Подлец Нотр-Дама

      Подсудимую повели по тёмному коридору, который кое-где освещали факелы, издали слышались душераздирающие крики тех, кого пытали. Она вздрагивала.       Её втолкнули в одну из комнат. Оказавшись посреди помещения, девушка застыла и с заметным ужасом смотрела на странные орудия пыток. Помощники палача накаляли клещи на огне.       Королевский прокурор со слащавой улыбкой спросил.       — Мадемуазель, итак, вы продолжаете упираться?       — Да, — упавшим голосом ответила Эсмеральда.       Прокурор дал знак помощникам палача, они схватили её под руки и бросили на пыточную постель.       — Где врач? — спокойным голосом спросил прокурор.       — Здесь, — отозвался какой-то человек.       — Господин королевский прокурор, с чего мы начнём? — спросил палач.       Жак Шармолю, прождав мучительные минуты, наконец ответил:       — Думаю... с испанского сапога, великолепное орудие, предназначенное ломать ножки, что умело заключает в тиски чудесные изгибы тела, превращая его в кровавое месиво.       Помощники палача стали что-то искать. Подсудимая вздрагивала, слыша лязг орудий.       Её ногу обнажили и заключили в колоду из дерева и железа — испанский сапог. Ужас придал ей сил. Она подхватилась.       — Снимите это! — девушка хотела броситься к ногам прокурора, но её застрявшая в колоде нога не позволяла это сделать. Она добавила — Пощадите!       Подсудимую подняли и связали висящим с потолка ремнём, сдавливающим грудь. Шармолю поставил вопрос:       — Вы сознаётесь в своих преступных деяниях?       — Я невиновна.       Прокурор дал знак палачу и палач дёрнул рукоятку. Девушка издала страшный вопль, палач дёрнул ещё.       Присутствие архидьякона на пытке никем не требовалось. Фролло пришёл сам, незамеченный никем, он вошёл в соседнюю комнату. Слыша её крик, Фролло вонзил себе в грудь кинжал и упал на пол.       Подсудимой сунули в рот тряпку и она сдержала крик. Священник ещё был жив. Палач остановился.       — Теперь сознаётесь? — спросил девушку королевский прокурор.       — Сознаюсь! Сознаюсь! Во всём сознаюсь, только пощадите.       Палач встряхнул подсудимую за плечи, хохотнул и успокоил её.       — Хо-хо, моя прелесть. Танцевать вы больше не сможете!       — Человеколюбие побуждает меня сказать, что ваше признание равносильно для вас смерти, — предупредил прокурор.       — Надеюсь.       Шармолю приказал протоколисту записывать вопросы, на которые девушка безжизненно отвечала.       — Вы сознаётесь во всех преступлениях: колдовстве, проституции и пособничестве дьяволу?       — Да.       — Вы сознаётесь, что принимали участие в дьявольских трапезах, шабашах и оргиях вместе со злыми духами, уродами и вампирами?       — Да.       — Вы сознаётесь, что похищали младенцев, выкалывали их глаза и вырезали печень и сердце?       — Да.       — Вы сознаётесь, что в сговоре с призрачным монахом убили троих людей?       — Да.       — И наконец, вы сознаётесь, что убили капитана по имени Феб де Шатопер?       Померкший взгляд её огромных глаз остановился на прокуроре, и, не дрогнув, не запнувшись, она машинально ответила:       — Да.       Очевидно, всё в ней было уже надломлено.       — Да.       — Дело сделано! — причмокнул королевский прокурор. По его знаку все покинули помещение. Подсудимая обессиленная упала на пыточную постель.       🔥🔥🔥🔥       — Обвиняемая созналась во всём! — торжествовал Шармолю, когда все вернулись в зал суда.       — Цыганка, вы сознались в колдовстве, проституции и убийстве сьера де Шатопера? — нуждался в подтверждении судья.       — Во всём, что вам угодно, только убейте меня поскорее.       Судья с раздражением заметил, что архидьякон требует слова.       — Отец Клод, вы бледны. Я вижу, ваше здоровье ухудшилось. Вы хотите что-то добавить?       — Мне нечего добавить, так как обвиняемая созналась во всём, — ответил Фролло, — но я могу зачитать текст Салицкого закона: «Если оборотень пожрал человека и был пойман, он должен заплатить штраф восемь тысяч денье, что составляет двести золотых сольдов».       — У меня нет денег, — ответила Эсмеральда.       — Я готов выплатить этот штраф, — ответил архидьякон, — и прошу суд передать мне обвиняемую, чтобы спасти эту душу и изгнать из неё тьму.       Эсмеральда дёрнулась, как поражённая током, её нервы не выдержали.       — Никогда! Никогда! Он насильник! Он убийца! Убийца!       — Держите её! — приказал королевский прокурор страже и заметил Клоду Фролло: — Устаревший текст. Мы ценим ваши добрые намерения, но, боимся, эта душа потеряна.       — Я предлагаю голосовать. Кто за, тот остаётся в шапке, — непоколебимо ответил архидьякон.       — Дело решено, а час уже поздний. Для всех нас лучше разойтись.       — Я настаиваю!       Судьи не ужинали, были голодны и злы. Все желали, чтобы процесс скорее завершился.       Началось голосование. Подсудимая из-под опущенных ресниц с надеждой смотрела на происходящее. Один молодой судья с чистым взглядом снял шапку, желая крови, судья со злым лицом пожелал остаться в шапке; одни головы судей обнажались, другие нет.       Решение зависело от последнего судьи. Он снял шапку. Из 11 судей в шапках остались 5. Цыганка следила за ними помутившимся взглядом. Надежда умерла. Судья зачитывал приговор.       — Цыганская девушка, в день, который будет угодно назначить Его Величеству, вы будете доставлены в одной рубашке, босая и с верёвкой на шее к главному порталу Собора Парижской Богоматери, где вы понесёте прилюдное покаяние. Оттуда вас доставят на Гревскую площадь, где вы будете повешены и удушены. Да примет Господь вашу душу!