Ключ, несколько раз звонко повернувшийся в замочной скважине, заставил утихнуть беспрестанный оглушающий стук сердца. На душе было как-то неспокойно, когда глаза бегали по рукам, касающимся дверной ручки, упирались в худощавую спину и не оставляли тонкий хвост. У этих двоих нет никаких проблем в их взаимоотношениях, но оставаться наедине сейчас почему-то совсем не хотелось.
Темнота в номере незамедлительно исчезла, под напором искусственного света. Дью сразу проходит вперед, затем лениво разваливается на сером кресле, и разрывая томительную тишину между ними, бормочет что-то себе под нос. И как только сокомандник скромно присаживается на одну из кроватей, огненный заводит разговор.
―
Это было хорошее начало нового тура. ― устало вздохнул огонек ―
Мне очень нравится интро, намного больше, чем прошлое.
―
А у меня от твоих соло мурашки бегут. ― бодро кивнул собеседник, постепенно привыкая к обстановке.
―
Хах, не знал, что тебе нравится. ― засветилась улбыка на лице Содо, когда тот, вскоре, снял маску.
―
Я вспомнил кое-что во время соло Respite On The Spitalfields. ― переменился басист ―
До момента, как меня призвали, я был в каком-то другом коллективе, тоже связанным с музыкой. Я не помню было ли у меня хотя бы материальное тело, но точно знаю, что натворил каких-то делов.
―
Интересно, еще ни один гуль не мог вспомнить свое существование до его призыва… ― задумался низкорослый.
―
Ага, там кажется по мою душу пришли, но вы меня спасли.― также снял маску водяной.
―
Опасный Рейни. ― расхохотался Дьюдроп ―
А, кстати, ты не против того, что было во время Year Zero? А то я как-то не подумал. ― спросил лид-гитарист.
Рейн лишь кивнул в ответ, заливаясь краской от воспоминаний, как Содо медленно проводит по груди и сжимает его шею.
―
Ладно, я пожалуй в душ схожу. ― поднялся Дьюдроп, потягиваясь и разминая плечи.
―
Стой, лучше я первый. ― схватил за тонкую кисть водный гуль.
―
Ну, ладно. ― недолго думая ответил сокомандник, взглядом провожая фигуру до двери.
В светлой, выложенной кафелем комнатке, Рейн смело поворачивает кран сначала холодной, затем горячей воды. Прозрачная жидкость медленно наполняет ванну, пока гуль с детским нетерпением ждет, когда уже сможет забраться в неё.
Наблюдая за струей, источающей пар, Рейн погрузился в свои мысли. Крупицы воспоминаний образуют смятую и мутную картинку: красные софиты, туманная дымка, знакомый мотив, и рука слегка сжимающая шею. Как неприятно потяжелела голова в тот момент, запутались пальцы, стало душно в массе одежды, наслоенной словно листья капусты.
А ведь завтра снова ритуал. Будет ли все также? Он подойдет со спины, игриво проведет по груди, бросая гордые взгляды в толпу и с особым показушеством повторит? Это всего на мгновение и всего-навсего его маленькое шоу. А после сразу уйдет, заставляя бросить в след неоднозначный взгляд. Он оставит отдушку похоти с послевкусием горького мёда.
А ведь мёд…от Дью действительно пахнет чем-то сладким. Если как следует принюхаться, то среди запаха сигарет и пота можно уловить подобные нотки.
И когда в конечном счете ванна полна, басист с особым торжеством опускается в воду. Она щекотно обволакивает участки серой кожи, впитываясь в некоторых местах. Сил и энергии стало заметно больше, когда тело восполнило свою дневную норму. Однако эта легкость - лишь минутная реакция организма. Затем конечности тяжелеют, становятся ватными и непослушными. И очень важно не позволить себе уснуть, как считает басист, и чего на этот раз он не сделал. Увлекшись своими раздумьями он не заметил, как начал дремать, а после чего и вовсе отключился.
*
Гуля разбудила какая-то внутренняя тревога. И вскоре, острый слух уловил шум в ванной комнате. Затем шелест занавески, движение воды и как тесно стало в акриловой ванне.
―
Спит, надо же. ― протянул полушепот.
Бормотание под ухом все же заставило взбаламутиться. Неаккуратно тряхнув головой, басист огляделся. Взгляд хитрый и напыщенный прожигал из плеча.
―
Ты?! Что ты тут делаешь? ― запаниковал Рейн, усевшись компактнее, чтобы места хватило двоим.
―
Тебя не было так долго, поэтому я решил проверить. ― Содо провел когтями по спине басиста, заставляя вздрогнуть. ―
Ты бесишь. Так долго испытывал мое терпение, а теперь я буду испытывать твое.
―
Выйди! ― старался держать строгость кудрявый.
―
Чего ты так стесняешься? К тому же вокруг столько пены. ― не останавливаясь на одних руках, огонек прошелся языком вдоль позвоночника.
Дью набрал немного пузырьков в свободную руку и размазал по плечу басиста. Каждое касание заставляло трепетать, словно запуганная пташка, что еще больше раззадоривало и забавляло низкорослого.
―
Щекотно. Уйди же. ― рявкнул водный, недовольно ударив Дью по животу хвостом с особой силой.
―
Ух ты, твой хвост… ― удивительно аккуратно лид-гатарист взял чужой хвост, рассматривая с разных сторон.
―
Что? ― дрожащим голосом выпалил дождь.
―
Он поменял цвет от воды. Теперь не такой тусклый… ― отвлекаясь на маленькие плавнички ответил чертила. ―
Мой, когда еще был таким, реагировал по-другому.
Каждая чешуйка на хвосте водного гуля переливалась, словно жемчуг, хвостовые плавники стали необычайно мягкими и бархатистыми на ощупь. А они как раз…
―
Пусти. ― грозно пробурчал водный, пытаясь махнуть длинным хвостом.
―
Кстати, Рейни, я тут вспомнил… Как ты мне там сделал? Ой, точно…― Внезапно аккуратные и невесомые касания превратились в грубые стискивания. ―
Интересно, вот у меня пластина на хвосте одна, а у тебя по сути их несколько... Знаешь, я проведу малюсенькое исследование, как и ты в тот день.
Палец надавил на один из двенадцати маленьких плавников вдоль хвоста, на что басист лишь вздрогнул. Подобная реакция не устроила низкорослого гуля, поэтому он надавил поочередно на каждый, кроме главного хвостового. Совсем другой, положительный для Содо, результат: плечи басиста многократно дергались, руки сжались в кулаки. Сам он пытался что-то сказать, но вместо этого получалось неразборчивое мычание, издалека напоминающее стоны. Рейн был окончательно добит, когда чертила добрался до главного хвостового плавника. Голос сдержать было невозможно.
―
Ну-ну, что же так громко? ― наконец оставляя хвост в покое спросил огонек. ―
Хотя мне нравится слышать твой голос.
―
С-Содо… ― шептал дождь, стискивая зубы.
―
Все хорошо, Рейни, мы просто играем ― лид-гитарист положил голову на широкую спину, вслушиваясь в биение сердца. ―
Колотит, как бешеное...
Эта по-издевательски довольная усмешка раздражает дождя. Раздражает, что он получает все, что хочет, когда только захочет.
―
С каждым моим движением ты краснеешь все сильнее. ― Содо схватил плечи сокомандника.
Физическое давление на них заставило басиста откинуться назад, чего и хотел Дьюдроп. Поза была совершенно непривычной, смущающей и неловкой.
Горячие руки, словно змеи, опустились вниз по бедру. В то время как сам уже фыркал и тяжело дышал, своим тоненьким, словно мышиным хвостиком, гитарист обвил ногу дождливого гуля. И вот так, будто невзначай, ладонь скользнула по внутренней стороне бедра.
Дышать было невыносимо тяжело из-за жары, из-за этой близости. И где-то среди пара пробился зловонный запах возбуждения, оповещающий, что игра окончена.
Тогда, слегка оттолкнув Рейна, огонек вылез из ванны. Он как ни в чем не бывало накинул белый банный халат и поспешил к выходу.
―
Не думал, что ты будешь так легко сокрушен. ― кинув напоследок неоднозначный ехидный взгляд, лид-гитарист дернул ручку двери.
В гордом, печальном одиночестве, Рейн не против просидеть еще какое-то время. Особенно после произошедшего.
Вода постепенно остыла, пузырьки растворились, но стыд и смущение, засевшие внутри так и остались непоколебимы. В отличие от времени, которое беспощадно бежало вперед.
***
Наконец хлопнула дверь ванной комнаты, удивительно гневно. И таким же удивительно гневным взглядом смотрел водяной гуль. Грубый и резкий тон сочился из его рта.
―
Что ты творишь? ― словесно набросился на огонька басист ―
И кто вообще дал тебе право касаться моего тела?
―
О боже, какой шумный. ― Дью недовольно закатил глаза, не меняя ленивой позы ―
Тебя ебет? Ну блять захотелось и все, лучше заткнись и давай…
―
Заткнись? Это было буквально домогательство, Содо. ― перебил басист, повышая голос.
―
Ох, вот как…домогательство значит. ― низенькая фигурка угрожающе предстала перед Рейном ―
Если бы ты этого не хотел, то уже давно мог бы взять меня за шкирку и вышвырнуть за дверь.
― Я вообще-то…― слышалось тихое бормотание сквозь кипящий поток речи.
―
Но увы, хочу напомнить, кто-то стонал и извивался, как шлюшка. ― рявкнул Содомайзер.
Постепенно лид-гитарист начал сокращать расстояние, не останавливая речитатив.
―
Ты светишься, когда болтаешь со мной, жадно вдыхаешь запах, когда нахожусь так близко, прожигаешь меня взглядом, рассматривая, словно дешевку. Да ты трясся, как осиновый лист, от одной лишь мысли, что останешься со мной наедине. ― спустя не длинные пару шагов, Дью уже упирался руками в светлую стену. ―
Думаешь не вижу, как пялишься на мои руки, грязный фетишист? Я считай тебе услугу оказал, тебе стоит…
―
Закрой уже свой отвратительный рот. ― до того печально и разочарованно отчеканил водный гуль.
―
Не смотри так отвращенно, Рейни. Это не я родился с ебанцой под звон колокола. ― махнув хвостом, огонек хлопнул входной дверью.
Холодно. Одиноко. Больно. Без него в комнате стало удивительно серо и пусто. Тишина впервые так противно режет уши, заставляя отголоском вспомнить последние слова. Что не так с водным гулем? Считается ли это, что он бракованный?
Размышляя об этом стало отвратительно. Вина тяжким грузом легла на широкие плечи. Может не стоило конфликтовать, а стерпеть, как раньше? Еще никогда Дью не разговаривал с ним так. Так, словно это последний кусок дерьма, к которому не хочется испытывать ни малейшей жалости.
Не имея ни моральных, ни физических сил, Рейн не решился отправиться за разъяренным сокомандником. Хотя в душе прекрасно понимал, что переживает.
Он лишь добрался до постели. И словно измученный, отключился, погружаясь в безмятежность.
***
Почувствовалась усталость, вся горечь недосыпа, когда резкие движения заставили проснуться. В голове эхом отозвался знакомый и до того раззадоренный голосок, что из раза в раз взывал к нему по имени. В нотках журчащего полушепота в унисон трепетали воодушевленность и спокойствие.
―
Рейн, ну вставай же. ― с особой силой толкнул кто-то знакомый.
Наконец разомкнув веки, водный опомнился, разглядев в потемках знакомые черты лица.
―
Ты вернулся, Содо…? ― сонно мямлил басист ―
Послушай, то, что произошло…
―
Да какая нахуй разница? Все уже в прошлом, карасик мой. ― огонек резво потрепал приятеля по волосам ―
Пошли. Ну поднимайся!
Дьюдроп потянул сокомандника к выходу, не отпуская чужую руку.
―
Постой, куда? Мы же… ― пытался сопротивляться Рейн.
―
Без лишних вопросов, Рейни. Идем. ― не желая слушать, низкорослый все же повел рыбку куда хотел.
Не особо длинный, но так долго тянущийся коридор, заставил задуматься о том, что Дью сказал раньше.
Если задуматься, то он действительно любит руки огненного гуля. Эти сухожилия и суставы изящны, их хочется касаться, наблюдать как ловко тонкие пальцы перебирают струны. Действительно хочется… И даже сейчас венка на его кисти… И даже сейчас его рука обжигающе горячая, сжимает запястье так крепко.
Повезло, что Содо, так стремительно несущийся куда-то вперед не заметит, как дождь смутился от осознания своей маленькой зависимости.
Когда открылась дверь в чужой номер, в нос ударил запах алкоголя и чего-то сладкого. Вокруг стеклянной бутылки на полу расположились сокомандники: Циррус, Кумулус и Свисс. На диванчике рядом мирно сопела Саншайн. Как выяснилось позже, ее неоднократно пытались растолкать, но она наотрез отказалась на какие-либо действия поздно ночью.
―
Так вот куда ты уходил… Рейн, присоединяйся. ― пригласила Циррус, заботливо указав на место напротив.
―
Давай, садись, сыграй с нами в бутылочку. ― надовил огонек.
―
Что за детский сад, вам что по 15 лет? ― возразил басист.
―
Любишь ты ломаться. ― захлопнул дверь низкорослый.
Спустя некоторое время и две попытки утихомирить гул обсуждений, были объявлены правила: бутылку раскручивают, и когда горлышко указывает на кого-то, у ведущего (раскручивающего) есть выбор — поцеловать или выпить.
―
Поскольку, среди нас новый игрок, доверим ему первый ход. ― хитро обозначила Кумулус.
Поддавшись глупому азарту, Рейн все же раскручивает бутылку. И когда стекляшка делает несколько оборотов, гуль воды сотню раз жалеет, что согласился на это. И еще сотню раз, когда она останавливается на Циррус. Гулетта же неловко хихикает, подсаживаясь ближе.
―
Я выпью. ― отрезал дождь.
―
Да ладно? Походу ты один все выпьешь. ― ухмыльнулся Свисс, поддевая острую крышечку не менне острым клыком.
Небольшая бутылочка пива, которую проигравший должен выпить залпом. На самом деле ничего сложного для гулей, часто связывающихся с этим. Но не для Рейна. Наш тихоня непривыкший в алкоголю.
Почувствовался ржавый, химозный вкус, нерастворившиеся кусочки чего-то, неприятно прилипающие к нёбу. И он с трудом осилил половину, но игра продолжилась, в качестве поблажки новичку.
Очередь низкой гулетты. Она повторяет движение предыдущего. Предмет вращается несколько секунд, предвкушая результат. Горлышко указывает на Содо.
―
Ой, плюшка, надеюсь твоя мамасита не против. ― не мешкая приблизился чертила, украдкой поглядывая на Циррус.
Это больше был дружеский и быстрый чмок, словно в знак приветствия. Но как бы то ни было, это считается выполненным.
Следующий ход за Дью. Он выдерживает интригующую паузу, прежде чем раскрутить стекляшку. Делает резкое движение, чтобы бутылка сделала достаточно оборотов, заставляя всех сгореть от нетерпения. И внутри что-то ноюще кольнуло, когда стеклянное горлышко указало на Свисса
Наблюдая, как Дьюдроп показушно устраивается верхом на коленях мульти-гуля, в голове всплывают воспоминания. Их давняя ссора в холле отеля, как тогда огненный обозначил очевидные чувства бэк-вокалиста, и как поставил железную границу между ними.
Так почему? Почему сейчас он запросто рушит ее, вот так страстно вцепляясь в чужие губы?
Как неприятно засело внутри едкое чувство, травящее душу, и его осознание еще больше раздражало. Рука опрометчиво потянулась к полупустой бутылке пива. Басист в миг покончил с оставшимся на дне алкоголем, чувствуя себя странно. В горле тут же запершило, перед глазами все поплыло, осознавать происходящее было тяжело, как и делать какие-либо лишние телодвижения.
Отвлекаясь на свое состояние, пытаясь сохранить усидчивость и контроль, Рейн не заметил, как закончился второй круг ходов.
В конце концов, спустя неразборчивое, и как казалось, монотонное бурчание, все внезапно воскликнули. Интересуясь источником их удивления, гуль с трудом поднимает кудрявую голову. Рыбка еле как разбирает фигуру, активно приближающуюся.
И уже через мгновение стало понятно кто крутил стекляшку и на кого указало горлышко. Дьюдроп находился в паре сантиметров от лица дождливого гуля.
***
Поежившись от надоедливо будящих лучей, водный, не в силах игнорировать мучительную головную боль, открыл глаза. От увиденного басиста чуть было не охватила паника: непонятный запах, бардак по всему номеру и полуголый Содомайзер, мирно сопящий на его плече.
Что произошло прошлой ночью?
