Coн
14 марта 2024 г. в 22:12
Эсмеральда высматривала Феба с высоты своей башни – его нигде не было видно. Она злилась на офицера, злилась на архидьякона, злилась на себя, только на горбуна она не злилась.
– Помиритесь, помиритесь с ним, – притопал к ней Квазимодо.
– Меня не интересует Феб. Я бы просто хотела что-то похожее на него, только чтобы меня любило.
Она скучала по вольной жизни. В своих чувствах она запуталась. Она думала, что если выбирать из двух подлецов, Феб – меньшее зло, чем священник. Она искусственно заставляла себя вспоминать офицера – лучше страдать от любви к этому предателю, чем от любви к убийце матери.
Весь вечер она кормила хлебом ласточек, голубей, воробьёв, а когда явился Квазимодо и начал учить козу давать ему лапу и приносить ему палку, она неожиданно для себя рассмеялась и захлопала в ладоши. Это отвлекло её от страданий, которыми она ела сама себя.
– Если бы это увидел Гренгуар, это разбило бы ему сердце, – произнесла она. – Он бы сказал: «Джали, Джали, ты изменница!»
Когда наступила ночь, девушка не захотела идти в келью. Звёздное небо показалось ей невероятно прекрасным. Она принесла из своей кельи тюфяк и уснула на свежем воздухе полная надежд и радостных мыслей о том, что встретит человека, похожего на Феба, только лучше.
Она не хотела думать о священнике, который убил её мать. Она хотела, чтобы мысли о другом офицере, похожем на Феба, только более благородном, изгнали из её души яд, который эту душу отравлял.
🌌🌌🌌🌌🌌
Она уснула и ей приснилось, что с неё сняли все ложные обвинения, она шла по улице, гордая и счастливая. Феб хотел её догнать, он кричал ей вслед. Она и не думала оборачиваться. Феб умолял её его простить, объяснял свою версию событий: он не знал, что она жива; он был прикован к постели и не мог появиться на суде. В день казни он, не обращая внимание на свою боль и на запреты лекарей, встал с постели и помчался спасать её от виселицы, но опоздал. Ему сказали, что её казнили. Его жизнь была кончена. И он поддался на уговоры семьи жениться на Флер де Лис, которую не будет любить никогда. Наконец-то Эсмеральда обернулась к нему. Что было странно, роль Феба в этом сне играл архидьякон. Он был одет в офицерский мундир, который ему очень шёл. И цыганка во сне ничему не удивлялась, словно так и должно бвло быть. Она сказала, что прощает его и подала ему руку... тут же она проснулась и пришла в ужас.
Эсмеральда немедленно вскочила с постели и облила лицо и шею холодной водой из железного таза, чтобы изгнать из себя непрощенные мысли о мерзавце. На пару минут это помогло, потом мысли о священнике загорелись похотью. Она вспомнила его руки и что он был с ней... на этой постели. Запоздавшее возбуждение загорелось в её мозгу. Она швырнула постельные принадлежности на пол в разные стороны, потом снова облила лицо ледяной водой, чтобы мыслить здраво.
– Что это, чёрт побери? Я что, в него влюбилась? Нет! Это не любовь. Чёрная магия. Это чья-то демоническая шутка, это не мои сны.
Эсмеральда зашагала со стороны в сторону. Она думала, как странно, что её мать не восстала из гроба, когда она была с Фролло, она должна была её задушить за такое. Может нужно поставить ей свечу и тогда её дух поможет ей справиться кознями демонов?
– Матиас, дружок Клопена Труйльфу, — билась она в догадках, — продаёт всякую дрянь, засушенные травы, обереги... ловцы снов. Может это его рук дело – советовать, как проникать в чужие сны? Только разве священник может быть знаком с Матиасом? Как я глупа! Что я говорю? Тот старик – шарлатан, архидьякон – вот настоящий колдун. Это Матиасу следует у него поучиться, а не наоборот!
Он достоин виселицы за своё колдовство. Это запрещённые приёмы. Старые цыганки говорили, что проникать в чужой сон рискованно, можно навсегда остаться в загробном мире. Видимо, он профессионал и делает это не в первый раз. Во сне я не думаю и я – мишень, он же в трезвом уме. Теперь страшно даже спать!
Мимо её дверей проходил звонарь.
– Наконец-то! – всплеснула руками Эсмеральда. – Друг мой, ты не мог бы сделать мне услугу?
– Ты что-то от меня хотела? – самодовольно спросил горбун.
– Ты не мог бы сделать засов для моей двери, чтобы я могла запирать келью изнутри? Я боюсь, что архидьякон опять ко мне явится.
– У меня сейчас много работы, я занят. Что то ещё?
– Я бы хотела поставить свечу своей покойной матери, попросить у неё прощения... но не знаю, как. Я не хочу спускаться в залу, чтобы на меня оскорбляли священники и страрухи...
– Я занят. Я не могу уделять тебе внимание, – сказал он и пошёл.
– Бедняга, он перегружен работой, – с сочувствием прошептала девушка. – Страшно представить, какими заданиями его нагрузил чёртов Фролло.
Горбатый был доволен собой – он всё делает правильно.
– Вчера она в меня почти влюбилась, теперь надо её игнорировать. Она меня обожает. Архидьякон – всего лишь повод со мной заговорить. Что она мелет? Не понял. Говорит, что архидьякон к ней явится. Какой бы ни был Фролло олень, тут он меня радует. Он может навязываться, но своему поведению он знает предел.
💥💥💥💥
Наступил ещё один вечер. Цыганка гуляла по галереям, наконец-то увидела горбуна, который спал возле статуй.
– Квазимодо, свободен? – спросила она, не обращая внимания, что он спит.
– А-а? – сказал он. – Больше не пугай меня! У меня чуть сердце не прыгнуло. Хочешь меня покормить? Если настаиваешь, я сейчас к тебе приду... если у меня, конечно, будет время. По пустякам меня лучше не тревожить.
– Засов! – сказала Эсмеральда. – Ты его сделаешь?
– Ну, это слишком сложная работа! Где ещё инструменты достать? Принеси мне... там шурупы... и отвёртка валяется у строительного леса. Я отдохну. Придумала бы что-то полегче.
– Ладно. Я понимаю. Но свечу вместо меня ты не мог бы поставить?
– Куда?
– Куда свечи ставят, каким святым, я не знаю. Хочу матери поставить.
– Зачем?
– Чтобы она защитила меня и простила. Я чувствую, что архидьякон использует чёрную магию, чтобы меня приворожить. Он проникнул в мой сон.
– Фролло? – изумился Квазимодо.
– Ответь, ты не видел, чтобы он общался с цыганом, таким с бородкой, худым? Он продаёт сушёные травы и любовные зелья?
– Подозреваешь, что господин... — недоверчиво заговорил Квазимодо. Ему было неприятно узнать, что священник ей снился, но то, что она борется со своими чувствами, это хорошо.
– Не-е-е-т, в колдовстве господина обвинить нельзя, – начал опровергать её подозрения Квазимодо. – Он добрый, умный, а люди глупые, злые. Он занимается наукой, что-то варит, кипятит, а они его обзывают чернокнижником, говорят, что он прячет сатанинский крест под настоящим, читает Тору и Коран, молится богине Изиде. Ещё выдумывали, будто видели, что в его келье окна поразбивались от фиолетового взрыва, когда он бросил в котёл оливки. Я не видел. Говорят, он начитался стольких судебных дел о том, как судили разных ведьм, что сам знает больше любого колдуна. Придурки! Как бы он тогда служил Божьей Матери? Алтарь бы воспламенялся.
Эсмеральда готова была разозлиться:
– Ты его защищаешь? Он подставил меня в убийстве.
– Это другое. Он не колдун. То сплетники болтают, будто это уловка вора, кричащего «держи вора», когда он участвует в духовных судах против колдунов вместе с другими обвинителями. Вот бред! Он больной после этих судов. Запирается у себя в келье и не встаёт с постели. Он каждый раз страдает от жалости к людям.
– Может, каждый раз от жалости к себе, что чуть не попался? – ядовито спросила Эсмеральда.
– Не надо так о нём. У него проблемы со здоровьем, – ответил горбатый манипулятор и начал выдумывать на ходу. – Он иногда ходит к одной старой женщине. Она живёт за борделем «Долина любви». Её посещают проститутки, она им делает аборты, продаёт разные зелья: от любви и от запора. Если бы он был злым, он бы давно повесил ведьму за убийства нерождённых детей. Вместо этого, он помогает ей, покупает ей зелья. Так что он не враг медицины.
– Значит, это дело рук старухи, а не Матиаса! – нахмурила брови цыганка.
Квазимодушка возрадовался, что она поверила и возразил:
– Да не пользуется он никакими колдовскими зельями. Он покупает у неё что-то от головной боли.
– Как ты наивен, Квазимодо.