Своеобразный переезд дался нелегко. Серьёзно, закинуть Сигму в пространственный карман и таскать, как какого-то покемона, к сожалению, нельзя. Приходилось носить на руках. Не сказать, что он сильно тяжёлый, но возрасту вес точно не соответствует. Конечно, способность всё максимально ускоряла, но у неё тоже есть лимиты. Если перенапрячься что-то может пойти не так. И тогда можно располовинить себя надолго. И не только себя. Благо на глаза Николай практически никому не попадался. Иначе пришлось бы придумывать легенду по типу: «Малой немного перебрал».
Иногда у него появлялось ощущение, что он таскает с собой чужой труп. В тот же момент он проверял дыхание, сердцебиение, пульс - всё благодаря чему можно было понять, что с ним сейчас живой человек.
Мучаться пришлось недолго. Несколько часов на самолёте, часик на такси и подъем на лифте. Оказавшись дома, Коля первым делом уложил Сигму на диван, чтобы проверить состояние его раны. Жилет он таки выбросил. Вряд ли тот будет против, всё равно вещь уже испорчена хуже некуда. А если что и скажет, то ничего страшного, жалобы Николай может потерпеть. Главное чтобы он вообще очнулся.
Первый день был самый муторный. И в квартире нужно убраться, и о Сигме по-нормальному позаботиться. Из его одежды самым целым остались чёрные брюки. От рубашки и водолазки тоже пришлось избавиться. Перед тем как одеть его во что-то чистое нужно было помыть. Возможно, Коля слишком щепетильно к этому относится, да только он прекрасно помнит, что Сигма тот ещё чистоплюй. Оставить его вот так на диване валяться будет неправильно. Раз взялся помогать, то надо сделать это качественно.
Поливая Сигму из теплого душа, он не засматривался на чужое тело, не позволял себе даже подумать о какой-нибудь шутке. С одной стороны, может и уместно, а с другой неправильно. Но он позволил себе сделать одно безобидное сравнение. То, как он возился с ним, напомнило ему четвертую часть «Сумерек». Момент в конце фильма, где Беллу наряжали и красили, после родов, ожидая, когда она проснётся уже вампиром. Косметики у него нет, хотя Сигме, честно говоря, не помешало бы. Он опять был таким бледненьким, как поганка. А вот в свою футболку он мог его нарядить. Она немного великовата, но это не так уж трагично. Даже наоборот, повезло, что она ему не мала. В классических брюках, которые Николай тоже постирал и футболке с Губкой Бобом Сигма смотрелся немного комично.
Так прошло пять дней. Он уже успел влиться в обычную жизнь. Конечно, бессознательное тело на диване явление не самое обычное, но всё же и к нему Гоголь привык. Иногда разговаривал с ним, будто надеялся, что на вопрос: «Мясо или рыба?» ему что-то ответят.
На шестой день он ничего особого не ожидал. Проснулся, пожелал доброго утра Сигме, которого укладывал к стене, укрывая одеялом. Несколько минут в ванной комнате и готовка завтрака. В этом он преуспевал. Сам мог себе отварить рис или макароны, пожарить мясо, запечь цыплёнка или испечь пирожки, шутя про себя, мол, раз человека резать может, то и на животину управу найдёт. Вот и сейчас, готовя завтрак на одного, выкладывая на сковороду оттаявшие за ночь сосиски, он совсем не ожидал услышать чужой судорожный кашель. Выронив из рук лопатку, Гоголь медленно повернулся назад, не веря глазам своим. Едва приподнявшись, Сигма прикрыл рот дрожащей рукой, пытаясь откашляться застоявшейся кровью. Он весь дрожал, толком не в силах держать голову ровно. Несколько дней без активных движений сказались на его мышцах, ничего удивительного. Схватив первое попавшееся под руку полотенце, Николай поспешил к нему, присаживаясь рядом на кровать, одной рукой придерживая за лопатки, другой прижимая ткань к лицу. Когда это закончилось, он вытер чистым краем чужую окровавленную руку и скинул полотенце куда-то на пол.
– Очнулся... Ну и напугал же ты меня. Я никогда ещё в жизни так сильно не напрягался. Думаю, ты сможешь компенсировать мой труд тем, что больше не попадёшь в такую ситуацию, – Гоголь тихонько рассмеялся, подкладывая под спину Сигмы две подушки, чтобы он мог нормально сидеть. Тот смотрел на него так, будто впервые видит. И по сторонам осматривался также. Да, его квартирка не похожа на тюремные стены.
– Мы... Где? – Голос у Сигмы был ужасно охрипшим. Связкам тоже нужно время, так сразу их напрягать нельзя. Он снова закашлял, только уже без кровохарканья.
Уловив запах гари, Коля тут же подорвался с дивана чтобы выключить плиту. В прочем надолго он Сигму одного не оставил, возвращаясь к нему.
– Ты сейчас очень слаб. Давай сначала поедим, выпьем чаю, а потом всё обсудим, ладно? Отдыхай пока, – Николай потрепал его по волосам и вернулся к готовке. Нужно значит почистить и отварить картошку, нарезать салат. А ещё появился повод открыть коробку с пирожными, которые он вчера купил.
Пока он всё подготавливал, Сигма наблюдал за ним, тихонько разминая ноги и руки. Наверное, не придётся ему долго объяснять что случилось. А что, ну агентство победило вампиризм, Фёдора и все счастливы. Всё на своих местах. А если Сигма спросит зачем он "так долго возился с кем-то вроде него", то всё можно превратить в какую-нибудь шутку. Не говорить ведь, что кроме Николая спасать его было некому.
– Тебе, наверное, в ванную нужно, помочь? – Пока варилась картошка, он сделал небольшую паузу, подходя к дивану. Сигма на него как-то заторможено реагировал, но потом слабо кивнул, отодвигая одеяло в сторону. Он медленно пододвинулся к краю, принимая сидячее положение, также аккуратно ставя ноги на пол. Теперь Коля наблюдал за ним как за маленьким ребёнком, что делает свои первые шаги. Тот поднялся на ноги и даже твёрдо встал, да вот только чуть не свалился обратно. Гоголь вовремя удержал его, сжимая чужие предплечья.
– Спасибо... – Вот, снова этот взгляд. Он его терпеть не мог. Да, если бы Сигма щас быстрее соображал и мог нормально разговаривать, а не выдавливать из себя пару слов, то явно посыпалась бы куча самоунизительного дерьма. Он ещё ничего не понимает, но уже чувствует себя лишним ненужным грузом. Бесполезной калекой, от которой толку совершенно никакого и который спасения просто-напросто недостоин. И это Коля накинул примерный вариант. На что ещё хватит его фантазии, наверное, и богу неизвестно.
– Ой, да пустяки. Но надеюсь, ты быстро восстановишься. Я, конечно, могу помочь тебе умыться или подержать, но думаю тебе самому от этого будет неловко, – Николай сделал шаг назад, аккуратно подтягивая к себе Сигму, что пытался самостоятельно сделать шаг ему навстречу. Как и ожидалось он шутку не понял. Это к лучшему. Он медленно наблюдал за своими шажками, в ответ сжимая предплечья Гоголя. Достигнув своей цели, они немного поменялись местами. Сигма стоял возле раковины, теперь держась за неё, а Николай за ним придерживая чуть выше талии.
– Справишься? – Сомнительно. Однако тот на его слова лишь кивнул, покрутив кран. Ну хорошо, ему нужно ещё стол передвинуть ближе к дивану и накрыть его. Отойдя назад, он убедился в том, что на ногах Сигма стоит ровно и вроде не падает. Возможно, он и впрямь быстро оклемается. Прикрыв за собой дверь, Коля вернулся к делам кухонным.
Когда всё окончательно было готово, он заметил, что из ванной Сигма ещё не вышел. Он мог бы, конечно, зайти, проверить, но это неприлично. К тому же, раз он не слышал, чужого падения или ещё каких сомнительных звуков, значит всё хорошо. Волноваться не о чем. Так он думал первые минуты две. После, уже не выдержав, постучался в дверь.
– Сигма-а, ты там в туалет не провалился? В раковине не утонул? Завтрак остывает, – Опять не самые уместные шутки, но без этого уж никак. Это помогало разбавить атмосферу. Не придавать всему происходящему слишком депрессивный окрас.
Дверная ручка повернулась, а дверь приоткрылась, представляя ему Сигму, что стоял опираясь на неё.
– Извини за то что... Заставил беспокоиться, – Он заметно поджал губы, глядя на него оленем, попавшим под свет фар. Разжав ручку, он сделал небольшой шаг в сторону, а потом самостоятельно направился к дивану.
– А ось і наші перші кроки! – Гоголь рассмеялся, внимательно следя за тем, как тот усаживается за стол, снова-таки на диван. Сам же Коля устроился на стуле напротив, проверяя всё ли стоит на столе. Ну, конечно, он не стал сразу доставать пирожные, с ними после чай можно попить. К тому же Сигма сладкое любит, ему они наверняка понравятся.
– Прости, я не понимаю что ты говоришь, – Ах да, Николай и сам только недавно начал снова перемешивать украинский с русским и наконец отвык от этих сложных японских произношений. Хуë-моë все дела. А нет, это кажется китайский.
– Это ты меня прости. Пока один был успел язык свой родной вспомнить. Я сказал: «А вот и наши первые шаги». Это просто шутка, – Гоголь принялся за еду, разрезая сосиски на кусочки поменьше, разламывая варёный картофель ложкой. А вот Сигма что-то к еде даже не притронулся. Боится, что его могут отравить? Или пытался сначала переварить шутку? Скорее всего второе. Почему-то рядом с ним Николаю постоянно хотелось шутить и смеяться, даже когда он особой радости как таковой не испытывал. Просто... Сигма так редко улыбался. Очень редко. Чаще всего это была дежурная улыбка. В казино. До него у Гоголя практически не получалось вызывать на чужом лице улыбку. Один единственный раз был тогда, когда он впервые угостил того печеньем. И то она была такой маленькой, хрупкой, мимолётной. В дальнейшем его глупые шутки вызывали лишь раздражение. Сигма старался держаться на расстоянии, не доверяя и придерживаясь амплуа серьёзного, строгого человека. Ему это совсем не подходило.
– Чего не ешь? Тебе сейчас это нужно, – Николай пододвинул ему тарелку прям под нос. Тот сидел с таким отрешенным видом, словно всё ещё не до конца понимал, где находиться. Черт, а ведь он правда скорее всего ничего не понимает. Коля забрал его тарелку, также разрезая сосиски, удобства ради и пододвинул обратно. Из приборов у них и ложки, и вилки лежат. Что хочешь, то и используй.
Сигма наконец тоже приступил к еде, не забыв поблагодарить и пожелать приятного аппетита. Можно было бы включить телевизор, чтобы не сидеть в немного неуютной тишине, однако там сейчас скорее всего сплошь беспонтовые новости о последних произошедших событиях. Тошно будет от одного только упоминания о Мерсо, Йокогаме или каких-либо личностях, связанных с этой темой. Лучше уж в тишине. Да только вот долго она не продержалась. Вместе с речью, более чёткими и твёрдыми движениями, к Сигме возвращались и воспоминания.
– Гоголь...
– Давай просто Коля. Эта японская привычка обращаться по фамилии какая-то сухая. К тому же я к тебе всегда по имени, – Хотя, называть Фёдора "Дост-куном" было немного приятно. Какое-то особое прозвище, которым к нему обращался только он. Это всё было просто шуткой. Может таким образом они даже как-то высмеивали особенности японских обращений с их всякими разными суффиксами. Однако на это прозвище сердце всё ещё отзывается громким стуком.
– Коля... Что произошло в Мерсо? Я вспомнил, что я пытался убить Достоевского, но потом... Попался на его уловку и он меня ранил, а после мы произвели обмен информацией... – Сигма прижал ладонь к голове, будто попытка вспомнить всё это, приносила ему сильную боль. Зачем он вообще сейчас так напрягается? Будто есть уже смысл думать о том, что было. Николай на него не мог злиться за желание узнать больше. Тот всегда стремился к новым знаниям. Ему это важно. И он точно не мог осуждать его за попытку убить Фёдора. В конце концов он был первым, кто убедил его в том, что с живым Достом дома и семьи ему не видать.
– Так получилось, что Дост-кун проиграл в игре. Он умер. Я тебя нашёл, и мы уехали оттуда. Щас мы в Санкт-Петербурге, у меня дома. Ты пять дней проспал так что не удивительно, что у тебя мозги вразнобой. Не напрягайся, – Гоголь старался упустить множество деталей, всё обобщить, чтобы у того созрело как можно меньше вопросов. На удивление, узнав о факте смерти Достоевского, тот никак не проявил свою радость или что-то типа того. Возможно, он и не испытывал радости от его смерти. Да, у них были сложные отношения, построенные на взаимном использовании. И всё же Фёдор был к нему снисходителен. И мягок, относясь как к ребёнку, но при этом уважая как личность.
Промолчали они не долго. Сигма хотя-бы есть стал нормально, но видно за это время у него сформировались новые вопросы. Лучше бы дальше молча сидел.
– А... А что с Дазаем? Я помню он был сильно ранен после падения лифта... Фёдор отправил Накахару Чую, чтобы тот его добил... С ним ведь всё хорошо? – Он выглядел таким обеспокоенным, словно затронул по-настоящему важную для себя тему. У него и взгляд аж прояснился, будто ему прям жизненно необходимо узнать, что с этим Дазаем всё в порядке. А Коля чуть ли не со скрипом зубов вспоминал о том, что этот же Дазай и словом не обмолвился о нём. Забрал противоядие и был таков.
– Живой он. Когда я вспомнил про тебя, там и духу его не было. Похоже с рыжим коротышкой пошли обмывать победу, – Он с какой-то издёвкой усмехнулся, толкая в рот несколько ломтиков картошки. Придавая своим ответам небрежный оттенок, он надеялся, что они с Сигмой быстро закроют эту тему. Коля не заметил, что взгляд напротив буквально за секунду потух. Сиреневые глаза сейчас были больше похожи на серые дождевые тучи. Чувствуя внезапно накатившую слабость во всём теле, Сигма со стуком положил вилку на стол. Гоголь сейчас был слишком сосредоточен на своих мыслях, чтобы заметить, как его слова влияют на чужое состояние.
– Н-но как же так? Он же... Ногу сломал... И-и он обещал, что я... Я ведь хотел, – Осознание, в котором он сейчас тонул, было похуже тюремной тяжёлой воды. Он ведь правда хотел вступить в детективное агентство. У него была какая-то важная информация для них, и он... Так переживал за Осаму. Так быстро доверился. Привязался к нему. Хотел поблагодарить его за то, что в лифте тот спас его, пожертвовав собой.
– Да на нëм и царапины толком не было. Тот гравитационный тип остановил лифт и таким образом Дазай даже не пострадал. Это всё был глупый спектакль. Надул он тебя и использовал как отвлекающий манёвр. В прочем чего ещё можно было ожидать от врага? Ну и поделом ему, давай просто... Забудем... – Николай перевёл на него взгляд и сам чуть не выронил столовый прибор. Сигма низко опустил голову, так что волосы закрыли обзор на его глаза. Плечи мелко начали дрожать, но он и звука не издал. Нет, конечно, Гоголь ожидал того, что тот будет разочарован во временном союзнике. Но ведь всё не так критично. Что им сейчас этот Дазай? Ушёл да ушёл, ну и хер с ним. Но глядя на Сигму, что едва себя сдерживал, потому что не любил демонстрировать свою слабость, Коля понимал, что что-то упускает. Что Дазай такого сделал? Из-за чего он сейчас наблюдает такую ужасную реакцию на свои немного импульсивные высказывания?
– Гоголь... Ты можешь... – Договорить не хватало ни сил, ни выдержки. Выгонять хозяина из его же квартиры было как-то неправильно. Но он не хочет. Просто не хочет, чтобы Николай это видел и слышал. А тот без лишних слов поднялся из-за стола, сразу направляясь к выходу. Он и сам не готов это видеть. Он ненавидит чужие слезы. Он и создал себе клоунских образ, ссылаясь на то, что клоуны должны смешить людей и дарить им радость. Ну а ещё клоуны пугают, выглядя при этом не то чтобы страшно, скорее жутко. Вспомнить только множество ужастиков с этими размалеванными упырями.
Быстро обуваясь, сразу забывая и про еду, и про всё остальное, он снял с вешалки ветровку, вытаскивая из неё ключи.
– Я это... В магазин схожу. Куплю чего-нибудь. Скоро вернусь. Обязательно вернусь, – Секунда и он уже стоял в коридоре, запирая за собой дверь. Как прорвало чужую плотину он уже не слышал. Осталось вытряхнуть из головы образы и картины заплаканного лица и звуки громкого плача.
***
– Наверное ещё тогда мне нужно было остаться с ним, не оставляя наедине со своими мыслями и эмоциями. Он сильный человек. Очень сильный. Но даже такие люди могут плакать. Он всегда умел держать себя в руках. Был серьёзен и сосредоточен. С его выдержкой тоже было всё отлично. Он мог ночами напролёт изучать личные документы посетителей казино. Их там была не одна сотня, – Во время своего рассказа Гоголь неосознанно отвернулся от Осаму, видеть его не желая. Это тогда он не совсем понимал и злился скорее из-за смерти Фёдора. Но сейчас с полным осознанием произошедшего он хотел ещё раз кинуться в драку. Убивать этого придурка нельзя, а вот отпинать никто не запрещает. И его враждебный настрой похоже ощущался на физическом уровне. Дазай молчал. Если он сейчас уйдёт в активное отрицание, то точно навлечет на себя ещё больше тумаков. Принять как факт то, что он просто взял и бросил Сигму было трудно. Нереально. Это звучало как откровенный пиздёж. Но будь это ложью шут бы вряд ли смог так хорошо подделать своë желание запинать его в этой же комнате до кровавой рвоты.
– Ничто не могло его сломить. Он столько всего пережил. Несчастья на голову валились одно за другим, не говоря уже о том, что он чуть ли не с рождения был рабом. Разрушенное казино, сражение с Ищейкой. В тюрьме он тоже держался неплохо и пошёл на Достоевского с одним пистолетом, храня в сердце надежду на освобождение и счастливое будущее. Но блядь обязательно должно быть какое-то исключение из правил. Ничего не может быть идеально. И это исключение – ты, – Коля снова повернулся к нему. Они долгое время сохраняли молчание. В темно-карих глазах он хотел различить хоть что-то напоминающее раскаяние. Ему, откровенно говоря, плевать что это не тот Дазай, это другой Дазай, который ничего плохого то и не сделал. Тот ещё получит своё в последствии, но и этого он хочет замучить. Чтобы совесть выжрала всё изнутри. Чтобы при следующей встрече с Сигмой он свалился на колени и молил о прощении. Так, нет, что-то Николай не в те дебри залез. Он ведь ещё не закончил свою мысль.
– Из раза в раз один только ты заставляешь его плакать. Вызываешь в нём такие чувства о каких он ранее знать не знал. Ему бы с кем угодно было лучше, чем с тобой. Тот же мальчишка-тигр, что пытался его спасти, подошёл бы намного лучше. Но только не ты, – Что-то он утомился. Сейчас бы тоже с Сигмой и Фёдором чайку выпить и печенья погрызть, а не это всё. Что-ж он не мог позволить себе похабных шуток в сторону доброго друга, но у него ещё были способы ударить по чужому эго как можно сильнее.
Осаму стиснул зубы, глядя куда-то в пол. Нет, он не хотел представлять Сигму с кем-либо другим. Не мог вообще представить. Может тот и не принадлежал ему, но Сигма был с ним. Сигма любил его. Сигма заботился о нём. Сигма переживал за него. Сигма готов был убить ради него и умереть за него. Сигма был и всё. Без него он уже не мог представить своей жизни. Это равносильно кислородному голоданию. Возможно, это нездоровое отношение, но когда он вообще был здоров? Он тоже болен и лечиться совсем не хочет.
– Значит я стал спусковым крючком? Но в это всё ещё сложно поверить. Если он так ужасно себя чувствовал, как он внезапно нашёл книгу и решил убивать всех направо и налево? – Николай устало на него поглядел тяжело вздыхая. Да, можно сказать, что всё началось именно из-за Дазая. Но в то же время сказать так будет не совсем правильно. Однако об этом он конечно же говорить не будет, пусть этот мудак думает, что виноват во всём только он.
– Слушай дальше, пока у меня полностью не пропало желание всё это рассказывать...
***
Дни их проходили очень медленно. После того случая они не возвращались к обсуждению этой темы. Сказал бы Коля, что всё было хорошо, да только правды в этих словах мало. Её практически нет. Оба пытались сохранить иллюзорную атмосферу благополучной совместной жизни. Сигма своим чувствам волю не давал. Питался как положено, спал подольше, чтобы восстановить силы. Потом пытался как-то помогать Николаю. Пытался отблагодарить таким образом, не в силах просто сидеть на месте. Сколько бы Гоголь не говорил, что тот ему ничем не обязан. Он не нуждается ни в деньгах, ни в помощи, ни в других каких-либо услугах. А Сигма словно его вообще не понимал. Убеждённый в том, что он нужен другим лишь тогда, когда от него есть польза, он просто не верил. Это грустно. Потому Коля старался находиться дома как можно чаще. Беспокоился за него, всячески заботился. И вроде бы всё начало налаживаться уже по-настоящему. Рана быстро зажила. Но птичка его улетать не собиралась. Ему и некуда. Да и навряд ли Николай смог бы его так просто отпустить. Всё было хорошо до одного определённого момента.
Тогда он как обычно решил сбегать в магазин, купить что-нибудь интересное для приготовления ужина. К тому же Сигма последние дни проявляет к готовке интерес, может тоже научиться. Да, было бы здорово.
– Это я! В магазине очередь была такая большая. Там ещё девушка какая-то залезла поближе к кассе «только спросить», так её взглядом чуть толпа бабушек на загрызла, – Стоя в прихожей, Гоголь говорил это достаточно громко, думая, что Сигма опять лежит на диване или чай себе наводит, у него к нему какое-то особое влечение. Однако, не услышав в ответ ничего по типу: «Лучше бы загрызли» или «Какой кошмар», он немного заволновался. Ладно, скорее всего тот сидит в ванной комнате. Опять же, то, что он там делает это его личные дела. Пусть хоть ноги там бреет, напевает Тэйлор Свифт, мажет пяточки детским кремом. И это всё сразу. Пройдя в главную комнату-зал, Коля поставил пакет с едой на столешницу, чтобы разобрать. Сегодня он купил что-то из морепродуктов, вроде креветки, и спагетти, чтобы приготовить пасту в сливочном соусе.
– Слушай, сказать забыл, я же вчера в ТЦ заходил. Вот думал, может вместе туда пойти. Прикупить тебе что-нибудь. Не будешь же ты всю жизнь ходить в моих протертых спортиках и футболке со Спанч Бобом, – Он снова крикнул это достаточно громко, чтобы тот наверняка его услышал. Но даже так ответа не последовало. Ни намёка на его присутствие. И вновь это непонятное скребущееся волнение. Сигма не дурак и делать с собой ничего не будет. В этом он был уверен. Первые пять минут. А дальше, как в прошлый раз. Николай знал, что тот не причинит себе вреда. Может когда-то и был момент, когда он просто смирился с возможной смертью, но намеренно он ничего подобного делать бы не стал. Точно не стал.
– Эй, у тебя всё в порядке? Если я открою, я не пожалею о том, что не спрятал от тебя подальше все ножи и бритвенные лезвия? – Нет, ну Сигма же не настолько... Отчаянный. Для таких людей Коля применял немного другое определение, но даже в мыслях не мог отнести это к своему соседу. Постучавшись дважды и не услышав ни шороха за дверью, он дёрнул на себя ручку, думая, что она закрыта. Но нет, она спокойно поддалась. Картина, что он увидел там не была столь ужасна, какой он успел её представить. Никакой крови, изрезанных запястий или ещё чего-нибудь такого. Но всё равно ситуация была немного необычной. Неожиданной. Сигма по всей видимости только из ванной вылез. Полотенце и штаны лежали на стиральной машинке, а он сам сидел в одной футболке и нижнем белье на крышке унитаза, ножницами подрезая длинные пряди волос. И делал это с такой тоскливой задумчивостью, что от одного только взгляда на него хотелось лезть на стену.
– И чего ты не отвечаешь? Я тут вообще-то волнуюсь. Мало ли ты поскользнулся, разбил голову, потерял сознание... Или чего похуже, – Нет нужды обговаривать это «чего похуже» и так всё предельно ясно. Сигма продолжал отрезать волосы, совсем не заботясь о том ровно будет или нет. Он даже взора на него не обратил, наблюдая за падающими прядями.
– Задумался...
– Задумался он. Вообще-то так "задумываются" перед зеркалом и с расчёской в руках. Что ты тут вообще делаешь? Зачем, а главное с какой целью? – Выражаться при нём благим матом как-то не очень хотелось. И не потому, что для него он ребёнок. Ну и поэтому тоже. Просто утончённой натуре вроде него совсем не подошли бы грубые выражения.
Николай подошёл к нему, присаживаясь рядом на корточки. Он аккуратно забрал ножницы, не встретив какого-либо сопротивления. Волосы тот успел обкорнать только с правой стороны. Может что получится ещё подправить.
– Почему ты решил, что испортить себе причёску это замечательная идея? Кто-то о таких волосах может только мечтать, отращивая годами, – Он сам свою косичку берег как зеницу ока. Ну просто, по приколу. Забавно ловить на улице взгляды всякой гопоты, а потом прятаться от них в плаще. Хоть и говорят, что Питер — это культурная столица, но такие кадры тут тоже присутствовали, к несчастью.
– Потому что он к ним прикасался... – Коля повернул его голову в левую сторону, надеясь, что получится сохранить длину хотя-бы до плеч. Отлично, всё было не так уж плачевно. Жалко только, что они никогда не вырастут. Ну или будут расти очень медленно. Всё же Сигма не обычный человек и некоторые процессы в скорости у него могут быть замедленны, а некоторые, напротив, ускорены.
– Кто «он»? – Гоголь молча ожидал ответа. Которого в общем так и не дали. Кто там мог трогать его волосы? Он из дома вообще не выходит, на балконе свежим воздухом дышит. Значит кто-то в прошлом? Ну, вроде как в «Небесном казино» он со всеми был в хороших отношениях. Может Фёдор? Да он вообще не особо тактильный человек. Так, по нужде мог кому-то руку пожать, поправить что-то из одежды. Например, он часто поправлял цилиндр самого Николая, потому что тот постоянно крутился, вертелся, как юла, носился как угорелый. Ещё мог помогать Гончарову с его больной головой. В плане бинтов. Бинты...
Ну конечно, как он мог забыть. Вернее, лучше бы забыл. И он, и Сигма.
– Хотя какая уже разница... Пошли, будем исправлять этот кошмар. У тебя как раз тут идёт чёлка, затем длина до подбородка и остальное. Вот щас подравняю всё под вторую длину. Ты не против? – Коля взялся за ножницы со стороны лезвий, а пластмассовыми колечками легонько стукнул его по лбу. Такой дурачок. Надо же было из-за какого-то придурка так волосы остричь.
– Ты когда успел на парикмахера отучиться? Я бы тебе даже собаку не доверил. Если бы она у меня была,
– О, похоже функция насмешек и сарказма у тебя не отключалась. А вообще это немного обидно. Я просто у знакомого мастера подглядел технику. Она мне иногда кончики стрижёт. Так, меньше слов больше дела. Одевайся давай и пошли в комнату. Тут потом волосы уберём, – Николай поднялся на ноги, забирая с собой ножницы и ушёл обратно в зал. Поставил стул посреди комнаты, нашёл какую-то простынь ненужную, чтобы потом одежда вся в волосах не была. Да и освещение тут куда ярче, чем в ванной.
Сигма же вышел практически следом, только уже в штанах и с полотенцем в руках, которое пошёл вешать на балкон. После он молча занял место на стуле, позволяя обмотать себя простыней. Хоть вопросов не задавал. Николай в раковине смочил маленький узкий гребень, которым как раз выравнивал длину, после аккуратно срезая. Тогда-то Сигма всё и рассказал. Спокойно, без истерик и слëз. Рассказал про то, как Дазай дурачился, танцуя с ним. Рассказал про обещание и про их разговоры. Про то, что, выбрав его, Осаму якобы его спасал. Поведал ему обо всём, что происходило. И о том, что случилось в лифте. Коля слушал и запоминал каждое слово. Теперь для него что-то прояснилось, но он не хотел в это верить. Сигма не хотел этого принимать. На том и сошлись, больше не обсуждать всю эту историю.
– Последняя прядка иии... Готово! Для вас работал единственный и неповторимый - лучший сотрудник парикмахерской «У Гоголя». Так как вы наш первый клиент, для вас сделаю скидку. С вас одна улыбка, – Расчесав всё это дело уже другой расчёской, Николай убрал простыню, отложил ножницы и принялся подметать полы. Сначала в ванной, потом тут, убрав стул на место, когда они с Сигмой поменялись локациями. Пока тот крутился перед зеркалом, он замëл в совок все срезанные волосы. Жалко, очень жалко. Но похоже работа была проделана не зря. Закончив убираться, Коля тоже подошёл к зеркалу, разглядывая Сигму, что в это время разглядывал себя, перебирая в руках укороченные пряди, едва достигающие плеч. Если чуть-чуть закруглить и выкрасить в тёмный, то будет вылитый...
– Спасибо, Коля. Мне нравится, – От неуместных сравнений его отвлекла чужая благодарность. И вот оно. Вновь лишь на миг. Он впервые за всё их совместное проживание улыбнулся, оборачиваясь через плечо. Сигма стоял к нему так близко или это он приблизился ближе чем нужно было, ощущая запах шампуня с каким-то травянистым ароматом и мятную зубную пасту.
– Мне тоже. Ваша оплата принята. Я на вечер взял спагетти и креветки. Пошли, будешь помогать их чистить, – Оба вышли из ванной, оставляя этот непонятный момент близости там же. Просто время неподходящее. Гоголь ещё со своей кашей в голове не разобрался, да и у Сигмы с этим всё тяжко. Им и так неплохо. С каждым днём всё становилось только лучше. По крайней мере так казалось. А может Коля ещё тогда просто обманывал себя, игнорируя странности в чужом поведении.
