Подлец Нотр-Дама

Оставшись в одиночестве, Клод после нескольких попыток сбросил с головы мешок и осмотрелся вокруг. Внутренний голос ему напомнил, что он находится в каморке Святой Марты. Только теперь он вспомнил, что Святая Марта — покровительница усопших. Он увидел знакомое распахнутое окно с треснутыми стёклами. Лунная дорога освещала жуткое кровавое пятно на полу. Священник брезгливо оттянул от него ногу. Клод выплюнул кляп изо рта, встал и подошёл к окну. При помощи отстатков битого стекла, торчавшего внизу оконной рамы, начал пытаться разрезать верёвку, связывавшую ему руки за спиной. Работа продвигалась медленно, он наделал себе кучу порезов. Итак, нужно повторить подвиг, совершённый некогда ранее, — выброситься из этого окна в холодную воду, только надо развязать руки. И успеть к насмерть-перепуганной, заживо похороненной девушке. В ту же секунду раздался дребезжащий старческий голос. — Воры! Воры! Стоять! Это вопила Фалурдель. Держа масляную лампу, она поднялась на второй этаж. Мужчина вовремя ушёл в сторону, так как лампа чуть не прилетела в его голову. Клод обернулся и карга узнала его. Ярость мгновенно уступила место влюблёности. — Возлюбленный мой! Сокровище моё! Она просияла, улыбаясь беззубым ртом. Фролло опешил — не повредилась ли старуха рассудком? Фалурдель бросилась к нему на шею. Женщина оказалась тяжёлой, она повалила его на постель. — Ты решил сделать мне сюрприз, сокровище моё? О, мой кабанчик! О, сколько дел навалилось. Я так устала, так устала. Иду, по дороге мужик с яцами идёт впереди меня. Он подскользнулся и упал. Спрашиваю: «Хи-хи, ну как, яйца целы?» Он отвечает: «Целы». Тут-то я смотрю, мужик с яйцами идёт далеко впереди, а тот который упал, совсем другой. Ох, как я его била, била, чтоб знал как пошлить. Все мужчины у меня на одно лицо! Ни одного нормального нет. Так неприятно, так неприятно, что обо мне люди подумают? Подставил меня. Ух, ненавижу пошляков! Клод сознался: — Я ещё тот пошляк! Отпусти меня, бабушка. — Тебе всё можно! — страстно распахивала объятия хохочущая Фалурдель, точно ангел вздымал два крыла. — Что непростительно другим мужикам, тебе можно всё! Я неспособная на пошлость и грубость честная женщина! Но я сделаю всё, чтобы ты был доволен мной в постели. Потом я ходила кровь индюков покупать. Как зарезали в этой комнате капитана, я долго оттирала кровавое пятно на полу, я такая хозяйственная. Не смотри, что одна паутина кругом, я хозяйственная, устаю много. Не хватает в этом доме мужской руки! Еле оттёрла пятно. Так вдруг начали ко мне приходить одни за другими парочки извращенцев, и все просят дать им именно ту комнату, где было совершено убийство. Для горячих ощущений. А после ночей любви мне, честной женщине, устраивали скандалы, что я лгунья! Требовали назад деньги: «Никакого убийства здесь не совершалось! Где кровь убитого на полу?» Поэтому я такая каждый день хожу, кровь петушиную, индюшиную покупаю и на пол здесь лью, чтобы видели что убийство было свежее. Ох! Иди ко мне, моя любовь! Клод, пытавшийся вставить хоть слово в рассказ ведьмы, которая навалилась на него и лапала его, все же сумел произнести: — На меня напали грабители, связали и принесли сюда. Это чья-то шутка. С вашего позволения я уйду, мадам. У меня важное неотложное дело. Только развяжите мне руки. — Что может быть важнее любви! Не стоит сдерживать свои чувства. Я знаю, как страстно ты меня желаешь. Фалурдель принялась медленно раздеваться. Сбросила юбку, оставшись в страшных панталонах. Юбка полетела в голову архидьякона. Обнажила плечи. На плечах красовались две крупные бородавки, такие же крупные, как и одна на ключковатом носу. Фалурдель смеялась, её белые усы смеялись вместе с ней. Она аллергически закашляла и достала пальцами изо рта волос. — О Боже, Господи, ты правда быстро сводишь счёты, — скрестил пальцы на глазах Фролло. — Ты наказываешь меня. Не наказывай её, я должен её спасти, — вслух он взмолился: — Развяжите меня! — Нет. Так даже весело, — кокетливо хихикала Фалурдель: — Ты такой мужчина, какого я наверно хотела бы бояться. Твой взгляд и я горю. Внезапно с улицы послышался цокот и конское ржание. Чей-то голос приказал всем спешиться. Через мгновение в дверь покосившейся лачуги грозно тарабанили. — Немедленно откройте дверь! — объявил голос. Фалурдель не собиралась спускаться вниз. Надеялась, что как пришли, так и уйдут. Шум не прекращался. Старая ведьма ругаясь прохрипела себе под нос: — Что этим баранам опять надо? Чёрт меня дернул с ними на сотрудничество. Днём вручила им 20 вил и 10 мотыг, чтоб после похода мне доля досталась. Всё сунутся и сунутся и сунутся, чтобы залезть в мой подвал. Мне не нужно, чтобы соседи видели, что ко мне постоянно ходят. Мне не нужны проблемы с законом! Громовой голос повторил: — Откройте именем короля! От этой неожиданности старуха затряслась. — Развяжи мне руки, — настаивал Фролло, не важно, кто пришёл, он должен сигануть в окно. Старуха отмахнулась от него и собралась спускаться вниз отворять дверь непрошенным гостям. Фалурдель тут же вскричала, так как на второй этаж поднялись вооружённые стражники в доспехах и с пиками. Разумеется, входную дверь уже сломали. — Обыскать всё вокруг, найти её! — приказал страже герцог Орлеанский. — По точным сведениям именно здесь происходит прелюбодеяние наследницы престола с негодным священником. Сейчас это будет доказано. Недостойная женщина не достойна быть регентом при малолетнем короле. Чему она его научит, таскаться по лачугам? Единственный достойный наследник престола — это я! — Гм... гм... — говорил сгорбленный король. На его голове как всегда была нахлобучена шапка с козырьком, закрывающая лоб. Выражение лица было чернее тучи. Поднявшиеся на второй этаж стражники опешили. Они увидели строгого, мрачного священнослужителя, самого архидьякона Собора Богоматери на постели в объятиях горбатой старухи с нечёсанными волосами. Герцог приказал своим людям расступиться, он увидел «изобличённых прелюбодеев» и был изумлён. — Но как? Как? К нему медленно подошёл король. Людовик Одиннадцатый хриплым и шепелявым смехом захохотал. Смех передался одному из людей герцога, за что тот получил пикой по железной голове от хозяина. — Голубки думают, что легко выкрутятся, — кричал интриган. — Это яснее ясного, принцессу где-то прячут. Обыскать все шкафы и подвалы! Принцесса выпрыгнула в окно, в реку. Она быть может сейчас над карнизом дома. Ждёт, когда мы уйдём, пока негодяй-священник и сводница ломают комедию! — Герцог, моей дочери здесь нет, — сказал король, подавляя смешок. — Я потребую, чтобы завтра вы привселюдно вы молили её о прощении за клевету. Людовик Одиннадцатый подошёл к окну, посмотрел вниз на реку и по сторонам дома. — Никогда! Никогда! — кричал королевский зять. Стражники ещё несколько минут обыскивали дом, вернулись на второй этаж ни с чем. Фалурдель про себя молилась и хвалила себя за дальновидность, что перенесла свои сушёные травы, обереги, восковых кукол и прочие ведьмины принадлежности в укромное место. Побеждённый зять принял поражение, не забыв под конец бросить Клоду Фролло замечание: — Не думайте, что это сойдёт вам с рук. В моём лице вы нажили врага. Вас четвертуют, я об этом позабочусь, — он крикнул страже: — Взять любовников, попа и старуху! Я сам вручу их духовному суду. Я верный подданный нашей церкви. Молчаливого Клода Фролло и Фалурдель, которая неустанно уверяла в том, что она честная женщина, вывели на улицу и усадили каждого в отдельную арестантскую карету. Король снова откашлялся, потом противным голосом обратился к герцогу: — Кому ты их собрался вручать, зятёк? Высшее духовенство спит. — Выдадим их утром, а пока в тюрьму. Король кашлянул и улыбнулся зловещей улыбкой. — Злые попы-шпионы, матёрые феодалы, королевский прокурор... кха! Все они умерли этой ночью своей естественной смертью. Герцог в ужасе перекрестился, король улыбался. — Позволь мне, зятёк, как королю самому решать, как поступить с этими двумя. Герцог удалился злой, оттого что был уверен: старый козёл вознаградит священника за то, что он каким-то образом скрыл принцессу от разоблачения в её блуде. Король про себя ухмылялся другому: — Естественная смерть. Эти предатели думали, что избегут казни в отличие от слуг-предателей, а я придумал им смерти намного веселее. Неужели они думали, что только у меня в слугах их шпионы? Людовик Одиннадцатый подсел в тюремную карету к арестованному Фролло. — Распутник! — король хрипло смеялся и смех перешёл в кашель. — Герцог не знал, что сейчас ты должен находиться в тюрьме, его шпионы плохо работают. Он бесстыдно оговаривал тебя и принцессу Анну, мою дочь, а я немного подыграл. Знал, что хотя бы одного участника любовной сцены здесь не застану. Кха-кха! Отвечай, гнусный развратник, за что ты был арестован? — Я невиновен. Мне приписывают измену вашему величеству. — Однако... что ты думаешь, что я должен сделать за измену? Как поступить с неми, кто плетут козни против меня? Клод понял, что от правильного ответа на этот вопрос зависит вся его жизнь. Только какой ответ верный? — Смерть! Самая жестокая и беспощадная. Король закряхтел: — Другой более умный и осторожный человек на этот вопрос ответил, что я должен простить и помиловать. Милосердие идёт по плечу с властью, я солнце-король, солнце Франции. Так говорил Жан Балю, — Клод вздрогнуд от этого имени. — Перед тем, как посадить его в клетку на 14 лет я задал этот же вопрос. Он ответил, что я должен его, гремучего гада помиловать. Архидьякон вздохнул с облегчением. Король зло свернул глазами и припомнил: — Ты требовал у меня его помилования. 14 лет в клетке его не исправили. Он опять плёл заговор против меня. Он обвёл вокруг пальца и тебя, мой дорогой. — Клод упал на колени опустив голову. — Какое должно быть тебе наказание, распутник, за то, что посодействовали освобождению той собаки? Выбирай сам. — Я виновен во всём... только позвольте мне перед тем, как вернуться в темницу в ожидании своей казни пойти на кладбище. — На кладбище? — Я хочу в последний раз посетить могилу родителей, – соврал он. — Странно! И ты не желаешь ни в чём оправдаться? Опять молчишь? Я знаю, в чём ты виновен. Только я не знаю, в каких целях ты действовал? Чего ты желал на самом деле? — Лишиться сана... ради женщины. Король изумился, вспомнив женщину по имени Фалурдель. — Вот как? Только и всего. Что ж, любезный, засядешь за это в каменный мешок пожизненно. Кто помог тебе сбежать из тюрьмы, негодяй? — поинтересовался король. — Анна? Не смей врать королю, я знаю, это Анна подстроила побег. Я говорил ей не вмешиваться в дела короля. Умно подстроила побег отцова радость, самая умная женщина из всех дур. Самая умная дура! Хи-хи, хи-хи, а я подумывал тебя помиловать. Клод вздрогнул, король продолжал: — Мне не хватало твоего лекарства для моей глотки, что облегчало кашель. Кха-кха! Феодалы подстраивали покушение на мою жизнь. Будь я молод, я бы казнил их всех. Но я стар и болен. Все узнали, что я никого не накажу. Я помиловал феодалов, ничьей головы с плеч не убрал. Более того, я дал им полную волю действий от своего имени. И да, это было частью моего хитроумного плана. От моего имени они начали арестовывать верных мне людей, обвиняя их в предательствах. Отвлекающий манёвр. Не меня ли зовут пауком? Предатели, ослеплённые своей безнаказанностью, глупо потерявшие бдительность, даже не догадывались, что их зашмуты уже на их шеях, — король заметил трепыхающуюся муху в паутине на решётке и задавил её пальцем. — Я подумывал: миловать тебя или нет после того как произойдут «случайные смерти» тех предателей, которые оговарили тебя. После выходки моей дочурки я решил «нет». Ты будешь казнён! Но не четвертованием. Обычное повешение. К калитке тюремного экипажа подошёл глава королевской «службы безопасности» Тристан Отшельник. — Прошу прощения, Ваше Величество, мы видели ужасные толпы людей, — сообщил он. — И куда они собирались? — Наши люди донесли, что они выкрикивали проклятия относительно судьи города. Наверное, он опять вызвал недовольство у жителей Двора Чудес. — О... — Мы должны отравить подмогу. — И сколько их? — Не мало, тысяч пять. — Чем вооружены? — Косами, пиками, мотыгами и другим опасным оружием. — Ваше Величество! — резко сообразил Клод. — Это бунт не против судьи города, это бунт против вас! Король в мгновение ока рассвирепел, выскочил из кареты и выхватил у Тристана пику. — Немедленно, говори, что ты об этом знаешь! Не смей увиливать в разговоре. Говори, иначе я разрублю тебя на куски. — Ваше Величество... — На колени! Фролло тяжёлым движением опустился на колени. Подбирая слова, с паузами он рассказывал: — Да, я сбежал из тюрьмы. Я собирался бежать за город, меня внезапно схватили бродяги, они потребовали пароль. Я не знал пароля, тогда они поняли, что я не свой. Они хотели меня убить, а я по счастливой случайности оказался в доме женщины, куда ворвались ваши люди. Но пока бродяги меня держали, я слышал разговоры. Они заткнули мне рот, но не уши. Бродяги, я догадываюсь, хотят запутать ночную стражу, чтобы дозорные думали, что они идут на дом судьи, когда их главная цель — ограбить Собор Богоматери. Нужно спешить, Ваше Величество. Они посягают на ваше величие. До короля дошли его слова. Он приходил в ужас. — О Боже! Да, ты прав. Преступница, которая скрывается в Соборе, находится под защитой церкви, а сама церковь находится под защитой короны. Ах ты, парижская голь, ты посягнула на мою святыню! Тристан! Собирай людей! Мочи их, Тристан, круши! Тристан откланялся и отправился в путь. Король закрылся в тюремном экипаже, чтобы никто в городе не догадался, что первый человек страны находится там, и приказал двигаться в путь. Король, кутаясь от холода в свою накидку, молвил: — Я повесил своего лекаря, повесил цирюльника, я даже повесил гонца, который предупредил меня о моём покушении, а на ваш счёт я не буду перечить, если народ вздумает в последний миг вас освободить (что маловероятно — народ вас ненавидит). И если к этому времени придёт письмо от папы о низложении вас от сана. — Не милуйте меня. Отпустите на час на кладбище, потом казните. — Я вас помилую. Но при толпе людей. Пусть народ видит, каким размякшим и добрым я стал. Кха-кха! Пусть молятся, чтобы я правил ещё много лет. Вас повесят и через несколько минут прискачет гонец, требуя остановить казнь. У гонца будет сообщение о низложении вас от сана и указ заменить казнь на куда более беспощадную. Жениться на честной женщине Фалурдель, чью честь вы испортили, — видя побледневшее лицо Фролло, король посмеялся своей шутке. — Вы будете низложены, но по прежнему будете оставаться учёным и экспертом колдовства, и экспертом по символике Собора. Как и раньше будете посещать свою келью. Разумеется, без церковного сана у вас не будет перспектив карьерного роста и высокого звания. Молитесь! Пока я жив, будете счастливы. Сказав это, король приказал остановиться и вышел на воздух, закашлявши кровью. Архидьякон ни о чем не думал, уставившись вперёд в одну точку, такое состояние наступило после очередного душевного удара и очередного осознания, что его судьбой управляет злой рок. Ловушка захлопнулась окончательно. И для него, и для Эсмеральды. Он понял, что её не спасёт. Зачем же этот издевательский поворот судьбы, зачем ему теперь помилование? Изумлённый тюремщик принял назад сбежавшего узника. Фролло не слышал издевательских насмешек других узников: «Ты вернулся! Он снова с нами!» Священник уселся в одиночной камере, его глаза не моргали. Его больше не донимали мысли его первого заточения, когда он надеялся умереть от нескончаемой вины и разрыва сердца. Он больше не задавался вопросами: «Где её крики? Они всё ещё слышны под землёй? Больше она его не проклинает. Сколько времени прошло? Она задохнулась, её смерть была полна ужаса». Он просто рухнул без сознания. Он не слышал сплетен тюремщика и охранников о том, что бродяги напавшие на Собор были разгромлены королевскими стрелками. Произошло это не без помощи горбуна, который сначала бросил им на головы огромное бревно (неудачно, бродяги стали использовать его как таран), затем исправился — бросал им на головы камни, лил горячую смолу, зажжённые факелы и отбрасывал с башен лестницы. — Где ты? — спрашивал в пустоту священник.