Подлец Нотр-Дама

      Цыганку привели в залу церковных судебных слушаний, её уже ожидали. Среди мрачных личностей, готовых как коршуны съесть её жертвенное мясо, она узнала нескольких судей, королевского прокурора и конечно же архидьякона.       — Подойдите, мадемуазель! — приказным тоном объявил Жак Шармолю.       Эсмеральда замерла на месте и ничего не слышала. Она держалась стойко, но бледность лица выдавала её волнение. Фролло прошёлся глазами по её растрёпанному виду. Казалось, он был озадачен и что хотел наклониться к её уху и что-то ей прошептать, только не знал, как. Цыганка взглянула на него снизу вверх. Она посчитала, что это он что-то выдумал.       – Живо подойдите, мадемуазель! — скомандовал прокурор. Её толкнули стражники, чем и вывели её из задумчивости, она подошла. — Итак, спешим сообщить, что в восьмом часу вечера вы будете доставлены на Гревскую площадь, где будете сожжены на потеху доброго народа, который придёт туда с семьями и с детьми. Вам всё понятно?       — Да, монсеньор, — ответила Эсмеральда.       — Что она сказала? Ничего не слышу. Громче! — спросил тугой на ухо судья Барбедьен.       — Мне всё понятно, монсеньор, — сухо ответила девушка.       — Чудное дитя! И вы так просто об этом говорите, — проговаривал прокурор своим сладким причмокивающим голосом. — Мадемуазель, вас ждёт достойная вас жутчайшая смерть быть сожжённой заживо. И вы так просто говорите, что вам понятно?       — Совершенно верно. Я всегда знала, что это когда-нибудь совершится и что моё нахождение здесь временно, — подавленным голосом выдавила из себя девушка.       — Но вы не знаете самого главного! — возмутился прокурор духовного суда. — Ваша кара не в том, что ваши бесстыдные телеса, которые вы так любили оголять на площади, ваш маленький женский мозг, ваши члены и даже ваши чёрные бесстыжие глаза будут обращены в зловонный смердящий уголь. Неразумная женщина, ваша кара в том, что вы так и умрёте, не зная божьего света. Господь до последнего оставляет свет своей любви самым потерянным душам. В ад отправятся самые упорные в своих заблуждениях, от которых Господу ничего не остаётся, кроме как отвернуться от них. В аду ждут несопоставимые с земным разумом мучения, но они не самое страшное. Самая страшная мука для проклятых душ — это осознание того, что они потеряли божий свет. Покайтесь и огонь будет для вас очистительным. Костёр — это не буквальный огонь, а спасение. Это милосердие Бога, а не суд. Вы познаете не ад, а чистилище на земле и упорхнёте на небеса.       Эсмеральда молчала. Только её дыхание значительно участилось и стало слышным.       — Что она сказала? — промямлил неглухой судья. — Что она сказала? Она точно что-то сказала?       — Вы упорствуете? — наблюдательно спросил прокурор. — Отвернитесь от дьявола, мадемуазель, пока не совсем поздно.       Девушка подняла глаза:       — Что бы я сейчас не сказала, не изменит моей судьбы! Вы уже меня уничтожили.       «Да как она смеет?» — прошлись разговоры среди священнослужителей.       — И вам даже не интересно, по какой причине вас лишают права на убежище? Мадемуазель, вы сами себе больший враг, чем кто либо, — говорил Шармолю. — Сидели бы вы в убежище тихо, никто бы вас не тронул... ещё целый месяц. Только вы целенаправленно и открыто решились сеять разврат со священнослужителем, совращать его и сбивать его с пути истины. И едва ли остановитесь на одном. И всё это в самом божьем храме.       Эсмеральда почувствовала, что по её лбу течёт пот. У неё началась икота.       — И накажут только меня? — спросила она. — Его нет!       — Жакмен, подойди сюда! — позвал Шармолю. Из толпы выделился молодой заспанный причетник и приблизился к королевскому прокурору. — Ты знаешь эту женщину?       Глаза цыганки недоумённо забегали в стороны. Фролло озадаченно коснулся пальцем лба.       — Нет... — тихо ответил на вопрос причетник.       — Что, мой мальчик? Нет или да? Повтори погромче, — вмешался глухой судья.       — Нет... — ответил причетник, прокурор победоносно просиял, — или да... ммм.       В зале кто-то из послушников захохотал и получил подзатыльник.       — Кто это? — спросила с возмущением девушка, ей было не до смеха. — Я его не знаю!       Королевский прокурор потёр ладоши:       — Вы не знаете его имени, но знаете, что он должен вступить на служение Господа. И поэтому слушаете приказания дьявола, чтобы раздвинуть перед ним ноги, впустить его в своё влажное липкое лоно и отвернуть его с предначертанного пути. Это ваша записка? — спросил Шармолю и протянул ей бумажный листок.       — Я ничего не писала, – ответила Эсмеральда, даже не взглянув на записку.       — Видите огонь в её глазах, она лжёт и не краснеет!       — Это писал дьявол вашей рукой, который вселился в вас! — подал голос ещё какой-то священнослужитель. — Только очистительный огонь спасёт вас. Покайтесь!       — Она выглядывала с крыши офицера! — добавил кто-то ещё. — Она превращает церковь в дом терпимости. Говорят, она использует горбатого звонаря, чтобы тот приводил ей мужиков. Его нужно допросить.       — Квазимодо! — воскликнул с гневом Фролло, словно его осенила догадка.       Цыганка, сдерживая икоту, проговорила:       — Это всё ложь! Я невиновна и не желаю оправдываться перед палачами, которые просто смеются над жертвой.       — А ведь мы можем проверить, — смачно сказал Шармолю. — Мы можем позвать повитух, которые подтвердят так ли вы невинны, как пытаетесь показаться.       Девушка покраснела, словно обожглась. Стыд съедал её. Ущипнув себя, она выдумала ответ:       — Да будет вам известно, я замужем. Мой муж поэт Пьер Гренгуар.       — Ещё один несчастный, сбитый с пути,— сделал вывод прокурор, видимо, не поняв, к чему она это сказала.       Один старый монах облил девушку таким обильным брюзжанием о женском блуде, что она не смогла сдержать слёз из-за незаслуженных обвинений.       После этого архидьякон попросил слова. Ему позволили.       — Кто и сколько раз видел мадемуазель в дневное время? — спросил он.       Священнослужители переговаривались. Оказалось, что девушку видели изредка и каждый раз она не пересекала пределы морального поведения. Чаще всего её видели одну на галерее, когда она смотрела на площадь. Ещё реже её видели с Квазимодо.       — Я подозреваю, что эта записка — шутка горбуна, ведь цыганка не умеет читать и писать, — предположил архидьякон.       — Как же? — возразили ему свидетели преступлений. — Она научила козу читать. Она научена грамоте! — возразили ему.       Фролло хлопнул себя по лбу.       — Как бы то ни было, обвиняемая останется в Соборе, никто не имеет права нарушать право на убежище, — проговорил он.       — Но мы как раз собрались в этой зале для того, чтобы отменить это право из-за вопиющего случая, — возразил прокурор.       — Вы забываете, что отдать дело о сожжении преступницы на подпись новому епископу должен именно я. Какие для этого основания? — спросил Фролло, по зале поднялся шум. — Сжигание на костре слишком дорого обходится для казны города. Братья мои, чего вы хотите? Чтобы все дрова для костра и вырубку ценных деревьев оплатили мы? Ещё арендование площади на весь вечер стоит немало. Вы будете платить из своего кошелька, потому что я не буду. Я не успел накопить денег для дворцового сборщика. Этот год вышел неурожайным. И, как вы знаете, для крестьян из церковных имений, я сбавил поборы.       Фролло отдышался, сам себе дивясь. Однако, он попал в яблочко. Священнослужители жадно засуетились.       — Что же нам делать? — спрашивали они.       — Церковная палата уже назначила её казнь через повешение на 15 января, это будет после всех праздников. Это будет меньше, чем через месяц. На эту дату для неё отменено право на убежище. Не нужно торопить события. — продолжил архидьякон. — Как бы нам всем это не нравилось, мы вынуждены оставить мадемуазель в убежище, 15 января придёт быстрее, чем вы думаете. Надеюсь, все довольны.       Одобрительный шёпот прошёлся среди священнослужителей. Эсмеральда изумлённо смотрела на Клода Фролло.       🧵🧵🧵🧵🧵       Эсмеральда поднялась по лестнице на галерею, на свежий воздух. Она хотела плакать после пережитого позора, её сотрясало от стыда. Она щипала свои руки под длинными рукавами, её ноздри раздувались от гнева. Она сделала глубокий вдох.       Архидьякон догнал её.       – Любовь моя!       – Уйди, сатана! – вздрогнула она от неожиданности. – Ты как всегда слишком тихо крадёшься.       Он подошёл к ней справа, взял её за левую руку и, прижав её к стене, преградил ей путь своей спиной, чтобы она никуда не могла уйти.       – Теперь ты видишь, что ты не можешь доверять этому чудовищу? Он мстителен и способен на злые шутки. Ты можешь доверять только мне.       – Какому чудовищу? – спросила она. – Зачем Квазимодо это делать?       Фролло молчал. Она сменила тему разговора:       – Только сегодня я узнала, что моя казнь была назначена на 15 января. Сколько мне осталось? 21 день? Ты давно всё знал. Твои вчерашние планы на наше общее будущее – это всё обман. Спектакль.       Он отпустил её и ответил:       – Тебя не повесят, я этого не допущу. Я найду выход, клянусь.       Эсмеральда отвернулась, глядя на звёздное небо.       – Оставь меня! – сказала она. – Колдун! Зачем ты появился в моей жизни? Зачем ты проникаешь в мои сны своим колдовством? Твои злые духи, твои демоны не будут долго служить тебе, они обернутся против тебя самого.       – Что? Так я тебе снился? – заулыбался Фролло.       Эсмеральда смутитилась – она сказала лишнее.       – Прекрати насылать на меня кошмары, прекрати колдовать. Мне остается сожалеть, что я рождена не в то время, не в том месте. Вот если бы я была рождена в далёком будущем, где правят женщины...       – Такого никогда не будет.       Эсмеральда засмеялась:       – Одно моё слово о твоих посягательствах на меня и тебя бы спалили за всё зло, которое ты причинил. Представляю картину: женщины поют псалмы, страной правит королева, её советники – женщины, её военачальники – женщины, даже епископ с кардиналом – женщины; а я первая поджигаю факелом нижние дрова. Тебя охватывает чёрный столб дыма, это демоны бегут к тебе на помощь, но они не в силах ничего сделать, пламя уже охватывает твою голову.       – И тебе совсем не было бы меня жаль? – спросил он её на ухо.       – Нисколько, – ответила Эсмеральда.       – Разве?       – Я бы смеялась, если бы ты умирал. Это бы означало победу добра.       Он разозлился и от злости её поцеловал. Эсмеральда думала: «Я не знаю, люблю я его или это колдовство... прости меня, моя мать, прости».       Эту сцену со стороны наблюдал лже-Квазимодо. Это разбивало его сердце.       – Пусти меня, нас сейчас заметят, – отстранилась от священника девушка, – хватит с меня сегодняшнего позора.       – Можно я приду к тебе сегодня ночью?       Её возмутил этот вопрос. Вдруг из-за статуи послышался наигранный громкий храп Квазимодо. Она испугалась. Священник разжал свою ладонь. На ней были серёжки.       – Решил купить меня подарками? — спросила цыганка. – Мне осталось мало дней, их сдерёт с меня палач для своей жены.       Она сверкала глазами. Её глаза говорили, что ей нравятся камни и взгляд был несовместим с её словами. Он вложил их ей в ладонь.       – Когда ты выберешься отсюда, сможешь моим врагам что у меня хранится много богомерзких вещей, свитков на арабском и древнееврейском, чтобы мою келью обыскали и отправили меня на костёр. Ты же этого не сделаешь? Тебе будет жаль меня?       – Не будет, – сухо ответила она и ушла. – Никогда бы не подумал, что она настолько мелочна, – зло подумал в это время лже-Квазимодо. – Купилась на подарки! Продажная, как и все женщины.       Фролло пошёл осматривать статуи, чтобы найти негодяя, но не нашёл его.       ♦️♦️♦️♦️♦️       Горбун сам его нашёл. Фролло находился в трапезной комнате монастыря. Отужинав позже всех монахов, он спокойно отжимался от пола. Звонарь решил составить ему компанию.       – Уже давно за тобой наблюдаю, никак не пойму твои извращённые привычки упражняться сразу после еды, – болтал Квазимодо, архидьякон ничего не ответил. – Ты своё лекарство от облысения не забываешь пить или уже понял, что не помогает? Плеш на затылке, кажется, больше стала, совсем лысый будешь. И тогда у тебя совсем не останется шанса быть с ней, хоть и сейчас нету.       Фролло остановился и перестал упражняться, утёр пот со лба и посмотрел на Квазимодо, который уселся на стол и чавкал, поедая яблоко. Свои рыжие залямцованные волосы горбун заплёл в дивную косичку, а меж его ноздрей теперь красовалась массивная серёжка. Он стал ещё прекраснее.       – Что ты знаешь? – проговорил Фролло. – Моё крохотное облысение на затылке диаметром всего сантиметр у меня с двадцати лет и с тех пор не увеличилась ни на миллиметр. У меня отличная наследственность, чего не скажешь о твоей.       Квазимодо нашёл повод для зубоскальства:       – Ты подлец! Будешь передо мной хвастаться родословной, больше тебе нечего против меня поставить! Ты жалок. Она не хочет тебя видеть!       – И поэтому она прислала тебя. Что она мне ещё передала? – спросил Фролло, на этот вопрос горбун молчал. – Говори, горбатая машина сообщений. Я знаю, она передумала и хочет, чтобы я к ней сегодня пришёл. Она хочет меня отблагодарить за то, что спас её от судей. А ты что? Из-за тебя её сегодня чуть не казнили.       – Я не хотел. Записку тому причетники-идиоту написала жеанова девка, он...       – Не хочу ничего знать.       – Ага. Я типа такой, как ты. Я рисковал жизнью Эсмеральды ради нашего с ней светлого будущего, – ехидно ответил парень. – Ты уже понял, что у меня с ней больше шансов, поэтому отстань от неё!       – Чучело! – неожиданно молвил Фролло, глядя на Квазимодо, и захохотал.       – Я не понимаю твою ухмылку. Поясни. Ты считаешь, что я не могу быть с ней? И какие по твоему могут быть причины?       – Я не хочу с тобой говорить.       – Брату своему тыкать будешь! – огрызался горбун. – Отвечай, то есть, ты считаешь, что я тебе не соперник? Я что, по твоему не мужчина? С чего такие выводы?       – Квазимодо, я не желаю быть твоим врагом.       – Но я уже стал твоим врагом!