Подлец Нотр-Дама

      — Э-э? Что это ты горбуна зовёшь? — поднялся с пола прыщавый полусумасшедший и потянулся к Клоду. — За что попался? Я за взлом, ты тоже?       Архидьякон огляделся, в камере находились и другие узники.       — Постная мина, господне рыло к нам заглянуло, — сонно проныл тощий цыган.       — Дворянин! Архидьяк? Попал к нам с верхушки, — гнусаво и развязно залыбился работник ножа по горлу. — Когда-то прогонял нас с паперти. Теперь боишься?       Архидьякон ответил:       — Я живу в тюрьме всю жизнь, монастырь та же тюрьма, карцер и сумасшедший дом. Мне нечего бояться. Волнует меня только одно.       — Что?       Клод оставил это без ответа.       — У него есть деньги, — заметил тощий цыган. — На них он может заказывать еду и матрацы, мы тоже хотим, дворянин.       — Отдавай, — поддержали цыгана другие.       — У меня ничего нет.       Прыщавый ползающий сумасшедший укусил Клода за ногу. Архидьякон оттолкнул негодяя ногой его в сторону, неожиданно на него самого кто-то нателел со спины и сбил с ног, он потерял равновесие и упал. Бродяги подкрались к нему, чтобы прощупать всю одежду и найти деньги. Ничего они не нашли и на Клода обрушились один за другим удары. Пленник не издавал ни звука, его били ногами.       — Довольно! Хватит! — через некоторое время послышался голос. Клод поднял взгляд и увидел в помещении белокурого парня, которого до этого не было видно, который сидел молча в углу, скрывая лицо накидкой.       — Жеан? — удивлённо прошептал Клод.       — А ну пошли вон! Убирайтесь, а то будете иметь дело со мной, — кричал Жеан и разогнал бродяг, пригрозив кулаками.       — Ты ничего нам не сделаешь, мальчик, — ответили ему.       — Ничего у него нет, — сделали они вывод о карманах архидьякона.       Бродяги отошли и сгруппировались в одном углу, двое непохожих друг на друга братьев остались в другом.       — Ты — последний, кого я ожидал здесь увидеть, — заметил брату Жеан.       Клод вздохнул.       — Покайся! Скажи, за что ты здесь! — пискнул прыщавый бродяга.       — За ересь, — ответил Клод, сплюнув кровавую слюну и показав неприличный жест.       — Он врёт. Жеан, поп попался за блуд. Он блудил с женщиной...       — Это правда? — изумился Жеан, для него это был действительно шок. Брат был всегда в его глазах мрачным духовником.       — Сколько нелепых обвинений, моё счастье, что правду они знают, — бормотал Клод. — Она мертва, теперь мертва для всех. Как быть с её смертью?       — Что? — не понял брат.       — Он подтверждает. Поп попался за убийство женщины, — пищал прыщавый. — Он трахнул твою проститутку, а потом убил её, поймав с любовником.       — Что? Николетта мертва? — изумился молодой человек.       Клод проглотил слюну и она оцарапала его пересохшее горло.       — Эта девушка мертва, Жеан. Мне очень жаль... бедный Жакмен тоже. Если я тоже буду мёртвым, моя судьба намного хуже. Но я, как и он, был почти любим. Почти... любила ли она меня?       Жеан встал, Клод тоже, в этот миг он совсем не ожидал, что брат ударит его кулаком в лицо.       — Позор! Ты спал с ней? Отвечай. Ты спал с ней? — кричал юноша.       — Я знаю, это звучит ужасно. Ты зол на меня, имеешь право: я отчитывал тебя, а сам грешил. Двуличный? Да! Я священник и клятвопреступник. Да, Жеан, ты должен принять, я тоже мужчина.       Жеан хотел ударить его, но архидьякон перехватил его руку и дал тумака сам. Бродяги хихикали над ними.       — Если бы ты сказал мне раньше, мы бы не оказались в этой дыре, – говорил юноша, имея ввиду, что если бы он узнал, что его богомерзкая шлюшка спит с его братом, он бы давно её бросил, следовательно, она бы его не подставила в грабеже.       — Да, я виноват... – ответил Клод.       — Как давно это было между вами?       — Я полюбил её год назад.       — Год назад! — повторил Жеан и засмеялся. — Я не собирался жениться на этой шлюхе, но узнать, что мой брат, полоумный архидьякон, вжик-вжик с ней... Вот сука! Она не шутила.       Архидьякон догадался, что этот диалог — путаница.       — Я не убивал Николетту. Когда я пришёл в часовню, она и причетник уже лежали мёртвыми. Я должен выбраться отсюда, иначе из-за меня любимая женщина умрёт в действительности. Жеан, ты же понял, что речь идёт о цыганке, которая приговаривалась к виселице, а до этого плясала на перекрётках с козой?       — Постой, постой, так речь всё время шла о цыганке? — брови молодого человека поднимались выше некуда. — Одна из самых красивых девок. Ты?.. с ней? Ты спал с ней? Как?       — Прекрасно! — отрезал Фролло таким серьёзным тоном, сверкнув глазами что юноша понял, что не следует ни о чём спрашивать.       — Я сейчас с ума сойду. Мой злобный святоша-брат блудил с цыганкой. За что ты её зарезал Николетту? Блудил с ней тоже?       — Нет. Ещё раз говорю, когда я пришёл, она уже была мертва. Меня обвели вокруг пальца двое цыганов. Но даже если это доказать, это не снимает с меня выдуманных обвинений в ереси и измене королю.       Они просидели несколько часов, ведя бессмысленные разговоры. Жеан болтал:       – Жаль, что моя жизнь так оборвётся. Как думаешь, умирать на виселице больно? Скоро узнаем это блаженство: виселица – это коромысло весов, к одному из концов которого подвешен человек, а к другому вселенная. Даже лестно быть таким человеком. Жаль только моего брата не допустят читать надо мной «Requiem aeternam dona ei, Domine».       – Как ты можешь так шутить? – возмутился идиотской шутке Клод.       – Что нам с тобой остаётся? Даже если нафантазировать чудо, что нас помилуют, не представляю, с какой из девок я мог быть счастлив. Хорошие девушки меня не привлекают. Самому нравятся такие, что не приведи Бог. Но я ничего не могу поделать. Я сам виноват. Эх, Николетта, где ты сейчас? Приди в мои кошмары. Как могут нравиться хорошие девушки – не могут сердце зажигать те, что не пылают, не горят. У неё были такие озорные смеющиеся глаза, такой широкий огромный рот, из которого вылетал дикий громкий смех...       Клод слушал болтовню о девках. Его тревожила другая мысль – как выбраться отсюда. Слова проклятий, чтобы брат заткнулся, хотели вырваться из его рта, только он сдержался.