We'll meet again...

Сигма пошатнулся, наконец отходя от Николая. У него всегда кружилась голова после того, как шут использовал на нём свою способность. Оглядевшись, он понял, что они находятся в одной из камер, в которых обычно сидят заключённые. И вероятно комната принадлежала Гоголю, потому что на кровати лежала знакомая сумка и букет гвоздик. Сам хозяин обиталища поднял небольшой шкаф, передвигая его к двери. Туда же отправился и стол. Выглядело так, словно Коля решил забаррикадироваться. Открыв последний ящик в шкафчике, он достал оттуда рубашку и чёрные брюки, бормоча что-то про то, что синий цвет ему не подходит. Так же среди этих вещей отыскался белый цилиндр, который лёгким движением превратили в чёрный. — Николай, что это значит? Что ты делаешь? Зачем ты… — Договорить ему не дали, Гоголь подошёл чересчур близко, прикрывая его рот своей ладонью. — Тихо. Молчи. Нас могут подслушивать. Даа, нас скорее всего подслушивают. У нас слишком мало времени, пусть они думают, что я тебя похитил… Даа, так лучше, пусть они думают, что ты жертва, а не соучастник, — Яновский отошёл обратно к своей койке, снимая с себя тюремную робу, быстренько запихивая её в сумку с фруктами и предметами личной гигиены. Сигма ради приличия отвернулся, чувствуя себя совсем не в своей тарелке. Конечно, лучше в теплой гостинице с Осаму под боком, что, выпив немного дешёвого вина, критикует русские мелодрамы, чем здесь. За дверью уже послышался шум. Николай, торопясь, натянул брюки, прям так, не снимая обуви, накинул рубашку, не глядя застёгивая пуговицы и вновь надел плащ с шляпой. Повесив сумку на плечо, он взял с койки букет, передавая его Сигме. — Чудесные цветочки конечно, но нам нужно поспешить. Держись крепче, иначе опять сильно укачает, — Схватив Сигму за руку, он снова укутал их в плащ. Тот даже пискнуть не успел, лишь послушался чужого совета, невольно цепляясь за Гоголя. Следующая их остановка случилась в каком-то ресторанчике. При их появлении, все гости сразу же сосредоточили на них всё своё внимание. Кто-то выронил столовый прибор из рук, кто-то уже тянулся за телефоном, чтобы снять чудеса на камеру. — Неа, это совсем не подходит, — Николай в очередной раз использовал свою способность, а Сигме оставалось только зажмуриться, подавляя чувство накатывающей тошноты. Когда они очутились на автозаправке, ему всё же пришлось отойти от шута. Он двумя руками зажал рот облокачиваясь на первую попавшуюся машину. Гоголь вывернул обратно свою шляпу и открыл сумку. Вот уж повезло, что в ней оказалась столь необходимая сейчас бутылка с водой. — На вот, сделай пару глотков. Как же неудобно перемещать человека, когда он находится в сознании. Ты всегда переносил подобное хуже всех, — Как только Сигма выпил немного воды, его в четвёртый раз затащили под плащ. Он случайно обронил бутылку. Но это волновало в последнюю очередь, когда, переместившись опять, он свалился на колени, нащупывая руками влажную траву. Его всё ещё мутило, чувствовалось сильное головокружение, но всё это потихоньку отступало. Он огляделся кругом, замечая, что они в лесу. Между высокими елями и соснами блуждал ветерок. Рядом валялись шишки. Стоял насыщенный запах свежести. — Ураа! То, что нужно. Правда отсюда вертолёт нас вряд ли заберёт, надо подняться выше в гору, — Николай бегал из стороны в сторону, махая руками, крича что-то про свободу, а после побежал вперед, заставляя гнаться за ним. В его стиле как-никак. Поднявшись на ноги, слегка пошатнувшись, Сигма направился за ним следом. Голова начинала болеть. Столько вопросов на которые хотелось бы получить ответы. А Гоголь… По-прежнему ведёт себя как Гоголь. — Коль, подожди пожалуйста! Где мы вообще? Какого чёрта ты делаешь? Куда ты… привёл меня, — Он тяжело вздохнул. Сейчас они действительно поднимаются в гору. Ощущалось это слишком хорошо. В следующий раз он обязательно возьмёт с собой вторую пару обуви. Без каблуков. — Как это что? Я тебя спасаю, дурачок. Пошли быстрее, — Посмотрев вперед, Сигма чуть опять не свалился в траву. Будь проклят Николай Яновский и его дебильные фокусы! В воздухе перед ним летала одинокая, будто отрубленная голова, а всё, потому что клоун додумался засунуть её в свой плащ. Хотелось бы убежать от него, да только куда? Сейчас, находясь в лесу, он просто-напросто заблудится. Он ничего не знает о месте, где оказался. Оставаться одному совершенно не хотелось. — От кого ты меня спасаешь? Перестань дурачиться и поговори со мной наконец! Зачем ты забрал меня? Он ведь… Он ведь будет волноваться, — Страшно подумать, что сейчас происходит с Дазаем. Хотелось вернуться к нему как можно скорее. Николай упомянул, что его могут счесть соучастником и помощником в совершении побега. Но ведь Осаму знает. Знает, что Сигма ни за что бы так не поступил. Это всё совпадение. Какая-то ошибка. — Вот от этого я тебя спасаю. От агентства. Я понимаю, что у тебя просто не было другого выбора. Тогда ты счёл выгодным встать на сторону ВДА, но сейчас ты свободен. Тебе больше не нужно притворяться. Ты абсолютно свободен! — Гоголь расхохотался, начиная валять дурака. Он обегал кругами деревья, подбирал с земли шишки и кидал их, проверяя насколько далеко они смогут улететь. Свободным здесь чувствовал себя только он. Возможно, пребывая в настоящей клетке около двух месяцев, он осознал, что быть скованным чувствами не так уж страшно. Он вновь подошёл к Сигме, забирая букет с гвоздиками. Цветы ему очень понравились. Невозможно в полной мере налюбоваться ими. — Но я не притворялся. Я выбрал агентство, потому что видел в нём своё спасение. Они стали мне настоящей семьёй. Я правда искренне хочу… — Дальше послышалось непонятное бормотание. Николай сжал его щеки, не давая внятно что-либо произнести. Кажется, он снова дурачится, но взгляд его потускнел. — Твоими устами сейчас молвит Осаму Дазай, не так ли? Этот кретин тебя запугал? Он шантажировал тебя? Они все поголовно используют твою силу, а ты ничего не можешь поделать с этим, мой бедный несчастный Сигмушка. А ведь Дост-кун говорил, что у этого больного человека фетиш такой — подбирать детей на улице, — Сигма отдёрнул от себя его руку, тут же замахиваясь чтобы ударить, но тот всё изворачивался, прячась в своём плаще. Бесит. Что он несёт? Да как он посмел! — Да что ты вообще понимаешь?! Они все по-настоящему ценят меня. В агентстве меня никто не использует. А Дазай… Дазай он не такой! Он очень чуткий и добрый. Да, он творил ужасные вещи, но за это он уже сполна расплатился. Он очень заботливый. Заботится о всех кроме себя. А если страдает, то страдает в одиночестве. Так редко делится своими переживаниями, черт бы его побрал. Не смей говорить о нём так, будто хоть что-то о нём знаешь!— Сигма толком не заметил, как сорвался на крик, а от горькой обиды по щекам полились слëзы. Когда-то это должно было произойти. Держать все в себе тяжело. Осаму всегда просил его делиться своими проблемами, рассказывать о своём самочувствии и главное не молчать. Но сам постоянно молчал! Молчал как чёртов партизан. На какие-то личные вопросы отвечал беззаботной улыбкой, не давая о нём заботится. Отдавал всего себя, ничего не требуя взамен. Николай сохранял молчание. Он наблюдал, как его единственный друг вытирает с щёк слезы рукавом пиджака, а те только накатывают с новой силой. Он опоздал. Исправить уже ничего не получится. Коля совсем не умел успокаивать людей в таких ситуациях. Сейчас он просто молча взял его за руку, ведя за собой к вершине. А у Сигмы и сил никаких не осталось, чтобы отпираться. Он продолжал всхлипывать, тереть под глазами, словно ребёнок, потерявший маму. — Свободен, как же… Ой беда-беда с тобою приключилась. Настоящая болезнь. Неизлечимая. Поражающая всего целиком, — Яновский говорил тихо, параллельно этому анализируя. Ладно, если всё на самом деле так, как он думает, то есть резон жалеть о своих словах. Понятия «чуткий, добрый, заботливый» вообще никак не вязались с тем образом Дазая, который выстроил у себя в голове Коля. Но Сигме он верил. Верил его слезам. Впервые он видит, чтобы тот плакал. Если они дошли аж до такого, то всё серьёзно. Очень серьёзно. — Это самые ужасные оковы, в которые ты всё же себя заковал. Когда ты любишь свобода может оставаться лишь мечтой, — Николай отпустил его руку, останавливаясь. Перед ними открывался прекрасный вид на поля, на этот маленький курортный городок, что больше похож на деревеньку. Сигма убрал руку от лица и вздрогнул. Тот же самый вид, что и во сне. Та же самая гора. И вот они, с Гоголем, в том же месте. — Красиво правда? С видом из Небесного Казино конечно не сравнится, но тоже ничего так, — Он лишь кивнул, старясь не выдавать своего беспокойства. На самом же деле у него сейчас сердце готово выскочить из груди. Хотелось отбежать от Николая. А вдруг догонит? Да, с Шинелью он легко его догонит. Оставалось надеяться, что это совпадение. Просто грёбаная случайность. Случайность. Случайность! — Знаешь, я часто размышлял о том, как бы было хорошо, окажись мы обычными школьниками, без всех этих способностей и прочих проблем, — Нет! Заткнись, замолчи. Не договаривай. Сигма хотел закрыть уши руками, только чтобы не слышать этого. Ну не может всё произойти так. Не может! — Может мы даже дружили бы. Ты ходил бы весь такой правильный, пай мальчик. И отличник. Может даже какой-нибудь староста в классе. А я отрывался бы по полной, вёл не самый здоровый образ жизни и придерживался своей роли клоуна, — Сигма сделал шаг назад, но он казался таким ничтожно маленьким. Его будто что-то приклеило к этому месту. Не было времени и в этот раз подумать о счастливой жизни в полной семье. О друзьях, о школе. Сейчас, ещё мгновение и… — Это было бы хорошо, но увы, так никогда не будет, — Николай развернулся к нему лицом. Они пересеклись взглядами, прежде чем Сигма… Ничего не почувствовал. Гоголь как-то грустно улыбнулся и снял со своей головы цилиндр, аккуратно одевая на двухцветную макушку, поправляя его волосы, чтобы не мешали. — Чего так побледнел? Надеюсь, ты примешь этот маленький прощальный подарок. Я очень благодарен тебе за письма и за твою поддержку. Как жалко, что нам скоро нужно будет распрощаться. Тебя ждут и ищут наверняка, — Яновский опять повернулся в сторону города, он вытащил из букета один цветок, отламывая большую часть стебля. Покрутив его в руках, он закрепил гвоздику под лентой шляпы. Сигма не знал, что сказать и как реагировать. С одной стороны, он рад, что реальность оказалась далека от сна. А с другой… Очень не хотелось бы снова испытывать такое. Нет-нет, никаких вещих снов. Боже, похоже по возвращении в Йокогаму кто-то плотно подсядет на снотворное. И успокоительное. — Эх, ничего на прощание не скажешь? Грустно как-то, вот так вот расставаться, только ведь встретились. Но похоже у нас всегда были разные дороги. Если ты нашёл своё счастье, то я не имею права его у тебя отбирать. Даже если твоё счастье это Дазай, — Он сделал несколько шагов назад, также оттаскивая Сигму от края. Вдалеке, послышался звук приближающегося вертолёта. Похоже это тот, который ранее упомянул Коля. — Я всё время чувствовал себя виноватым. Думал, что ты таишь на меня обиду. Я ведь такой же преступник, как ты. Я тоже должен был оказаться в тюрьме, а вместо этого… — Глу-пос-ти! Какой же ты глупый, Сигма. Ты как никто другой заслуживаешь всего того, что у тебя сейчас есть. Тебе очень повезло. И я очень рад за тебя, — Вот. Вот что он так жаждал услышать. Его вины правда нет в том, что происходило. Гоголь на него не держит зла. Этот факт успокаивал. Наконец-то у него исчез один из поводов винить себя. Можно облегченно выдохнуть. — И куда ты отправишься? Тебя объявят в розыск и… И как мне возвращаться? Ладно, Дазай, но в тюрьме ведь могут подумать, что я помог тебе… — Ой да не переживай! С тюрьмой у тебя проблем не будет, а своему Дазаю расскажи всё как есть. Уверен от этого будет лучше. Ну, доверие, все дела. Как обычно ведут себя парочки. А я, пожалуй, навещу старого знакомого. Потом отправлюсь туда, куда только душа возжелает. Сейчас для меня открыт весь мир! — Николай развёл руки в сторону, громко выкрикнув последнее предложение. Вертолёт подлетал всё ближе и ближе, по итогу приземляясь в метрах пяти от них. Кто сидел на месте пилота Сигма особо не разглядел. Да и не сказать, что это было важно. Нужно поторопиться, скоро наверняка додумаются искать в воздухе. — Ну, ладно. Последний раз. Залезай давай в плащ, я тебя отправлю поближе к гостинице. Прямо на порог не получится, расстояние слишком большое. Надеюсь, ты не против пройтись чуть-чуть пешком, — Гоголь повернулся к нему, приподнимая нижний край плаща. Нет, что-то это слишком быстро. У Сигмы оставались вопросы. Но похоже на них совсем нет времени. Нужно было сказать ещё что-то. Хоть что-нибудь. — А мы ещё встретимся? — Так. Ладно. Могло быть и хуже. Николай уставился на него таким недоверчивым взглядом, а потом как обычно засмеялся. Без шляпы и болтающейся во все стороны косы, он выглядел так непривычно. — Не знаю даже. Если захочешь, то мы обязательно встретимся. В любом случае, я планирую облазить весь мир. Италия, Франция, Канада, Великобритания, США. Ограблю какой-нибудь банк и потрачу всё на путешествия. Я же опасный разыскиваемый преступник в конце-то концов, — Это тоже ожидаемо. Но почему-то сейчас Сигма вовсе не думал о том, что это неправильно, незаконно. Он сделал шаг в его сторону, собираясь позволить укутать себя в ткань, но тут же остановился. Недолго думая, он аккуратно вытащил из ушей серьги. Золотистые треугольники блестели у него на ладони, и он протянул их Гоголю. — Подарок на прощание… — Ого, спасибо, теперь будет ещё и повод уши проколоть. Ну ладно, чем дольше ты тут стоишь, тем меньше мне хочется тебя отпускать. Иди уже, — Николай забрал предложенный подарок, пряча в карман, взмахнул плащом и прикрыл глаза, задирая подбородок. Казалось, ещё секунда и Сигма снова растворится среди чёрной ткани. Но в этот раз его остановил сам Коля, опуская руку. — Так, пообещай, что забудешь меня не менее чем через год. А лучше два. А ещё лучше пять. Ну знаешь, приятно, когда о тебе помнят, мало ли как жизнь сложит… — Я вряд ли уже смогу забыть кого-то вроде тебя, — В этот раз перебил Сигма. И перебил ведь так, что у Гоголя больше слов никаких не осталось. Серьёзно, что говорить в такой ситуации? А может слова и не нужны? Он только кивнул, накидывая на него свой плащ. Вот и всё. Он снова остался совершенно один. Напоминанием о добром друге служили четыре траурные гвоздики и золотые серьги в кармане. Развернувшись к вертолёту лицом, он помахал пилотам, которые толком не обратили на него внимания. Вытащив из кармана брюк телефон, опять жалуясь кому-то невидимому на цвет рубашки, клоун неспешно набрал чей-то номер, отходя подальше, чтобы шум винта не мешал. – Ало, привет. Как я и обещал, всё прошло наилучшим образом. Видел бы ты как он изменился, чужие дети растут так быстро. Теперь нам остаётся только ждать.

***

Сигма мчался в гостиницу со всех ног. Дорожные знаки, бибикающие машины. Всё это сейчас так неважно. Он лишь придерживал рукою шляпу, которая пару раз намеревалась слететь. Великовата. Он спотыкался, чуть ли не падал, подворачивал ноги, но не останавливался. Воздуха не хватало, лёгкие ужасно жгло и силы начинали иссякать. Но мысль о скорой, желанной встрече затмевала собою всё-всё. Всю голову занимал лишь один человек, которого так сильно хотелось обнять в сию же секунду. Что-то хрустнуло. Пришлось сделать экстренную остановку. Будь проклят Гоголь и его «пройтись пару минут пешком». По ощущениям он шёл уже около двух часов, останавливаясь только для того, чтобы убедиться, что идёт правильной дорогой. Пытаясь третий раз дозвониться до Осаму, Сигма с досадой вспомнил, что этот идиот постоянно отключает звук на телефоне. Казалось, что бежать быстрее уже невозможно, но это утверждение сразу было опровергнуто, когда попались знакомые железные ворота. Он не остановился возле них, вновь спотыкаясь, вбежал во двор, пробежался по тротуару и лестнице. Позади также осталась администраторша. И вот, добежав до нужной двери он дёрнул её за ручку, даже не подумав, что она может быть заперта. Впрочем, заперта она и не была. В их номере стояла тишина. Единственным источником шума сейчас был Сигма, пытавшийся нормально отдышаться. Используя стену в качестве опоры, он глубоко вдыхал носом и выдыхал ртом. И вот, при очередном вдохе, он набрал в лёгкие как можно больше воздуха и… — Дазай! — Крикнул настолько громко, насколько мог. Прошло достаточно времени. Примерно час, а может и два часа. Осаму точно должен был уже вернуться. Не остался же он в тюрьме? Да точно не остался. Либо пошёл его искать, либо вернулся сюда. По-другому быть не может. — Дазай! — Сигма хотел было отойти от стены и направится дальше, вглубь номера, в их комнату, но опять подвернул ногу и свалился на пол. Ноги совсем не слушались. А ещё он сломал каблук. Теперь понятно, что это был за хруст. Скинув несчастную, убитую обувь, он собирался крикнуть ещё раз, но в этом не было нужды. Из-за поворота показался Осаму. И Боже, Сигма никогда не видел его в состоянии ужаснее, чем сейчас. По рукам у него свисали окровавленные бинты, развязанные не до конца, светло-голубая рубашка тоже была перепачкана кровью. Он едва ли мог стоять, до самого порога доходил запах алкоголя. Он смотрел на Сигму так, будто увидел призрака. Тот попытался подняться с пола, всё так же используя стенку как опору, продвигаясь ближе к Дазаю. Он тоже сделал шаг навстречу, сильно покачнувшись. Больной, раненный и пьяный в стельку. Как он вообще сюда дошёл из их комнаты? В прочем он свалился. Благо не на пол, а в руки Сигмы, что и сам едва стоял. — Что с тобой? — Разве это важно сейчас? Я думал, что больше никогда тебя не увижу, — Его слова было очень сложно разобрать. Бурчал там что-то под нос, голос у него осевший, так ещё и звучит так, будто пил несколько дней подряд, не просыхая. Он всяко разно стискивал Сигму в объятиях, повиснув на нём. Да будет нелегко дотащить его до кровати. А впрочем… Надо ли? Вот и Сигма, решил, что нет, сев прямо на пол в прихожей. Осаму устроил голову у него на коленях, опять бормоча что-то непонятное про работу. — Ну как я тебя, идиота, одного могу оставить? Меня не было всего ничего, а ты уже вон… — Сигма кивнул в сторону его рук, что теперь пачкали кровью светлый пиджак. Но сейчас и это неважно. Посидев так немного, он всё же поднялся на ноги, таща за собой тело. Комната его встретила не самым приятным видом. По полу раскиданы вещи, шторы висели наполовину сорванные с петель. Одна тумбочка лежала на боку, другая в другом краю комнаты вверх ногами. Возле кровати стояла целая бутылка водки, две бутылки вина и двухлитровая бутыль с пивом. Также валялись осколки разбитой вазы и битых бутылок. Некоторые испачканы кровью. — Нет, ну это вообще какой-то… — Но Дазай его уже не слышал, провалившись в сон от бессилия. Скинув его на кровать, Сигма направился в ванную комнату. Наполнил таз тёплой водой, забрал полотенца, в качестве тряпок. Убрав испорченную марлю, он смыл с рук кровь. Из сумки он вытащил бинты, которые сам туда положил. Эх, а ведь он надеялся, что их не придётся использовать подобным образом. Прежде чем повязать новые, Сигма смочил ещë одно полотенце водкой. Протерев каждую ранку, чтобы продезинфицировать, он дождался того, когда кровотечение немного остановилось. По чистой случайности, Осаму в состоянии алкогольного опьянения, толком не зацепил вены и артерии. Да, некоторые порезы были достаточно глубокими, но не критичными. Он словно резал, лишь бы резать, не имея другой цели. Разорвав упаковку, Сигма приподнял одну руку, налаживая повязку. Ранки начали снова кровоточить, потому пришлось заматывать в три слоя. — Какой же ты эгоистичный придурок, Осаму Дазай. Наворотил дел ты, а убирать за тебя всё равно должны другие, — Когда обе руки были плотно замотаны марлей, он поднялся с кровати, забирая с собой тазик, чтобы вылить грязную воду. Смочив ещё одно полотенце холодной водой, Сигма положил его на лоб Осаму. Порядок наводить здесь придётся долго. Нельзя, чтобы это увидели местные горничные. Сначала он убрал с пола разбитые осколки. Повезло, что в ванной стояла щётка с совком. После он смыл практически весь имеющийся алкоголь в унитаз, бутылки засунул в мусорный пакет и принялся расставлять тумбочки по своим местам. На уборку ушло примерно полтора часа. Одежда разложена на полочках в шкафу, полы блестят от чистоты, шторы аккуратно повешены обратно на крючки, испачканный пиджак застиранный лежит в тазу. А сам Сигма наконец-то прилёг отдохнуть, перед этим позаботившись о том, чтобы при пробуждении Дазай сразу выпил таблетки. В итоге он тоже задремал. День и вправду выдался тяжёлым и насыщенным.