Прикасаясь к прошлому

      Каждый шаг отдалявший Энтони от Азирафеля, приближал Кроули к погибели. Он ушел, так и не взглянув в глаза Ангелу, потому что это, сука, больно… Он бы не вынес тоски в синих омутах, он бы распался на щепки прямо у его ног. Но, что самое ужасное, он уходил, оставляя Азирафеля в руках монстра.       Кроули ощутил жуткую пустоту внутри. Как будто он собственноручно вырезал дыру в груди, оставляя сердце на сохранность Азирафелю. Он сбережет. Что бы ни случилось, он справится и они вновь обретут друг друга.       — Мам, — голос Энтони надломился, — давай заберем его с собой?       Мишель застегнула ворот пальто и открыла перед сыном дверь. Она была без поклажи. Вещи ночью были надежно спрятаны в багажнике.       — Я пока не могу, сынок. Я не его опекун.       Они вышли на улицу. Было очень холодно и морозно. Зима не за горами. Густые облачка пара вырывались изо рта. Слова Энтони глубоко тронули Мишель. К слову, прошедшая ночь у неё прошла в мыслях о том, чтобы увезти Азирафеля подальше от того кошмара, что ожидал его в дальнейшем.       — Вот что мы сделаем… поедем прямиком к адвокату. И что-нибудь придумаем. Сделаем всё красиво.       — Но сейчас… Он остаётся с ним! — Нарастала паника. Что будет с Азирафелем, когда Гавриил выйдет из укрытия?       — Энтони! Мы не можем его забрать сейчас, это может сойти за похищение! То, что я являюсь его мачехой - не значит, что я вольна распоряжаться его жизнью! Пристегнись. — Сама же Мишель пренебрегла ремнём безопасности.       Подросток проигнорировал просьбу матери и уткнулся лицом в подрагивающие ладони. Машина тронулась с места. Парню становилось дурно. Странное, давящее ощущение появилось в горле, и Энтони в страхе вскинул голову, замечая в окне заднего вида знакомую фигуру.       Тревога зажглась яркой, красной лампочкой в голове. С каждой секундой, невидимая петля затягивалась на шее и Кроули уже не мог дышать. Он хотел попросить мать остановиться, сказать, что там, вслед за ними бежит Азирафель, но из горла вырывались булькающие звуки.       — Энтони? — Словно сквозь толщу воды, до него донесся нервный голос матери. Он не мог ответить. Вокруг всё сжималось. Отчаянно не хватало воздуха, а голосовые связки забыли, как работать. Перед глазами то темнело, то светлело. Это было ни с чем не сравнимое чувство. Весьма отвратительное, словно ангел смерти вёл его за собой. — Энтони, скажи что-нибудь! — Мишель с беспокойством заглянула в лицо сыну и положила руку на его плечо. В этот момент парень дернулся и схватился за неё, как за спасательный круг, в попытках найти защиту и избавиться наконец от противного ощущения заточения в собственном теле.        Слишком резкий выпад и общее, паническое состояние сделали своё дело. Рука, уверенно державшая руль, дрогнула и машина дернулась влево, на всех парах врезаясь в фуру, появившуюся из-за поворота.       Машину крутануло и протащило немного вперед вслед за грузовым прицепом.       Последние секунды перед столкновением превратились в вечность. Словно целую вечность оба пассажира летели со своих мест на встречу лобовому стеклу. А затем темнота и… Блаженная пустота в которой нет ни отчаяния, ни паники, ни боли. Может ли она означать смерть?       Тревога отступила, не осталось ничего. Абсолютно.

***

      От увиденного, Азирафеля крупно затрясло. Нет, не так. Его подбрасывало, колотило и казалось, что он не сдержится и впадёт в истерику, сгибаясь пополам и катаясь по земле.       Крупные, прозрачные капли ручьём покатились из глаз на колени. Они заливали тонкую ткань пижамы и ледяные руки. Но это не важно… Важно то, что происходило впереди. От места аварии, юношу отделяло каких-то двадцать ярдов. Нужно всего лишь найти в себе силы и подойти ближе…       И он нашел. С трудом, в каком-то отчаянном неверии приближался к автомобилю, у которого водитель грузовой машины жалобно стонал и метался из стороны в сторону.       Размазывая слезы по щекам, Азирафель протиснулся к пассажирской дверце и открыл её.       Энтони раскинулся на передней панели автомобиля. Руки безвольно свисали вниз, а в медных, густых волосах затерялись осколки лобового стекла. Его глаза были закрыты, всё лицо в порезах.       — Нет… Не-ет! — Кричал юноша, подступая ближе и касаясь острых плечей, обтянутых в кожаную куртку. Он не знал, куда себя деть. То позволял себе дотронуться до любимых рук, то в страхе одёргивал свои собственные.       Послышались голоса. Это соседи стекались ближе, посмотреть на происшествие. Кто-то позвонил в медицинскую службу, кто-то окликал Азирафеля, предлагая помощь. Но тому ничего не нужно было. Он хотел умереть и никогда не видеть того, что теперь намертво закрепилось в сознании.       Колени вновь предательски подкосились, но в этот раз его подхватили. Чьи-то руки  оттащили подростка от машины и вскоре он явно начал различать гул голосов и суету.       — Боже мой…       — Он же совсем босиком…       — Они живы?       — Как так вышло?       Азирафель хотел заткнуть уши и не слышать ничего. Потрясение плавит вены, обжигает, как раскаленным железом. Там, в машине осталось его сердце. Вместе с Энтони. Живым или мёртвым… Об этом юноша не мог позволить себе думать. От одной лишь мысли о смерти становилось тошно и внутри всё скручивало до омерзения.       Подоспела медицинская помощь. Азирафель вновь кинулся вперед. Он должен убедиться, что Кроули жив!       Один из медиков прошептал другому, что у Энтони есть реакция зрачков на свет, а так же еле ощутимый пульс. Стараясь действовать аккуратно, его переложили на каталку и занялись Мишель.       Женщина аварии не пережила.       Лик скорби отразился на лице юноши. Он всеми силами пытался заглушить боль внутри, но не смог. Согнулся пополам от тяжелого груза жестокой реальности и отвернулся, приближаясь на негнущихся ногах к краю дороги. Его тошнило. Его выворачивало остатками ужина и желчью. Горечь заполнила рот и нос, морозный воздух обжигал разгоряченное лицо.       Один из медицинских работников накинул на юношу плед и сказал, что ему необходима помощь. Азирафель беспрекословно подчинился и пошел следом, устраиваясь подле Энтони. Двери кареты закрылись и вскоре они покинули место аварии, направляясь в больницу.

***

      — Я могу навестить своего брата? — Спросил Азирафель безучастно глядя в потолок приёмного отделения.       Его силком уложили на кушетку и накрыли теплым одеялом. Медсестра - бейджик утверждал, что её зовут Мэри Ходжес - с грустью посмотрела на окоченевшего юношу и протянула стакан воды с таблетками.       — Не раньше, чем вы успокоитесь. У вас шок. Вам нужно принять лекарство.       — С ним всё хорошо?       — Я пока не могу вам дать ответ на этот вопрос. Им занимаются врачи. - Нехотя ответила женщина, оценивая состояние пациента. Он ещё не был готов принять действительность.       Мэри помогла Азирафелю приподняться и он, под её пристальным наблюдением выпил крохотные белые пилюли, название которых не знал. На месте переживаний образовалась пустота. Не хотелось больше плакать, кричать, биться в истерике. На это не осталось сил. Хотелось пропасть. Желательно навсегда и безвозвратно.       — У вас есть кому позвонить? Другие родственники? Правильно ли я понимаю, что в аварии была ваша мать?       Подросток отрицательно покачал головой и продиктовал номер Гавриила. Меньше всего на свете ему хотелось видеть отца, но происшествие не спрашивало о его желаниях. Оно требовало формальностей.       Таблетки на какое-то время обездвижили Азирафеля. Или это усталость? Ему хотелось подняться, но он не мог. Силы оставили его один на один с мыслями, которые то и дело уносились к Энтони. Как он там? Пришел ли в себя? Цел ли… Что с ним станется, когда он узнает о Мишель?       А ведь у него день рождение…        Вскоре грубый возглас выдернул юношу из забытья. Он узнал бы его из тысячи. Резко зажмурился, в надежде, что обладатель ненавистного ему голоса так и останется за пределами палаты. Но нет… Гавриил ворвался внутрь, оглядывая сына.       — Мистер Фелл! Пожалуйста успокойтесь! Пройдемте за мной, вам нужно заполнить бумаги. — Мэри суетилась за спиной мужчины. Вид новоприбывшего был ужасным. Мужчина всё ещё был во вчерашнем костюме. Помятый, опухший, он метал молнии из глаз. Хотел что-то сказать Азирафелю. Открыл рот, но не найдясь, закрыл его и поплелся за медсестрой.       Минуты томительного ожидания затягивались. За ними часы одиночества. Азирафель задремал путаясь в череде кошмарных снов. Перед ним мелькали смазанные кадры: авария, Энтони, кровь… Они сменяли друг друга и юноша во сне резко дёргался. Кто-то приложил руку к его лбу. Затем яркий свет пробился сквозь тонкие веки и подросток нехотя разлепил их.       Сколько времени прошло? На нём больничная одежда, а сам он в палате так резко отличавшейся от приёмного отделения.       Сестра Мэри стояла над юношей регулируя интенсивность подачи лекарства через капельницу. Её лицо было задумчивым и усталым. Несколько коротких прядей выбились из под сеточки для волос.       — Что такое? — Азирафель попытался подняться, но был остановлен маленькой, сильной рукой.       — У вас жар, полежите пожалуйста спокойно. — Медсестра докрутила колесико и обратила взор карих глаз на пациента.       — Как мой брат? Я хочу увидеть его!       — Не сегодня, мистер Фелл. — Женщина покачала головой. По лицу скользнула тень грусти. — Несколько часов назад мистер Кроули впал в кому.       Азирафель вцепился в одеяло. Жар внутри вспыхнул с новой силой.       — Боже… — Вернулась дрожь. Вернулась паника. — Настолько всё плохо? — Голос предательски дрожал.       Мэри Ходжес тихонько вздохнула. Врачи не должны зря обнадеживать людей, но помимо её воли из груди вырвалось следующее:       — Всё будет хорошо. А сейчас вам нужно поспать. — Она поправила одеяло и взяла юношу за руку, отсчитывая пульс. Ей так хотелось поддержать его. Он выглядел потерянным, безжизненным, затравленным. Ей ещё не доводилось видеть столько боли в столь юном создании. Обычно она настигает более зрелых людей. — Успокойтесь. Завтра я вас к нему отведу.       Азирафель вжался в подушку и часто заморгал, прогоняя слёзы. Непостижимо… Ему срочно требовалось уснуть, забыться. Пусть ночь заберет с собой всё плохое, а утром он навестит Энтони. Не может же черная полоса быть бесконечной? Определенно нет.       Он отключился снова. Это было легко из-за снотворного в лекарстве. И следующие восемь часов подросток провел в блаженном забвении, огражденный от самого страшного кошмара.