Dominion

      Басист сидел на краю кровати, упершись локтями в колени. Его неоднозначное выражение лица могло сказать только об одном: «я выпил слишком много, чтобы помнить вчерашние события». Не имея ни малейшего представления каким образом все обернулось вот так, каким образом это утро стало таким суетливым и безобразным, он верил в глухую надежду, что не натворил ничего по глупости.       Спустя несколько минут молчания, Рейн наконец повернулся к притихшему огненному гулю, который, в свою очередь, прекрасно понимал чувства сокомандника, и что удивительно, мирно выслушал все его эмоциональные всплески. В последнее время Рейн действительно кажется немного нервным… ― Так, ладно… ― тяжело вздохнул дождь ― Может расскажешь уже как все было? И давай без твоих тупых шуточек.       Как никогда с серьезным выражением своей смазливой мордашки, Дью начал выстраивать поминутную реконструкцию. Не только для себя, но и для столь распереживавшегося водяного гуля. Однако, огненный посвятит не во все дела прошедшей ночи... * ///       Я был раздавлен. Внутри было пусто, отвратительно давило. В конце концов я поругался с тем, с кем так долго осторожничал и старался быть паинькой. И не нужно язвить, я правда старался...       По длинному, казалось бы нескончаемому коридору, собственные ноги незаметно привели меня туда, откуда однажды я так старательно выгонял свою слепую привязанность. ― Ты не спишь? ― лид-гитарист приоткрыл дверь в чужой номер, так, будто у него был бесконечный VIP пропуск подле этого гуля. ― Доброй ночи, Дью. Что-то мне подсказывало, что ты придешь, я даже дверь не запирал. ― поприветствовав взглядом полным горячего радушия, и сложив дедовские на вид очки, Эфир оставил книгу на журнальном столике рядом. ― Что-то случилось?       Прошло столько времени, а в его руках вся та же книга. Он читал её всегда, когда я приходил к нему. И как ведь не надоело? ― Нет, все отлично. Просто пришел повидаться. ― неловко отмазался огонек.       Конечно он не поверит моим словам, ведь слишком хорошо знает когда я вру. И уверен просто визит посреди ночи ― довольно подозрительно. ― Так, может выпьем? ― разлилось сладким эхом по комнате. ― Нет желания. ― даже внезапно для себя отчеканил низкорослый, не опасаясь показывать свое меланхоличное состояние.       По тяжелому вздоху было понятно насколько он озадачен, прежде чем я поднял глаза. И мы ведь оба осознаем, что я никогда прежде не отказывался выпить. Но после того, как я дал настолько твердый и необдуманный ответ, я не желаю взять слова назад и потянуться за бутылкой.       И пока он сидит в своем кресле неподвижно, тишину разрывают томные еле слышные выдохи. Возможно он уже битый час борется со сном и в любой момент готов принять поражение, однако, великое пламя не позволит ему посетить мир грез. И раз уж он ждал меня, покидать его номер я пока не намерен.       Но вдруг он тянет ко мне руки, но зачем? Меня это мало волнует и я не уверен, что хочу, но поддаюсь вперед. В этих объятиях я всегда чувствовал себя крошечным. В этих объятиях мне не нужно быть взрывным и неуравновешенным. Именно тут я могу сохранить покой, почувствовав тепло и мягкость этого тела.       И покорно устроившись на чужих коленях, я кладу голову на мягкое плечо, вдыхаю запах печенья и молока. Хочу съесть. Тебя. И кажется он понимает это, ведь я слышу как он ухмыляется.       Возможно эта ухмылка имела совершенно другой помысел, ведь сразу после нее крепкие руки опускаются до поясницы. Он надавливает на нее, крепче прижимая к себе. И я чувствую как стало тверже и жарче внизу. ― Эфир…― доносится дрожащий шепот.       Явно впервые настолько нерешительно и медленно касаюсь его губ, зарываясь рукой в мягкие волосы. Но сегодня его пыл так настойчив, жадности нет предела и кажется это он, словно до истощения голодный зверь, готов съесть по глупости податливую добычу целиком и полностью.       Усадив меня на кресло, он спускается ниже, оставляя дорожку поцелуев багровых и невозможно пошлых, дразнится, стискивая бедра, такие хрупкие в его руках. Мне нравилось, когда на утро я обнаруживал на них синяки. Каждый след был доказательством, что есть мы.       Расстегнув ширинку, он запускает руку под нижнее белье. От этих касаний я невольно стискиваю зубы, стараясь уничтожить мысли о том, как это грязно. И когда мы оба ощущаем в воздухе нотку ненасытности, он проводит языком сквозь тонкую ткань. Ну зачем? Это заставляет меня желать еще больше.       И принимая поражение перед своей стойкостью, слегка прогибаюсь в спине, в очередной раз стиснув зубы, когда он берет так глубоко. Какое-то глубокое приятное чувство заставило дыхание раздражающе сбиться.       И в этот момент я не смотрю на него. Хотя он знает, что раньше мне нравилось лицезреть всю картину от начала и до конца, лишь изредка отрывая взгляд от переизбытка эмоций.       В конце концов похоть берет верх. И уже в наглую, останавливая Эфира, начинаю двигать бедрами, набирая свой темп. Я просто делаю что хочу с его ртом, как последний мудак. Хоть и чувствую, как иногда он давится не в силах принять целиком. Меня всегда переставало волновать это, перед тем, как я кончу. И на утро, когда мы просыпались вместе, я всегда извинялся за то, что был груб или так своевольничал, ведь его это так злит. В этот раз я жалею его, ведь утром меня не будет рядом, чтобы извиниться.       Сейчас, мне нравится как мутные капли стекают по этим губам, что-то неразборчиво и все же ворчливо шепчущим. Рукавом расстегнутой рубашки он вытирает лицо, что тоже непривычно. Затем, приближаясь, он снова что-то говорит с совершенно мягким выражением лица. Но я, пребывающий в тумане похотливой эйфории, все еще не могу разобрать ни слова…       Опомнился я только, когда дверь за мной захлопнулась. Не знаю сколько времени прошло пока я был у Эфира, но уже, когда последние слова срывались с губ, мне стало до тошноты отвратительно. Я жалею. Жалею, что вот так воспользовался чужим телом, словно вещью.       Я еще не уверен, но возможно, когда я только зашел в его номер, то понял, что это был последний раз, когда мы были настолько близки. Понял, что больше не хочу иметь с кем-то былую близость всего на одну ночь.       Но все еще не готовый возвращаться к Рейну я побрел дальше по коридору. В голове сумбур, полная каша из слипшихся напрочь мыслей. Теперь мне всего-навсего стыдно возвращаться к этому карасю, словно я сильно-сильно провинился. Будто он всё поймет, как только взглянет на мое угрюмое выражение лица. Поймет и больше никогда к себе не подпустит близко, чего бы мне в самом деле не хотелось.       Скитаясь по коридорным катакомбам, я обратил внимание на приоткрытую дверь одного из номеров. Там чей-то знакомый смех так сладко и звонко разливался по помещению. И я решительно потянул ручку на себя, чтобы в очередной раз послужить незваным гостем.       У гулетт было шумно, с ними был и Свисс, но именно эта компания помогла мне забыться, подавить чувство раскаяния и наконец снова найти улыбку в потоке негативных эмоций…       Но это лишь было предысторией для самого себя. Думаю это не то, что ты хочешь знать, правда ведь? И я не расскажу о том, что только что закончил, и ты не услышишь целиком даже с момента, с которого начну сейчас. *       Тем же маршрутом я тащил тебя обратно, перекинув через плечо тяжелую и невероятно красивую руку. И возможно мне не стоило тогда так откровенно выражаться о том, что ты в наглую пялишься на мои кисти, ведь сейчас делаю тоже самое. По ним струились, слегка выпирая венки, и я не говорю уже про сухожилия. Они достаточно мягкие на ощупь, но кажутся очень сильными, настолько, что будто тебе не нужно будет прикладывать много усились, чтобы задушить меня, старого и хрупкого. ―Дью, куда мы идем? ― наконец опомнился водяной.       Меня конечно до невозможности раздражает, когда он мямлит, но в такие моменты им легко управлять. А я люблю держать все под своим контролем. ― Почему ты не говоришь со мной? ― капризно протянул гуль.       Заткнись же, заткнись. Мне уже осточертело слушать твой слащавый пьяный лепет. Хотя кого я обманываю? Рейн буквально, как беззащитная соблазнительная шлюха, готовая поебаться в любой момент. Ну, снова отвратительные мысли... ― Ты всегда был так груб со мной… ― по-щенячи печально протянул басист.       В очередной раз я злюсь нашей безответственности. Мы были слишком увлечены, слишком заняты, чтобы закрыть дверь перед уходом. Но у меня на плече тяжелый груз, так что сейчас не время ворчать.       В конце концов, я аккуратно укладываю тебя на кровать, игнорируя неразборчивое бормотание. И ты словно сразу начинаешь сопеть, а когда я тянусь к выключателю, резко вздрагиваешь. ― Мне…мне так жарко. ― расстегивая пуговицы шелковистой пижамы, промямлил Рейн. ― Стой. ― ухмыльнулся огненный.       Я с трудом сдерживаю смех, ведь ты так забавно запутался в последних пуговицах. Как ребенок. Раздражаешь.       А когда со всеми пуговицами покончено, ты откидываешь рубашку в сторону и притягиваешь к себе. И я оказался прав в силе твоих цепких ручищ, ведь они слишком сильно сжимают, что тяжело дышать. Я что тебе плюшевый мишка? Раздражаешь.       Некоторое время спустя мне становится жарко. Не от тебя, ведь твое тело слишком холодное, чтобы вызвать это ощущение. Раздражаешь ведь.       Еще спустя несколько попыток выбраться, под ухом я слышу рокот издалека напоминающий мурчание. Этот звук, созданный из жути, словно доносится из недр ада. И вовсе не мурчание, но схож с чувством кошек. Я знаю, что тебе нравится все это. Ты так раздражаешь.       Внезапно ты вновь вздрагиваешь. Я поднимаю голову, и наблюдаю свое падение в пустоту твоих глаз, безмолвно пожирающих. Ты отпускаешь меня и я вдыхаю полной грудью, но ненадолго. Целуешь. Пламя внутри новой волной накрывает меня, становится еще жарче. Почему? Почему ты целуешь меня? Я не знаю, но поддаюсь. Проигрываю недавним словам, что не трону тебя. И пока я думаю о том, что нам нельзя продолжать, ты лишь обнимаешь меня крепче, словно читаешь мысли. Зарываешься рукой в длинные волосы, которые тебе так нравятся, запускаешь руку под футболку, нарочно царапаешь где-то между лопаток и даже тянешься к хвосту. Совсем не хочешь, чтобы я уходил. Раздражает, что ты знаешь, чего я хочу. Как же ты блять раздражаешь.       Но как бы мне не хотелось, я не могу поступить так с ним. Не могу сделать ничего пока дождь так пьян. И не стоит смотреть так блаженно, так развязно. Ты заставляешь меня желать вернуться к тебе в объятия, чего я все же не сделаю. Ибо остановиться уже не смогу.       Я сажусь в серое кресло и наблюдаю как уже через мгновение ты засыпаешь. Я чувствую тягучий и манящий запах твоей безмятежности. Всегда его чувствую.       И наблюдая с тупой ухмылкой, как ты ворочаешься в поиске более удобного места, я понимаю, что не расскажу тебе утром, что на самом деле произошло в этой комнате. Не расскажу об этом поцелуе, и даже о том, который был в комнате гулетт. Я обязательно совру, преподнесу тебе более невинную версию, которую ты сам желаешь услышать. ///

***

― Ну раз ничего не было… ― задумчиво выдохнул Рейн ― Стоп, а тогда, перед тем как я потерял сознание… ― Ты упал прежде, чем я успел хотя бы приблизиться. ― отмахнулся огонек.       Первые лучи восходящего солнца мягко улеглись на светлых стенах сквозь незашторенное окно. В голове оно отзывалось чем-то ярким и звонким, как символ чего-то нового. Зарождение чего-то значимого, необхватно огромного, но такого родного уничтожит все сомнения и недомолвки между ними. Ведь каждый из них решит начать все сначала, начиная с этого рассвета.