Пересказанные легенды: Окарина Времени

За дверьми Главного зала собрались и ожидали самые важные персоны королевства. Сотни людей приехали из самых разных его уголков. Здесь были представители всех крупных домов, гороны из горных регионов и зора с морей. Такого наплыва гостей Хайрульский замок не видел уже с сотню лет, а может, и больше. Это был самый важный день в ее жизни, и все же принцесса Зельда не могла долго удерживать глаза открытыми. Она стояла у дверей, ожидая, когда дворцовый герольд объявит ее, и клевала носом, а веки тяжелели и опускались. Она потрясла головой, чтобы прогнать усталость, и на секунду это сработало. Выпрямившись, она сосредоточилась на своих обязанностях, готовая достойно показать себя всем присутствующим. Но секунда прошла, а герольд выкликал одно имя за другим, и стоять ровно становилось все труднее. Так много имен и так много длинных титулов людей, которых она даже не видела. Так много… На Хайрул опускалось темное облако. Оно росло, ширилось. Заслоняло свет солнца, луны и звезд. Душило все, что было внутри. Выло и стонало, точно так же, как это было каждую ночь всю последнюю неделю. Те же слова. Те же жуткие крики. Перед лицом у нее щелкнули пальцами. Она разлепила глаза и увидела, что сверху вниз на нее смотрит отец. — Проснись. — Я не сплю. — Нет, спишь. — Как я могу спать, если я стою? — Зельда открыла глаза пошире, но чувствовала, как несмотря на ее усилия, веки только больше отяжелели. Король покачал головой, отчего его тронутая сединой борода заколыхалась. — Возможно, одиннадцать лет — все еще слишком юный возраст для государственных дел. Я скажу Импе забрать тебя… — Нет. Ты не отошлешь меня, — Зельда расправила платье. Слуги целое утро готовили ее для этой церемонии подписания, но что важнее, она должна была стать самым важным историческим событием на ее памяти. — Я буду вести себя безупречно. — Надеюсь, что так, — король повернулся обратно к двери. Он высоко держал голову, царственно, как и всегда. Зельда изо всех сил старалась ему подражать, выпрямив спину и задрав подбородок. И открыв глаза. Неважно, насколько она устала, ее первое официальное появление при дворе не станет позорищем. В зале затрубили горны. Два дворцовых стражника распахнули двери, через которые стали видны собравшиеся, лучшие люди королевства, мужчины и женщины. Ее будущие подданные. — Его Величество король-регент Лиотидос Берамус Хайрульский! — объявил герольд, и все до одного в зале замерли, глядя на ее отца. — Милостью Хайлии и благословением Трех, владыка степей и Горы Смерти, защитник Ее земель и морей, повелевающий реками, верховный лорд хайлицев, горонов, зора и шиика. Отец в последний раз кивнул Зельде, после чего вошел в зал. Этим он хотел меня подбодрить или предупредить? — Ее Королевское Высочество принцесса Зельда Хайрульская, дочь Ее Величества королевы Зельды Девятнадцатой Хайрульской, прямая наследница престола! Я должна вести себя безупречно. Зельда зашла в Главный зал под пристальными взглядами толпы. Она перевела все свое внимание на шаги, которые приближали ее к трону. Медленно, грациозно, чтобы ни волосок не выбился из прически. В передней части зала на возвышении с несколькими ступенями стояли пять кресел для правителей. Ее отец стоял перед центральным, самым крупным, которое и было троном и которое она видела большую часть своей жизни. А четыре других были новыми, их поставили по бокам, принеся специально для этой церемонии. Добравшись до ступеней, она присела в книксене перед отцом, после чего поднялась и встала рядом с креслом поменьше, справа от него. Получилось. И я не выставила себя на посмешище. Ее отец сел, и весь зал опустился на сидения вместе с ним. Зельда чинно, как леди, сложила руки на коленях. Как и положено безупречной принцессе. Пусть все увидят и поймут, какая я царственная. Пусть знают, что когда придет мое время, я буду достойной королевой. Герольд продолжил объявлять прибывших: — Благородный Даруния, вождь горонов, защитник Горы Смерти, хранитель Короны и ее сокровищ, победитель в битве у Реки Огней. Каждый шаг каменного человека гремел на весь зал. Все гороны были высокими, сильными и с широкой бочкообразной грудью, но про Дарунию говорили, что он сильнейший из них всех. Его могучие руки свешивались почти до пола, и в кулаке он мог раздавить булыжник. У него была толстая кожа цвета земли и грива волос, закаменевших, как и все остальное тело. Давно, когда Зельда еще не родилась, Даруния спас в сражении ее отца, и после того они принесли друг другу клятву братства. Он казался угрюмым и задумчивым, пока шел к трону. Низко поклонившись ее отцу, он затем посмотрел на Зельду и подмигнул ей. Она улыбнулась в ответ и чуть не рассмеялась, как смеялась еще в детстве, когда он подбрасывал ее в воздух и кружил на руках под ее бурный восторг. К счастью, она сумела сдержаться. Только вот… О нет. Она чувствовала, как это желание рождается и нарастает у нее в горле: зевнуть. Она стиснула челюсти, но без толку. Рот приоткрылся, и она не сдержала вздох. И все, должно быть, это заметили. — Устала, горо? — спросил Даруния, занимая кресло рядом с ней. Даже укрепленное сталью, оно заскрипело. — Все в порядке, дядя, — ответила она, чувствуя, как вспыхивает от смущения лицо. — Я не могла уснуть. — Волновалась ночью? Твой отец такой же. — Да, устала, и еще мне снился сон, несколько последних ночей. Я каждый раз от него просыпалась и не могла снова заснуть. — Что за сон? — Просто сон, не знаю, стоит ли о нем говорить. — Ну а что же еще делать? — Его Величество Де Бон Четырнадцатый! — объявил герольд. — Король Зора, патрулирующий реки, надзиратель за глубинами, избранник лорда Джабу-Джабу, покровитель всего, что дарит красоту. — Я должна на них смотреть, — сказала Зельда. Короля зора она знала не так хорошо, хотя он слыл мудрым человеком — или рыболюдом, как их называли. У него была серебристо-голубая чешуя и широкое лицо как у сома с тонкими отростками над ртом там, где у людей бывают усы. — Ну да, — сказал Даруния, — уж не так долго можно смотреть, как люди просто ходят по залу. Зельда перевела взгляд на отца, боясь, что он не одобрит их перешептывание. Но внимание того всецело поглотил король зора и его сопровождающие. — Я видела тень. Она была небольшой поначалу, но росла и накрыла весь Хайрул. Сперва леса на севере, потом вашу гору, потом владения зора, и в конце опустилась на этот замок. Она задушила все поля и заслонила солнце. И все время говорила — или даже как будто пела. Когда она произносила это вслух, все звучало не так ужасно, и все-таки снова вспоминая сон, она чувствовала, как внутри у нее словно раскрывается пропасть. — Говорящая тень, значит? И что она говорила? — Это было странно, она повторяла всего две фразы, снова и снова, то одну, то другую. Одна "все это стоит того", а другая "смерть". Думаешь, это значит что-то? — Может быть. Иногда сны приносят ответы, а иногда только вопросы. — Брат, — произнес ее отец, не отворачиваясь от процессии дворян. — Не время сейчас забивать голову моей дочери ерундой. И вновь Зельда почувствовала, как ее лицо краснеет. Она выпрямилась в своем кресле и больше не смотрела на Дарунию. Горны протрубили в последний раз, поскольку прибыла последняя делегация. У Зельды чаще застучало сердце, когда она увидела, как в зал вносят белые флаги перемирия. Каждый несла смуглая великанша из пустыни, герудо. — Его Величество Ганондорф Драгмайр, король герудо, владыка песков, победитель в битве Трех Копий, битве при месе Зирго, битве у перевала Сотари, сокрушитель осады при Тарри, хранитель Запада! Вошел человек, самый высокий из всех, что Зельда когда-либо видела, а за ним три женщины, которые тоже выглядели бы высокими, стой они рядом с кем-то другим. Она давно слышала о нем. И рыцари, и простые жители города называли его имя шепотом и опасливо. Здесь и сейчас, идя по залу размашистым, упругим шагом, он выглядел точь в точь как завоеватель из преданий. Каждый шаг был как вызов каждому, кто посмеет встать у него на пути, и судя по страху в глазах стражи и рыцарей вокруг, никто бы не посмел. Он остановился у ступеней, ведущих к трону ее отца, с ухмылкой оглядел зал, а затем вместе с сопровождающими герудо преклонил колено. — Мы давно ведем войну. Слишком давно. Начавшие ее ваай и воои уже сто лет как покоятся в песках. Когда он заговорил, глаза Зельды распахнулись. Она вцепилась в подлокотники кресла и охнула. — Что не так, горо? — Это тот голос, — сумела выдавить она Дарунии. — Дядя, это тень из моего сна. — И сегодня, — продолжал Ганондорф, — эти годы конфликта подошли к концу. — Ты уверена? — спросил Даруния и взял ее за руку, бережно касаясь своими грубыми как камень пальцами. — Да. Ее отец улыбнулся делегации герудо: — Для меня честью будет… — Одну минуту, брат, — Даруния поднялся со своего кресла, и рука Зельды выскользнула из его хватки. — Король Драгмайр из герудо, у меня есть вопрос. Впервые усмешка короля герудо дрогнула. — Говори. — Даже со своей горы я слышал истории о твоей доблести, одна отчаяннее другой. Ты заслужил репутацию — да, говорят, ты жесток, но еще говорят, что ты держишь свое слово и равно выполняешь как обещания, так и угрозы. — Вождь, — сказал Де Бон, — это не вопрос. — М-м-м. Правда ли, что перед первым своим боем ты вышел к своей армии и пообещал им уничтожить всех их врагов? Ты дал клятву в этом, как я слышал. — Да. Это были слова юности и горячности, мне было всего пятнадцать. — Что же заверит нас, что ты не станешь пытаться уничтожить нас, как и обещал? В толпе заахали. Одна из герудо, преклонивших колено рядом с Ганондорфом, зашипела и раскраснелась. Но у их короля на лицо вернулась улыбка. — Ты предполагаешь, что я обменяю знамя мира на… собственно, на что? Отец Зельды посмотрела на Дарунию: — Что ты делаешь? Даруния успел бросить взгляд на Зельду и продолжил: — Я не хочу тебя оскорбить. Я всего лишь думаю — отчего сейчас? До тебя твой народ был отброшен в пустыню, но сейчас твои армии разбивают лагеря в зеленых полях. Странно, что тот, кто успешно ведет войну, вдруг решает ее закончить. Король Де Бон фыркнул: — Нелепый вопрос, любой человек, у которого есть разум, поймет ценность мира. — Владыка зора видит суть вещей, — сказал Ганондорф. — Я выигрывал сражения, но что с того? Мой народ живет ничуть не лучше, чем в день, когда я получил власть. Я хочу, чтобы герудо могли свободно бродить по этим зеленым полям, жить не в военных лагерях, а в безопасности под ясным небом. Я хочу ходить по улицам Крепостного города, увидеть стены Хатено. Я хочу открыть торговлю и распространять знания, которых не хватает моему народу. Я хочу занять свое законное место среди всех, кто населяет Великий Хайрул. Даруния заворчал, переводя глаза с Зельды на Ганондорфа и явно не зная, как продолжить спор. — Достойный ответ, — сказал отец Зельды. — Если ты удовлетворен, брат мой, то продолжим… — Нет, — сказала Зельда, прежде чем успела себя оборвать. Отец встретился с ней взглядом, и в его взгляде был гнев. — Что ты сказала? Она молча выругала себя за ступор. Ей не стоило вообще ничего говорить, но теперь уже было поздно останавливаться. — Отец, он только что признал, что нарушил обещание, которое дал своим людям. Почему мы должны верить, что он выполнит те соглашения, которые мы заключим сегодня? Одна из воительниц герудо рядом с Ганондорфом хлопнула ладонью о пол и вскочила на ноги: — Ты смеешь оскорблять нашего короля, ты… Ганондорф повернулся и сказал ей что-то на их языке, который Зельда не понимала. Что бы там ни было, женщина фыркнула и снова опустилась на колено. Отец Зельды поднялся с трона. Тут же по всему залу все начали подниматься со своих мест, чтобы не сидеть в то время, как король стоит. Зельда попыталась сделать то же самое, но отец опередил ее, шагнув к ней и пригвоздив взглядом к месту, так что та не решалась и шевельнуться. — Я знал, что не стоило тебя приводить. — Отец, послушай, что он говорит. Он хочет рассеять своих людей по нашим землям. Он хочет перенаправить наше состояние себе в пустыню и получить доступ во все наши большие города и замки, чтобы узнать их слабые места. — Ты сейчас замолчишь. — Отец, — она пыталась придумать, что еще сказать. Что угодно, что поможет его убедить, только ничего не приходило на ум. — Я… я видела сон… — Сны ничего не значат! — прогремел его голос, и толпа в ужасе умолкла. Король сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и снова повернулся лицом к залу и все так же коленопреклоненным варварам. — Приношу свои извинения, король Драгмайр. Моя дочь еще не научилась сдерживать свой язык. — Он поглядел на нее сурово через плечо. — Уверяю вас, по завершении наших дел здесь она будет наказана. — В этом нет нужды, — ответил этот огромный зверь. — Юные часто говорят не то, что думают, или то, что не до конца понимают. Ее королевское высочество и вождь Даруния показали, что я сам виновен в подобной глупости. Но если это успокоит ее — могу я приблизиться? Отец Зельды кивнул, Ганондорф поднялся и подошел к ступеням, ведущим к ее креслу. Он приближался, и Зельда вжималась в спинку, чтобы быть подальше от него, насколько было возможно, хоть это и не помогало. Он нависал над ней, со все той же отвратительной ухмылкой на уродливом лице. Потом он опустился на колено и взял ее за руки. Зельда почувствовала, как голова стала тяжелой, а живот неприятно скрутило. Она едва могла дышать, ощущая рядом его мерзкое присутствие. Оно клубилось рядом, нарастало и будто хотело ее поглотить. — Перед Тремя богинями, — он смотрел на нее в упор своими желтыми глазами, — я клянусь не мстить никому здесь за трагедии последних ста лет. Я клянусь верно служить королевскому роду. Я не нарушу ваши законы и обычаи и не предоставлю убежища никому из моих сестер, если они будут сеять насилие в этом королевстве. Если кто-то нарушит мир, который мы заключаем сегодня, я лично выслежу его и убью как преступника, потому что преступником он и будет являться. С этого дня и до последнего дня моей жизни я клянусь не разрушать объединенный Хайрул. Он врал. И как никто этого не замечал? То, как он улыбался, как гордо блестели его глаза, как он плел свои лживые речи. И это ощущение, эта болезненная, давящая тяжесть, которая витала над ним. Зельде хотелось заорать и привлечь всеобщее внимание, задать каждому вопрос, почему ими так легко было манипулировать. — Я не… — Ты принимаешь это, — прошипел отец ей на ухо. Отвернувшись от обезображенного следами боев лица герудо, она молча запросила поддержки у дяди. Но Даруния только покачал головой. Что еще она могла сделать? Даже если возражать, никто не станет ее слушать. Кто поверит маленькой девочке и ее снам? Она кивнула. — Встань, король Ганондорф Драгмайр, — сказал ее отец. Варвар отпустил ее руки, и Зельда содрогнулась от облегчения, когда темное присутствие отдалилось. — Сотня лет — достаточный срок, чтобы не позволять больше обидам прошлого управлять нами! — ее отец взял варвара за руку и поднял перед всей толпой. — Во имя благородной Хайлии и Трех Золотых, с этого дня герудо — мои драгоценные подданные! С ними будут обращаться так же справедливо, как я обращаюсь со своими хайлицами, шиика, горонами и зора. Верность и служение я вознагражу своей дружбой и защитой. Отпразднуем же сегодня сто лет грядущего мира! Трубы запели, толпа взорвалась ликованием, и отец повел короля варваров к последнему креслу на возвышении. Людской шум становился все громче, и Зельда уже не слышала, о чем они с Ганондорфом говорят, хотя до них было меньше десяти футов. Варвар наклонился к нему при разговоре, и его тень поглотила тень ее отца. Но этого никто, кроме нее, не заметил.

***

— Вот ты где, — окликнул Ганондорф, распахнув одну из многочисленных дверей в замке. Она вела на балкон, с которого открывался вид на весь Крепостной город. Дверь он за собой закрыл, но это мало помогло заглушить звуки празднования после мирных переговоров. — А что, ваай уже нельзя побыть одной, — отозвалась Набуру на языке герудо, не отрывая взгляд от горизонта за городскими стенами. — Обычной ваай, — он остановился рядом со своей старой подругой и оперся о край балкона, — можно, конечно. А моей правой руке — нет. Даже эти дураки заметили твое отсутствие. Я не хочу, чтобы они на тебя натравили свою ручную шиика. Набуру хмыкнула: — Ну пусть попробуют. Мне бы не помешала разминка. Сколько еще у меня есть, пока ты не заставишь меня вернуться? — Немного задержаться можно. — Между тем праздник расширился на весь город. Люди танцевали перед большими кострами, громко и вразнобой пели. Лицо его обдувал теплый, приятный ветерок. Он принес запах жареного мяса и специй. — Красиво здесь, да? — Мне тут не нравится. Хайлицам нельзя доверять. — Кто сказал, что я им доверяю? — Ты только что поклялся в верности этому старому жирному тюфяку и его мерзкой дочурке. — Я произнес слова, — он закрыл глаза и позволил себе насладиться этим бризом, мягко касающимся кожи. В этот момент простого счастья черные мысли, неизменно витавшие где-то на краю его сознания, утихли. Они не исчезли и никогда не исчезали. Но в месте, подобном этому, где был такой прекрасный вид и теплый ветер, даже самые глубокие тревоги можно было успокоить. — Ты клялся именами богинь, — он почувствовал, как Набуру отстранилась от него, вздохнул и открыл глаза. Его подруга стояла со сложенными на груди руками и пристально смотрела на него. Наверное, ей пейзаж нравился не так сильно, как ему. — От священной клятвы нельзя просто так отмахнуться, "это только слова". — Но это только слова. Сколько соглашений хайрульские монархи нарушили за эти годы? Сколько наших людей попали в их облавы? Сколько колодцев они уничтожили, оставляя нуждавшихся на медленную смерть? Уже давно пора использовать против них их же приемы. — Тогда ты обесчестишь себя, и в этом не будет никакого смысла! Мы могли бы и так победить. Честным путем, встретив их с копьем и луком на поле боя. Еще две-три победы, вот и все, что было нужно, и мы бы их сломили. И заставили бы этого идиота кланяться тебе, вставать на колени и умолять о мире. — Нет, не могли бы. Кое-что здесь говорилось верно. Сто лет, Наб. Сотня лет, и к чему это нас привело? Пустыня становится все жарче. Наши колодцы пересыхают. Ветра несут песчаные бури, которые разрушают наши дома. Сколько сестер мы потеряли от жары и жажды? Вдвое больше, чем в боях? Или даже нет, втрое? Вчетверо? А сколько потеряли хайлийцы? Они процветают, как и всегда. Мы можем убить десять тысяч, и десять тысяч будут готовы поднять оружие против нас. Я могу привести нас к победе еще в сотне битв, и это ничего не изменит. — Ты этого не знаешь, — Набуру ткнула его в грудь. — Мы могли бы опробовать мой план. Еще сезон рейдов, растащили бы их армию на кусочки и оставили открытым прямой проход до Крепостного города. Все бы получилось. — Твой план был прекрасным, но дело не в тебе. Чтобы выиграть войну, недостаточно выигрывать сражения. — Еще одна так называемая мудрость из тех свитков? Он пожал плечами: — Нет, это от моих матерей. Она поджала губы, словно от одного их упоминания веяло чем-то омерзительным. Набуру ясно давала понять, что считает время, проведенное им за древними свитками, потраченным зря, но все-таки их она ставила выше, чем ведьм-близнецов, которые вырастили его. Но она не понимала, каким знанием и могуществом наделили его и те, и другие. Как ей было понять? — Ган, — сказала она, все еще хмурясь. — Я последую за тобой. Я всегда последую за тобой, и ты это знаешь. Но ты берешь на себя огромный риск. Даже если то, что ты планируешь, сработает, злить богинь — это очень неразумно. — О богинях предоставь беспокоиться мне. Я не потеряю их милость, вот увидишь. Вскоре они даруют мне достаточно силы, чтобы изменить мир так, как я считаю нужным. — А-а-а, — она затрясла головой. — Знаешь, вот из-за таких разговоров наши сестры и считают тебя сумасшедшим. Ты ведь знаешь? Ганондорф улыбнулся и обнял ее одной рукой, как они делали еще в детстве. — Я сумасшедший, только если я неправ. А когда я, по-твоему, оказывался неправ? — С тем монстром в ямах. — Нет, то не считается. Я видел красноглазого демона с руками. — Угу. Еще лет десять мне про это рассказывай, и тогда я, наверное, поверю. Он рассмеялся. — Наверное, мне стоит возвращаться. И тебе тоже, когда будешь готова. Скоро подписание мира. Тебе стоит присутствовать. А потом можем пойти куда-нибудь развлечься. Я уже несколько лет не видел, как ты танцуешь. — Танцую? — Набуру смотрела возмущенно. — Когда я в последний раз танцевала, ты сказал, что я похожа на пьяного верблюда. — Вот именно, я же и говорю, нам бы не помешало развлечься. Она вывернулась из-под его руки и стукнула его по плечу кулаком. Ганондорф запрокинул голову и громко расхохотался. Его подруга сердито хмурилась, но вскоре не выдержала и расхохоталась тоже. Они вместе вернулись в замок и направились в Главный зал. Все, кого они встречали по пути, поздравляли их и желали всего наилучшего. Рыцари и оруженосцы, лорды и крестьяне, все сейчас пили за их здоровье и за мир. Люди шутили и праздновали. Они не знали. Никто не знал того, что знал он, и никто, кроме его матерей, не мог разгадать его планы. А если и смог бы, то все равно бы не сумел остановить. Что с того, что он запятнает свою честь и вынужден будет лгать? Победа — вот все, что имело значение, единственный способ спасти его родину и его народ. Все это стоит того.