всю свою внезапную ярость на бедной странице. Она думает, что я подонок! Не имеет значения, что я могу делать все, чему она меня научила, и разбираюсь во всем быстрее, чем она ожидала, и ценю магию больше, чем любой ученик в этой дурацкой школе! ~ Hex ~ Но нееет .... Я магглорожденная! Я грязнокровка! Моя кровь - грязь, мерзость, мерзость в ее глазах! Просто потому, что я не из волшебной семьи! Но и большая часть школы тоже! ~ Hex ~ К черту ее. Может, она и гениальна, но еще и чертовски глупа. ~ Hex ~ Она тоже чертовски слепа! Неужели она не видит, что было прямо перед ней? ~ Hex ~ Я была там, желая учиться, а не осуждать ЕЕ за ЕЕ прошлое. ~ Hex ~ Я видела дальше всего этого. Я заботилась о ней. ~ Hex ~ Почему я была ей безразлична? ~ … ~ Гермиона попыталась сотворить еще одно заклятие, но не смогла. Она рухнула на кровать, плача, а затем протянула руку и осторожно взяла поврежденную книгу в свои руки. Она попыталась разгладить страницы руками, издавая успокаивающие звуки, как будто это было раненое животное. Когда она, наконец, справилась со слезами, она заставила себя подняться. Дрожащей рукой она направила волшебную палочку на книгу. — Репаро! — Потребовалось несколько попыток, но в итоге книга выглядела так, как в тот день, когда она ее купила, хотя и без почерка. Она печально уставилась на него, прикусив нижнюю губу. Раньше, на выжженной странице, было хотя бы напоминание о контакте, который у нее был с Беллатрикс. Теперь это ушло, как будто его никогда не существовало, как будто их времени никогда не существовало. Ее горе было сильнее, чем когда-либо, Гермиона снова легла на кровать, свернулась калачиком вокруг книги и плакала, пока не уснула. На следующее утро Гермиона проснулась, уткнувшись лицом в подушку, а ее правая рука была зажата между обложками книги о растениях. Она прижала его поближе к груди, когда нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Вздохнув, она села. По крайней мере, теперь, наконец, она сможет либо выбросить его, либо поставить высоко на полку в своей комнате. Молодая ведьма открыла книгу, чтобы убрать руку и поправить страницу. Почерневшая страница. Почерневшая страница? Широко раскрыв глаза, Гермиона уставилась на книгу. Не было никаких признаков повреждений, полученных ею прошлой ночью, но и никаких признаков ремонта тоже не было. Книга выглядела точно так же, как и в первый раз, когда она посмотрела на нее после битвы, с подпалинами по всему титульному листу. Приснилась ли мне моя маленькая истерика? Должно быть, у нее. Как еще объяснить? Но Гермиона чувствовала высохшие слезы на своих щеках, видела следы складок от книги на своей руке. Интересно… — Репаро! Страница снова стала чистой белой бумагой, с единственными пометками, сделанными издателем. Гермиона некоторое время смотрела на нее, и когда ничего не изменилось, положила ее на свой стол и пошла завтракать. Когда она вернулась, титульный лист снова был уничтожен. — Репаро! — Она исправила повреждение. Через несколько мгновений страница снова почернела, как будто огонь прожег ее изнутри до краев. Это было то новое заклинание, которое Беллатрикс поместила на страницу? Гермиона решила провести эксперимент и достала чернила и перо. — Репаро! — Как только страница освободилась, она начала писать на ней. — Привет, как дела... — Страница снова почернела. — Репаро! — Хогвартс был основан в... — Снова черный. — Репаро! — Мне так жаль ... — Она сделала паузу. То же самое произошло и со страницей. Или, по крайней мере, так казалось, поскольку она все еще была белой и цельной. Она нахмурилась. Страница, казалось, ждала продолжения. — Мне так жаль, если ты чувствуешь, что я предала тебя. — Пауза, затем страница невероятно быстро чернеет. Гермиона изумленно откинулась на спинку стула. Беллатрикс была там. Ну, по крайней мере, по другую сторону того канала, который был между ними. Гермиона чувствовала, что она смотрит на то, что пишет, а затем сердито отметает это. Она все еще там… Я все еще могу связаться с ней. По лицу Гермионы потекли новые слезы, но она знала, что на этот раз это были слезы облегчения. Надежда и страх пробудились в ней при виде этого неожиданного шанса, этого второго шанса соединиться со своей темной ведьмой. Что я могу написать такого, что удержит ее здесь, со мной? Сделав глубокий, прерывистый вдох, Гермиона снова очистила страницу. Она оставалась чистой и цельной, и ей казалось, что она настороженно смотрит на нее, ожидая, когда она сделает следующий шаг. Юная ведьма обмакнула перо в чернила, затем склонилась над страницей. — Мое настоящее имя Гермиона...