Подлец Нотр-Дама

      Дворец Правосудия был переполнен зрителями в ожидании судебного заседания. Жеана не волновал суд – он хотел достучаться до брата и рассказать ему о своих проблемах, достучаться он не мог.       Гренгуару с Венерой повезло больше школяра – им удалось пробраться через переполненную зрителями залу и найти места.       — Итак, волки в судейских мантиях сейчас набросятся на неё. Ты привела меня на весёлый спектакль, – иронизировал поэт. – Где же она?       Гренгуар питал злобу ко Дворцу правосудия со времени постигшей его неудачи на драматическом поприще. Он испытывал зависть ко вниманию к предстоящему зрелищу, которое будет очень по вкусу публике, не то, что его излишне мелодраматичная мистерия, которую освистали.       – Она сидит на скамейке и толпа заслоняет её, – ответил Лёха-Квазимодо, который сидел на ряд впереди. Этот парень додумался, что в средневековье не было дурацких ток-шоу, их людям заменяли публичные суды и казни.       Он повернулся к парочке и спросил:       – Что Николетта? Нашла другого йобаря? Парикмахер тебя кинул?       – Закрой рот, чудовище, – ответила она.       Горбун спросил угрожающе:       – А если не закрою?       В разговор вклинился Гренгуар.       – Не знаешь, кто эти господа, расположившиеся там, словно прелаты на церковном соборе?       — Не знаю.       — Направо — советники судебной палаты, – ответила Николетта. – Налево — советники следственной камеры; низшие чины — в чёрном, высшие — в красном.       — Прошаренная шлюшка, – сказал Лёха-Квазимодо. — Кто этот жирный олень в красном?       — Сам председатель.       — А бараны позади него?       — Докладчики.       — А впереди него, кабан?       — Протоколист.       — А крокодил направо?       — Жак Шармолю, королевский прокурор духовного суда.       — Отсосала бы Жаку Шармолю?       – Квазимодо, Квазимодо, жизнь нелёгкая урода, тяжело жить в мире животных, – сказала она.       – А Клоду Фролло бы отсосала?       — Отцепись, горбатая скотина! – возмутилась она и обратилась к поэту: Милый, давай пересядем?       — Заткнитесь вы оба, вы мешаете мне слушать, – присёк их Гренгуар.       Звонарь взглядом проводил бледного архидьякона, который шёл к своему месту.       – Наш Клод Фролло похож на чёрного кота, он всё разрулит.       Посреди залы разглагольствовала старуха:       — Государи мои! Всё, что я расскажу, так же верно, как то, что я зовусь Фалурдель. Теперь я жалкая старуха, а когда-то была красавицей-девкой! Давненько мне люди говорили: «Фалурдель, не крути допоздна прялку, дьявол любит расчесывать своими рогами кудель у старух. Известно, что монах-привидение бродит нынче по Сите. Берегись, Фалурдель, как бы он не постучался в твою дверь». И вот как-то вечером ко мне постучали. Один весь в чёрном, а с ним красавец-офицер. Они говорят мне: «Комнату святой Марты». Это моя верхняя комната, самая чистая из всех. Суют мне экю. Я прячу экю в ящик. Когда мы пришли в верхнюю комнату, я отвернулась, смотрю — человек в черном исчез, а красивый офицер сошёл со мной вниз и вышел. Скоро он вернулся с какой-то девкой, а с ней козел, большущий козёл, не то белый, не то чёрный, не помню. Ну, девка — это не мое дело, но то, что она с козлом! Не люблю я козлов за их бороду и рога. Ни дать, ни взять — мужчина. От них так же воняет шабашем. Однако я помалкиваю. Я ведь получила свое экю. Правильно я говорю, господин судья? Проводила я офицера с девушкой наверх и оставила их наедине, то есть с козлом. А сама спустилась вниз и опять села прясть. Надо вам сказать, дом у меня двухэтажный, задней стороной он выходит к реке, как и все дома на мосту, и окна в первом и во втором этаже выходят на реку. Вот, значит, я пряду. Не знаю, почему, но в мыслях у меня монах-привидение, — должно быть, козёл мне напомнил про него. Вдруг слышу — наверху крик, что-то грохнулось о пол, распахнулось окно. Я подбежала к своему окну в нижнем этаже и вижу — пролетает мимо меня что-то тёмное и бултых в воду. Вроде как привидение в рясе священника. Ночь была лунная. Я очень хорошо его разглядела. Оно поплыло в сторону Сите. Вся дрожа от страха, я кликнула ночную охрану. Господа дозорные вошли ко мне, и так как они были выпивши, то, не разобрав, в чем дело, сначала поколотили меня. Я объяснила им, что случилось. Мы поднялись наверх — и что же мы увидели? Бедная моя комната вся залита кровью, капитан с кинжалом в горле лежит, растянувшись на полу, девушка прикинулась мёртвой, а козёл мечется от страха. «Здорово, — сказала я себе, – теперь придётся мыть пол две недели!» Офицера унесли, — бедный молодой человек! И девушку тоже, почти совсем раздетую. Но это ещё не всё. Худшее ещё впереди. На другой день я хотела взять экю и вместо него нашла сухой лист.       По зрительному залу прокатились разговоры.       — Колдовство? Новый обряд с обязательным совокуплением с жертвой?       — Всё проще, цыганка и монах-привидение — соучастники, грабящие военных.       Подсудимая больше не могла выдержать этих разговоров и резко встала со скамьи:       — Клевета! — крикнула она.       Горбатый заорал, как пьяный болельщик на футболе:       — Эсмеральда! Мы верим тебе!       — Феб? Что с ним? — растерянно спросила она. — Мне ничего не говорят. Ответьте мне, жив ли он?       — Молчи, женщина! — крикнул судья. — Это к делу не относится.       — Ответьте, жив ли он?       — Ну, хорошо. Он при смерти. Ты довольна?       Несчастная упала на низенькую скамью, молча, без слез, бледная, как статуя.       — Свидетельница, у вас всё? — спросил старуху королевский прокурор.       — Да.       — Хорошо, вы свободны, — сказал судья. — А-а... метр Клод, вы хотели задавать вопрос свидетельнице?       — Да, — встал со своего места Фролло и обратился к Фалурдель: — К вам явились двое мужчин: монах и офицер. Кто из них дал вам экю?       – Гм!.. Офицер.       В зале поднялся шум. Королевский прокурор заговорил:       – Напомним господину архидьякону, что призрак настоятельно убеждал офицера, чтобы он не отказывал подсудимой в её желании разделить с ним постель, и на ответ «нет денег» дал экю. Следовательно, это экю — адская монета.       Сказав это, прокурор дал знак приставам привести другую обвиняемую. Стражники открыли двери. На пороге появилась коза.       На этот раз Гренгуар не выдержал и заорал из зала:       — Это моя коза! Я требую, чтобы мне вернули мою козу!       — Тише вы там, мужичьё! — постучал молотком судья.       Козочка постояла, затем увидела цыганку и в два прыжка, перепрыгнув стол и голову протоколиста, оказалась у её ног. Джали выпрашивала, чтобы цыганка её погладила, но Эсмеральда сидела и со взглядом, вспыхнувшим от стыда и возмущения, смотрела на священника, которого узнала.       — Если демон, вселившийся в эту козу, не поддался доселе никаким заклинаниям и продолжает упорствовать в своих зловредных действиях, мы вынуждены требовать для него виселицы или костра, — заключил королевский прокурор.       Гренгуар имел несчастный вид. Под хохот, раздавшийся из залы, прокурор встал со своего места. Козочка уселась и, блея, мотала так же, как и он, бородкой, пародировала его произношение.       — Чёрт побери! Это и есть та ведьма, а вот её козёл! — вспомнила старуха.       — Подсудимая, итак вы продолжаете всё отрицать? — поставил вопрос судья.       Эсмеральда воинственно встала, сверкая глазами.       — Да, отрицаю!       — А что вы скажете по поводу показаний господина де Шатопера, гласящих не в вашу пользу?       — Не в мою?       — У одра смерти тяжелораненый офицер проклинал ваше имя, называл вас виновной во всех своих несчастьях. Вы его околдовали, вы его заманили и вы предательски его умертвили, заколов кинжалом! Он назвал ваше имя, как имя убийцы.       — Не правда! — уже плакала подсудимая. — Не верю ни единому вашему слову. Он не мог этого сделать. Или может, я его обидела, это была его месть. В тот вечер мы немного повздорили.       — Повздорили! — повторил прокурор.       — Я никого не убивала! Я бы никогда не сделала ему больно. Настоящий убийца Феба — священник.       — Правильно, монах-привидение, — подтвердил судья.       — Я его не убивала!       — Конечно. Это такая же правда, как то что вы — цыганка.       — Мне очень стыдно. Я боялась произнести его имя, но теперь он будет разоблачён. Он здесь, в этой зале. Он среди судей. Это архидьякон Клод Фролло!       На это объявление разгорелся шум в зале. Один из советников заметил:       — Она в припадке. Девица бредит.       — Немедленно прекратите превращать суд в балаган, иначе вас отведут в пыточную, — пригрозил судья.       — Вы вправе делать со мной всё, что хотите, — говорила суду Эсмеральда. — Да, я — цыганка и только в этом ваш аргумент назвать меня лживой ведьмой! Но правда на моей стороне. Это виселица для лживого духовника.       — Как она смеет? — возмущалась Фалурдель. — Бесстыдница. Архидьякон Жозасский заступался за неё.       Лёха-Квазимод переваривал информацию: «Архидьякон – монах-привидение? Не может быть. Я его не видел с Николеттой. Она заблуждается и сама верит заблуждению».       Именно нападки на своего защитника отвратили судей от обвиняемой.       Королевский прокурор предложил.       — Думаю, в застенке выбьют из подсудимой правду. Предлагаю применить пытку.       — Предложение принято, — сказал судья.       Девушка вздрогнула от страха, но вместе с конвоем направилась, куда её повели.       Лёха-Квазимодо печалился:       — Она невиновна, а настоящая ведьма сидит рядом со мной, и никак её не разоблачить.       Гренгуар же сказал о козочке, которая жалобно блеяла.       — Она невиновна!       Время было позднее, а судьи до сих пор не поели – процесс затянулся. Пытка была надеждой на скорейший финал.       Старый судья ворчливо шепнул архидьякону, который не отрывал пристального взгляда от двери, за которую повели подсудимую.       — Строптивая мерзкая девка! Заставляет себя пытать, когда мы ещё не поужинали.