Пленники войны; я, ты и груз прошлого

Если Эймонд и услышал его приближение, то никак не отреагировал. Он не стал сразу улетать, как того ожидал Люк, а пошел к самому краю берега. Волны задевали кончики его сапог, а затем снова уносились в море. Складывалось ощущение, словно Эймонд мог одним своим присутствием остановить прилив. Он стоял к Люку спиной, лицом к бескрайнему темному морю и яркой луне в небе. Люк замедлил шаг, осознав, насколько этот момент похож на тот, что они впервые провели вместе на пляже Китовой Песни. Тогда все происходило днем, а сейчас - ночью. Тогда Люк стоял спиной к Эймонду и именно Люк отказался повернуться, услышав чье-то приближение. Как там Эймонд любил его называть? - Taoba. - Это слово сорвалось с его губ сразу же, как только пришло на ум, и его тон стал похож на тон Эймонда в тот момент. - Что ты делаешь? Эймонд повернул голову, показав только ту часть лица, на которой повязка закрывала глаз. Его губы скривились в слабой улыбке. Он, как и Люк, осознал похожесть ситуации и хорошо сыграл свою роль: - Рыбачу. А на что еще это похоже? Люк сморщил нос. Эймонд передразнил его, проговорив фразу высоким, детским голоском. Люк решил пропустить пару реплик и произнес: - Тебе нечего сказать в свою защиту? Серьезно? Пауза длилась дольше, чем Люк выдержал во время их первой встречи. Люк ненавидел, что не может полностью видеть лицо Эймонда, ему оставалось только представлять, хмурится ли он, сжимает ли руки перед собой в кулаки. Затем Эймонд заговорил своим собственным голосом, больше не насмехаясь над Люком: - Что ты хочешь, чтобы я сказал? - Kesy tymptir daor. - Голос Люка надломился, как будто он вернулся в первые дни полового созревания. - Знаю. - Эймонд повернулся лицом к нему. Люк снова, как всегда, был поражен внешностью принца Таргариена. Его красивое лицо омрачала лишь темная повязка на глазу. Ту самую, которую Люк сам поместил туда. Он не мог оторвать от нее взгляд. - Болит? - Люк так много хотел сказать, но вырвались именно эти слова. - Твой глаз. - Ты вспомнил? - Эймонд насторожился, словно начал видеть в Люке потенциальную угрозу. Поначалу это показалось Люку нелепым, но потом он подумал, что, возможно, именно такими были раньше их отношения. Из-за любопытства, и потому что Люк счел, что после стольких обманов Эймонд заслужил, чтобы солгали и ему, юноша ответил: - Я помню, как забрал его. - Правда? - Эймонд произнес это низким и опасным тоном. Двигаясь, как кошка, выслеживающая добычу, он шагнул ближе к Люку. Люк не двинулся с места, только выпрямил спину и изо всех сил старался подражать высокомерию Эймонда, уверенности старшего брата и грации матери. По его мнению именно так должен себя вести представитель королевской крови. Он больше не Люк-рыбак. Теперь он Люцерис, наследник Приливов. - Я помню, как ты напал на моего брата, а я защищал его. Помню, как после этого ты устроил мне засаду в небе. Эймонд начал медленно обходить его по кругу, и Люк, чтобы не упускать его из вида, поворачивался вместе с ним. Эймонд смотрел на него так, как никогда раньше, словно Люк был грязью под его ботинками. - А помнишь, что было до этого? Почему я так отчаянно стремился доказать, что я Таргариен, почему мне было так необходимо заполучить самого большого дракона? Люк почувствовал, как подскочил пульс. Эймонд явно своими вопросами хотел что-то доказать. Он выдержал паузу, прежде чем ответить: - Не помню, чтобы я тратил много времени на размышления о твоих мотивах... дядя. Эймонд сжал челюсть. Непонятно, забавляла ли его ситуация или злила. Длинными быстрыми шагами он сократил расстояние между ними. Люк удивленно покачнулся на пятках и поднял голову, чтобы посмотреть принцу в лицо, но не отступил. Эймонд остановился, когда между ними оставались считанные сантиметры, словно ожидая, что Люк сбежит от него, а сам Эймонд бросится за ним в погоню. Люк не мог понять, почему. Он не боялся Эймонда, когда был бессилен в Китовой Песне, и уж точно не мог бояться его до того, как потерял память. Эймонд возвышался над Люком, глядя на него сверху вниз единственным холодным глазом. - А помнишь ли ты, что при нашей встрече в Штормовом Пределе я запросил у тебя в качестве платы за потерянный глаз? Прежде чем Люк успел ответить, Эймонд обхватил его лицо ладонями. Он держал его с удивительной нежностью, кожаные перчатки Эймонда прохладно прижимались к раскрасневшимся щекам Люка. Его пальцы были длиннее, чем у Люка, тоньше. Они провели по щекам и челюсти юноши, наклонив его голову. Большие пальцы заскользили вверх, пока не остановились под глазами Люка, слегка надавливая на кожу. То, как Эймонд смотрел на него... Люк сглотнул. От такой близости трудно было вспомнить вопрос Эймонда. Эймонд что-то просил у Люка, когда они были вместе в Штормовом Пределе? Люк не помнил, чтобы Джейс рассказывал ему эту часть истории, хотя, возможно, он и не знал о ней. Единственный глаз Эймонда смотрел на него с такой внимательностью, что у Люка запылали щеки. В нем светилась маниакальная энергия, напомнившая Люку о том дне, когда Эймонд впервые появился на пляже Китовой Песни. В его взгляде читался голод. Люк опустил глаза вниз, к губам Эймонда. Не так давно он целовал эти губы. Губы, которые сейчас медленно изгибались в улыбке. - Ты маленький врунишка, да, бастард? - Что? – Люк резко вернулся в реальность и попытался откинуть голову назад. Эймонд не позволил этого сделать, прижав Люка к себе так, что большие пальцы впились в кожу под его глазом. - Твоя память все еще не вернулась. Иначе ты бы никогда не позволил мне подойти к тебе так близко. К твоим красивым глазам. Конечно, конечно, именно этого Эймонд потребовал от него в Штормовом Пределе. Люк был идиотом, если думал, что платой может послужить что-то кроме его глаза. - Ты все тот же мальчик, которого все те месяцы назад я нашел на берегу. Маленький рыбак, не помнящий даже своего имени. Тот, который следовал каждому моему слову, словно оно исходило из уст Отца. Тот, что поцеловал меня. Люк оскалился и вцепился в запястья Эймонда, пытаясь убрать его руки от своего лица. - Я никогда не слушался каждого твоего слова, и теперь, когда я знаю правду, больше никогда не поцелую тебя. Что-то промелькнуло в выражении лица Эймонда так быстро, что Люк не успел понять, что именно. Он позволил Люку оттолкнуть свои руки, но обхватил обтянутыми в перчатки пальцами запястья Люка, удерживая его рядом. - Возможно, на этот раз я поцелую тебя. Люк напрягся, но Эймонд не сделал ни единого движения, чтобы сблизить их лица. Люк видел, что он действительно обдумывает возможность поцелуя. Внимание Эймонда было приковано к губам Люка. Внезапно почувствовав, как пересохло во рту, Люк бездумно облизал собственные губы и услышал резкий вдох Эймонда и почувствовал следующий выдох на своих влажных губах. Эймонд по-прежнему не двигался. И не двинется, понял Люк. Эймонд не станет принуждать его, несмотря на голод, столь явно читаемый в его выражении лица. Люк понял, что чувствует сильное разочарование. - Джейс сказал, что ты лгал мне все это время, потому что ненавидишь меня. - Ты ему веришь? - Я надеялся, что ты мне скажешь правду. Видимо, я не так хорошо знаю своего принца, как мне казалось. Эймонд довольно усмехнулся, услышав свой титул из уст Люка. Он отпустил юношу и сделал шаг назад, заложив руки за спину. - По правде говоря, я держал тебя там, потому что поначалу не знал, что с тобой делать. Ты был одновременно и моим главным врагом, и спасением моей семьи. У меня не было желания убивать тебя, и я не смог заставить себя взять тебя с собой и отдать на милость моей семьи. - Почему? - Из-за моих деда, матери и брата; все они посчитали бы тебя своей пешкой, которую можно двигать и манипулировать по своему усмотрению. Они бы набросились на тебя со своими жадными, отчаянными уловками, но я не мог позволить этого, потому что ты был моим. Моим призом. Твой долг погашен. Потеря твоей памяти в обмен на мой глаз. - Ты сумасшедший, - мягко сказал Люк. В его голосе не было гнева. Он подумал, не сошел ли и он с ума, потому что не чувствовал страха перед тем, как по-собственнически Эймонд говорил о нем. - Ты напал на меня. Ты убил моего дракона и пытался убить меня. Эймонд поморщился, впервые за вечер почувствовав неловкость. Он напомнил Люку Эймонда, которого он иногда видел в Китовой Песне. Того, который поскальзывался на мокрых камнях и, как испуганный ребенок, убегал от поцелуя. - Это был... просчет с моей стороны. Я хотел только напугать тебя. Чтобы ты, как неудачник, с плачем вернулся в объятия матери. Но драконам неизвестна сдержанность. Они видят угрозу и сражаются. И твой маленький Арракс был не чета Вхагар. Люк вздрогнул, услышав имя своего потерянного дракона, и смахнул слезы. Эймонд нахмурился и продолжил: - Теперь у тебя новый дракон. Этого я не предвидел. Возможно, ты более Таргариен, чем я тебе приписывал. Люк проигнорировал этот сомнительный комплимент. - Что бы ты сделал, если бы я сам не узнал обо всем? Рассказал бы ты мне когда-нибудь? Позволил бы вернуться домой? - Нет, - признал Эймонд. Выражение его лица было мягким, почти извиняющимся, несмотря на то, что он не колебался в своем ответе и уже точно знал ответ на этот вопрос. - Я часто думал об этом. Как все сложится после окончания войны. В моих мечтах мы, конечно, победили. Твоя мать либо погибла, либо сдалась в плен, мне было все равно. Я думал о том, как буду навещать тебя, баловать самыми лучшими подарками, какие только смогу найти. Учил бы тебя языку наших предков, чтобы ты мог говорить словами, которые смог слышать и понимать только я. Эймонд продолжил мягким и сладким голосом сирены, заманивающей заблудшего моряка в глубины моря: - И я бы позволил тебе поцеловать меня, когда ты попытался бы снова. А ты бы попытался, не так ли, мой маленький, храбрый, упрямый рыбачок? Люк дышал слишком быстро. И воздуха не хватало на то, чтобы ответить. - Я бы дарил тебе свои поцелуи. А когда ты выучил бы высокий валирийский достаточно хорошо для того, чтобы попросить меня – нет, умолять, - я бы взял тебя. С губ Люка сорвался высокий, просительный стон. Эймонд говорил ужасные вещи. Ужасно было и то, как чудесно они звучали для Люка: прожить остаток дней в Китовой Песне. Он построил бы собственную хижину, достаточно близко к дому Лары и Гавейна, чтобы они могли легко навещать его даже в те дни, когда Гавейна беспокоило больное колено. По утрам он бы рыбачил, днем помогал бы всем, кому была нужна помощь в Китовой Песне, а вечерами... Ну а вечера, конечно же, принадлежали бы принцу Эймонду. Эймонд учил бы его и развлекал рассказами о своих путешествиях и победах. А еще он приносил бы Люку подарки. Люк бы не просил о них, разве что в деревне наступал тяжелый год, и тогда Люк умолял бы принца помочь его дому, его семье. А Эймонд, потакая ему, всегда говорил бы "да". Он целовал бы Люка не нежно и сладко, а с пожирающим голодом, от которого у Люка перехватывало бы дыхание, а сам он дрожал всем телом. И когда Люк, в конце концов, стал бы на высоком валирийском умолять Эймонда взять его, он запутывался бы пальцами в волосах Эймонда и притягивал его к себе, желая быть еще ближе и ближе, даже когда Эймонд двигался бы внутри него. Люк знал ответ на свой вопрос. Эймонд держал его в Китовой Песне не потому, что ненавидел. Эймонд... - Но это всего лишь фантазия помешавшегося человека. - Эймонд прервал мысли Люка и оглянулся на Джейса, все еще стоявшего на страже возле замка. Он отстранился от Люка, уже смирившись с будущей потерей, в то время как Люк все еще стоял прямо перед ним. – Мне не суждено быть с тобой, Люцерис. - Значит, это все? - Люк насмешливо хмыкнул. - Несмотря на время, проведенное вместе, несмотря на твои желания, ты отпускаешь меня? Великий принц Эймонд сдается без боя? Эймонд снова повернулся к нему. - Я боролся за тебя, глупый ты мальчишка. Как ты думаешь, кто убеждал мою семью все это время вести переговоры, а не нападать? Кто успокоил мою мать, когда ее дочь и внуки исчезли? Кто, по-твоему, шептал моему брату на ухо, что без короны ему будет лучше? Люк сглотнул. - Зачем ты подставляешь себя под удар моей матери? - Потому что я знал, что иначе нам придется снова встретиться с тобой в небе. И я знал, что не переживу, если мне придется снова смотреть, как ты падаешь. - Откуда ты знаешь, что падал бы я? - Люк приподнял бровь. - Может, на этот раз я сшиб бы тебя с твоей старушки. Отправил бы тебя в море. Эймонд закатил глаза к небу, словно спрашивая у самих богов, что ему делать с Люком. Люк в ответ усмехнулся, снова приковав к себе внимание Эймонда. Это заставило Эймонда смягчиться, взгляд его стал одновременно теплым и печальным. - Я был бы счастлив с тобой, - промолвил Люк. - В Китовой Песне. Если бы ты оставил меня там. Эймонд издал низкий звук, словно слова Люка пронзили его насквозь. Должно быть, они высосали из Эймонда последние остатки самоотверженной сдержанности, потому что он снова взял лицо Люка в свои руки. На этот раз его прикосновения были не такими нежными. Одной рукой Эймонд обхватил шею Люка, запутавшись пальцами в его волосах, а другой обхватил талию и притянул юношу к себе. И поцеловал. Поцеловал впервые. И с такой страстью, о которой всего несколько минут назад мечтал Люк. Но в реальности все оказалось лучше, чем в мечтах. Эймонд впился зубами в его нижнюю губу, его язык скользнул в рот. Его вкус. Люк понял, что издает какие-то звуки, но остановиться не смог. Он выдыхал тихие стоны прямо в рот Эймонда. Он умолял о большем - единственным способом, на который он был способен, когда его язык и губы были заняты. Он сжимал в кулаках тунику Эймонда, крепко прижимая его к себе, словно у него был хоть какой-то шанс удержать Эймонда в своих объятиях навсегда. Эймонд со вздохом отстранился от него. - Я тоже был бы счастлив и с тобой, Люк. - Мой принц... – начал спорить Люк, но замолчал, когда Эймонд покачал головой. - Я не долго еще будут принцем, - сказал Эймонд. - Ты можешь называть меня по имени. - Эймонд, - тихо произнес Люк. Он почувствовал, как Эймонд вздрогнул от этого слова. - Может быть, я смогу убедить мою мать проявить милосердие. Я расскажу ей, как ты заботился обо мне и... Эймонд покачал головой. - Ты только вызовешь подозрения, что мне удалось настроить тебя против них. У твоей матери может оказаться больше терпения, но не давай Деймону повода считать тебя врагом. Он опасный человек. Кроме того, я не жалею ни о своих действиях, ни о том, что мне придется за них заплатить. Не тогда, когда я плачу за время, проведенное вместе, и за твой сладкий поцелуй. Когда Эймонд отошел от него, Люк опустил руки, а его пальцы сжались в кулаки. Он чувствовал себя так, словно впервые летел на Сером Призраке, и его не покидал страх, что он в любой момент может упасть. По его лицу текли слезы. Наверное, он расплакался еще во время их поцелуя, но не заметил этого. Эймонд проследил, как одна из слезинок упала на щеку Люка. Он пробормотал: - Это не идет ни в какое сравнение. Люк растерянно моргнул. - Что? - Ты спросил меня, болит ли у меня еще глаз. Я думал, что да, что мне было больно раньше, но оказалось, что эта боль еще сильнее. – Эймонд, нахмурившись, положил ладонь на грудь. Люк понял, о чем он, ведь от боли и у него на месте сердца будто образовалась пустота. – Прощай, Люк. - Эймонд сделал паузу, и на его губах расцвела кривая улыбка, после чего он поправил себя. - Прощай, принц Люцерис. - Прощай, Эймонд. Люк смотрел ему вслед, пока Эймонд не скрылся в ночной тени. После этого тихо добавил: - Мы еще увидимся. *** Рано утром следующего дня Люк отправился на поиски матери. Он не нашел ее в привычных местах - ни в зале военного совета, ни в своих покоях. В конце концов, один стражник сжалился над ним и направил Люка на улицу, к большим зеленым холмам, отделявшим Драконий камень от Хай-Тайда. Люк запыхался, пока добрался до вершины холма, где в окружении небольшой толпы находилась его мать. Она стояла на коленях перед своим средним ребенком, Джоффри, и говорила с ним достаточно тихо, чтобы слова не разносились по ветру. Рядом с ней стоял Джейс, а вокруг них - три больших дракона. Люк узнал золотого дракона своей матери и змеевидного зеленого дракона Джейса, но не видел раньше самого меленького пепельно-серого с золотым дракона. Он пробрался сквозь небольшую толпу, пока не достиг Деймона, который все еще находился на значительном расстоянии, но ближе, чем отважилась подойти к Рейнире остальная толпа. С ним были маленький Визерис и Эйгон. В воспоминаниях всплыли слова Эймонда, сказанные прошлой ночью, и при виде Деймона у Люка живот скрутило от нервов, но он все равно подошел к мужчине, словно его ничего не беспокоило. Визерис заметил его первым и издал радостный звук, едва не вырвавшись из рук Деймона, когда потянулся к Люку. Люк поймал его и посадил к себе на бедро. Визерис привязался к нему еще со времен битвы в Глотке, ведь именно Люк спас его с корабля Шарако. Люк нежно поцеловал брата в лоб. - Доброе утро, Визерис. Деймон. Эйгон. - Доброе утро, - сухо ответил Деймон. - Мы пытались пригласить тебя, но твой слуга сказал, что ты отказываешься просыпаться. Мы подумали, что ты проспишь и коронацию своей матери. Люк покраснел. Большую часть ночи он провалялся в простынях, вспоминая вчерашнюю встречу с Эймондом. Их поцелуй. Он благоразумно предпочел не объяснять этим свою усталость. - Что происходит? - Первый полет Джоффри на Тираксесе, - сказал Демон. - Рейнира любит сопровождать своих детей в их первом полете, поскольку Сиракс более терпелива с молодыми драконами. У Люка защемило в груди. - Была ли она рядом, когда я... Деймон бросил на него острый и пристальный взгляд. - Во время твоего первого полета с Арраксом? Была. Она даже не сильно ругалась, когда ты, приземляясь, прокричал “dracarys” и поджег складской сарай. Люк открыл рот от удивления. - Это неправда! Деймон разразился смехом. - Правда, сорванец. Ты даже не мог толком говорить на высоком валирийском, а уже был готов обрушить с неба огненный дождь хаоса. Возможно, его прежнее “я” было не столь правильным, как казалось Люку вначале. Его первый полет с Серым Призраком был полон паники и чувства потери. Когда же он увидел корабли, направляющиеся к Драконьему Камню, его охватила ярость. Ведь маленькие сереброволосые мальчики в панике кричали, пока на них обрушивались огонь и стрелы. У него встал в горле, когда он увидел, как мать и брат помогают Джоффри сесть в седло. Джейс подсадил мальчика, а Рейнира тщательно проверила, хорошо ли он пристегнут. По позвоночнику пробежала дрожь, и Люк обернулся еще до того, как услышал тихий мелодичный зов, поняв, что Серый Призрак где-то рядом. Деймон тоже повернулся, чтобы посмотреть, как Серый Призрак приземляется чуть в стороне от толпы. Дракон раздраженно покачал головой, заметив на себе взгляды нескольких незнакомцев, но в остальном проигнорировал их внимание. Взгляд его лавандовых глаз не отрывался от Люка. По небольшой толпе пошли шепотки, и Люк почувствовал, как напрягся, желая защитить своего застенчивого Призрака. - Я думал, все уже привыкли к драконам, - пробормотал он. Деймон усмехнулся. - Если ты умен, то никогда не должен привыкать к драконам. Так люди лишаются жизни. Но Серый Призрак - загадка. Он вылупился самостоятельно и вырос в пещерах без всякого руководства со стороны других драконов или дрессировщиков. Когда твой брат призвал Драконье семя, многие попытались заполучить себе Серого Призрака. Многие потерпели неудачу. Но не ты. Многие задаются вопросом, как тебе удалось приручить его. Люку казалось, что неверно говорить, что он приручил Серого призрака. Скорее все наоборот. Похоже, Серый Призрак тоже был изгоем. Родился в династии, предназначенной для величия, и все же остался в стороне. Возможно, именно поэтому он выбрал Люка, потому что увидел в маленьком рыбаке из Китовой Песни что-то от себя. Люк только сказал: - Им надо было накормить его рыбой. Деймон рассмеялся. - Тебе стоит пойти. Я знаю, как выглядит беспокойный дракон, и твоя мать будет очень рада, если ты присоединишься к ним во время полета. Возможно, ты не вернешь прежние воспоминания о семье, но это не значит, что ты не можешь создать новые. Люк с тоской посмотрел на Серого Призрака и своих братьев. - Они ведь не решат, что я им мешаю? - Боги, помогите мне. Я не тот, к кому тебе следует обращаться за поддержкой, - Деймон закатил глаза и протянул руки к Визерису. - Присоединись к Джоффри в его первом полете. Это приказ твоего будущего принца-консорта. Люк усмехнулся, подумав, что, возможно, Эймонд ошибался насчет Деймона. Он больше походил на усталого отца, чем на угрозу, но Люк предпочел оставить эти мысли при себе. Повернувшись, он увидел, что Серый Призрак опустился на колени, словно уже знал о намерениях Люка. *** Ближе к вечеру Люк снова захромал по замку в поисках матери. Серому Призраку захотелось покрасоваться перед другими драконами, и Люк, все еще ехавший без седла, был вынужден использовать все силы, чтобы удержаться, пока Серый Призрак извивался в небе. Тем не менее, полет прошел более гладко, чем Люк ожидал. Деймон был прав, когда говорил о терпении Сиракс. Маленький Джоффри и Тираксес дважды чуть не столкнулись с ней во время первого полета, а она только ворчала на них и отодвигала их с Рейнирой на безопасное расстояние. После того как они приземлились, Джейс пообещал Люку, что укротители начнут работать над его седлом. Люк сомневался, что Серый Призрак позволит себя оседлать, но оценил этот жест. Он нашел свою мать на балконе, выходящем на море. Казалось, утренний полет расслабил ее. Она опиралась локтями на каменный выступ, небрежно держа пальцами бокал вина. Он подошел к ней и прочистил горло. - Мама. - Мой милый мальчик, - ответила Рейнира. - Как твои дела? - Я хотел кое-что обсудить с тобой. Это касается твоей коронации. Рейнира внимательно посмотрела на него, а затем перевела взгляд на свой бокал с вином и, опрокинув его, осушила содержимое. Когда она снова повернулась к Люку, он увидел, что она смотрит на него глазами королевы, а не матери. - Это касается Эймонда. Это был не вопрос, но Люк все равно кивнул. - Какие у тебя планы на него? - Что ж... - Рейнира сделала паузу, явно обдумывая свои слова. - Он предал меня, встав на сторону Эйгона, и причинив вред тебе и твоему дракону. Деймон говорит, что я буду выглядеть слабой, если не сделаю ничего иного, как публично обезглавлю его вместе с остальными членами королевского совета. Корлис предложил проявить милосердие и передать его Ночному дозору. От обоих вариантов у Люка заныло в груди, будто кто-то ударил его под дых. Смотреть, как Эймонд умирает, или знать, что Эймонд жив, но никогда больше не увидеть его. Если он убедит мать выбрать второй вариант, то, возможно, когда-нибудь ему будет достаточно просто знать, что Эймонд жив. Рейнира внимательно наблюдала за ним. - Как ты думаешь, как мне поступить? Люк хотел предложить второй вариант, но, когда он собрался открыть рот, его обожгло чувство собственничества. Эймонд, которого знал Люк, зародился в детской жестокости Люка и сформировался из-за кинжала Люка, пронзившего его глаз. И когда Люк пал в тот день в море, Эймонд тоже по-своему пал. - Он нужен мне. Пусть станет рыцарем, он не сможет жениться или иметь детей, и, как только он закончит обучение, направь его в Дрифтмарк, чтобы он стал частью моей личной гвардии. Если Рейнира и была удивлена, то никак этого не показала. Она спросила: - Почему? - Потому что я... - Его горло сжалось, и он беспомощно уставился на нее, не в силах продолжить. Рейнира кивнула, словно все поняла. Она потянулась к его руке и сжала ее между своими ладонями, после чего мягко произнесла: - Боюсь, я не смогу сделать этого для тебя, Люцерис. Несмотря на то, что я заняла трон, большинство моих действий завтра будет зависеть от того, как отреагируют другие. Я уверена, что Хайтауэры основательно поработали над тем, чтобы очернить мое имя в столице, и назначение человека, который чуть не убил моего сына, его защитником сделает меня в их глазах безумной королевой. У Люка свело желудок. Он не удивился, что она отклонила его невыполнимую просьбу, но в нем все же жила детская надежда, что его мать каким-то образом сможет все исправить. - Тогда ты прикажешь ему вступить в Ночной дозор? Или... казнишь его? - В голове Люка закрутился один план за другим. Если Эймонд вступит в Ночной дозор, Люк просто примет присягу. Если же Эймонда приговорят к казни, Люк найдет способ тайком вывести его из подземелий до того, как это произойдет. Рейнира вдруг ухмыльнулась, словно прочитав его мысли. Она лишь ответила: - Думаю, я могу быть более изобретательной. *** Королева Рейнира провела церемонию быстро и достаточно кроваво, чтобы простолюдины не жаловались на то, что им пришлось преодолевать расстояние от своих домов до места проведения церемонии. Ее короновали перед драконьей ямой, тысячи простолюдинов заполонили Холм Рейнис, а драконы охраняли и землю, и небо. В последующие дни многие говорили, что королева была справедлива и милосердна в назначении наказания предателям. Лишь немногие погибли; наибольший переполох вызвали Отто, Кристон и Ларис, каждый из которых по-своему устроил сцену. Это раззадорило толпу, заставив ее ликовать, когда пролилась кровь. А когда Рейнира заявила, что детская любовь повлияла на ее решение оставить Алисенту в живых, последовали одобрительные возгласы. Никто не мог ее винить: Алисента не выглядела настоящей угрозой, дрожа и бледнея на протяжении всей коронации. Когда три младших брата королевы опустились перед ней на колени, в зале воцарилась тишина. Когда Рейнира вынесла окончательный приговор, толпа ответила потрясенным молчанием. Только Серый Призрак услышал звук, который издал Люцерис при этом известии, и только Эймонд поднял глаза, когда Серый Призрак взволнованно взмахнул крыльями. Люцерис и его дракон первыми отреагировали на новость, поднявшись в воздух. Люк облетел вокруг коленопреклоненных принцев и их новой королевы, а затем полетел на восток, в сторону Штормовых земель. Изгнание тысячи ночей - так мейстеры назовут наказание королевы Рейниры своих братьев в книгах, написанных во время ее правления. Три года без золота Таргариенов, без их драконов и без свободы оставаться где-либо в пределах шести королевств. Три года на то, чтобы стать достойными того, чтобы их приняли обратно во владения королевы Рейниры.