Пересказанные легенды: Окарина Времени

С высокой спины Шторма Ганондорф любовался зелеными полями Хайрула. Легкий ветер дул ему в лицо и ерошил волосы. Богини, это было чудесно. Он закрыл глаза и с наслаждением вдыхал чистый прохладный воздух. Так он и станет проводить свои дни — когда работа завершится, и будет выстроен его безупречный мир. Он не станет запираться в башне и прятаться за толстыми стенами из камня. Нет, он будет объезжать свои владения, чтобы своими глазами увидеть, как изменились эти земли. А когда он станет слишком стар, чтобы сидеть на троне, он в последний раз оседлает Шторма, умчится на нем прочь и больше уже не вернется. Что за истории о нем сложат тогда! Какие песни будут петь! Ганондорф, король-воин, спаситель герудо, покоритель Хайрула. И кто-то, без сомнения, станет чернить его имя и плевать на его память за то, что он сделал. Но те, кто мыслит верно, поймут его жертвы. Они полюбят его. И даже тем, кто его ненавидел, придется согласиться, что он подчинил эту эпоху своей воле так, как не удавалось ни одному воою прежде. Да, все будет именно так. Таким его должны запомнить. — Ган, — в голосе Набуру звенело ехидство. — Я же вижу, что ты не слушаешь. — Что, прости? — Ганондорф открыл глаза и вернулся к настоящему. — Я слушаю. Честно. Набуру покачала головой. Она ехала рядом с ним, примостив перевязанную руку у колена. Над сапогами из-под штанов для верховой езды у нее тоже торчали повязки. А ему нужно было лучше следить за настоящим. Быть более сосредоточенным. Мечты были прекрасны и могли сподвигнуть к величию, но только если не давать им заслонять события, что происходят здесь и сейчас. Он не мог позволить себе отключаться и терять контроль. Взгляд его упал на забинтованную руку Набуру. Это не должно повториться. Сосредоточиться. — Я не говорю, что не стоило так делать, — продолжала та. — Я говорю только, что стоило сказать мне об этом. Я бы помогла с планированием. Как ты вообще загнал моблинов внутрь? И как я могу тебе помочь, если ты не говоришь, что затеял? Ганондорф обернулся и увидел, что вся его личная охрана тоже внимательно слушает, хотя Дескеза и Кэтли и пытались это скрывать. Он снова повернулся к Набуру. Ответ на один из ее вопросов только разозлит ее. На второй тоже, но с этим он мог справиться. — Я хотел, чтобы ты была удивлена, — сказал он. — Хотел, чтобы все, кто наблюдали за тобой, сразу увидели, что ты понятия не имела о том, что происходит. Мне нужно было, чтобы все видели, как наши сестры наравне с хайлийцами сражаются за свою жизнь. И к тому же, я не хотел, чтобы ты случайно открыла этот план своим новым друзьям. Набуру сердито нахмурилась. Хорошо, пусть думает теперь об этом. — Ты про Джору. — Среди прочих, — кивнул он. — Помню, что ты о чем-то беседовала с той шиика. — Песок тебя побери! — прошипела женщина. Один взгляд, и он понял, что победил: остальные вопросы были забыты. Теперь надо было справиться с последствиями. В случае с Набуру лучше всего было дать ей выпустить пар. — Ты думаешь, я бы рассказала ей о том, что мы делаем? Думаешь, я вот так взяла и подружилась с шиика? Это Джора меня усадил рядом с ней, и чтоб ты знал, я сказала ей, что убью ее. — Потому что она заставляет тебя злиться, верно? — Разумеется! Как это связано? — Набуру, я тебе обязан жизнью. По меньшей мере трижды. — А то, что было… там, в лесу, считаем? — Не вижу, почему нет. — Тогда у меня выходит пять раз. — Ладно, пять. Нет никого под солнцем, кого я был бы более рад видеть рядом с собой, на своей стороне, и никому я не могу доверять больше, чем тебе. Но — я говорю это со всей любовью в своем сердце — я видел песчаных котиков, которые и то врут более убедительно, чем ты. — Говори уже как есть. — Отчего, по-твоему, я не брал тебя на переговоры с королем-регентом? Когда ты твердо что-то для себя решила, ты споришь куда лучше меня, и это, возможно, самый полезный навык для общения с королем и этими червями, которых он зовет советниками. — Я решила, ты не хотел, чтобы я там заскучала. — Потому что я не хочу, чтобы они узнали тебя. Я не хочу, чтобы они научились понимать тебя по крохотным движениям тела — по тому, как ты отводишь глаза, если тебе неудобно, по тому, как трогаешь косу. Я не хочу, чтобы они увидели, как ты не умеешь врать. — Я умею врать! — едва не рявкнула Набуру. Сзади донеслось тихое хихиканье. Их тоже можно привлечь. Ганондорф развернулся к ехавшим позади и окликнул: — Сестры? Ео воительницы прыснули со смеху. — Наб, — выдавила Жоклина. — Я еще не забыла, как ты — без преувеличения — прыгала от радости, когда мы победили при Тарри. — И что? — возразила Набуру. — Битва была тяжелой, неужели мне нельзя как-то сбросить напряжение? — Со всем уважением, — вклинился низкий голос Бетмасс. — Когда мы играем в карты, и у тебя хорошая рука, ты с карт глаз не сводишь. Как будто боишься, что они поменяются, если ты перестанешь смотреть. На это Набуру ничего не ответила, как и на смех прочих ваай. И Ганондорф, хотя и старался быть серьезным, тоже не сумел сдержать улыбку при виде того, как она сердилась. — Ну ладно тебе, Наб, — сказала Мулли, единственная, кто даже застеснялся от такого их напора. — Но это же не плохо. Это показывает, что ты честная. А потом даже милая малышка Мулли смущенно хихикнула: — По тебе ведь совсем ничего не видно. Она кивнула на ладонь Набуру, которая незаметно для нее самой поглаживала косу. Набуру смерила младшую из стражи Ганондорфа яростным взглядом, выпустила косу и перебросила за спину, вероятно, надеясь, что так не сможет снова в нее вцепиться. — Сестры! Сестры! — Дескеза подняла руки, пытаясь их утихомирить. — Давайте перестанем, видно же, что Наб неприятно. — Спасибо, — процедила та. — Извини, Наб, — сказала Мулли. Дескеза затем совершенно дьявольски ухмыльнулась Ганондорфу и поглядела Набуру прямо в глаза. — Но у меня есть вопрос, дорогая сестра. Когда мы победили моблинов, я пошла тебя искать и нигде не могла найти. Как не могла найти и сира Джору. Куда же вы с ним направились? — Это… я не!... — Набуру пыталась ответить, но не успела сформулировать фразу, как у нее густо покраснела шея, а за ней и все лицо, став по цвету почти таким же, как волосы. От этого воительницы снова разразились звонким смехом. — Песок вас всех побери! — И дабы подтвердить мою точку зрения, — сказал Ганондорф, когда смешки поутихли, — сейчас я вижу, что ты в ярости. — Да? В самом деле? — воскликнула Набуру и набросилась на него сама: — Из-за твоих фокусов нас могли убить! — Я никогда бы такого не допустил. Я удостоверился, что все сестры сидят достаточно далеко от дверей. И вообще говоря, я думал, что ты ранена и не станешь принимать участия в сражении. — Смотрите-ка, что-то пошло не по твоему плану. Как здорово, что мы все были тому свидетелями. — Все получилось. Я не дал бы никому из них вас ранить. Теперь, к слову, после этого представления король доверяет нам больше, чем когда-либо. Мне даже не пришлось предлагать привести свои войска, чтобы справиться с монстрами, он сам об этом заговорил. Всегда приятно, когда марионетки говорят то, чего ты от них хотел, еще до того, как ты вложил им в уста эти слова. Когда придет время нанести удар, я сяду на престол быстрее, чем этот тюфяк успеет развернуть свои силы против нас. Несколько миль дальше они ехали молча, только Набуру иногда тихо ругалась себе под нос. У перекрестка они остановились. — Здесь я вас покину, — сказал Ганондорф. — Наб, ты помнишь приказы? — Созвать племена, — ответила она, все еще с нотками недовольства. — Велеть им готовиться к войне и стягивать силы к перевалу. Ты в это время будешь собирать свои камни. — Хорошо, — он протянул ей руку. Набуру покачала головой, но протянутую руку все же стиснула в своей. — За которым ты сейчас пойдешь? Дерево должно было уже погибнуть. — Да, оно погибло, но кто-то убил и монстра до того, как он успел принести мне камень. — Ты же не станешь туда возвращаться? — Нет, тот, у кого сейчас камень, уносит его из леса. Наверное, хочет найти другое место, чтобы его спрятать. Но монстр успел оставить на нем метку. Теперь я чувствую, где он. — Ты знаешь, кто его несет? Ганондорф поморщился: — Нет. У Древа был в запасе последний трюк. Оно набросило тень на весь лес, и стоило догадаться, что со священным камнем проделает то же самое. Я не могу увидеть носителя, но последую за ним. Да и наверняка это кто-то из детей леса. Не так уж трудно будет найти ребенка, за которым летает фея. — Это если верить легендам. — Пока что они не подводили. Когда ты начнешь им доверять? — Когда ты получишь свой трон, о котором так мечтаешь. — Ха, справедливо. — Значит, другие два? С остальными хранителями труднее будет справиться, если они узнают, что ты убил дерево. Ганондорф выпустил руку своей сестры по оружию и посмотрел на далекие горы на горизонте. — С одним будет не так трудно, как тебе кажется. Гороны убили своего хранителя много лет назад. — Почему? Он пожал плечами: — Подробностей не знаю. Но драконы известны своим неуживчивым характером, а гороны привыкли решать проблемы кулаками. Это было неизбежно. — А последний? — С ним тяжелее всего. По правде сказать, я еще не придумал, как с ним справиться. — Мне стоит из-за этого беспокоиться? — Нет. По всем свидетельствам лорд Джабу-Джабу из них всех самый миролюбивый. Мне нужно сперва посмотреть на всю ситуацию там своими глазами. И я что-нибудь придумаю. — Это я уже слышала, — Набуру чуть смягчилась. — Только пообещай, что не станешь снова связываться со своими матерями. Не надо это повторять, когда меня нет рядом. В третий раз их помощи просить уже так просто не выйдет. — Не стану. — Они тебе сами горло перережут, если это будет означать успех в каком-то из их планов. Им нельзя доверять. — Наб, я же сказал, что не стану, значит, не стану. — Хорошо, — она кивнула, чуть помолчала, после чего подалась вперед и приобняла его. Ей трудно давалось такое, и дело было даже не в том, что они сидели верхом на лошадях. — Будь осторожен. — Ты тоже. Набуру отпустила его и стукнула кулаком по плечу. Несильно, едва коснулась, но Ганондорф в шутливом изумлении схватился за плечо. — Я все еще злюсь на тебя. Без лишних слов после этого она возглавила отряд его почетной стражи и повела их на запад, к их родине. И часть его хотела вернуться вместе с ними. Ему хотелось уделить время своим людям, посмотреть на них, напомнить себе об их бедах и о каждодневных ужасах пустыни, которые он стремился победить. Обдумать путь для акведука, на строительство которого он, наконец, уговорил короля, организовать группы рабочих, подготовить все для начала. Но все это только задержало бы его. Обретя истинную силу и повергнув мир к своим ногам, он мог вернуться. Но чтобы попасть домой, нужно было уходить от него все дальше и дальше.

***

На вершине зубчатого хребта горы Ланейру Ганондорф наблюдал за тем, что происходило у воды внизу. Все оружие, доспехи и украшения он снял и оставил рядом со Штормом. Он облачился в свободную одежду, которая не стесняла движений и практически не шуршала при шагах. Ткань была серо-коричневых оттенков и этим скрывала его среди камней. Еще один дар его матерей. Когда он был еще ребенком, они привели ему пленную шиика, на которую наложили какое-то жуткое заклятие. Он не понимал тогда, что они с ней сделали, и знал только, что теперь у него появилась новая наставница. Та, что будет будить его посреди ночи, гонять по пустошам в темноте и больно бить, если ей удавалось его обнаружить. Но когда ее уроки заканчивались, она безвольно опускалась на землю где-нибудь в углу и глядела в пустоту, пуская слюни, так же, как и прочие наставники. Выучив его всему, что знали, они исчезали. Искусство скрытого перемещения не давалось ему так естественно, как владение мечом. Настоящая “игла” шиика могла исчезнуть, стоя прямо перед носом у человека, и появиться в сотне футов от него. Но он умел достаточно, чтобы изумлять солдат и рыцарей хайлийских войск. Никто не ожидал, что человек его размеров резко появится у него за спиной, а у горла сам собой возникнет нож. В основном благодаря этому таланту он и получил на войне прозвище Короля воров. Так же, как и прочие дары матерей, он сослужил ему сейчас хорошую службу. Далеко под ним, почти на границе различимого глазом, находился вход в тоннель, который вел к окраинам Хрустального города. Из него выходили зора и заполняли собой пляж. Толпа рыболюдов, закутанных в свои плавники, как в одеяния, колыхалась, как вода. Каждый нес корзину с рыбой в подношение хранителю. Ганондорф следил за ними последние два дня, но лорд Джабу-Джабу пока так и не появился. Не хватало не только Хранителя морей. Ганондорф послал осьминосов напасть на владения зора, чтобы слегка напугать их и вызвать некоторые разрушения. Затем он предложил бы им справиться с угрозой осьминосов в обмен на Сапфир. Но насколько он видел, владения зора не знали войны, и никто из рыболюдов не испытывал особенных тягот. Ганондорф вздохнул и вытянулся на камнях. Солнце медленно скользило по небу ближе к линии гор. Он подождет еще час, а потом вернется к Шторму и своему лагерю. Сколько еще дней он мог тут провести? Два, может быть, три. Ему нужно было вернуться в Крепостной город, чтобы успеть встретиться с Набуру, и ехать все время придется вдали от главных дорог, чтобы даже шиика не смогли его выследить. Он задумался о том, как там сейчас шли дела у Набуру. Она, конечно, давно уже в пустыне, встретилась со старыми друзьями, поговорила с матронами. Бетмасс наверняка созвала всю семью, показывая, какие трофеи добавила к своему копью. А Дескеза дремала, как она делала часто, когда не было никакой работы. Он скучал по ним. Странно, Набуру так часто упрекала его в том, что он не обращает на сестер никакого внимания и постоянно уходит от них, чтобы подумать, все время бродит где-то один. А теперь, когда много дней у него не было других занятий, кроме как думать, его мысли то и дело возвращались к ним. Но им нужно было вернуться в пустыню, а ему — поговорить с лордом Джабу-Джабу. Держась рядом, сражаясь так, как он сражался всю жизнь, они ничего бы не добились. Сколько бы побед он ни одерживал, стены Хайрула сокрушить ему не удалось. На каждого солдата, что он терял, враг мог позволить себе потерять десять, и резервы их были неисчерпаемы. Такой путь был вернее: хитрость и сила. Да, в этом не было славы. Но если он вынужден был поступить так ради своего народа — пусть. Он не станет медлить. Даже если ему придется в одиночку объехать весь Великий Хайрул. Он зевнул. Заходящее солнце окрасило небо в алый цвет. Видимо, и сегодня Хранитель не появится. Наверное, лучше было придумать, как другим способом привлечь внимание этого существа. Ганондорф поднялся на ноги, но не выпрямлялся во весь рост, в любую минуту готовый пригнуться и скользнуть к Шторму и палатке, которую он замаскировал под горный склон. Толпа зора внизу вдруг зашумела. Он снова посмотрел на воду и увидел, что у берега она идет рябью. Сперва рябь была почти незаметной, но все ширилась, море плескалось все сильнее, и вот вся его поверхность покрылась волнами. Ганондорф лег на живот, немного высунув голову за край утеса — сильнее не рискнул. Неужели это он? Зора с радостными восклицаниями выстроились в ряд у берега. У их ног о землю разбивались волны, края которым не было видно — может, они простирались до самого противоположного берега моря. Насколько же велик был лорд Джабу-Джабу? В старых свитках и легендах говорилось, что все хранители вырастали огромными и могучими, но чтобы так всколыхнуть воды — даже то великое древо в сравнении казалось ничтожным. Из волн вытянулось лиловое щупальце. Зора испуганно отшатнулись от него. Щупальце достало до берега и неистово забилось, разбрызгивая пену и мокрый песок. Из воды за ним поднялись и другие, а следом показалась разноцветная узкая, похожая на лезвие голова бари. — Богини, — пробормотал Ганондорф. Он знал, что осьминосы выращивают этих медуз для сражений, но и не подозревал, что они могут достигать такой величины. На берегу закричали, кто-то выхватил копья и атаковал монстра. Но бари хлестнул щупальцами в ответ. Одно ударило одного из зора в грудь, и тот отлетел назад, а другое лишь чуть задело убегающую ваай за плечо, и та рухнула на землю в судорогах: ее прошиб заряд природного электричества бари. Может, от осьминосов все же была какая-то польза. Чем большую угрозу они представляли народам Великого Хайрула, тем сильнее защищавший их король-регент вынужден был полагаться на Ганондорфа. Жаль было только, что наносился такой ущерб. Воины зора встали в некое подобие боевого построения и направили копья в сторону монстра. Такой тесный строй? Против создания, которое могло одним ударом сбить с ног сразу многих? Нет, это было совершенно бессмысленно. Им требовалась рассредоточенность, пространство для маневра и возможность уклоняться от медленных широких атак. Если только они не выстраивали оборону, защищая кого-то и создавая барьер из собственных тел. Но кого они защищали, он не мог разглядеть. Только если высунуться с утеса дальше, и тогда его голову могли заметить снизу. Правда, судя по крикам и лязгу оружия, сейчас был подходящий момент, чтобы смотреть: шанс, что кто-то станет разглядывать небо, когда прямо перед носом маячила гибель, был крайне мал. Он подполз ближе, зацепился ногами за камни, чтобы не соскользнуть вниз, и высунулся за край утеса. За рядом воинов стоял маленький ребенок зора. Юной ваай было, наверное, лет девять-десять. Она не выглядела напуганной. Ее солдаты сгрудились, закрывая ее от монстра, а она только сложила ручки на груди с недовольным видом, словно смертельная опасность всего лишь сбила ей тщательно выстроенные планы на день. Королевская особа, решил Ганондорф, и отполз обратно. Здесь она была ему бесполезна. Научиться у нее можно было мало чему, зато он мог как следует рассмотреть, на что способны воины зора. Он сражался с ними всего раз за все годы войны. Рыболюды весьма ловко умели избегать боев, оставляя их союзным хайлийцам и горонам. Нельзя было упускать шанс узнать о враге побольше. Копья только раздразнили бари, и он выбрался на берег, заставив сбежать немногих из оставшихся мирных горожан. Потом поднял щупальца, чтобы одним мощным ударом сокрушить всю линию защитников. Кто-то мог увернуться от замаха, но у многих просто не было места, они стояли слишком тесно. Бедолаги. Но не успел он нанести этот удар, как тонкие отростки, окружавшие бугристую голову бари, вытянулись назад, как от порыва сильного ветра. За ними назад отнесло и вскинутое над головой щупальце. И только тут Ганондорф заметил, что позади монстра растет водоворот. Вода бурлила, словно кто-то втягивал ее в себя, в щупальца ударил настоящий ветер, и бари оттащило от маленькой ваай и ее копейщиков. Из водоворота показалась гигантская челюсть, широкая настолько, что могла бы заглотить бари целиком. И тут Ганондорф приоткрыл рот в изумлении. Если сам бари был огромного размера, то для описания размеров этого существа он не мог подобрать слов. Он едва мог осознать то, что видел. Разорвав водный покров, из глубин поднялась голова, немного похожая на змеиную. Море и песок в ее пасти образовывали свой отдельный водоем, и в нем сейчас бились пойманный бари и осьминос. Они были еще живы, но не могли вырваться из-за рядов острых, как у акулы, зубов. Зора радостно закричали, когда щупальца бари стали втягиваться в глотку их божества. Вокруг потрескивало электричество, и когда заряды пробежали по челюсти хранителя, гигантский кит громко и раскатисто застонал. От стона задрожали скалы, на которых лежал Ганондорф. Он крепче ухватился за камни, глядя, как бари проглатывают, и он соскальзывает вниз, в желудок Джабу-Джабу. Воздух затрещал от искр, когда монстр ударил божество всеми своими силами, но лорд Джабу-Джабу только помотал головой. Впрочем, даже это движение породило высокую волну, что обрушилась на пляж, и копейщики забарахтались в ней, потеряв опору под ногами. И это была только его голова. Какая же часть этого громадного кита была скрыта под водой? — И с этим существом я собираюсь справиться, — пробормотал про себя Ганондорф. — Богини, наверное, я и правда из ума выжил. ПЕРЕД ТВОЕЙ МОЩЬЮ ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ РЫБА Он отполз от края скалы и пригнулся. Перед глазами у него встали картины, как он бьется с божеством и пробивает мечом его череп, как хохочет в вихре огня, а Джабу-Джабу медленно умирает. И как затем он разрывает его тело, продирается сквозь внутренности, и находит в животе Сапфир, и триумфально выбирается на волю, а матери возносят ему хвалу. — Нет, — он зажмурился и сделал судорожный вдох, чтобы успокоиться. Сердце колотилось в груди так, словно он действительно сражался. Та темная часть его сознания звучала все громче. Пока что ему удавалось заталкивать ее поглубже и не обращать внимание. Не в этом был его план, сходиться в бою с этим существом было самоубийством. Терпение и хитрость — вот единственный путь. Когда он пришел в себя и снова поглядел на берег, Джабу-Джабу уже закрыл рот, и бари не было видно. Зора громко пели молитвы. Их хранитель подплыл к ним ближе. — Приготовиться! — крикнула маленькая зора своей охране. Она подошла к воде и широко раскинула руки. — Великий лорд Джабу-Джабу, я приготовила тебе угощение. Солдаты позади вытащили ящики с едой. Джабу-Джабу раскрыл рот, и они начали закидывать в водоворот сотни еще трепыхающихся рыбешек. — Ну а теперь, — сказала маленькая ваай, подойдя к Джабу-Джабу совсем близко, — мое желание. Я желаю выйти замуж, но отец не воспринимает меня всерьез. Он говорит, я слишком юна, придет и уйдет прилив, и мои чувства изменятся. Я хочу доказать, что он неправ. Я хочу предложить моему возлюбленному наилучший камень обещания, чтобы все поняли, насколько я серьезна. Такой камень есть у тебя, и я хочу его. Отдай его мне. Что за избалованный ребенок? Приди к нему кто-то из детей герудо с подобным требованием, он за наглость отослал бы ее в пустыню, нагрузив тяжелой работой. И по-видимому, лорд Джабу-Джабу был с ним согласен. Величественный зверь сомкнул челюсти, взгляд широко расставленных глаз устремился к ребенку, но после этого он больше не шевелился. И не стал отдавать ей Сапфир Морей. Выждав какое-то время, вперед шагнул другой зора. У этого в руках была всего одна рыба. Он положил ее перед собой и встал на колени. — Великий Джабу-Джабу, прошу тебя, мой сын болен. Я умоляю тебя, даруй мне немного твоей целительной воды — ради него. Голова хранителя ушла под воду, отчего плавники ног склонившегося зора омыли новые волны, а затем показалась вновь и замерла над ним. Джабу-Джабу приоткрыл рот, и с его губ потекла тонкая струйка воды. В воздухе ее брызги засверкали ярким голубым светом: это была магия Сапфира. Зора с благодарным возгласом вытащил маленькую бутылочку, чтобы поймать ей немного воды. — Что такое! — воскликнула маленькая зора из королевской семьи. — Ты не можешь меня игнорировать! Мое подношение было больше, чем у него. Мое подношение больше, чем у всех остальных! Это нечестно! — Принцесса, — один из стражников подошел к ней и преклонил колено. — Возможно, лорд Джабу-Джабу в своей мудрости считает, что Сапфир слишком важен для того, чтобы использовать его для помолвки. — И слышать об этом не желаю! — юная ваай насупилась. — Об этом узнает мой отец! Она яростно зашагала прочь от Джабу-Джабу, и стража последовала за ней. Все, кроме одного, который достал из сумки большую рыбу и положил перед собой как подношение. — Прошу тебя, лорд Джабу-Джабу, научи нашу принцессу смирению. Ради всех нас. Он поклонился и поспешил за остальными. После того, как принцесса со своим сопровождением ушла, другие зора тоже стали выкладывать свои небольшие дары и высказывать желания. Кто-то принес одну рыбу, кто-то две или три, но Джабу-Джабу принимал их всех, кому-то помогая, а кого-то разворачивая ни с чем. Все это время он был тих и практически не выказывал эмоций. Но Ганондорф внимательно наблюдал и заметил, как едва заметно у него подергиваются то глаза, то губы. Как будто спазмы… возможно, ему было больно? Он спустился с обрыва и направился вниз по склону горы. Позже, уже за полночь он вернулся с корзиной рыбы. Ловить ее оказалось занятием более трудоемким, чем он предполагал, половину пришлось глушить колдовским огнем. Он никогда раньше не ловил рыбу и теперь понимал, что и впредь никогда не станет тратить время на подобное. Он не видел божество морей, но надеялся, что оно ответит на призыв. Перебросив ногу через край утеса, он начал спускаться на берег, однако коснувшись ботинками песка, понял, что что-то не так. На то, чтобы понять, что именно неправильно, у него ушло несколько секунд. Это не был песок его пустыни, сухой и опасный. Этот мокрый песок не шуршал под ногами, и не нужно было прикрывать рот, чтобы не вдохнуть его. Он влажно шелестел, а после шага на нем оставался отчетливый отпечаток ноги. Улыбаясь как дурак, он топнул еще несколько раз и хмыкнул, глядя на красивые четкие следы за собой. Хватит. Сосредоточься, не время вести себя как ребенок. Он подошел к берегу и опрокинул корзину, высыпав рыбу в воду. — Лорд Джабу-Джабу, — сказал он. — Я смиренно прошу о встрече с тобой. Спокойная вода пошла рябью, а потом забурлила. Ганондорф, не сдержавшись, отступил от берега, когда волны окатили его по колено. Громадные челюсти открылись и втянули воду и все, что он предложил, ветер хлестнул по одежде и волосам. Потом челюсти закрылись, и голова владыки морей показалась целиком. Глаза на тонких отростках повращались немного и нашли Ганондорфа. Тот поклонился и сказал: — Лорд Джабу-Джабу, я — король герудо, Ганондорф Драгмайр. Я пришел сюда с миром и ищу твоей помощи. Один глаз существа дернулся, но снова повернулся к нему. Еще один признак боли. Но что ее вызывало? Спазм повторился, теперь затронув часть лица божества. Так же было, когда бари ударил его электричеством. Мог ли он быть все еще жив, где-то внутри? — Я знаю, что осьминосы вторглись в твои воды, и немногим раньше сегодня я видел, как ты одолел одного из их подручных. Я предлагаю тебе свою помощь в борьбе с твоими врагами. Я изгоню их отсюда, и они никогда больше не причинят вреда ни тебе, ни твоим зора. Я предлагаю даже помочь тебе уничтожить тех, кто сейчас находится внутри тебя и вызывает боль. Взамен я прошу Сапфир воды, который находится под твоей защитой. Из горла существа вырвался низкий рев. Джабу-Джабу дернул губой, оскалив огромные зубы. — Он нужен мне, чтобы спасти мою страну! — Ганондорф поднял руки, демонстрируя, что у него нет дурных намерений. — Я не наглый ребенок, который требует камень ради собственной прихоти. Мой дом — голая пустыня. С помощью этого камня я смогу вернуть в эти земли жизнь. Морской зверь не пошевелился и не показал Сапфир. Только смотрел на него. — Когда я завершу работу, я верну его тебе. Клянусь. Прошу тебя, лорд Джабу-Джабу, даруй мне силу спасти мое королевство. Челюсти кита распахнулись и обнажили широкий алый тоннель, ведущий в глотку. Оттуда, из глубины засиял слабый голубоватый свет и повеяло прохладой. В ней было ощущение мудрости и тайны, мощь приливов и соленый запах моря. Свет сиял все ярче, и знания веков и могущество богинь ошеломили его. Из лучей соткался синий камень — нет, это были три камня, скрепленные вместе золотой оправой и величиной примерно с человеческую голову. — Да! Это он! Спасибо! — он потянулся к свету. Челюсти резко сомкнулись и чуть не прикусили Ганондорфа массивными зубами. Он отшатнулся, подняв брызги в воде, которая покрывала сейчас весь пляж. — Почему? Хранитель Сапфира вновь погрузился в волны. Путь к камню для него был закрыт. — Значит, вот как? — Ганондорф выпрямился и подошел к краю берега, вглядываясь в темные глубины. — Таков твой ответ? Божество не ответило ему. Оно знало, чего Ганондорф хочет, оно показало ему камень. Значит, пытается преподать мне урок? Или дразнит? Черные мысли вернулись. Да как он смеет его дразнить? Его меч мог разрубить это существо с той же легкостью, с какой крошил рыцарей. Он мог вновь призвать зверя и заставить заплатить за высокомерие. Он уже победил Великое Древо, мог победить и эту рыбу. Он решительно отмел эту мысль. — Если таков твой ответ, я найду другой путь, — произнес он над успокоившейся гладью вод. — Я спасу свой народ! Если он решит забраться в этого зверя сам, тот схватит его, как схватил нападавших бари и осьминоса. Нужно было, чтобы туда отправился кто-то другой. Кто-то, кого можно было заставить принести ему Сапфир, и кого Джабу-Джабу будет защищать, пока он остается внутри. Другая мысль пришла ему в голову, менее кровавая и более изощренная, чем все, что прежде порождал в нем этот глубокий колодец злобы. Но даже обдумывая детали, он понимал, что мысль эта ему не нравится. Манипулировать чувствами юной ваай казалось ему неправильным. Пусть даже такой наглой и вздорной, как принцесса зора. Но зато это могло сработать. Могло ведь? И даже не потребуется вызывать матерей, как он и обещал Набуру. Только несколько несложных заклинаний. Он знал, как посылать свой образ на большие расстояния, этому матери его научили. Нужно было знать, куда направить этот образ, где находился тот, с кем он желал говорить. А эта принцесса ведь проводит ночи во дворце. Он мог найти ее сейчас, ну может быть, следующей ночью. Только вот отыскав ее, сможет ли он сотворить это заклятие? Сможет ли сокрушить волю ребенка, как это делали его матери со многими людьми? От одной мысли об этом к горлу подкатывала тошнота. Никто не заслуживал подобной участи, разве что, может, самые мерзкие из шиика. А на этой зора не было никакого греха, кроме того, что она была избалованным ребенком. А если заклятие наложится неверно? Если девочка погибнет? Он нападал раньше на поселения, и дети гибли на войне, это было неизбежно. Он старался не допустить этого, когда мог, и на его мече никогда не было крови невинных, но лицемерием было бы сказать, что его руки чисты только оттого, что он не убивал их лично. Но мог ли он открыто обречь на подобное ребенка? Он молча забрался наверх по горному склону и вернулся к своей спрятанной палатке, взвешивая смерти, причиной которых стал, и жизни, которые надеялся спасти. Шторм лежал на земле, подобрав под себя ноги. Когда Ганондорф приблизился, конь открыл глаза, потряс гривой и поднялся. Как и его хозяин, он был готов покинуть владения зора. Ганондорф похлопал жеребца по шее. — Уже скоро, Шторм. Мы почти закончили. Из вещевого мешка он достал маску, сделанную из рогатого черепа давно мертвого демона. В конце концов, что значил еще один нарушенный обет, еще одна пересеченная черта и еще одна смерть на его руках? Он надел маску и устремил свой разум в Хрустальный город, ко дворцу, который располагался в его центре.