Подлец Нотр-Дама

      В одну из келий звонарь принёс на плече цыганку и положил её на тюфяк. Она была без сознания. Он достал нож, она закричала.       Горбатый разрезал её верёвку на шее и молча развязал её руки, с грустью посмотрел на раны на её руках от этой самой верёвки.       – Зачем вы спасли меня? – спросила цыганка.       – Я пугаю? Я страшилище, не правда ли?       Эсмеральда поднялась и села.       – Прости. Я знаю людей пострашнее тебя. На пример, злая старуха Фалурдель, она свидетельствовала против меня. Ты красивее её, Квазимодо. Я хочу, чтобы Феб женился на этой старухе. Предатель! Подлец!       Горбатый неожиданно вспомнил.       – Извини, я сейчас принесу тебе еду и одежду.       Звонарь спустился вниз, прошёлся по Парижу, зашёл в один из дворов, где прачки развешивали мокрую одежду. Он надел на голову платочек, чтобы его могли принять за страшненькую послушницу, чтобы самому украсть висящее на бельевой верёвке платье. Его заметили прачки. Горбатый запел, делая голос женским:       Спешили женихи со всех сторон,       Но их её глаза не замечали.       И долгими бессонными ночами       Мольбы её звучали у икон:       Отец наш небесный, благослови,       Я хочу умереть во имя любви,       Отец наш небесный, благослови!       Я хочу умереть во имя любви!       Женщины заорали и чуть его не побили.       Горбатый, ухахатываясь над тем, что легко отделался, вернулся в соборную келью. Он поставил перед цыганкой корзину с едой и свёрток с одеждой. И рассказал ей, как напугал злых женщин. Он повторил песню писклявым женским голосом:       Спешили женихи со всех сторон,       Но их её глаза не замечали.       И долгими бессонными ночами       Мольбы её звучали у икон:       Отец наш небесный, благослови,       Я хочу умереть во имя любви,       Отец наш небесный, благослови,       Я хочу умереть во имя любви.       – Что это? – спросила изумлённая Эсмеральда.       – Да ничего. Песня.       – Мотив хороший. Слова – ужас.       – Ну если петь, то только ради мотива... в слова я никогда не вникаю.       И он продолжил.       Как лилия невинна и чиста,       Она звалась невестою Христовой       И встречи с Ним ждала для жизни       новой,       А эта жизнь казалась ей пуста.       Отец наш небесный, благослови,       Я хочу умереть во имя любви,       Отец наш небесный, благослови,       Я хочу умереть во имя любви!       И девушка угасла, как свеча,       И вознеслась душа её на небо,       И как царицу, с почестями деву,       Жених её возлюбленный встречал.       А на могиле пели соловьи       И звёзды с неба сыпались сиренью,       И раздавалось ангельское пенье...       – Хватит! – не могла этого больше вынести Эсмеральда.       – Ладно, я пошёл, – сказал парень и оставил её одну.       Каждый думает о чём-то своём, когда слышит задевающую его мелодию. Эта песня заставила её вспомнить о Фебе. Она, Эсмеральда, ведь была сторонницей похожей абсурдной философии. Она хотела умереть ради любви к офицеру. Она считала саму себя виновной во всём, что с ней произошло, винила себя за отсутствие стойкости, что не выдержала пытки и созналась в преступлении, которого не совершала. Сейчас она почувствовала себя пристыженной тем, что предпочитала смерть и могилу ради великой идеи сохранить верность этому ничтожеству. В её душе поселились сомнения. Правильно ли она сделала, отвергнув священника?       «Нет, мысль пошла, вон, – отбросила она думу, взмахнув ладонью у лба, словно отгоняя навязчивый образ. – Представить себя в постели со священником – это святотатство, это грязно, безбожно...»       Она ходила по келье, изучая её. Её взгляд остановился на распятьи и против своей воли она начала:       – «Отец наш небесный, благослови, Я хочу умереть...» Фу! – прикусила язык Эсмеральда. – Что за дурацкий мотив? Никак не уберётся из головы. Я не хочу умирать.       А слёзы текли из её глаз из-за осознания, что возлюбленный её предал. И неожиданно девушка вздрогнула, почувствовав прикосновение к своей руке чего-то лохматого – это к ней подкралась козочка. Цыганка опустилась к животному.       — О, Джали! Как я могла забыть о тебе? Ты всё ещё помнишь меня. О, ты умеешь быть благодарной.