Аудиенция у монаршей особы
23 марта 2024 г. в 18:03
24 декабря Фролло снова был вызван в королевский дворец. Король испытывал странное доверие к архидьякону и именно ему исповедовался в своих тайных страхах относительно политики, видя, что Фролло действительно бескорыстен и ничего от него не требует для себя и для своих родственников, в отличие от его придворных.
— Что ж, я отпускаю вас! — воскликнул под конец король. — Кстати, моя дочка принцесса очень хотела вас видеть.
— Принцесса? Меня? — переспросил Фролло.
— Именно. Она умоляла меня назначить вас её личным духовником.
— Но... я не представляю, как это быть духовником дамы, то есть, королевской особы. Я – настоящий затворник, избегающий даже взгляда женщин. Не думаю, что могу быть чем-то по-настоящему полезен принцессе.
— Она склоняется лишь перед вашим умом и учёностью. Она слышать не хочет о прошлом исповеднике, который и меня разочаровал бесполезными тратами. Она бы хотела узнать побольше об алхимии, забудьте, что она женщина. У неё государственный ум, она бы могла стать хорошим правителем, если бы родилась мужчиной. Я восхищаюсь умом своей любимой дочки. Вы поладите.
— Благодарю, Ваше Величество, — осталось произнести и поклониться Клоду Фролло.
Двое слуг повели священника по коридорам дворца.
— Вон дверь в спальню принцессы, — указали ему.
Архидьякон неуверенно ступил и медленно отворил дверь. Увиденное заставило его обомлеть.
Принцесса сидела в кресле у зеркала. В момент, когда священник открыл дверь, голова её была скрыта маленькой книгой, которую она с увлечением читала, она называлась «Житие мучеников». Анна опустила книгу и стало видно её лицо, томное и бледное, с огромными алыми губами на половину лица, которые звали в поцелуям. Высоким головной убор съехал набок. Но самым главным был модный вырез платья, изобретённый когда-то самой прекрасной женщиной 15 века Агнессой Сорель — одна грудь целомудренно закрыта корсетом, а другая — полностью оголена.
Принцесса Анна встала с кресла:
— О! Я ждала вас! Архидьякон Жозасский, мой давний знакомый. Как давно мы не виделись?
Архидьякон остолбенел и ничего не мог сказать.
— Год? Месяц? Ахахах, — продолжила принцесса. — Вы меня так обидели в нашу первую и пока единственную встречу. Вы не позволили мне посетить мужской монастырь, а ведь я так хотела.
— Ваше высочество... — сглотнув слюну, заговорил Фролло и, отводя взгляд в сторону, — я выступал за закон, не допускающий ни одной женщины туда.
— За закон? Значит вы сами бы меня пустили?
— Мне лучше уйти. Я – человек не того сорта, чтобы развлекать ваше высочество, — ответил Фролло и направился к выходу.
— Постойте, постойте! Куда? — воскликнула принцесса. — Так поговорим же об алхимии.
Она достала маленькую шкатулку и вынула оттуда кисточку.
— Этими чернилами я и мои дамы красим соски, в них содержится соль, — принцесса мазнула кисточкой сосок. — Она подойдёт для ваших опытов? Не хотите попробовать на вкус? Ахахах!
— Ваше высочество, мне пора.
— Неужели? Вы проникли в мою спальню, пришли один, без слуг. Не притворяйтесь, что ничего не понимаете.
— Я – затворник, я совсем ничего не знаю о куртуазном этикете. Это правда.
— Мне нравятся ваши глаза, — коснулась она пальцем его губ. — Вы на меня смотрите и я чувствую себя снова невинной, смотрите с осуждением, будто бы я голая. Эти чувства для меня новые.
— Прикройтесь, принцесса! — разозлился архидьякон, принцесса хохотала. Он рывком направил вперёд руку, но к неудовольствию Анны де Божё не положил свою руку ей на грудь, а закрыл себе лицо.
— А ведь я всего лишь хотела знать ваше мнение, — обиделась принцесса. — Я бы тоже хотела остаться в истории, как и Агнесса Сорель. Что если бы и с меня, как и с неё, срисовали образ Богоматери, как раз в этом платье? А роль младенца Иисуса на моих коленях изображал бы четырёхлетний малыш. Много лет назад на подобное разразился скандал. А что бы церковь в наше время на это сказала?
— Церковь не меняет своего мнения ни в прошлом, ни в настоящем. Подобные веяния в искусстве в начале нашего века говорили об нищенском упадке веры и нравов, — с жаром возмутился Фролло. — Время бесконечных войн давно прошло. И только враги церкви хотят вернуть этот срам, а с ним апокалипсис. Я был не прав, когда говорил, что литература уничтожит архитектуру. Живопись тоже уничтожает архитектуру!
— Ах, можно об этом поподробней, ваше высокопреподобие? Из ваших уст готова слушать любую тягомотину, — прервала его принцесса. Она тронула его за руку, он отдёрнул её, словно обжёгся. — Как знаете, человек подобный вам мог бы построить весомую карьеру. Боюсь, целомудрие может вам помешать. Я бы могла посодействовать тому, чтобы вы стали новым епископом; я бы хотела, чтобы вы стали кардиналом.
Фролло ушёл, не оборачиваясь.