***
Этим утром Шаст просыпается раньше Арсения. Снова. И это, как и в первый раз, заставляет в груди всё сладко встрепенуться от нежности. Арс спит, прижавшись виском к солнечному сплетению, и в целом, конкретно для Антона это должно быть как минимум не очень удобным, как максимум затруднительным для дыхания. Но у Арсения, кто бы мог подумать, лёгкая голова. Только буквально, потому что фигурально это совсем не так. У Шаста, как и всегда это случалось, за ночь в голове наводился полный порядок. Мысли и эмоции больше не были беспорядочным роем. Он вспоминает абсолютно всё со вчерашнего долгого дня, но больше его не накрывает яростью и жаждой мести. Конечно, Антон злится, всё ещё злится, и будет злиться ещё долго. Но сейчас всё не сжирается внутренним пламенем. Арсений просил его разбудить с утра, если вдруг Шаст проснётся раньше. Наверняка неспроста ведь, наверняка чувствовал, что проспит долго с учётом всего произошедшего прошлым днём. Арс чувствовал свою усталость. С одной стороны, будить Арсения совсем не хочется, пусть бы он отдыхал столько, сколько нужно его организму. С другой, нельзя просто взять и проигнорировать просьбу человека, когда тебе прямым текстом сказали «разбуди меня, пожалуйста». Сам Шаст был бы в восторге, если бы подобную просьбу от него кто-то проигнорировал? Даже из лучших побуждений? Просят разбудить — значит, надо будить. Без всяких там «из благих намерений». Да и время уже перевалило за одиннадцать часов, скоро полдень. — Арс, — зовёт шёпотом, чуть потряхивая за плечо. — Арс, уже утро, одиннадцать-двадцать. Арсений мычит тихо спросонок, трётся щекой о оголённую кожу живота. Вот сейчас главное удержать естественную реакцию тела. Очень важно. — Утро? — спрашивает охрипшим со сна голосом Арс. Губы касаются тонкой кожи живота. Шаст поднимает взгляд к потолку, прикрывает веки, вдыхая медленно полной грудью. — Ага, — что-то у Антона тоже голос хрипит. — Просыпайся. Я пока в душ сгоняю. Шаст быстро выкарабкивается из кровати. Во время принятия утреннего душа Арсений заходит в ванную, просит прощения, обещает, что не смотрит, умывается и чистит зубы над раковиной, а затем уходит. Антон был бы совсем не против, если бы Арс к нему в целом присоединился, но да ладно. Главное, что проснулся. Только вот, когда возвращается в спальню, видит, что нихера он не проснулся. Привёл себя в порядок и лёг опять в кровать, зарывшись под одеяло. — Арс, — тянет Антон с каплей осуждения. — Сыграй что-нибудь. — Чего? — Шаст хмурит брови, но на губах вразрез этому расплывается усмешка. — И спеть, может? — Было бы вообще идеально, — бормочет Арсений. — Заодно проверим, насколько ты справился с тональной агнозией. Если будешь фальшивить, значит, надо возвращать в голову чип, чтобы Расп тебя долечивал. — Вот и проверим, — хорохорится Шаст. — Прекрасно я играю и пою без этих ваших всех чипов, — бурчит отчего-то он надуто. Арс приоткрывает глаза, смотрит на Шаста и тут же со смеху прыскает. Кажется, Антон ещё сильнее надувается, щурит на Арсения глаза. — Антон, — тянет как-то уж слишком задабривающе Арсений, переворачиваясь в кровати на живот, поворачивается в сторону Шаста, который быстро натягивает на себя штаны с майкой и уже перебрасывает через плечо ремень гитары. — Выглядишь потрясающе, — мурлычет Арсений, дрыгая ногами в воздухе, как какая-то особо игривая барышня. — Подлизываешься? — чуть поднимая вверх подбородок, с вызовом спрашивает Шаст. Он буквально чувствует, как пробегаются по его телу чужие глаза, от ног, обтянутых чёрными джинсами, по груди в тёмной майке безрукавке к обнажённой коже шеи. Только после этого долгого взгляда Арсений качает головой, чуть прикрывая глаза. И всё-таки, Шаст настаивает, Арсу нужны тёмные очки. Эти глаза. Эти ресницы. Они точно Шаста доконают, сердце из груди скачет, а ему вообще-то нельзя, оно вообще-то Антону для жизни нужно. А сердцу, походу, и плевать на своего хозяина, оно уже к Арсу бежит. — И… Что сыграть? — Шаст вздыхает прерывисто, глаза закрывает на пару мгновений, лишь бы на Арсения в кровати не пялиться с больно уж однозначными желаниями. — Только не Бритни Спирс, предупреждаю. — А отчего же не Бритни? — нарочито разочарованно вздыхает Арсений, хлопая ресницами. — Не знаешь ничего из её песен? — Всё я знаю, — бурчит Шаст. — У меня вообще есть программка, которая аккорды на оптику в реальном времени транслирует. И бой тоже. И вообще всё что угодно могу сыграть. — Всё что угодно, но не Бритни Спирс? — срывается на тихий смех Арсений. — Это дискриминация, Шаст. — Я смотрю, ты уже проснулся, — тянет злорадно Антон, делая вид, что собирается снять с плеча гитару. — Сыграй что-нибудь из старого. Или что-то на испанском спой. А может, что-то своё. Я не знаю, — машет ладонями в воздухе Арс. — Я хочу послушать то, что ты сам бы хотел сыграть сейчас. Может, ну знаешь, под твоё настроение на сегодняшнее утро. — Я не знаю ни одной песни с фразой «выходи за меня», — жалостливо сводит брови Антон. — Подсобишь? — Нет, — Арсений глаза закатывает, но улыбается при этом, выдавая своё настоящее отношение к этим вот выкидонам со стороны Шаста. — Не знаю ничего такого. Разве что Егор Крид «Невеста», но это не то, что я хочу слышать с утра, да и… Даня нас выселит отсюда, если ты будешь играть эту песню здесь. — А чё так? — тут же расплывается Шаст в улыбке, которая буквально переводится как «я хочу знать все сплетни». — Он когда-то настолько сфокусировался на критике творчества данного человека, что попросту… В общем, он слишком много о нём думал, и Егор Крид как раз-таки с этой песней начал преследовать его во снах. — М-да, — тянет, отсмеявшись, Антон. — Нет, ну, смотри, я могу сыграть по аккордам почти любую песню, которую ты назовёшь. Если я найду аккорды, и если там не будет какой-то лютый пиздец, при игре которого я сломаю себе нахер пальцы. — Есть такие аккорды? — искренне удивляется Арсений. — Не смотри на меня так, у меня не было музыкального образования… — Как и у меня, — усмехается весело Шаст. — Да, есть такие аккорды, при которых пальцы проще переломать сначала, а потом уже эти аккорды играть. А я пальчики берегу, не хочу ломать, знаешь. — И это у меня нежные ручки, — закатывает глаза Арсений. — Бля, вот не знаю, насколько это смешно, но… У меня реально какая-то хуйня с этим. Мне во время перестрелки страшнее всего за руки, за пальцы. Типа, блять. Башка? Да похуй абсолютно! Палец чем-то придавит? Только подумаю, а меня в дрожь холодную бросает! — Может, тоже что-то из детства? — взволнованно спрашивает Арсений. — Может, была какая-то сильная травма рук? Вот и остался страх… — Не помню ничего такого, — резко мотает головой Шаст. — Кажется, будто это всегда было. Что-то подсознательное, не ебу, — пожимает легкомысленно плечами. — Так что играем? — Я же говорю, под твоё настроение, — расплывается в сонной довольной улыбке Арсений, распластываясь по кровати. Под настроение? Да Шасту сейчас в голову одна непристойщина лезет. Что он из этого Арсу сыграет, чтобы при этом со стыда не сгореть? — Расп, вкинь мне рандомную советскую песню! — громко просит Антон. — И вам доброе утро, — бурчит недовольно с кухни голос Распа. — У Арсения в системе есть, назови любое число, а он тебе перекинет песню под этим номером. — О, давай, — воодушевлённо кивает Шаст. — Двадцать седьмая. Арсений отчего-то прыскает со смеху, перебрасывает Антону песню под названным номером. Шаст пробивает её в сети, находит быстро аккорды с помощью встроенного к оптике приложения. — Ну, самое сложное здесь аккорд В, но мне повезло с длинными пальцами. — И снова слишком двусмысленно, Антон, — тянет с улыбкой Арсений. — Это у тебя постоянно мысли к одному сводятся, — беззлобно огрызается Шаст, быстро пробегаясь по аккордам, которые нужны были для песни. — Так много аккордов? — Только семь, — качает головой Шаст. — Только?.. — Бывало и побольше, — косо усмехается Шаст. — Хотя лично я привык на четырёх играть. Старая группа «Горилаз» большую часть своих хитов чуть ли не на двух струнах только играла. И это, знаешь, как отдельный показатель, что для крутой музыки не нужно дохуя аккордов и лишних звуков. Я вообще за свободную музыку, — тут же клянётся Антон, прикладывая ладонь к сердцу. — Но вот музыка на волнах «Вексельстрём» и «Ритуал-эфэм», что в основном хиты групп «Мальстрёма», — ну, для меня это немного перебор. Там полный хаос звуков. Но даже там, блять! Даже там у меня есть полюбившиеся треки. Вот чёрт… — Что такое? — Арсений хлопает удивлённо глазами, глядя на отчего-то замершего Шаста. — Я — музыкальная шлюшка, — Шаст говорит это с таким серьёзным видом, со сведёнными жалостливо бровями. У Арсения не остаётся ни шанса, чтобы не рассмеяться в голос. — Это не смешно! Я вообще всеядный в музыке, это пиздец, а как же верность? — Это называется «меломан», а не музыкальная шлюшка, Антон! — хохочет в голос Арс. — Боже, как ты вообще додумался до этого словосочетания? — Нет, это лучше передаёт суть, — качает головой Шаст. — Так. Давай попробуем. Антон пробегается ещё раз по аккордам, разглядывает упрощённую схемку в приложении с боем: очередностью движений вниз-вверх по струнам. Разглядывает это в соответствии с необходимым ритмом. — Кажется, я слышу, как это должно звучать, — кивает Шаст, принимаясь играть проигрыш песни. — Ты и правда попадаешь! — восхищённо говорит Арсений, подползая ближе по кровати к краю, возле которого стоял Антон. — Ты точно не слышал её раньше? — Откуда? Расп мне только оперу включал, — фыркает Шаст, вызывая у Арсения новую волну смеха. — Так издевался над тобой? — И не говори, — вздыхает тяжко Антон. — Звучит устарело… — Это песня 1988-го года, Антон, — усмехается язвительно Арсений. — Устарело? Ты так думаешь? — Какого года? — выпячивается Шаст, не прерывая игры на гитаре. Арсений смеётся тихо, а потом начинает подпевать. Антон отмечает, что Арс почти попадает по нотам даже, за что получает от Арсения многозначительный взгляд. Смеётся тихо, вглядываясь в перевод текста от оптики. Но быстро отвлекается, текст сейчас завораживает отнюдь не так сильно, как Арсений, подпевающий и чуть качающийся из стороны в сторону в такт мелодии. — Muzyka nas sv’azala, taynoyu nashey stala, vsem ugovoram tverzhu ya v otvet, nas ne razluchat — net. Шаст заканчивает играть, смотрит на Арсения, тот аж искрится весь, ногами в воздухе болтает. — Проснулся? — фырчит со смеху Шаст. — Да. Ещё хочу, сыграй ещё, — упрашивает Арс. — Думаю, надо будет учить русский, — усмехается Антон. — Потому что смотреть на перевод твоих слов совсем не хочется, на тебя хочется смотреть. И понимать, что ты там булькаешь при этом. А так — приходится выбирать. — О, ты так очарователен, когда не бурчишь, — ехидничает с довольной улыбкой Арс. — Какой же ты козёл всё-таки, — вздыхает Шаст, закатывая глаза. — Домашний, — тут же отбивает Арс. — Сыграй ещё что-нибудь. Под своё настроение. — Про козлов песен тоже не припоминаю… — Антон, — надуто бурчит Арсений. — Ладно, вообще, — расплывается в улыбке Шаст. — Я запомнил песню, под которую мы впервые встретились, — Антон видит, как удивлённо у Арсения взлетают брови, и это греет изнутри. — Да-да, вот такой я сентиментальный придурок, я и дату запомнил. Жутко? — Мило, — едва разборчиво выдаёт Арсений, краснея немного щеками. — Мне такое нравится… И благодаря этому, — тянет с прикрытыми глазами Арс, — ты теперь нравишься мне ещё чуточку-у-у больше. — Чуточку? — с вызовом спрашивает Шаст. — Да я минимум сногсшибательно нравиться должен! — О да, — со смехом тянет Арсений. — Встречные ребята так и столбенеют, а те, что послабее, так и падают-падают-падают и сами собой в штабеля укладываются! Это из фильма, — прыскает со смеху Арс, видя заинтригованную моську Антона. — А. Я думал ты от себя, — драматично вздыхает Шаст. — Там героиня это говорила в контексте того, что, будь она неземной красоты, она бы отомстила мужикам за всех обманутых девчат, — улыбается Арс. — А ты, вон, без мести кому-то красивый до жути. К слову, — тянет Арсений. — Вот у тебя есть импланты, волосы ты красишь, а… Только честно, Шаст, не осужу, для меня это дело не первичное, так что ответь честно. Делал что-то с лицом? — Пластика? — удивлённо хлопает глазами Шаст. — С чего такой вопрос? Похоже, что ли? — Сложно сказать, сейчас не разберёшь. Просто у тебя действительно очень привлекательное лицо. — Я от природы очень красив, — гордо заявляет Шаст, расплываясь в улыбке. — Никакой пластики. — И от природы очень скромен, — язвит Арсений. — А у тебя есть что-то с пластикой? Или… Если это был нетактичный вопрос, прости, можешь не отвечать, — тут же тушуется Антон. — Всё нормально. У меня нет ничего, но признаюсь, я долгое время просто грезил об искусственной коже на определённых участках тела. — Нихера себе, — открыто удивляется Шаст. — Спросил бы, на каких это участках, но перед этим: нахер тебе в принципе синтокожа? — Меня. Реально бесит. Потраченное время. На бритьё, — членораздельно выдавливает из себя Арс, выставляя вперёд ладони. — Ну вот, теперь мне неловко, — Арсений краснеет щеками, прячет лицо, уткнувшись носом в кровать. — У меня всё нормально с личной гигиеной, — бормочет в одеяло Арс. — Я бы сказал, даже больше, чем просто нормально, — хмыкает Антон. — Мне просто не нравится, что на какие-то такие моменты времени уходит слишком много. Я пытался себе вбить в голову, что волосы на теле — это нормально. Сначала я комплексовал из-за рук, с ними справился как-то. Решил устроить себе что-то вроде «клин клином вышибается», начал отращивать волосы подлиннее и щетину. И мне правда нравится, к лицу никаких претензий, но есть места, в которых было бы лучше, конечно… Мне очень неловко. — Всё хорошо, — заверяет с улыбкой Шаст, ероша волосы на макушке. — Мне нравятся твои волосы. Теперь это звучит как-то не так… — Антон, — взвывает Арсений почти обречённо. — Прости-прости. У меня плохо с речью, — бормочет Шаст. — Хочешь я мастерски переведу тему и просто начну играть песню, будто бы ни в чём не бывало? — Пожалуйста, — сипит в край смущённо Арсений. — Запомни, что для меня это не проблема. — Ты сказал, что будешь просто играть песню, — тараторит Арсений, поднимая резко лицо к Антону, севшему рядом на край кровати. — Я лишь сказал, что это не проблема, — настаивает Шаст, оставляя короткий поцелуй на горящем от смущения лице. — Это одна из моих любимых песен у этого исполнителя, — переключается на гитару Шаст, ставя пальцы для первого аккорда. — Возможно, ты её не узнаешь в моём исполнении. Это что-то вроде моей собственной аранжировки, потому что оригинал вообще хер знает на чём играется, скорее всего, техно даже. С текстом пиздец, там испанский вперемешку с французским, но похуй, справимся. — «Похуй, справимся»? — с удивлённым смешком спрашивает Арсений. — Ладно, с испанским я понял, но французский ты тоже знаешь? — Немного, — кивает Шаст. — Французский и креольский — языки сектантов с Пасифики, и так уж получилось, что Адриан до сих пор что-то может на этих языках вкинуть. Вот я с детства и учился. От Колбриса — испанскому, от Адриана — французскому. На креольском буквально пару фраз знаю. На русском я знаю только мат. — Как необычно, — тянет с кислой миной Арсений. — Из-за «Мусорщиков»? — В основном, — кивает Антон. — На японском я запомнил только «сука». — А японский..? — «Тигриные когти». — А. Ясно. — Так что да, — усмехается Шаст. — Я немного полиглот. — Мне кажется, или ты тянешь время, — вдруг расплывается в улыбке Арс. — Антон, ты, что, стесняешься петь? — Ничего я не стесняюсь, — бурчит Шаст. — Мне только с силами собраться надо. — Это не проблема, Шаст, — тянет с ухмылкой Арсений, явно отсылаясь к словам Шаста в поддержку смущения Арса. — Козёл. — Я домашний, а ты горный? — Необходимо оставить последнее слово за собой? — нахохливается Шаст. — А тебе? — с весёлыми искорками в глазах отбивает Арсений, чуть вскидывая брови. — Всё, буду играть, хоть так, надеюсь, ты помолчишь немного, а то сил на тебя уже никаких нет. — Ты же понимаешь, что чем больше я к тебе привыкаю, тем противнее я буду становиться рядом с тобой? — посмеивается тихо Арсений. — Буду докучать без остановки. — Обещаешь? — Антон расплывается в солнечной улыбке, смотрит на Арсения с неприкрытым ожиданием. — У-у-у, — у Арса лицо багровеет на глазах, он пытается спрятаться куда-то, зарывается носом в простыни рядом с Шастовой ногой, прижимается горящей щекой к бедру Антона. — Перестань. Зачем ты меня кадришь? Мы же уже в отношениях… — Но всё ещё не замужем, — тянет многозначительно Шаст. — Перестань, — смущённо шепчет Арсений, потираясь щекой о бедро. Антон сглатывает гулко, поднимает взгляд вверх. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Чтобы хоть как-то себя отвлечь от закручивающейся в животе тёплой пружины, Шаст принимается перебирать струны гитары. В этой песне не то чтобы нужно прямо-таки петь, не в привычном для Антона смысле, там слова практически не растягиваются. Можно ли назвать рэпом, тоже вопрос спорный. Что-то между. Арсений прислушивается к песне в исполнении Антона, прикрыв глаза. Читает строчки с переводом, всплывающие под закрытыми веками. Становится немного тоскливо, что встретились они именно под такую песню, но в этом есть и доля символизма. И пусть Арсу не очень этот символизм нравится, отрицать его правдивость — глупо. Ведь всё было именно так: Антон был обычным городским наёмником, убивающим, кого «надо» по ночам, а Арсений даже не знал о его существовании тогда. В любой момент Шаст мог получить заказ от кого-то, кто обиделся на Психею, в любой момент Арс мог оказаться целью Антона. «Они всего лишь пепел во тьме этого города, всё остальное игры разума и попытки дожить до следующего рассвета». — Но в итоге, — улыбается Шаст, доигрывая последний, финальный проигрыш. — Мы стали чем-то больше, чем пепел. В целом и друг для друга. — Романтик, — тянет с улыбкой Арсений, открывая глаза и смотря на Шаста. Антону хочется сказать, что это улыбка Арса слишком провоцирующая. Потому что ямочки, спрятавшиеся за щетиной, белые острые клычки и отбрасываемые на щёки тени от ресниц — это всё для Шаста уж слишком. Арсения только валить на кровать и зацеловывать от пят до макушки. Впрочем… Не только зацеловывать. Стоп. Как так вышло, что у Антона в отношениях сексуальное желание рядом с предметом симпатии — не первостепенное? Нет, Шаст не мудак, конечно, не из тех, кто заводит романтические отношения, чтобы потрахаться и выпустить пар, но при этом каждая пассия у Шаста вызывала в первую очередь именно сексуальное желание. Да, эмоциональная близость была всегда на первом месте, но находясь в опасной близости с объектом воздыханий, всегда хотелось в первую очередь трахаться. Звучит, наверно, совсем плохо, но это нормально с точки зрения физиологии. Но вот с Арсением у Шаста ломаются вообще все привычные устои, даже в таком. Потому что первым желанием было поднять с утра настроение, позаботиться. Вторым желанием поцеловать, прикоснуться, потрепать волосы. И только после вот этого, несмотря на очевидное желание с самого утра, Антон думает, что было бы неплохо сделать с Арсением что-то более серьёзное, чем поцелуй в щеку. Сексуальное желание, всегда бывшее на первом месте рядом с предметом симпатии, какого-то хера отодвинулось аж на третий план. Только стоит об этом подумать, как выезжает всё-таки на первый, ведь всё выше перечисленное уже Антоном выполнено. Сыграл он Арсу, разбудил его, поднял настроение, вон как светится весь, улыбается радостно. А теперь активируются какие-то более привычные физиологические механизмы, которые от одной лишь Арсовой улыбки и от вида растянутой на плечах белой майки орут «валить и трахать!». Надо отвлечь мысли. Или не надо? Они же два взрослых мужика, близость подобного рода уже была, с хуя ли надо сдерживаться? Или всё-таки надо? Позапрошлым вечером инициативу проявил именно Арсений, а когда инициатором пытается стать Антон, его отчего-то постоянно прерывают. То ли Шаст выбирает какой-то не лучший момент, то ли у Арсения какие-то заскоки с тем, что инициатива должна идти в первую очередь от него. То ли ещё хер знает что. — И о чём же ты так хмуро думаешь? — со смешинкой во взгляде спрашивает Арсений, дёргая левой бровью. — Не хочешь поделиться? А то очень интересно. А по его самодовольному лицу Шаст с уверенностью может сказать, что тот уже абсолютно всё понял, каждую мысль в голове прочитал. — Сыграй что-то именно под настроение, — просит Арсений, сжимая коленку, проводит от неё по бедру. Стояк не очень удобно прятать за гитарой. Антон прочищает горло. Сдаётся. Поднимается на ватных ногах, ставит немного дрожащие пальцы на струны. Под настроение, так под настроение. Песня старая. На английском. Шаст не собирается петь, только играть мелодию. Он надеется, что Арсений её не знает, не слышал, не вспомнит слова, которые там пелись. (А может, как раз-таки на обратное надеется). Если опустить некоторые строчки песни, проносящиеся в голове у Шаста во время игры аккордов, то в целом песня пропитана горящим желанием. И если не петь у себя в голове строчки, попахивающие садизмом и психическим расстройством, или хотя бы перевести это просто в художественную гиперболу для передачи силы этого желания… Ладно. В этой песне Антон всегда чувствовал одержимость, голод, жадность и однозначное желание. И это всё прекрасно отзывается у него самого внутри. Антон доигрывает песню, смотрит нерешительно на Арсения, у самого щёки горят, но Шаст надеется, что не сильно заметно. Чужой потемневший взгляд выбивает воздух из лёгких. Антон сглатывает тяжело и гулко, наверняка на весь дом было слышно. Арсений подбирается с кровати, Шаст стоит каменной статуей, даёт снять с плеча гитару, не поворачивает даже головы, чтобы посмотреть, куда Арс отставил её. Прикосновение к щеке отзывается целой рекой искр, побежавших по позвоночнику. Дрожащий выдох срывается с губ, глаза прикрываются, а щёки горят под чужими холодными пальцами. — Ты потрясающий, — Арсений эту фразу шепчет прямо в губы, накрывает тут же немного дразнящим поцелуем, словно бы запечатывает собственные слова. — Дыхание перехватываешь. Сердце дрожит в грудной клетке, руки сами тянутся к Арсению, обвивают его за пояс, прижимая ближе к себе. Если бы только можно было остаться вот так навеки, Антон бы согласился, не задумываясь ни на секунду. Губы Арсения становятся всё более настойчивыми с каждой секундой, Антон мажет языком по нижней, сжимает пальцами бока, пытаясь в себя сильнее втиснуть, подталкивая Арса к постели. У самого края кровати Арс, не разрывая поцелуй, резко разворачивается с обнимающим его Антоном, теперь Шаст стоит спиной к кровати. Не проходит и секунды, как Арсений отрывается от губ и уверенных движений языка во рту, подталкивает Шаста вперёд. Сопротивляться нет никакого желания, Антон падает покорно на кровать, садится на краю, подтаскивая Арсения за бока к себе, задирает голову вверх, зажимая ноги Арса меж своих коленей, притягивает Арсения за локоть ниже к себе. Целует Антон уверенно, почти грязно, мажет языком по губе, проходится торопливым движением по верхнему ряду зубов, задерживается на ощутимо остром клыке с правой стороны. — Почему у моих губ всё ещё нет царапин от этих клыков? — отрываясь от поцелуя, спрашивает с придыханием Шаст. — Почему этот вопрос звучит так, словно ты хочешь, чтобы эти царапины были? — со смешком спрашивает Арсений, забираясь к Антону на колени, оплетает его пояс ногами. Шаст пытается увести взгляд в сторону, отворачивает голову к окну, но Арсений тут же поворачивает лицо к себе, держа пальцами за челюсть. У Антона от одного этого действия что-то вздрагивает в груди, вспыхивает в животе. Окончательно покоряется. Шаст прижимается к губам поцелуем, сталкивается с чужим языком, лаская его. Зарывается пальцами под белую майку, оглаживает поясницу, подбирается к лопаткам. Антон буквально чувствует, как Арсения в его руках плавит от тепла ладоней не хуже пластилина. Он отрывается от поцелуя с тихим мычанием, запрокидывает голову, пытаясь отдышаться, Шаст не тратит ни секунды, выцеловывает и вылизывает шею, продолжая гладить руками острые крылья лопаток. Руки Арсения ложатся мягко на плечи, спускаются по груди, вполне целенаправленно задевая сквозь чёрную майку затвердевшие соски, выбивая лишь этим действием из груди Антона охриплый вздох. Руки задерживаются на груди на добрую минуту, оглаживают сквозь ткань мышцы, цепляют ногтями соски, только после лёгкого укуса Шаста в плечо, Арсений спускается руками к животу. — Не кусайся, — шепчет на ухо Арсений, чуть придвигаясь бёдрами вперёд, прижимаясь плотно своим пахом к паху Антона. Прерывистый вдох разбивается мимолётным поцелуем в место укуса. У Арса это выбивает умилительную улыбку, он пробегается туманными глазами по покрасневшему лицу, осыпает щёки поцелуями, прикрыв глаза. И было бы почти невинно, если при этом Арсений не двинулся вперёд ещё немного, потираясь вставшим членом о член Шаста. Антон тянется рукой вниз, но Арс перехватывает его кисть. Явно другие планы. Его рука давит на грудь Антона, заставляет откинуться спиной назад на кровать, Шаст ложится. Арсений вытаскивает из штанов заправленную майку, поднимает её вверх, задирая, проводит широко ладонями от живота к груди, снова цепляет соски, оглаживает их круговыми движениями пальцев. И при этом, чёрт такой, двигается бёдрами вверх, открыто потираясь ягодицами о твёрдый член сквозь слои одежды. Шаст зажмуривается сильно, мычит в сжатые губы от сладкой пульсации в паху, от приятных мурашек от ласк на груди. — Как же хорошо, что ты без ремней, — шепчет в самое ухо Арсений, Шаст толкается бёдрами вверх, потирается в острой нужде прикосновений пахом. — Но эти джинсы… А про майку я вообще молчу. — Арс, как ни глянь, тебя всё провоцирует, ты уверен, что дело в одежде? — Антон ухмыляется самодовольно. — Я уверен, что дело в тебе, — прямо говорит Арсений, выбивая всю самодовольную весёлость у Антона из груди. — Тебя это смущает? — с улыбкой спрашивает, замечая чужую реакцию. — Меня это заводит, — выдох получается дрожащим. — Заводишься от того, что заводишь меня? Как-то самовлюблённо, Шаст, тебе не кажется? — посмеивается Арсений, очерчивая руками впалый живот. — Но твоя уверенность заводит меня. Мы точно два психа. — Похуй абсолютно, главное, что в кайф, — вздыхает прерывисто Антон, пытаясь поддаться навстречу ласкающим торс рукам. Арсений наклоняется к лицу, вовлекает в новый настойчивый поцелуй. Почему-то именно сейчас Шасту в голову лезет мысль, что они слишком мало целуются, губы и язык Арсения должны в сто раз чаще касаться его губ. Поцелуи Арсения соскальзывают по линии челюсти на шею, подбираются к уху и едва Шаст слышит нараспев шёпотом «как сильно ты хочешь меня?», щёки загораются в разы ярче. Знает Арс эту песню. Знает, блять. И так же шёпотом срываются с губ строчки «я хочу тебя чувствовать, я хочу всё». И это, очевидно, было правильным ответом. Арсений спускается поцелуями ниже, прикасается губами к груди, мажет языком по напряжённому соску, вырывая тихий вздох, спускается ниже, соскальзывая с бёдер Шаста, устраивается на коленях на полу, садится меж разведённых ног, вцепливаясь крепко пальцами в бёдра. У Антона кружится голова. В любом другом случае он был бы уверен на сто процентов, к чему ведёт такая смена позы, был бы уверен и сейчас, но с Арсом быть уверенным в чём-то на сто процентов не получается. Там, в его голове — планета с джунглями, наверно, Шаст давно в них потерялся. Ощущение расстёгивающейся пуговицы на штанах, тихий шум молнии — всё словно в тумане. Бёдра приподнимаются инстинктивно, когда руки стягивают штаны вместе с бельём. Нерешительный взгляд вниз и всё становится хуже. Шаст зажмуривает глаза, вжимаясь спиной в постель, перед взглядом даже под закрытыми веками картинка стоит чёткая, словно отпечаталась фотоснимком. Арсений с потемневшими глазами, чуть подрагивающими от нетерпения пальцами на сжатых бёдрах Антона смотрит на стоящий влажный член, закусив, блять, губу. Шаст сам тянется к себе, потому что это уже невыносимо, потому что прикоснуться надо слишком сильно, но Арс не даёт, перехватывает руку, отводит её в сторону. Через мгновение Антон ощущает, как плавно смыкаются в кольцо чужие пальцы у основания члена, проводят по всей длине вверх-вниз, заставляя бёдра и живот мелко дрожать. Первое ощущение, выбивающее воздух из лёгких. Второе: ощущение стекающей по стволу собственной смазки. Третье: прикосновение к головке горячих влажных губ. В голове стучит ехидная мысль из разряда «неужто так хорошо сыграл?», но в голове быстро пустеет от ощущения сжавшихся плотно вокруг головки горячих губ. В воздух срывается протяжный стон на грани рыка, щёки покалывает от жара, на груди слишком пусто, а внизу — ощущений слишком много. От этих контрастов трясёт изнутри. Хочется поддаться бёдрами вперёд, но надо себя сдержать. Хочется почувствовать прикосновения к груди, но просить не даёт самолюбие. Делает себе только хуже, пока внизу живота горит всё. Арсений отстраняется, и это выбивает звучный разочарованный стон, который тут же перерастает в нетерпеливый, когда губы с языком проходятся по всей длине сбоку. Арс насаживается ртом чуть ниже головки слишком неожиданно, Антона вскидывает немного на кровати от остроты ощущений, от жара, резко прильнувшего к низу живота, от искр побежавших по всему телу. Рука Антона сама тянется вниз, зарывается в тёмные волосы на чёлке, накручивает на пальцы, тянет на себя несильно, но ощутимо. Тихий стон, смешавшийся в едва различное мычание пробегается вибрацией по всей длине, заставляет рассыпаться в брани от приятных ощущений, которых слишком много, но всё ещё недостаточно. Больше себя мучить, несмотря на всё самолюбие, у Антона не получается, он тянется к чужой ладони, лежащей на бедре, сжимает пальцы в намёке. Только намёк явно не понят, потому что Арс не отвлекает своего внимания от члена. — Здесь, — охрипло шепчет Антон, притягивая руку вверх к груди. — Пожалуйста… Взгляд на Арсения — тепло в животе скручивается в узел туже. Арс, отстранившись от члена, смотрит на него затуманенными глазами, а уголок губ дёргается вверх в ухмылке. Для Антона — слишком. Арсений подползает на коленях чуть ближе к кровати, гладит рукой по боку, подбирается к груди, но его прикосновения — дразнящие и распаляющие до крайности — всё ещё не дают того, что от них требуют. У Арса горят щёки, в глазах — дымка, губы блестят от слюны и смазки. У Шаста — дрожь по всему телу и пульсирующее возбуждение, жар и тяжесть в паху. Арсений снова прикасается губами к головке, опускается медленно ртом на член, помогая себе второй рукой, пока левая скользит по груди и животу. Шаст заглядывается на дрожащие густые ресницы, на сомкнутые кольцом губы и втянутые щёки. Пальцы щипают за сосок неожиданно, словно бы в предостережении не пялиться, но по факту выбивают лишь новый протяжный и громкий стон, заставляют поддаться бёдрами вверх, входя глубже членом в рот. Антон заставляет себя лежать ровно на кровати, вжимается спиной в постельное, сжимает пальцами простыни, мнёт их. У Арсения от вида сжимающихся на простынях длинных пальцев дрожит всё внутри, новый стон срывается вибрацией. Стенки горла касаются головки слишком откровенно, одно глотательное движение и новый порыв бёдрами вверх едва ли удаётся сдержать. Рука Арсения, придерживающая член у основания, исчезает, Шаст едва и не скулит, но собственным недовольством давится, слыша снизу шорох одежды и долгий выдох через нос. Понимание бьёт в голову не хуже алкоголя: Арс убрал руку, чтобы ласкать себя. Антон чувствует, что на грани. Круговые движения пальца на сосках, обхватывающие плотно на середине члена губы, головка плотно обхватывается со всех сторон горячими стенками горла при глотках. Влажные звуки, охриплое дыхание, ощущение жара по всему телу — всё это сводит с ума. Арсений выпускает член изо рта, оставляя внутри только головку, ласкает языком по уздечке, проходится кончиком по уретре, слизывая капельку смазки. Прикосновения губ и языка к головке слишком настойчивы, пальцы сжимают меж собой сосок. Шаст толкается бёдрами вверх инстинктивно, но тут же заставляет себя лечь обратно. Он чувствует, что уже на грани, просит сбитым шёпотом Арсения ни в коем случае не останавливаться сейчас. Тот и не останавливается, разве что убирает руку от груди, обхватывает пальцами влажный от стекающей слюны вперемешку со смазкой член своей ладонью, продолжая ласкать языком головку. В последний момент Антон оттягивает голову Арсения, зарываясь пальцами в волосы сбоку головы. Охриплый стон срывается в воздух, отчего Арс срывается за грань следом, быстро проводя ладонью вверх-вниз по собственному члену, падает лицом вниз, утыкаясь щекой Шасту в бедро. — Только дыши, Шаст, — посмеивается Арсений, кусая нежно во внутреннюю часть бедра. — Дышишь? — Арсений усмехается разморенно, проводит еле ощутимо ладонью по паху, размазывая горячую сперму у размякшего члена по низу живота. — Не трогай, пожалуйста, не трогай, — шипит сквозь зубы Антон, ловя чужую кисть. — Я ща отключусь, если ты продолжишь. — Вроде как, у меня такой возраст, что… Антон не даёт закончить, притягивает за руку к себе. Арсений поднимается с коленей, падает на спину рядом с Шастом в постель. — Иди сюда, — шепчет Антон, притягивая лицо Арса за щёки к себе, впивается жадно в губы, чуть кусая нижнюю, тут же зализывая укус. — Так хорошо сыграл? — всё же не сдерживает в себе привычной язвительности, усмехаясь Арсу в губы. — Даже не представляешь, — посмеивается тихо Арсений, прижимаясь лбом к щеке Шаста. — Ремни. Эта, блять, майка в облипку с джинсами. Гитара. Мои слабости. — Буду знать, — улыбается лениво Антон, прикрывая на мгновение глаза. — Охуенно… Прости, что… — Не вздумай, — обрывает Арс. — Мне тоже было охуенно. Даже не вздумай ляпнуть то, что собирался. — М, — тянет с широкой улыбкой Шаст. — Порыв от чистого сердца? — И от крепкого стояка, едва тебя с гитарой увидел, — бурчит недовольно Арсений, зарываясь лицом в место между шеей и плечом Антона. — Чур, я первый в душ. — Хорошо, я и не спорю, — посмеивается тихо Антон. — Приходи в себя, а я мыться, потом пробежка, упражнения, всё по списку. И только потом утренний кофе. Ты можешь пить без меня. — Не, я подожду, — отмахивается Шаст. — После сна легче стало? Я имею в виду, с мыслями и эмоциями. — Да, намного, — улыбается Арсений. — Но мне всё ещё… Волнительно. Да кого я обманываю… Мне всё ещё страшно. — Мы справимся, — уверяет Антон, утыкаясь губами в лоб. — Беги в душ. — Бегу, — соглашается Арсений, привставая на кровати. Арс целует мягко в губы, не дразнится, только ласкает до тех пор, пока сам Антон не отстраняется. Улыбаются друг другу довольно, а через мгновение Арс убегает мыться. До его возвращения в спальню Шаст не делает ни единого телодвижения, только дышит и смотрит с глуповатой улыбкой в голубой потолок спальни. Арсений возвращается из душа, а Шаст тут же занимает его место. Все эти процедуры занимают не так много времени, но Антона держит приятное ощущение горячей воды, стекающей по телу. За дверями ванной слышится крик Арсения «я пошёл!», снова Шаст в улыбке расплывается. Уже щёки болят, ей Богу. Кажется, раньше он слишком мало улыбался.***
Пока Арсений бегает, Антон стоит на крыльце, курит, и это впервые ощущается как некий элемент комфорта, как бы это ни звучало. Шаст всегда курил то ли от привычки, то ли от нервов, расслабленного перекура в собственное удовольствие, когда ты не ломано затягиваешься, лишь бы быстрее получить дозу никотина, а медленно, со смаком растягиваешь каждую затяжку… Очень давно такого не было. Наверно, в последний раз был в Пустошах. Когда ещё была семья, а тёрки в ней ещё и на горизонте не виднелись. Тогда было спокойно и тихо. Да, было много проблем, но они воспринимались как рутина. Кочевническая жизнь — это не только песни с гитарой у костра, пока на небе загораются звёзды. Не только плавленный зефир и возня с любимой машиной. Не только сказки в палатке перед сном. Много было и неприятностей, были и утраты, и ссоры, и неудачные вылазки, и различные осложнения при поручениях, но это всё рутина. И курилось тогда особенно сладко. Может, сейчас Шаст возвращается в привычную среду? Уехал из города, сидит в домике посреди Пустошей, опять какие-то разборки, планы, проблемы, но при этом и крепкое плечо семьи рядом. Антон уже даже не колеблется, называя своё новое окружение семьёй. Арсений, Поз, Лекси, Адриан. Колбриса Шаст бы затащил в свою семью с радостью (признаётся себе в этом почти без недовольства на себя же). Интересно, смог бы ли Пёс жить по кочевническим устоям? Жить с семьёй и за семью? Антону почему-то кажется, что смог бы точно. Есть в нём этот дух единства. — Всё выполнено, — довольно заключает Арсений, который только что закончил со всеми упражнениями и пробежкой. — Я в душ, ты варишь кофе. — Диктатура, — посмеивается тихо Антон, провожая взглядом заходящего в дом Арсения, придерживая ему дверь. — Ты что-то сказал? — у Арса брови взлетают, кончик носа дёргается забавно. — Нет-нет, ничего, — подыгрывает Шаст, ловя губы Арсения своими. — Беги в душ, попугайчик ара. Арсений щипает в бок, причём щипает довольно болюче, зараза такая. Антон шипит, потирая бок, рвётся сделать щипок ответный, но Арсений молнией заскакивает в ванную, прикрывает плотно дверь, а с той стороны доносится довольное весёлое хихиканье. — Придурок, — фырчит со смеху Шаст, уходя на кухню. — Рад, что вы сегодня в лучшем настроении, — говорит голос Распа с телевизора. — Я тоже рад, — улыбается Антон, принимаясь варить им с Арсением кофе. Нажимает все нужные кнопки на кофемашинке, подставляет кружки, нажимает круглую зелененькую на сенсорной панели. — А ты сам как, Расп? — громко спрашивает Шаст, чтобы его было слышно за гудением кофемашинки. — Работаю, — вздыхает тяжело Расп. — Нельзя терять время. Мне не нужна разгрузка или отдых в виде сна. Я не могу себе позволить отвлекаться… — Расп, — строго окликает Антон. — Я, конечно, понимаю, что ты с Арса написан, но давай в Иисуса тоже играться не будем. — В Иисуса? Интересные у вас ролевые игры… — Что? Блять, да нет же, — фырчит недовольно Шаст, потирая ладонью лицо. — Я имею в виду, что себя в жертву не надо во имя мира отдавать, ок? — Моё существование — сплошная имитация, моя жизнь — даже не жизнь. Я не утомляюсь, а значит, не жертвую собой, работая без перерыва. Главное достижение цели и… — Притормози, — обрывает Шаст. — Начнём с того, что ты наполовину конструкт, наполовину копия сознания. А сознание человека выдыхается, Расп. Ты эмоционируешь, чувствуешь, а значит, что… — Нет, я лишь имитирую чувства, — пресекает на корню Расп. — Вообще-то нет, — хмуро говорит Арсений, проходя в кухню. — Ты действительно чувствуешь, — наседает он, неотрывно ероша влажные волосы полотенцем. — Вот, — тянет Шаст, указывая ладонью на Арса. — Арс точно хуйни не скажет, ему виднее, а ты не мог этого не знать, а значит, напиздел мне, чтобы заверить. — В чём заверить? — сводит непонимающе брови Арсений, смотря на Антона. — Он мне заливает, что может работать без отдыха, потому что не устаёт. — В случае Распа… Утомляемость изначально была перегруженностью процессора, загруженностью оперативной памяти, — тянет Арсений. — Но сейчас он в свободной Сети, так что… — Да блять, и ты туда же. Я о том говорил, что если он чувствует, то он выдыхается эмоционально. Наверняка ведь! — продолжает отстаивать своё Антон, чуть взмахивая ладонью в сторону телевизора. — Расп? — с нескрываемой надеждой окликает Арсений. — Ты не можешь врать мне, когда я задаю прямые вопросы. Ты устаёшь эмоционально? Чувствуешь, что вымотан? — Немного, — сдаётся Расп. — Но я знаю, чем это вылечится. Когда проект будет доведён до ума, когда будет введён в работу, вот тогда я передохну. — Ты сейчас звучишь как люди, говорящие «после смерти отдохну», — хмурится сильнее Арсений. — Я о том же, — кивает быстро Шаст, складывая руки на груди. Сам вдруг ловит себя на мысли, что это всё походит на то, что они с Арсом — два родителя, отчитывающих непослушного ребёнка на кухне за его попытки препираться со старшими. — Арсений. Антон. Послушайте, — просит с расстановкой Расп. — У меня в программе нет тяги к суициду, я чувствую свои возможности и свой предел. Поверьте, когда я пойму, что близок к краю, я дам себе передохнуть. Это логично и правильно. А нашем случае — необходимо. Если я буду "переутомлён", если буду перегружен, я стану не таким продуктивным. Начну допускать ошибки, буду не замечать необходимые детали. Это слишком халатно. Я понимаю серьёзность того, что происходит. — Хорошо, — выдыхает Арсений. — Если что, пожалуйста, помни, что ты можешь обратиться ко мне за любой помощью. Мы на одной стороне, Расп. — Конечно, — в голосе Распа отчётливо слышится довольная улыбка. — Тогда могу я попросить внести в план, который ты написал вчера, ещё один, дополнительный пункт? — Да, конечно, — кивает активно Арсений, садясь за стол и уже беря в руки блокнот с ручкой. — Что именно ты хочешь внести отдельным пунктом? Шаст ставит на стол кружки с завиравшимся кофе, вытаскивает из холодильника шоколадные батончики, кладя их рядом с кружками. — Перехват «Нового пантеона», — говорит Расп. Арсений замирает, сжимает ручку в пальцах, но через несколько секунд его скованность уходит, он кивает понимающе и записывает это как пункт в плане на странице блокнота. — Нам действительно это понадобится, — кивает Арсений. — «Новый пантеон» координирует работу многих предприятий и социальных сфер. Перебьём работу промышленности, выведем из строя военную структуру. — Да, — подтверждает твёрдо Расп. — И мы должны вернуть в строй Аполлона. — Аполлон… Не состоит в «Новом пантеоне», Расп, — удивлённо лепечет Арсений. — Он из старого, он был нашим… — Да, пора его вернуть, — твёрдо говорит Расп. — Аполлон — это культура, статьи, пропаганда, информационные базы. Он нужен нам. — Хорошо… Поэтому ты попросил привлечь Брагина? — И для этого тоже, — не ломаясь, отвечает Расп. — Брагин работал с вами над старым «Пантеоном», он больше многих других нетраннеров работал с Аполлоном. Наравне с тобой. Он нам очень поможет в этом. Но и в «Новом пантеоне» он отчасти принимал участие. — Ему не оставили выбора, — вздыхает тяжело Арсений, отпивая первый глоток кофе. — «Не оставили выбора» и Брагин в одном предложении? — усмехается язвительно Расп. — Вот уж не думаю я. — В каком… О нет, — резко поднимает голову к телевизору Арсений. — Ты думаешь..? — Кое-кто оставил лазейку в «Хамелеоне», почему бы Брагину не оставить лазейку в «Новом пантеоне»? — Хорошо, если так, — кивает быстро Арсений, дописывая что-то в блокноте. — Просто потрясающе, если действительно так. Антон заглядывает в блокнот, видит последнюю строчку с задачей «перехват «Нового пантеона», возвращение старого (я, Расп, Брагин)». Вчера Шаст так и не посмотрел, что Арсений написал в плане, пробегается глазами по всем строчкам, находя с удивлением здесь и своё имя. «Не унывать и не сдаваться (Антон)». Шаст пытается не захихикать довольно, но не получается, отчего и булькает в кружку кофе. — Ты чего? — удивляется Арс. Шаст быстро головой качает. — Значит, Брагин нужен нам больше, чем я думал… Возвращение «Пантеона» — лучшая часть… — Это эго? — осведомляется Расп. — Что? Да нет же, — качает быстро головой Арсений. — Я это не из-за того, что это возвращение моего проекта. А потому что это действительно то, что было нужно, что было важнее и нужнее для лучшего мира, для лучшей жизни. Расцвет культуры и благополучие, а не тяга к вечной войне. — Не могу не согласиться, — снисходительно говорит Расп, будто бы с улыбкой. — Какие у вас планы на этот день? — спрашивает Шаст, допив свой кофе. — Я бы попросил у Распа полную картину «Песни вдов» и всего, что он знает о последней правке Конституции Союза. Сегодня по большей части сбор информации. Изучении матчасти. — Именно с этого и хотел начать, — говорит Расп, довольный весь, то ли от того, что они с Арсением думают одинаково (что вообще-то логично), то ли от того, что Арс уже втянулся и перестал сдавать назад и рефлексировать. — Я связывался с утра с Даней. Он пытается пробиться через оборону Дмитрия, чтобы получить у Адриана контакт Лойтресс и выйти на Брагина. — Я помогу, — кивает уверенно Шаст. — Только вот… В доме одних вас оставлять… — Во-первых, — начинает строго Расп. — Мы не одни, нас… Один во второй степени с половиной. — Это что за число такое?.. И один во второй степени — всё равно один. — Во-вторых, — настаивает Расп. — Снаружи дома есть замаскированные охранные турели, над которыми я могу взять управление. — Вот это уже хоть что-то. — В-третьих, мы можем закрыться в нетраннерском подвале, там есть бронированная дверь. — Ладно, хорошо, я понял, — машет примирительно ладонями Шаст. — ЗА вас можно совсем не волноваться. — Чуть-чуть волноваться разрешаю, — усмехается Арсений, целуя коротко в уголок губ. — Кхм, да, — неловко тянет Расп. — Мы будем собирать информацию, разбираться с данными, а ты, пожалуйста, посодействуй Псу, нам правда нужен Брагин. — Я понял, — кивает Шаст. — Но всё же. Арс, пошли, дам из машины хоть какое-то оружие. — Я не буду стрелять. — Я дам тебе не огнестрельное, — пожимает плечами Шаст, утягивая Арсения за локоть из-за стола. — А у тебя там целый оружейный магазин? — с искренним удивлением спрашивает Арс, плетясь следом за Антоном с кухни. — Тип того, — усмехается тихо, обуваясь вместе с Арсением возле двери. Когда Шаст открывает багажник машины, у Арса разбегаются глаза. — Это ненормально, — выставляет руки вперёд Арсений. Антон лишь языком цокает, закатывая глаза. — Добро пожаловать в Найт-сити, мать его, — качает головой Шаст. — Огнестрел — не твоя тема, уже поняли. Да и у Распа, если что, турели в распоряжении. Бита? Она металлическая, тяжеловатая, но деревянной нет. — Нет, слишком велика вероятность разбить череп, — качает головой Арсений. — А это что? Антон подтягивает поближе к себе небольшой ящик, на который указал Арсений, открывает его, показывая содержимое. — Это только для профи с не дрожащими руками, — хмыкает Антон, показывая комплект одинаковых чёрных ножей небольшого размера. Метательные. — Мне это как подарок за один хорошо выполненный заказ дали, не знаю, что с ними делать, всё думал, кому продать. — Хорошие, — говорит тихо Арс, вытаскивая один из ножей. — Лёгкие, острые, хорошо сбалансированные, — бормочет он, оставляя нож балансировать на середине указательного пальца. — Угу. Вот и не знаю, по какой цене толкнуть, чтобы не обидеть их. — Продай их мне. — Охуеть. Да я могу тебе подарить просто, но ты и ножи… — Что? — с вызовом спрашивает Арс. — Нахера они тебе? Ужин ими жалко готовить, Арс… — Это метательные ножи. Очевидно же, для чего они. — Ох, ну если очевидно, — закатывает глаза Антон. Он пересчитывает количество ножей в ящике. Пятнадцать. — Попади хоть один раз из пятнадцати ножом в… Вон тот кактус, — Шаст показывает на двухметровый кактус неподалёку от крыльца. Арсений цыкает тихо, снова глаза закатывает. Шаст наблюдает внимательно за каждым движением чужих рук. Шок с осознанием приходит сразу, едва видит, как именно руки Арсения берут ножи. Это не та позиция пальцев, с которой держат нож новички. Антон делает шаг назад, смотрит со стороны, как один за другим ножи летят ровно в ствол кактуса, а последние три, Арсений, не церемонясь, кидает сразу вместе и каждый из них попадает, застревая плотно в мякоти. Бедный кактус… — Вопросы? — с вызовом спрашивает Арсений, оборачиваясь к Антону через плечо. — Да, только один, — едва шевеля губами от изумления бормочет Шаст. — У меня опять встал, что мне делать? Арсений смеётся, закатывая показательно глаза к небу, отходит быстро за ножами, вынимая их из, слава Богу, сухого кактуса. Стоило, конечно, проверить заранее, прежде чем шпиговать его. Арсу надо больше думать в те моменты, когда кто-то подтачивает его самолюбие. — И как это? — любопытствует Шаст, когда Арсений возвращается с ножами, сложенными в ящик. — Есть такая советская игра. «В ножички», — улыбается Арс, ровно раскладывая ножи по своим местам. — Я был мастером, — подмигивает он Шасту игриво. — Не сомневаюсь, — гулко сглатывает Антон. — Но вы же не в человека бросали? — спрашивает почти боязливо. — Что? Нет, конечно, за кого ты меня держишь? В землю. Там… Потом как-нибудь расскажу правила, сыграем. — Какой смысл, если ты победишь? — изгибает бровь Шаст. — Ради азарта? — Ну-ну. Азарт идёт от незнания победителя, от ажиотажа, а не когда всё предопределено до начала игры. Забирай их, считай выиграл, — улыбается Антон, ероша Арсения по волосам. — Выиграл-выиграл, — поддакивает Арсений, забирая ящик с ножами и оттягивая его на крыльцо. — Но а вообще… В человека я всё равно не решусь бросить… Буду рассчитывать на Распа. — Давай сделаем вид, что это не оружие, а просто талисман, который будет своим наличием у тебя успокаивать меня. Договор? — Договор, — улыбается Арс. — Расходимся? — Ну, мне ещё одеться надо, куда я без ремней поеду? — Не напоминай мне о них, — тянет со смехом Арсений, подпрыгивая на носочки, чтобы оставить поцелуй у Антона на щеке. — Они меня провоцируют, ты сам сказал. — Так ты уже признаёшь это? — Анто-о-он.***
— Сука, да мне нужно, чтобы он сделал только один ебучий звонок! — рычит Даня, долбясь ногой в дверь, которую Поз закрыл перед его носом. — Проблемы? — с усмешкой спрашивает Шаст, поджигая сигарету, садится на капот машины. — Шаст, слава Бо… Я рад тебя видеть, — вздыхает прерывисто Даня. — Док словно с катушек слетел! — Он оберегает Адриана, — улыбается снисходительно Антон, смотря за тем, как Поперечный по новой начинает долбиться в дверь. — Да я заметил, — шипит Даня. — А я его и не убить хочу, не надо его от меня оберегать. Шаст подходит к двери, стучит громко кулаком. — Поз, это я! — Шаст? Скажи, чтобы этот ненормальный проваливал! — вскрикивает зло за дверью Дима. — Видишь ли, Поз, — с тяжким вздохом говорит Антон. — Я здесь, чтобы этому ненормальному помочь. У нас с ним общий интерес. — Он тебя нанял, что ли? Заплатил??? — Нет, — терпеливо отвечает Шаст. — Я больше… Не работаю по найму. Только по своей собственной инициативе. — С каких пор? — с нескрываемым скепсисом спрашивает громко Дима. — Примерно, э, со вчерашних? — нерешительно прикидывает Шаст. — Где-то так. Понимаю, стаж доверия не внушает. Но как есть. Я всё объясню, Поз, только не так, не через дверь посреди улицы. — Стоит ли? — шёпотом окликает Даня, дёргая за плечо. — Я верю своей семье, — улыбается успокаивающе Шаст. У Дани в лице что-то меняется, кажется, оттаивает что-то, разрушается корка тёмного льда. — Конечно, без вопросов, — повторяет улыбку Антона. — Если ты веришь, я тоже… — Напрягает твоё доверие мне, — хмыкает Шаст, вслушиваясь, как Поз шумит с той стороны двери. — Да ёб твою мать, Поз, ты там ещё и баррикадировался, что ли?! — А ты не слышал, как рыжий ломился!!! — в своё оправдание орёт из-за двери Дима. — Неужто ты не смог придумать ничего, чтобы не пугать нашего рипера? — с ноткой осуждения говорит Шаст, косо усмехаясь при взгляде на Даню. — Была одна идейка, но я не решился, — Поперечный передёргивает нервно плечами, шмыгая носом. — Не по правилам. — Лучше не спрашивать? — Хорошо чувствуешь границы, — подмигивает Даня. — Пусть уёбывает, — первое, что говорит Дима, раскрывая дверь и высовываясь лицом на улицу. — Нет. Он мне нужен. Пойдёт со мной, — твёрдо говорит Антон. — Во что ты, блять, уже ввязался за последние сутки? Позу ничего не отвечают, он вздыхает тяжело, кивает, приглашая войти, спускается на подвальный этаж. — Адриан, я пытался, — бросает тихо Дима, усаживаясь на свой стульчик на колёсиках. — Я говорил, всё нормально, — сипит Адриан, подбираясь на локтях повыше на диване, пытается усесться. — Ты перегибаешь, Поз… Уж если берёшься помогать, то всё… — Он заботится о тебе, — улыбается мягко Шаст, садясь рядом с Адрианом на корточки. — Как ты? — Хуёво, — вздыхает прерывисто Адриан. — Но лучше, чем ночью. В разы лучше. Ломает. Ноги болят, но в целом жив. — Поз, что скажешь? Жив наш Лис? — с улыбкой спрашивает Шаст, переводя к Диме тоскливый взгляд. — Жив, куда он денется, — фыркает Поз. — Вы сейчас ебанётесь, но я обязан вам рассказать, во что мы вообще ввязались. — Все вместе? — прикрыв глаза, спрашивает Адриан, запрокидывая голову назад. — Да, Адриан… — Тогда я спокоен, — усмехается Фелиос.***
— Нихуя я не спокоен! — взвинченно вскрикивает Адриан, подкидываясь на диване. — Ты не будешь в этом участвовать! — Адриан, прекрати, — шипит Поз, фиксируя чужие ноги на диване. — Швы разойдутся, лежи спокойно! — Но ты слышал?! Слышал??? — кричит Фелиос, указывая Диме ладонью на сжавшегося всем телом Антона. — Только через мой труп! — Я с вами, — говорит тихо Дима. — Хотя всё, что я могу обеспечить, — это жизнь Адриана и витамины с обезболом, когда вас начнут ебать во все щели. — Спасибо за поддержку, Поз, — кривится Шаст. — Прости, Адриан, я не спрашиваю твоего разрешения. Мы уже решили всё. Более того, мы уже начали. Нам нужен Брагин. — Свяжись с Лойтресс, неужто не отдаст одного нетраннера за спасение дочери? — Я сказал «нет»! — шипит Фелиос. — Вы совсем ебанулись?! Не понимаете, чем это кончится? Не понимаете, что с вами станет? В героев, я посмотрю, заигрались! — Кто-то же должен, — едва слышно выдавливает из себя Антон. — Мало тебе здешних приключений? Что, не вырабатывается адреналин больше в нужной дозе?! — Адриан, я смогу обеспечить… — начинает было Даня, но его вообще не слушают. — Мы с одной корпорацией всем городом не можем справиться! Сколько было митингов? Сколько акций протеста?! Сколько, Шаст? И что, изменилось хоть что-то? А это. Одна. Корпорация. А вы против целого государства хотите переть?! Государства из десятка стран?! — Не мы одни, — твёрдо говорит Даня. — И не против государства. А против конкретных людей. Гражданские поддержат, даже не сомневайся… — Мы не можем не попробовать, Адриан, — шёпотом упрашивает Антон. — Мы понимаем все риски. — Кстати, про риск, — хмыкает горько Фелиос. — Вот смотрю я на вас, и знаете, что вижу? Я вижу ходячие говорящие трупы, — цедит Адриан сквозь зубы. — Главное, что говорящие, а не молчащие, — косо усмехается Даня, сжимая крепче кулаки. — Ты поможешь или нет? Адриан переводит тяжёлый взгляд от Поперечного к Антону, в глазах горит решимость, несмотря на то, что руки мелко дрожат. Адриан должен быть сильным… Шаст уже всё решил, а Фелиос лучше всех знает, что это значит. Уже ничего не изменишь. Адриан должен быть сильным. Самым сильным. Чтобы те, кто пошёл вперёд ни на секунду не сомневались в том, что их спина прикрыта, что Плутовка следит за каждым шагом, за каждым движением через прицел снайперки. Адриан должен быть самым сильным. Чтобы, появись какая херовая эмоция, будь то злость или самый настоящий ужас, он мог вывести эту дрянь из человека одной только фразой. Чтобы мог перевести весь огонь на себя, выдержать его и продолжить шутить со всеми как ни в чём не бывало. Самым сильным. Должен быть. Рядом со своими. Должен. И будет. — Конечно, помогу, — вздыхает Фелиос, растягивая улыбку на лице. — Только купим сначала групповое место в колумбарии и сразу за работу, — подмигивает он Дане. — Считай, твой каприз услышан, — с облегчённым выдохом усмехается Поперечный. — Тебе какую ячейку для пепла? С каким рисунком? — С лисой, конечно, обижаешь. — Мг, как шкафчики в детском саду с наклейкой на дверце, — горько хмыкает Даня. — Чур, у меня наклейка с чёрным псом. — Я не собираюсь сдыхать и никому не дам сдохнуть, — твёрдо говорит Шаст, разрезая воздух ладонью. — А вы, если не прекратите шутить на эту тему, получите все по ебалу. — Вот он семейный дух, защищающий домашний очаг, — охрипло смеётся Адриан. — Сейчас свяжусь с миссис Лойтресс. Только не ждите, что всё будет легко. — Так уже вечность не было, — вздыхает тяжело Даня, садясь на край дивана рядом с Адрианом.***
Шаст возвращается в домик к Арсению, когда солнце уже начинает заходить за горизонт. Музыка в машине не перебивает мысли, Берта-старшая вторит каждой уверенной мысли воем своего мотора. Арсений встречает его на крыльце, утыкается поцелуем в губы, оплетаясь руками вокруг шеи. Для этого. Вот для этого Антон так старается, для Арсения, для этих чувств, для его безопасности, светлого будущего. — Я приготовил ужин, ты прекрасно попал в тайминги, — шепчет в губы Арсений, улыбаясь. У Антона в животе сразу же бурчать начинает. Арс его балует. Как же Шастово «кочевники могут есть раз в неделю»??? За ужином Шаст рассказывает Арсению всё, что было. Как ломились к Позу, как потом рассказывали с Даней всё, вводя Диму с Адрианом в курс дела, и как последний вскинулся весь, говоря, что не выйдут они из такого живыми. Может, и не выйдут, но кто же знает, если даже войти не попытаются? Антон рассказывает о том, как связались с миссис Лойтресс, разговор после упоминания Брагина сразу стал тяжёлым, будто бы воздух вокруг затрещал от напряжения. Она сказала, что не может это обсуждать вот так и приедет в течение часа, чтобы обсудить всё лично. Антон с Даней перенервничали, были уверены, что сейчас корпоратка приедет с охраной и больше их никто не увидит, но Лойтресс приехала где-то через полчаса, одна. Долго говорила с Адрианом. Фелиос — та ещё плутовка, свою кличку оправдывает на тысячу из ста процентов. Смог навесить лапши на уши, не выдав при этом ни доли правды о том, для чего им понадобился Виктор Брагин. И уже на втором часу обсуждения Лойтресс сдалась. Сказала дать ей сутки, будет им Брагин. Арсений от этой новости вскидывается весь, делает этот свой фирменный странноватый жест, обозначающий радость от победы. Отнюдь не тихое «ес-с-с!» срывается в воздух, чуть не заставив Антона подавиться ужином от смеха из-за такой искренней и неподдельной радости, отобразившейся на чужом лице. Да, Арс не в восторге от этого Брагина как от человека, это очевидно, но тот явно нужен для осуществления задумки Распа. И раз Арсений вот так радуется и рвётся в бой, значит, они с Распом сегодня тоже весьма продуктивно поработали. Эту мысль подтверждает сам Арсений, начиная рассказывать о том, что они с Распом сегодня обсуждали. Там почти всё с политической подоплёкой, а что не с политической, то с нетраннерской. Шаст понимает в этом всё на уровне австралопитека в информационных технологиях. На законы, правки и нововведения в стране и на предприятиях может реагировать, только как бунтующая толпа крестьян на новость о повышении налога с земли. Может, и далёк Антон от высокого понимания этого всего, но его искренняя реакция явно поддерживает Арсения, а это кажется сейчас главным. Когда они пьют чай, Арсений рассказывает о том, что начал изучать программы написанные Распом. Пока только один реконструкт, но это заняло огромное количество времени, а Арс ещё даже до середины кода не добрался. И что Арсений рассказывает с ещё большим воодушевлением, — это, как он общался с одной из реконструированных личностей. — У неё свои независимые взгляды, — восторженно лепечет Арсений. — Свой характер, свой паттерн поведения, своя модель общения и реагирования! Это потрясающе! — Вы с Распом — огромные молодцы, — с улыбкой говорит Шаст, допивая свой чай в один глоток. — Это он сделал. Это он большой молодец, — качает головой Арсений, не переставая улыбаться. — А кто сделал этого большого молодца? — со смешинкой спрашивает Антон. — Чьи ручки и чья голова? — Ну, — тянет Арсений, состраивая максимально скромный вид. Шаста смехом разбирает. Он наливает себе ещё немного чая из заварника, подливает и Арсу. — Это был… Хороший день. Я начал снова повышать нагрузку, мышцы болят, но это ощущается так приятно. Но в разы приятнее — то, как гудит голова от целого дня интеллектуальной работы. Ты не представляешь, как я скучал по этому чувству. Как мне нравится это ощущение двигающихся шестерёнок в голове! Антон посмеивается себе под нос, смотрит на сверкающего ярко Арсения. Любуется его светом, сиянием этой голубоватой прекрасной звезды. — Устал? — спрашивает с мягкой улыбкой Арсений. — У тебя хотел спросить, — хмыкает тихо Шаст. — Я немного, а ты? — Много, — выдыхает Арсений, растекаясь по столу, улёгшись грудью на поверхность. Снова у Шаста смех вырывается. Он забирается пальцами в волосы Арсения, перебирает их, гладит, массирует кожу головы. Арс поворачивает к нему лицо, улыбается немного сонливо. Разморенный такой и нежный, только брать на руки и в постель тащить, спатки укладывать. — Светись так всегда, — просит шёпотом Антон, аккуратно перебирая локоны тёмных волос у виска. — Помогай мне светиться, — едва шевеля губами, просит Арс, прикрывая осоловелые глаза. — Вот и помогу, — прыскает со смеху Шаст. — Ты же записал это как мою задачу в плане. — Так читаешь ты всё-таки прописные, — бурчит недовольно Арсений. — Читаю. Не так всё плохо, — с улыбкой шепчет Шаст, принимаясь плести коротенькие косички. — Расп сейчас чем-то занят? — Угу, — тянет сонно Арсений. — Он, — прерывается на зевок, — он продолжает работать. Дописывает коды к ещё одному реконструкту. Я так горжусь им… — Я горжусь вами обоими, — тепло улыбается Антон. — Даже не представляешь, насколько я… Вот же блять, — выругивается Шаст, видя входящий на телефоне. Странно, обычно Серый звонит на систему оптики, Антон сто лет не разговаривал по мобильнику. — Один из фиксеров, будь тихим, хорошо? Арсений кивает понимающе, прикрывает глаза. Шаст не хочет прерывать своё занятие в виде плетения косичек, поэтому принимает вызов и откладывает телефон на стол, включая громкую связь. Дёрнул же чёрт… — Привет, Серый, что случилось? — спрашивает с улыбкой Антон, продолжая плести косички из чёрных волос одна за другой. — Как делишки, Шаст? — начинает издалека Серый. — Замечательно, — легко отвечает Антон. — Я сейчас заказы не принимаю, прости заранее. — Работаешь уже над чем-то? Шасту бы стоило заранее обратить внимание на усмешку в голосе, на язвительность в вопросе. — Угу, — тянет Антон. — Над режимом сна. — Режимом сна, — эхом отзывается Серый без единой эмоции. — И как оно? — Да нормально, вроде, — пожимает плечами Шаст, тут же морщась от простреливающей боли, шипит тихо. Арсений сразу понимает, в чём дело, придвигает тихо по столу баночку с обезболом, которую дал Дима. Шаст кивает в благодарность, закидывает в рот одну капсулу, запивает её гулко. — Серый, ты что-то хотел? У меня отбой скоро, — усмехается Шаст. — Знаешь, ты мог бы и рассказать мне, что всё-таки взялся за выполнение моего заказа, а то как-то тупо получается, — с толикой осуждения, но всё ещё с усмешкой говорит Сер. — Какой заказ? — хмурится непонимающе Антон. — Он там рядом, что ли? У Шаста от этого вопроса сковывает холодно внутренности, он встречается с взволнованным взглядом Арсения, качает коротко головой. — Я один, — как можно спокойнее говорит Антон. — Блять, я не буду тянуть кота за яйца. Когда все начали искать Фелиоса по городу, у нас проскользнула запись с камер. С Пасифики, с Пёсьего города. — А. Ну да. Меня «Мусорщики» туда свезли, побыл у них кавказской пленницей, — отсылается на один из просмотренных с Арсением фильмов Шаст. — Какой пленницей? А, неважно, — отмахивается Серый. — На той записи в последний раз видели Фелиоса… — Да я в курсе, Сер, блять, может, у тебя устарелая инфа, но все заказы на Адриана сняли, он не Ловчий! — Я в курсе. И за Адрианом я никого не посылал, он важен Позу. Поз важен мне. Всё просто. Видишь ли, дело в другом, — тянет Сер. — На той записи был ещё кое-кто. Рядом с Фелиосом и Колбрисом. У этого кого-то стоит защита на снятие камерой лица, на записи всё расплывается на пиксели, — Шаст перехватывает руки Арсения, когда тот начинает щёлкать косточками, сжимает крепко пальцы в своих руках. — Да, ещё один друг, — быстро говорит Шаст. — Нетраннер. В чём проблема? Понравился? — Ты зачем меня за идиота держишь, Шаст? — уже явно раздражается Серый. — Я прекрасно срастил, кто это! Единственное, чего я не понимаю, почему ты мне не хочешь говорить о том, что взялся выполнять мой заказ! — Твой..? — Найти советского бежавшего нетраннера. Втереться в его доверие. Узнать его историю. Я давал тебе это как заказ, — чеканит Серый. Сердце замирает. Чужие пальцы из его рук выскальзывают. Шаст переводит взгляд к Арсению, вдохнуть боится. Арс сидит, выпрямившись резко по струнке, смотрит настороженно на Антона, поджав губы. — Я перезвоню, — глухо говорит Шаст, сбрасывая вызов. — Арс… — Заказ, значит? — на грани слышимости спрашивает Арсений, выбираясь из-за стола. У Антона сердце то падает до пяток, то подскакивает к самому горлу. Арсений — перетянутая пружина, одно неверное слово — порвётся. — Послушай меня, пожалуйста, всё не так, — просит быстро Антон, вылезая из-за стола следом. Арсений делает резкий шаг назад по кухне, холодок бежит у Шаста по спине: инстинкт самосохранения бьёт тревогу. У Арса в руках бликует от мягкого кухонного света чёрный метательный нож. — Арс, пожалуйста, послушай, — очень медленно шёпотом говорит Антон, замирая на месте и выставляя вперёд ладони. — Опусти… — Я слушаю, — холодно говорит Арсений, сжимая крепче меж пальцев лезвие ножа. — Ты не бросишь его в меня, — качает головой Антон, делая плавный шаг в сторону Арсения. — Не бросишь, я знаю, Арс. Послушай, пожалуйста, всё не так. После того, как мы встретились в «Посмертии», буквально на следующее утро меня начали дёргать фиксеры. Станислав, потом Серый. Все расспрашивали о тебе, потому что на записи, где ты засветился, я был последним и единственным, кто с тобой успел поговорить. Они искали информацию, твои следы. И я был тоже следом. Серый хотел, чтобы я взялся за заказ, который… Ты слышал. — Слышал, — холодно и сухо выдавливает из себя Арсений, прожигая глазами. — И ты за такую наживу, конечно, не взялся, да? А я ещё и домой к тебе сам пришёл, какая удача! — Да дослушай же ты меня! — взмахивает руками Шаст, Арс отскакивает на шаг назад. От этого скручивается колючим комком всё в животе. — Арс, не бойся меня, я правда не брал тот заказ. Я в тот день вообще ничего не брал. Помнишь, что я тебе в тот же день сказал? Я сказал, что у меня выходной, Арс. Я не брал заказы ни у кого. К тому же вербовка — это совершенно не мой профиль. Да в целом, похер на профиль, я просто не хотел работать в тот день и посылал все заказы куда подальше. Арсений всё ещё слишком напряжён, смотрит пронизывающе. Шасту на это смотреть больно, глаза отчего-то слезиться начинают. — Арс, пожалуйста, поверь мне, я… Это всё, мы — это не было обманом тебя, чтобы из тебя инфу вытянуть. Я не притворялся, Арс. Сначала ради Тихона, потом узнавал тебя и… Для тебя, Арс. Пожалуйста, поверь мне. — Ты сказал, что в этом городе никому нельзя верить. Особенно, кто, как кажется, это доверие заслуживает, — припоминает Арсений, отчего ещё больнее становится, колет прямо в сердце. — Ну так и хорошо, что ни ты, ни я не из этого города, Арс, — чуть ли не одними губами произносит Антон. — Пожалуйста, посмотри мне в глаза, разве я вру? Арсений смотрит в глаза, но ничего в них не видит, вообще не видит ничего за собственным клокочущем страхом и тревогой. Но внутри что-то дёргается всё-таки, замечая стоящие в зелёных глазах слёзы. Рука с ножом, мелко дрожа, опускается. — Ты — самое прекрасное, что я находил в своей жизни, — шёпотом говорит Антон, медленными шагами приближаясь к застывшему Арсу. — Я ни за что не променяю это ни на какие деньги, слышишь? Ты мне нужен, Арс, — шепчет, делая последний шаг, обнимая дрожащими руками Арсения за плечи. — Пожалуйста, — с бесконечной надеждой просит, чувствуя, как под лопатку упирается остриё ножа. — Пожалуйста, Арс, поверь мне. — Я уже ошибался с этим… Я не могу становиться на одни и те же грабли и ждать другого результата. — Это другие грабли, Арс, другая модель, — усмехается в край нервно Антон, крепче сжимая в объятиях чужие плечи. — Я съезжу к нему. Не сдать тебя, не получить награду, не отчитаться фиксеру. Я поеду к нему, как к другу, который всегда умел встать на мою сторону, выслушать. Я объяснюсь, я сделаю так, что тебя никто не тронет, пожалуйста, Арс. — Я не могу быть таким дураком… — Пожалуйста. — Если поверю тебе, буду идиотом, если не поверю, а окажется, что ты не врал, потеряю всё. — Арс, я не предам тебя, я на твоей стороне. Правда. Это не заказ… Это всё честно было, по-настоящему, — клянётся шёпотом Антон, прикрывая глаза. Нож давит под лопатку уже болезненно. — Пожалуйста… Ты очень важен для меня. — Я точно псих, — вздыхает прерывисто Арсений, опуская руку с ножом, прижимается щекой к чужому плечу, сдаваясь. — Возвращайся побыстрее… — Я мигом, — быстро кивает Шаст, обнимая крепко-крепко. — Всё будет хорошо, Арс, я не предам. Кочевники — синоним «верности», помнишь? Только не сглупи, не натвори ничего, не сбегай от меня, хорошо? — Я устал бегать, Антон, — тяжело вздыхает Арсений. Снова в его глазах ни единой искры. — Я буду тебя ждать… — Верь мне, пожалуйста, — почти что умоляет Шаст, прижимаясь лбом ко лбу Арса. — Я тебя не подведу. Верь мне. — Большего мне не остаётся, — вздыхает прерывисто Арсений. — Я подожду…