Пересказанные легенды: Окарина Времени

Ее король — настоящий, не тот комок жира, которому она присягала на верность недавно — ехал впереди, отдельно от своей охраны, и бормотал себе под нос какую-то чепуху. Еще в детстве он часто уходил, чтобы побыть один, говоря, что ему “надо подумать”, хотя маленькая Набуру подозревала, что он просто хочет от нее отделаться. Они много времени проводили вместе, когда рядом не было больше никого, и она как могла старалась отвлекать его: от его свитков, от навязчивых мыслей и от его матерей. Иногда чтобы они могли вместе поделать что-нибудь интересное, но чаще потому, что ему просто нужен был перерыв. Сейчас он доверил ей занимать остальную стражу, пока сам целиком ушел в раздумья. Он не просил ее об этом, потому что просить и не требовалось. Пусть себе размышляет, ей и так нравилось болтать с другими, шутить и поддерживать среди них бодрый настрой. Обычно после победы это было легко, но в этот раз некоторые сестры были чем-то обеспокоены. Многие ехали молча, как и их король. Но не все — Макила, одна из новеньких в почетной гвардии Ганондофа, трещала без умолку. — А как думаешь, если я попрошу, он сделает так еще раз? — спросила она Бетмасс. — На ком? — отозвалась Бет. — Всех моблинов он отправил туда, куда надо, согласно его планам. Или ты предлагаешь, чтобы он тебе голову с плеч оторвал? — Ну, если бы мы на этой охоте нашли, на кого можно действительно поохотиться… — протянула Макила. — Просто жалко, что я не видела, так и простояла с лошадьми все время. — Не жалей, — мрачно сказала Бет. — Это все его черная магия, она окружила его. Он и похож-то не был уже на нашего короля. Как будто… кто-то другой. Вот оно. Причина неуютной тишины среди стражниц. Они тоже видели. — Разве? — Набуру осадила свою лошадь по имени Мышка, и оказалась вровень с ними двоими. — Ты… — Бет замялась, — ты слышала? Она упрямо сжимала челюсть, но в глазах была тревога. Или смущение. — Как ты подумала, что Ган уже не похож на нашего короля? Что-то было такое. — Я не это имела в виду, — так же мрачно ответила Бет. — Только… неправильно все это выглядело. Ты же и сама видела. Его глаза… и голос. Прости, я не хотела говорить ничего неподобающего. Набуру рассмеялась: — Не волнуйся, сестра, это я так, мучаю тебя. Я понимаю, о чем ты. И он сам бы посчитал это за комплимент. Он ведь хотел припугнуть моблинов как следует, и если его заклятия напугали тебя, то эти твари наверняка обмочились со страху. — Об этом я не подумала, — Бетмасс смущенно кашлянула. — Хороший план. — Как и всегда, — Набуру оглядела остальных. На лицах некоторых проступило облегчение. Уже что-то. — Ладно, он там уже долго сам с собой. Пойду, узнаю, что да как у нашего могучего и совершенного. Кто-нибудь хочет что-нибудь ему передать? Кто-то пробормотал “нет”, кто-то не ответил. — Так, — сказала Макила, — если, конечно, это не слишком… — Нет, я попрошу его оторвать голову оленю. — Нет, я про другое. Хотя так неинтересно. Нет, я имела в виду — скажи, что то, что он сказал про Бозуру и Трессу, было очень красиво. Сестры согласно кивнули. — Скажу, — пообещала Набуру и направила лошадь вперед. Значит, они видели его, видели зверя. Она сама видела его несколько раз за все эти годы. В основном когда его матери начинали вести себя особенно мерзко, а последний раз случился после Какарико. Но то было десять лет назад, никто из теперешних солдат этого не застал. Она считала, он взял его под контроль, но зверь все еще таился там, на дне глаз. Выжидал. — Но сбалансированы ли они во мне? — бормотал Ганондорф. Она услышала это, подъехав ближе. — Должны быть. А кто еще? Он пристально, не моргая смотрел на лес перед ними. Набуру не знала, как он это делал, у нее от темноты, проглядывающей за листьями, бежали мурашки по коже. — Можем поговорить? Или воздух, наконец, стал отвечать на твои вопросы? — Что? — он вернулся в реальный мир и сфокусировал взгляд на ней. Обычные глаза, как у всех герудо. — Ты что-то сказала? — Ничего. Сестры хотели передать, что для них очень важно то, что ты сказал о Трессе и Бозуре. — Они заслужили большего. — Это правда. Знаешь, Ган, некоторые ваай нервничают от того, как все обернулось. Одно дело планировать побить хайлийцев, но моблины — это же монстры, их использовать просто опасно. Он повел плечами: — Нам нужны дешевые солдаты, которых в случае чего не смогут связать с нами. Это оказалось самым простым решением. — Они восстанут против тебя. — Конечно, восстанут. Очередной вождь решит бросить мне вызов, когда я постарею, и меня посчитают слабым. Но к тому моменту я собираюсь стать сильнее всего их жалкого народа. — Пожалуйста, не начинай про это при остальных. Они и так на взводе, не надо им еще и выслушивать речи твоих матерей, только из твоих уст. Ганондорф вздохнул и опять устремил задумчивый взгляд к деревьям, после чего повернулся к Набуру. Он все еще выглядел нормальным, та же золотистая радужка, как у мальчишки, с которым они играли когда-то. И которому она могла довериться, когда мир вокруг превращался в кошмар. — Но ты мне веришь, Наб. Правда? Ты думаешь, у меня получится? — Я… — а верила ли она? Он был самым умным и самым увлеченным человеком из всех, что она знала. Сотни раз при ней он превращал неминуемое поражение в победу. Но некоторые вещи из того, что он говорил, просто не могли оказаться правдой. — Я думаю, что если кто-то и может… — она оборвала себя. Она никогда не врала ему и не собиралась начинать сейчас. — Нет. Я не думаю, что ты сможешь обрести силу богинь. Он опустил голову и отвернулся. Было заметно, как он разочарован. — Но ты останешься со мной? — До самого конца. И во всем, что будет после. — Спасибо. Мы почти на месте, — он кивнул в сторону деревьев. — Помнишь этот лес? — Конечно, здесь мы напали на тот караван. — После которого и началась твоя одержимость старыми легендами. — Перед тем, как нас разбили у Какарико. — Меня разбили, Наб. Ты сделала все, что могла, как и все сестры, что сражались с нами в тот день. — Не все и не всегда твоя личная вина. Если бы Шашем удержала левый фланг, как должна была, и если бы те… твари не полезли из-под земли… — Мой план, мои приказы, мое поражение. — Даже лучший в мире командир не может предугадать невозможное. Мы проиграли. Все вместе. Что значит одно проигранное сражение против всех тех, где мы победили? Ганондорф не ответил — снова ушел в себя. Но по крайней мере не злился, и чудовище не поднималось из глубин его глаз. Они больше не говорили, пока не подъехали к границе леса, и он не велел всем остановиться. — Сестры! Лагерь разобьем здесь. Дальше я должен идти один. — Ты же не… ты пойдешь в лес? — спросила Сэйвус, молоденькая разведчица. Она подала голос лишь первой из многих. — Мой король, — сказала Бетмасс, — этот лес проклят. Когда люди заходят в него, они чахнут и умирают. — Или превращаются во что-нибудь, — добавила Нубули. — Или их обманывают дикие фэйри. — Сестры мои, все это может быть правдой, — он вытащил из седельной сумки один из свитков. — Но я изучил древние тропы, которые приведут меня к цели. Обещаю, я останусь цел и невредим. Ну хватит. — Если ты думаешь, что мы пустим тебя в проклятый, кишащий фэйри лес одного, то ты еще более сумасшедший, чем я предполагала. Ганондорф смерил Набуру испепеляющим взглядом, которым обычно желал заставить людей замолчать или вспомнить свое место. И обычно это работало, но Набуру он доставался слишком часто, и она привыкла. — Всего пару дней назад, — заметив, что она не хочет уступать, Ганондорф перевел внимание на оставшуюся охрану, — я стоял перед вами. У наших ног лежали останки двух наших сестер в ящиках. Их пытали, их тела растерзали и сожрали, и кто знает, как еще над ними успели поиздеваться. И я дал обещание всем вам: я не стану жертвовать жизнями никого из герудо без нужды. — Что ж, это очень хорошо, что ты не будешь нами жертвовать, — сказала Набуру. — Мы пойдем с тобой по своей воле. — Наб, ты говоришь ерунду. — Мы дали клятву защищать тебя, — Бет улыбнулась. — А если ты нас оставишь, то этого сделать не получится. — Вы также давали клятву подчиняться мне. — Это правда, — сказала Дескеза, — но тут защита выглядит важнее. Остальные подтвердили ее слова, и даже стеснительная Кэтли выдавила звуки согласия. Ганондорф снова вздохнул, посмотрел в небо и покачал головой. — Три человека, — наконец, сказал он. — Я смогу защитить трех из вас. Сами решайте, кто пойдет. Только скорее, я рассчитываю вернуться до ночи. Все немедленно выразили желание отправиться в лес. Ганондорф спешился и отошел от них, предоставив самим разбираться. Набуру взяла руководство на себя и решила, что пойдет она, а вместе с ней Бетмасс и Сэйвус. Если возникнет опасность, Бетмасс могла за себя постоять, а Сэйвус, хоть и была совсем юной, обладала острым зрением и слухом. И если бы Ган все же заблудился в лесном тумане, разведчица могла оказаться их единственным шансом найти дорогу обратно. — Десси, ты за старшую, пока мы не вернемся. Дескеза кивнула и начала раздавать приказы разбивать лагерь и кормить лошадей. Набуру проверила снаряжение. Меч, конечно, ей пригодится, да и без щита на встречу с непонятной мистикой и магией она бы не пошла. Она вытащила его из вещей, мельком заметила свое отражение в гладкой поверхности и повесила за спину. Потом она подвела выбранных к Ганондорфу, который ждал на опушке. — А ты не думаешь, что ты, как моя замещающая, должна остаться? — спросил он. — На случай непредвиденного. — Заткнись. — Это грубо. — Ах, прошу прощения. Заткнись, о мой король. Я иду с тобой. Он улыбнулся и обнял ее одной рукой. Бетмасс закинула на плечо мешок с припасами, они все еще раз проверили оружие и вошли в Затерянные Леса. Всего один шаг, и их окружил туман. Через десять шагов Набуру видела только серые и мутные очертания своих товарищей, больше ничего. Оглянувшись, она поняла, что позади только тьма, и даже деревья растворялись в сплошной черноте. К ней тянулись тонкие тени чьих-то переплетенных конечностей. Не было видно лагеря, не было слышно звуков снаружи. — Держитесь рядом, — сказал Ганондорф. — Защищайтесь, если потребуется, но не дайте туману вас обмануть. Оставайтесь на тропе, по которой иду я. — Ты так и не сказал, куда именно мы идем, — сказала Сэйвус. — Мне нужно заключить сделку с духом-хранителем. — Чудесно, — проворчала Набуру, глядя как что-то пронеслось по земле в тумане. — Идем знакомиться с мифами. Они прошли, наверное несколько миль в темноте. На каждом шагу какие-то существа шипели и скреблись неподалеку, но их не было видно. Набуру крепко сжимала меч, иногда отводя им в сторону висячие лианы и низкие ветки, но по большей части для успокоения. Ган утверждал, что знает какой-то тайный путь, но она его не видела. Они бродили между деревьев и поворачивали как будто бы в случайных местах. Сэйвус, идущая перед ней, остановилась. — Вы это видите? — она указала в темноту. Прямо из мглы рядом с ними проступил искореженный череп, гораздо больше человеческого. Бетмасс сделала выпад и ударила его копьем, но череп отлетел обратно. Сбоку появился второй, наполовину скрытый туманом. Нижняя челюсть, сверкающая белизной кости, двигалась, но не так, как обычно двигается челюсть: она отделилась от верхней половины и терлась о нее взад-вперед, шипя все громче. Череп выдвинулся из тумана и приподнялся на тонких паучьих ножках. Он шипел, пощелкивал и хищно потирал жвала. Набуру стукнула по нему мечом. Ну, давай. Нападай. — Ты что делаешь? — Сэйвус отвела ее меч. — Ты ее напугаешь. — Ее? — отозвалась Бетмасс. — Ну конечно, — Сэйвус приблизилась к странному существу и опустилась на колени. — Мы тебя не обидим. Но существо растаяло в подступившей темноте. Сэйвус подалась вперед и протянула руку. — Сэйвус! — Ганондорф перехватил ее руку и оттащил от монстра. Глаза молоденькой ваай были широко открыты, на лице такая же широкая улыбка. Он заговорил с ней медленно и четко, словно успокаивал раненую лошадь: — Мне нужно, чтобы ты услышала меня. Здесь никого нет. Лес пытается тебя запутать. Он хочет сбить вас всех с пути. Вы не должны с него сходить. — Но это же просто маленькая… — Это твоя смерть! И больше ничего. — Мне кажется, твой миф не хочет, чтобы мы здесь были, — сказала Бет, сжимая в руках копье как последнюю надежду на спасение. Набуру много лет сражалась бок о бок с этой могучей воительницей и никогда не видела в ее глазах такой паники. — Нет, не хочет, — ответил Ганондорф. — Бет, держи ее за руку. Не дай уйти с тропы. — Я ее сберегу, — пообещала та, крепко ухватила ее за предплечье и потащила вслед за Ганондорфом через деревья. — Она была совсем настоящая, — бормотала Сэйвус. — Я… была настолько уверена… — тут она охнула и ткнула пальцем: — Вот! Вот они! Вы должны их видеть! — Сэйвус, — зашипела Набуру, — там ничего нет… Но там что-то было. Из-за деревьев к ним приближалась смутная фигура. Туман вокруг нее рассеялся, и Булира, мать Набуру, улыбнулась ей. Она раскрыла объятия и поманила ее к себе. Набуру потрясла головой. Ее мать была за сотни миль отсюда, в пустыне. И никак не могла оказаться здесь. Она застонала, зажмурилась, а открыв глаза снова, увидела, что фигура вышла из тумана. Это была уже не ее мать, а труп, у которого плоть кусками свисала с дрожащих костей. За ним вышел еще один такой же, а за ним еще. Мертвые глаза смотрели невидяще, по ним ползали насекомые и глодали гниющую кожу. — Предки, — выдохнула Бет. — Вот теперь вы их точно должны видеть! Это же дети! — Это не дети! — Набуру подскочила к ближайшему и ударила мечом. Из трупа не текла кровь, хотя клинок вошел глубоко. Он не закричал, хотя грудь теперь рассекала глубокая рана. Он не остановился. Мертвые руки тянулись к ней, хватали за щит, за плечи, дергали за волосы, впивались в горло. Набуру кричала и размахивала мечом во все стороны, пытаясь отсечь все конечности, которые до нее дотрагивались. Ганондорф взревел. В руке у него тоже блеснул меч, и он нанес им несколько широких ударов. Темная магия слетала с лезвия и обращала мертвецов в обугленные останки. Набуру подбежала и встала рядом с ним. Пока он бил резкими и мощными ударами, в промежутках между ними она дорезала все, что успело увернуться. — Сэйвус! — крикнула Бетмасс. — Назад! Набуру обернулась. Та крепко держалась за разведчицу, одновременно отбиваясь от мертвецов. Как бы ни была Бет могуча и умела, их было слишком много, чтоб защитить и себя, и подопечную. — Сзади! — окликнула ее Набуру, когда один из мертвецов вцепился Бет в плечо. Она хотела помочь ей освободиться, но в ноге вдруг вспыхнула резкая боль, и она не смогла сдвинуться с места. Одно из этих существ, рассеченное надвое, подползло к ней и укусило за лодыжку. Пинком она избавилась от него, но было поздно. Трое восставших мертвецов леса повалили Бетмасс на землю. Воительница упала, звучно ударившись головой о корень. — А ну прочь от нее! — Набуру напала на ближайшую тварь из тех, что пытались сейчас разорвать Бет на кусочки. Сперва меч пронзил труп насквозь, за ним последовал удар щитом, который отбросил мертвеца, и тот врезался в соседа. Набуру нанесла последний широкий удар, после чего схватила Бетмасс за ногу и потянула. С другой стороны вцепились мертвецы. — Рису, это ты? — засмеялась Сэйвус. — Я тебя не видела с тех пор, как ты умерла. — Сэйвус! Помоги! — но ваай не слушала ее, а у Набуру не хватало сил, чтобы выдернуть Бет самой. Пальцы соскользнули, и она упала на спину. — Ган! Мелькнули темные доспехи, свистнул меч и полыхнул колдовской огонь. Кулаком, клинком и магией Ганондорф отгонял мертвецов прочь. Набуру поднялась на ноги, встала над Бет и издала боевой клич, бросая вызов всем оставшимся. Но они уже отступали. Мертвые повернулись к ним спиной и исчезли в тумане так же быстро, как появились. Набуру переводила дух, не опуская меч. — Я так скучала по тебе, Бергеза, — послышался голос их разведчицы из тумана. — Ты всегда была для меня примером. — Сэйвус! — Набуру побежала в ее сторону. Ее перехватили руки в темных доспехах. Она пыталась вырваться, легкие горели огнем. — Нет, — сказал Ган. — Ее уже нет. — Я ее слышу. Еще не поздно. — Поздно. Он отпустил ее. — Сэйвус! — позвала Набуру. — Сэйвус! Вернись! Иди на мой голос! — И по тебе я тоже скучала, — продолжала Сэйвус. Ее голос эхом звенел среди деревьев. — Я по всем вам так скучала. Потом наступила тишина. Сколько бы Набуру ни вглядывалась, она не могла найти ни следа пропавшей сестры. Ганондорф опустился на колени рядом с Бетмасс, проверил дыхание и осмотрел рану на голове. — Что нам делать теперь? Он подхватил Бет за руку, поднял и закинул себе на плечо. — Продолжать путь. Они пошли дальше через лес, и Набуру старалась держаться как можно ближе к своему королю. Из тумана сияли огни, крохотные искры света, казалось, совсем рядом — только протяни руку. Они звали ее, каждый звал ее. Они хотели, чтобы она протянула руку, чтобы пошла за ними и играла вместе с ними в темноте. Чтобы она осталась. Она стиснула зубы, шумно выдохнула и закрыла глаза. Все это не настоящее. Как те дети, которые мерещились Сэйвус и свели ее с ума. Она не позволит им провернуть такое с собой. Она выберется отсюда. Она снова увидит свою мать, увидит, как герудо будут процветать. Она будет жить. Когда она открыла глаза, спина Ганондорфа маячила в паре футов впереди. Она устремилась к нему и сосредоточилась на нем. Только на нем. Туману меня не запутать. Ганондорф остановился, и она чуть не врезалась в болтающуюся голову Бетмасс. — Мы пришли. Туман расступился, и перед ними оказалось самое большое дерево в мире. Его ветви заслоняли небо, а ствол был широким, как башня. На стволе было вырезано лицо. — Хранитель в этом дереве? — Нет, — Ганондорф опустил Бетмасс на землю и подошел к дереву. — Хранитель Леса, Древо Деку! Я — Ганондорф Драгмайр, и я пришел обратиться к тебе! Ему отвечал глубокий голос, настолько низкий, что Набуру чувствовала, как слова отдаются дрожью у нее в груди. — Обратиться ко мне, сын пустыни? Ты пришел нести смерть и страдание в мой дом. Ветви говорящего дерева поскрипывали, качаясь на ветру. А… нет. Ветра не было. Они двигались сами по себе. Медленное, неостановимое, невозможно древнее — и с этим существом Ган хотел поговорить? — Я чувствовал, как приближаешься ты. Давно я наблюдал за тем, как тень твоя встает над этими землями. Но теперь, когда ты прибыл, я вижу, что скверна твоя еще не поглотила тебя. Оставь свой поиск, сын пустыни. Живи в мире, сохрани свою душу. — Я пытаюсь принести мир! — сказал Ганондорф. — Мир для моего народа и для всего королевства. Наши цели совпадают. Ты должен помочь мне. — Совпадают? Нет. В тебе говорит огонь юности. Ты не принесешь мир через насилие. В стороне от Набуру послышался негромкий шепот. Она отвернулась от Ганондорфа, дерева и Бетмасс. Окружавший их туман совсем пропал. — Разве не этим ты занимался сам? — спросил Ганондорф. — Сколько погибло с тех пор, как ты отрезал свой лес от внешнего мира? Что стало с сестрами Алькотт, которые мирно жили здесь, пока ты не наслал свой проклятый туман? У самой поверхности земли в отдалении мелькнуло что-то светлое. Звук продолжался. И как будто бы кто-то плакал? — Сэйвус? — Набуру шагнула на звук. — Сэйвус, ты здесь? Этого нельзя было делать. Кто-то говорил ей не уходить с дороги. Но кто? Явно не кто-то важный, иначе бы она запомнила. Надо спросить потом Ганондорфа. Но сейчас он занят, говорит с деревом. Совсем уже с ума сошел. С деревом говорит. Когда она вытащит Сэйвус, он ее только поблагодарит. — Сэйвус? — Набуру прошла между толстых стволов, пытаясь найти источник звука. Разведчица не могла быть далеко, ведь в лес они заходили вместе. Она шла рядом, а потеряться — это было совсем на нее не похоже. Но всхлипы принадлежали не ей. Мелькнувший свет оказался бликом на мече, прямом, не таком, как изогнутые клинки Сэйвус. Хотя его едва ли можно было назвать мечом, скорее длинный нож. Хайлийский, судя по виду. Она подобрала оружие и огляделась. — Это твой? — спросила она женщину, которая лежала под одним из деревьев рядом. Та не ответила, только продолжила плакать. Каждый ее выдох превращался в прерывистый всхлип. Странно. Набуру явственно слышала плач, но на лице не было горя. Глаза оставались широко раскрытыми и смотрели в никуда. — Ты ранена? — Набуру помахала перед немигающими глазами женщины, опустилась рядом и взяла ее за неподвижную холодную руку. — Ты потерялась? Тогда мы можем тебе помочь. Та не перестала плакать, но медленно подняла блуждающий взгляд и уставилась на Набуру. — Я тебя знаю? Через слезы послышались слова, такие тихие, что она не смогла разобрать. — Что ты хочешь мне сказать? Остекленелые глаза никак не изменились, но ладонь выскользнула из ладони Набуру и поднялась у груди, словно удерживая что-то. — Я не… Из-под руки женщины хлынула кровь. Очень много крови. Набуру начала рвать рубашку, чтобы перевязать рану, но тут заметила, что в боку у женщины торчит стрела. Ее стрела. Она стремительно отползла от женщины. Ее стрела, ее собственная. Она знала эту женщину — хайлийское платье, рука, баюкающая… ребенка. Глаза матери распахнулись. По лицу текли слезы, а тело заливала кровь. — Это ты, — сердце Набуру колотилось как военный барабан. — Это не моя вина. Я не знала. Я не видела ребенка. Я думала, ты трусиха, бросаешь своих. Я не знала. Но глазам не было дела до ее оправданий. Рот матери открылся, и из него тоже хлынула кровь, мешаясь со слезами, и вскоре все ее лицо стало красным, а лужа крови все растекалась, окрашивая землю вокруг. — Я не хотела! Женщина хваталась за пустоту и баюкала воздух. — Я не знаю, где твой ребенок! Мы были на войне. Я не могла остановиться посреди боя, чтобы защитить ребенка! Рот открылся шире, и сквозь поток крови пробился стон горя и потери, какой Набуру никогда не слышала прежде. В нем был звон, с которым разбиваются сердца и умирают желания. В нем был шелест деревьев, вырастающих над залитыми кровью полями и над детьми, что так и не успели увидеть жизнь. Набуру оглянулась, надеясь, что найдет что-то, чем может помочь женщине, но туман вернулся. Как же она не заметила? Их окружили. В мире не было больше ничего, кроме тьмы, только запавшие глаза матери и разлитая краснота. — Я не могу найти твоего ребенка! Я ничего не могу найти. — Я пытаюсь тебе помочь! Даже для ее уха оправдания звучали фальшиво. Как она могла помочь тем, кого убила? А ведь она их убила. Ее стрела ударила женщину со спины. Один выстрел унес и мать, и ее дитя. Они были невинными. — Простите, — прошептала она. — Простите меня. Она упала на тело матери, уткнувшись головой в ее окровавленное платье. Ее слезы смешивались со слезами хайлийки. — Простите. Кто-то подхватил Набуру и поставил на ноги. Обернувшись, она увидела, что из мглы к ней вышел высокий человек с перекинутым через плечо чьим-то телом. — Только не ты, — решительно сказал Ганондорф. Это был приказ, но отданный не ей. Он говорил с самим миром и ждал, что тот подчинится. — Тебя я не потеряю. Широкой ладонью он закрыл ей глаза и затем подтолкнул вперед. — Но это я виновата. — Шагай! — теперь он приказывал ей, и она послушалась своего короля. Он не убирал руку. Она слышала топанье его ног, ругань, стоны мертвых и щелчки пауков. От Ганондорфа волнами расходилась сила, и ей вторил вой монстров, отброшенных этой силой в сторону. Временами он командовал прыгать или повернуть, но не говорил останавливаться. Они бежали до тех пор, пока легкие не начали гореть, а ноги болеть. Они спотыкались, мчались, преследуемые призраками, наверное, несколько часов в кромешной темноте, которую рассеивали только крупицы света, что Набуру видела между пальцами. До тех пор, пока он не убрал ладонь, и они не прорвались сквозь деревья наружу. — Присмотрите за ними, — выдохнул Ганондорф и рухнул на колени. — Бетмасс… ух-х… ранена. Сестры окружили их, сняли с него Бетмасс, и он упал на бок. Глаза оставались открытыми, но он тяжело дышал. — Со мной все в порядке, — Набуру оттолкнула протянутые руки. — Царапины, ерунда. Присмотрите за королем! Все ваай знали свое дело и захлопотали над ними с отточенной опытом уверенностью. Они знали, что не стоит спрашивать о Сэйвус. Погибших они помянут позже. Им принесли воду и еду, и Набуру уселась рядом с Ганондорфом. Она дожидалась, когда он переведет дух и будет готов с ней говорить, если захочет. — В следующий раз, — выдавил он, глотая воздух, — когда я скажу делать что-то, делай без вопросов. — Ты же знаешь, что такого я обещать не могу, — Набуру прилегла рядом и посмотрела в небо. — Ты нашел то, что хотел? — Нет. — Прости. Если бы я не ушла с тропы…. и не была такой глупой, может… — Нет, ты не виновата. Хранитель не захотел иметь со мной дела. — Тогда что мы будем делать дальше? Ганондорф сделал глубокий вдох. — Мне понадобятся матери. — Что? — Набуру резко села. — Ты собираешься призвать Твинрова? — спросила Нобули, и остальные тут же умолкли. Набуру бросила на нее острый взгляд, заставив ваай отступить на шаг. Не то чтобы их разговор был личным, остальные свободно ходили рядом. Но ей все же не хотелось, чтобы они начинали расспрашивать их о ведьмах прямо сейчас. — Они нам не нужны. От них все становится только хуже. — Я не могу придумать другой способ. Если ты не хочешь находиться поблизости, когда они появятся, можешь уйти. Я пошлю кого-нибудь за тобой, когда они уйдут. — Я этих кошелок не боюсь. Ганондорф кивнул, поднялся и подошел к Шторму, чтобы достать свои вещи из сумок. Набуру последовала за ним. — Он правда хочет призвать Твинрова? — прошептала ей Мулли. — Я их никогда раньше не видела. — Тогда жаль, что сегодня твоя удача закончилась. Мулли не поняла ее, но промолчала в ответ. Ганондорф вытащил банку с песком и рассеял его по земле загадочным узором из кругов и линий. В центр он положил два маленьких резных символа огня и льда. — Матери, песок от ваших дверей приношу вам, на знаки ваши взираю. Помощи вашей прошу. Сперва ничего не изменилось, и стражницы начали поглядывать вокруг, пытаясь понять, что происходит. Но Набуру знала, что смотреть нужно на небо. Солнце уже садилось, его закрывали облака, и начали появляться первые звезды. Теперь же в небе сгущался черный вихрь. В нем появились две тени и стали спускаться к ним по спирали на метлах, не переставая мерзко хихикать. — Значит, наш сын вспомнил о нас? — скрипуче протянула Котаке, когда приземлилась. — Я-то думала, о нас совсем позабыли, — Коуме тоже слезла со своей метлы. Близнецы были ростом примерно по пояс Ганондорфу. — А может, он просто перестал нуждаться в нас. Может, наконец-то признал, кем должен стать. — Неправильно ты думаешь, сестра, — Коуме ткнула метлой Ганондорфа в грудь. — У него силенок не хватило, чтобы победить дерево. — Достойно жалости, — сказала Котаке. — Сплошное разочарование, — согласилась Коуме. — Довольно, — прервал их Ганондорф. — Вы знаете, конечно, зачем я вас звал. Вы поможете мне или нет? — Мы уже и так помогли тебе, — ответила Коуме. — Не наша вина, что ты не помнишь свои уроки. — Разве мы не научили тебя всем нужным чарам? — Коуме перехватила метлу поудобнее и стукнула его по предплечью. — У меня не хватит си… — Сила! — взвизгнула Котаке. — И он говорит о силе. Как будто мы не предоставили ему все, что нужно, чтобы обрести ее. — Это — слабость, — Коуме снова стукнула его метлой. Прочие ваай переглядывались и стали перешептываться. Набуру слышала их изумление. Но никто ничего не делал. Когда приходили ведьмы, никто не осмеливался ничего делать. — Четырех королей мы обучили. Четырех королей вырастили. — И ты — жалкий карлик в сравнении с ними. Король Харальдорф одной лишь своей волей объединил разрозненные племена. — Король Дервиннир разгромил заврофосов одним лишь своим мечом, — который ты оскверняешь своим касанием. — Король Йесасорн сравнял Крепостной город с землей и сразил хайлийского короля! — А что сделал ты, кроме как принес нам разочарование? На каждой фразе они били его метлами по рукам, а он просто стоял и смотрел, стиснув зубы и глубоко дыша, как если бы еле сдерживал злость. — А ну прекратите! — Набуру перехватила метлу Коуме и выдернула из ее пальцев. — Он все еще ваш король, старые вы клячи! Не знаю, почему он еще не снес ваши сморщенные головы с… Ведьмы повернулись к ней и пронзительно вскрикнули. Их ладони заполнили лед и пламя. — А вот и она, — прошипела Котаке. — Если желаешь понять, где лежит твоя слабость, то больше можешь не искать. — Еще давно стоило ее сжечь, — сказала Коуме. — Заморозить и разбить на кусочки, — сказала Котаке. Драгоценные камни у них на головах наполнились магией и засияли ярким алым и синим светом. — Значит, сегодня настал тот день, дорогая сестра? Сегодня мы исправим эту досадную ошибку. — Только попробуйте! — оскалилась Набуру. У нее все еще болели руки и не до конца выровнялось дыхание, но она вскинула щит. Потоки льда и огня устремились в ее сторону. — Нет, — и ее окружила темнота, мгновенно погасившая огонь и растопившая лед. Облако тьмы разрослось и поглотило обеих ведьм. — Нет, — повторил Ганондорф, стоя посреди черного облака, в котором потрескивала энергия. — Я требую… Он сделал шаг, пошатнулся и выпал из этой черной пустоты, ссутулившись и задыхаясь. Ведьмы, избавленные от его магии, вскочили на метлы и взлетели высоко, их мерзкий хохот звучал в унисон. — Кажется, получилось, сестра. — Неужто вернулся наш истинный король? Ганондорф сделал еще один неровный шаг. С каждым выдохом на нем расцветало колдовское пламя. Он поднял голову, и Набуру увидела, что ее друга детства здесь нет, остался только зверь. Его глаза светились желтым. Он судорожно дышал, и она заметила, что с зубами тоже что-то не так: из нижней челюсти выросли два длинных и острых клыка. — Что происходит? — кто-то потянул Набуру за руку, уводя подальше. Она не сразу поняла, что это была Макила. — Это вот так же было и с моблинами? Ганондорф дернулся вперед и взвыл как монстр, после чего упал на землю. Он бился в судорогах, но окутавший его огонь не погас и выплескивался волнами, разрастаясь. Одна из ведьм издала разочарованный стон. — Но он так близко, сестра. Ближе, чем другие. — Может, следующий окажется получше? — Помогите же ему! — крикнула Набуру. — Сделайте хоть что-то полезное за свою никчемную жизнь! Но ведьмы только рассмеялись: — Если он не может совладать со своей силой, какой с него прок? Богинями клянусь, я заставлю вас за это заплатить. Головы поотрываю! Но сейчас она не могла ничего с ними поделать, а ее король кричал и корчился от боли в огне. Трава вокруг уже превратилась в пепел. Она шагнула к нему. — Набуру! — беспокойно позвали ее другие ваай. Она продолжала идти. Она была нужна ему. Как в детстве, когда он прятал от нее шрамы, оставленные ведьмами. Как все те разы, когда он не мог сдержать клубящийся внутри гнев. Желтые глаза, сияющие в темноте, нашли ее. — Назад, — услышала она. — Наб, отойди. — Заткнись, — прошипела Набуру, шагая в огонь. Языки лизали ей ноги, доставая до лодыжек. Там, где огонь касался кожи, ее резало жаром и холодом. Набуру не смела смотреть вниз. Как среди зыбучих песков, нужно было продолжать двигаться, остановись она — и пламя поглотило бы ее, как все остальное. Огонь трещал, воздух гудел, Ганондорф выл и бился, дергая руками. Очередным движением он зачерпнул и швырнул поток огня, но не в нее, а напротив, в сторону: даже в агонии он пытался отвернуть от нее свою магию и освободить дорогу. — В тебе все это есть, — выдохнула она, стоя в паре шагов от него. — Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. И ты говоришь, что не справишься с этим? Она потянулась к нему, но он отвернулся, пряча изменившееся лицо. Она опустилась на колени, занесла руку над колдовским огнем, покрывшим его плечи, скрипнула зубами и опустила ладонь, пытаясь хоть как-то его успокоить. Языки пламени обвили ее руку, а потом погасли. Сперва там, где она коснулась, потом постепенно стали угасать и рядом. Потом остался только Ганондорф, который кашлял и весь дрожал. Вокруг было широкое пятно выгоревшей земли. — У нас все получится, — сказала Набуру. — Мы придумаем новый план. Они нам не нужны. Он повернулся к ней. Зубы уже снова стали обычными, глаза больше не светились. Он обхватил ее обеими руками и заключил в объятия. Даже от такого движения ей стало больно, но не успела она что-то еще добавить, как услышала, что позади опустились ведьмы. — Отлично, — воскликнула Котаке под свист ветра. — Что за сила у тебя! — сказала Коуме. Ганондорф отпустил Набуру, коротко кивнул ей и встал. Она осталась сидеть на коленях, морщась от боли. — А ты-то думал, что слабый, — Котаке потрясла головой и ухватила пальцами Ганондорфа за подбородок. — Одной крупицы этой мощи тебе хватит, чтобы справиться с тем деревом. — Но из-за того, что мы так дорожим тобою, сын, — мы поможем. — Нет, — Набуру тоже пыталась встать, но обгоревшие ноги не слушались. — Хватит нам вас обоих. Ган, мы и без них обойдемся. Ганондорф приблизился к ведьмам. Он отдышался, вроде бы пришел в себя и теперь грозно возвышался над ними обеими. Он гневно смотрел на омерзительных созданий, что звали себя его матерями, и взвешивал перед мысленным взором, как делал со всеми врагами. Его кулак сжался, а затем чуть приоткрылся, оставив место ровно для рукояти меча: такое движение он делал каждый раз перед тем, как призвать оружие. Вот оно. Наконец-то он избавится от тех, кто столько мучил его. — Так вы поможете? — переспросил он и расслабил руку. — Нет, — прошептала Набуру. — Ну конечно поможем, — Коуме щелкнула пальцами, и в ее ладони появилось нечто вроде насекомого, похожее на паука, но с одним-единственным красным выпуклым глазом. — Что же мы были бы за матери, если бы не помогли?