Подлец Нотр-Дама

      Ночь продолжалась. На чёрном небе нависла жёлто-горячая луна, но в темнице её не было видно.       Минуты медленно тянулись. В тюрьме пахло сыростью и мышами. Клод и не думал присаживаться на кучу соломы – он был очень обеспокоен и ходил взад и вперёд.       Арест казался ему видением, это не укладывалось в его голове, словно происходящее было с кем-то другим, но не с ним. Сколько неслыханных обвинений! Это походило на чью-то шутку. Его ужасало, что девушка умрёт настоящей смертью, когда они собирались только разыграть смерть. Он был таким самоуверенным, когда никого не посвятил в этот план. Фролло почувствовал, что его горло разрывает сатанинский хохот.       Тюремщик, находившийся за дверью, вздрогнул и решил, что архидьякон повредился рассудком.       – Парень, какие последние новости из Собора? – спросил Клод у тюремщика. Тот удивился подобному вопросу.       – А я откуда знаю?       – Эсмеральда умерла? Она мертва? – спросил Клод.       Тюремщик молчал. Заключённый то ли собирался плакать, то ли улыбался.       – Нет, она не могла умереть. Не могла.       – Чёрт побери, чтобы я хоть что-то понял, – гаркнул тюремщик. – Кто? Что не мог?       Любовь будет потеряна, – и это именно тогда, когда она ему доверилась. И он получил её. Натыкаясь на мокрые стены тюрьмы, Фролло чувствовал себя хищным зверем в клетке. Чувствуя головокружение, он готов был упасть и видеть кошмары, как когда-то раньше. Он остановился и взял себя в руки. Нет, не время сходить с ума. Нужно искать выход.       От мыслей, что она будет похоронена заживо и никто её не раскопает, у него раскалывалась голова. Он отбросил их. Его утешила другая внезапная мысль, что цыганку никто не навестит и никто не увидит её спящей. Через день она проснётся, по прежнему она будет оставаться в Соборе. От этого факта ему стало легче. Теперь надо думать, что за обвинения ему выдвинуты. Нужно всё отрицать. Отрицать всё.       Не дожидаясь рассвета, он принялся метаться и орать, выкрикивая имена прокурора, королевского судьи и даже лекаря. Он орал, что не знает, в чём его обвиняют, напоминал всем своё имя.       К утру пришли его обвинители, с ними протоколист, который всё записывал, и лейтенант стражи, метивший на место Феба де Шатопера. Фролло ещё раз выслушал весь издевательский список обвинений. На строке, где его обвиняли серийным убийцей, который притворялся для своих жертв монахом-призраком, он вздрогнул.       — Кто такой монах-привидение? — поинтересовался Клод.       — Привидение, вампир, оборотень, всадник, называйте как угодно. Дьявол наводивший ужас на людей и убивавший всех ему неугодных дворян и простых людей.       — Минуточку! — прервал возмущённый лейтенант. — Под именем монаха-привидения скрывался цирюльник короля Оливье ле Ден. Именно тот узник теперь ждёт своей казни за покушение на жизнь короля. Дьявол уже разоблачён. Им не может быть Клод Фролло.       Ощутив неожиданную поддержку, у Фролло замаячила надежда. Он думал, что его врагам стало известно о том случае, когда он чуть не убил Феба де Шатопера. Промах его обвинителей, которые сами запутались в собственной паутине, придал ему сил: обвинения против него были списаны с фонарного столба.       Королевский прокурор был недоволен и быстро заметил:       — О да, совсем забыл — дело о монахе к нынешнему делу не имеет никакого отношения. Ждите нас за дверями, лейтенант!..       Мае Феди вышёл. Прокурор не замедлил сказать арестованному:       — Минус одно обвинение не спасает вас от вашей участи.       Фролло вздохнул.       — Итак, моё единственное серьёзное обвинение — это убийство причетника и девушки. Я оказался на том месте случайно. В интересах церкви верить мне и не предавать этот казус огласке, иначе и я могу задать встречный вопрос: как у этого дома оказались мои судьи в полном составе?       — Вы серьёзно? — прошипел прокурор. — Такому бедному страдальцу готовили ловушку? И без этих убийств у нас предостаточно улик против вас.       Клод иронично заметил:       — Вы готовили ловушку для красивого спектакля.       — Вы убивали их, чтобы совершить ритуал, записанный в тёмной книге. Вас будут судить при огромной зале честного народа!       — Я готов защищаться. Как можно скорее, тем лучше. Я не совершал убийств, на моей одежде не было следов крови. Я видел, как возле часовни околачивался цыган, это мог совершить и он. Мои остальные обвинения в колдовстве и ереси не для публичного суда, чтобы смешить сброд. Это дело для закрытых дверей. Я готов защищать себя и спорить с богословами, но повторюсь – за закрытыми дверями церковного суда.       — Тут вы правы, — согласился Шармолю. — Если духовное лицо совершает преступление, его судят «свои же». Однако, за участие в государственной измене, священника не спасёт ни его сан, ни церковь, ни даже сам Господь Бог.       — О каком предательстве речь? — спросил архидьякон, всё ещё находясь в туманных догадках.       — Несколько месяцев назад именно вы уговорили короля освободить кардинала из железной клетки, в которой он пробыл 11 лет. Кардинал удрал в Италию, однако имел наглость недавно вернуться и участвовать в заговоре. — Клода словно осенил удар. Метр Жак продолжал. — На днях королю стало известно, что всем выгодна его смерть, его должны были зарезать в парадной зале его дворца. Король раскусил заговор. Только старый хищник понимает, что слабеет, поэтому он помиловал всех знатных феодалов, в числе которых даже его зять. Но остальных миловать он не желает... чернь. Он приказал казнить своего цирюльника Оливье ле Дена и своего медика Жака Куатье — его ужаснуло, что и они были причастены к заговору, люди, которых он поднял из грязи в князи. Ммм... предательства людей, которых он считал лучшими друзьями. Он хотел поймать свою вылетевшую из клетки птичку-кардинала, который тоже хотел пырнуть его ножом со всей честной компанией. Только кардинал сказочно удрал, остались вы, архидьякон Жозасский, который представлял его интересы.       Архидьякон побледнел, не найдя ответа. Обвинители ушли.       ****       Мужчина запрокинул голову к мокрому потолку, который заменял небо. Несколько капель упало ему на лоб.       — Значит, заговор убить короля. Что может быть ужаснее? Deus propitius esto mihi peccatori.       Да, он участвовал в заговоре, но это был не заговор с целью убить короля.       Он поспособствовал освобождению узника из железной клетки, опального кардинала Балю. Только это был заговор не убийства короля. Он хотел послужить Папе Римскому, чтобы тот на законном основании лишил его сана священника.       Папский легат не мог собирать дань с французского народа на новый крестовый поход. У Людовика Одиннадцатого был документ, в котором говорилось, что дань для Папы должна быть одобрена королевской печатью, и этот документ заверен папой. Король не желал платить дань. Узник сказал архидьякону, что у него в секретном месте есть документ, опровергающий документ короля.       Надо ли говорить, что кардинал Балю всех надул: и архидьякона, и папского легата. И никакого документа, спрятанного в секретном месте, у него не было.       Именно об этои эпизоде вспомнил Клод в тюрьме. И нервно засмеялся.       — Что из последнего сказал прокурор? В каком месте я представлял интересы сукиного сына? Король сам принял решение его освободить, я тут ни при чём. Надо отпираться до последнего. Надо всё отрицать.       Вот так пожалел бедного узника, он сам верил, что этот узник несчастный. Предательство короля — это очередное из нелепых обвинений, доказать которое нельзя.