По вере вашей да будет вам

Церквушка в деревне небольшая, покосилась под гнетом лет и погодой переменчивой. Стояла на краю деревни, дальше был только лес густой и таинственный. Недалеко от церкви речушка текла, где все воду набирали и вещи стирали. — Платок, Евгения! — Татьяна волосы под платок спрятала и завязала. У бабушки Тани волосы темные были, с отливом рыжим. Она их всегда под платок прятала, независимо от церкви. Надевала рубашку белую, юбку, а поверх фартук повязывала. — Бабуль, можно я не пойду? — девчонка ладони к коровьей морде положила и гладить начала, улыбаясь. — Нужно, Женя. — Ну, пожалуйста! — она ручки у лица сложила и взглянула умоляюще. — Потом вернемся ещë нагуляешься. Пойдешь у куриц яйца соберешь, да испечем с тобой пироги с капустой, — женщина подошла к девчонке и повязала платок ей на голову. Спрятала темные волосы под платок, который она сама в молодости цветами расшила. Узел потуже затянула, а затем со лба волосы под ткань прибрала. — Ну бабуль! — чуть не захныкала Женя, а одной ладонью продолжила корову по носу гладить. — Пойдем, Женя, — она взяла еë за руку и за собой повела. По дороге они встретили всех соседей и шли уже с ними. Воскресные службы, на которые они с бабушкой каждую неделю ходили. Никогда не пропускали. Женя по пути цветы успевала собирать и всë под нос себе что-то приговаривала. Она никогда молча не ходила, вечно шептала. — Ой, у нас корова заболела, того и глядишь помрет завтра! — воскликнула старушка, которая к Татьяне подошла. — Не уж-то сено плохое пошло? — Может, кто порчу навел. Людка, например. У неë коровы молока мало дают, вот и… Женя с трудом вытащила руку из бабушкиной крепкой ладони, сорвалась с места и побежала по дорожке, огибая людей. В руках всë больше цветов становилось, а платок все ниже спадал от прыжков, без которых девчонка ходить не умела. — Женька у тебя… — старушка головой покачала и словно осуждающе языком зацокала. — Ребенок у меня Женька. Живет и ничто еë не заботит, кроме коров во дворе, да лягушек в болоте, — Татьяна усмехнулась, глядя вслед внучке, которая вперед неслась, то и дело о свои же ноги запинаясь. — Мать не вспоминает? — Не вспоминает. Когда та померла, она ж совсем дитем была, ничего не мыслила, — бабушка рукой махнула. Женя всë вперед без оглядки неслась. Перепрыгивала камни, да ямы, в которые норовили ноги ступить. Большеглазые березы снова смотрели на неë, а ели хихикали между собой, да иголками шептались. Девчонка все им отвечала что-то и вприпрыжку дальше шла, то и дело ботиночки подтягивая, которые с ног слетали. — Женечка, пойди сюда! — Татьяна к церкви подошла. Женя до церкви добежала, где на пороге батюшка стоял. Она вечно на его бороду внимание обращала и внутренне морщилась, потому что куда красивей был Ивашка пятнадцатилетний, который по соседству жил и без бороды ходил. — Платок поправим и пойдем, — бабушка вновь платок внучке перевязала, волосы под него спрятала, чтобы те в глаза не лезли. — Куда цветы, бабуль? — Женя махнула перед лицом маленьким букетом. — На лавку брось, домой пойдешь заберешь, — она сжала руку внучки. Попросили благословения батюшки, перекрестились и вошли в здание. Места в церкви было не много, но зато икон было очень много. Аналои с иконами, огромные подсвечники, где много свечей стояло. По краям стен лавки деревянные, на которые присесть можно было. В помещении пахло деревом, свежими просфорами, которые на столике в углу лежали, там же вода святая была разлита, и ладаном. Последний затмевал почти все остальные запахи. Бабушка ближе всех всегда подходила и Жене казалось, что молилась она тоже усердней всех. Женя рядом с бабушкой встала, поправила подол белого сарафана и опустила взгляд в пол, слушая как батюшка очередную молитву читал. Ей никогда не было интересно, она носом ботиночка половицу ковыряла, того и глядишь доломала бы. — Слушай, Женя! — Татьяна дернула внучку за руку. Женя подняла глаза на батюшку, а затем перевела на свечи. В глазах поплыло все неожиданно, а от запаха ладана совсем плохо стало. Девчонка перепугалась, руку резко выдернула и побежала прочь, спотыкаясь о скрипучие и неровные половицы. Растолкала подолы женщин и выбежала на улицу, падая на землю и разбивая колени. Бабушка извинилась перед батюшкой и следом пошла, обнаруживая свою внучку на земле. Она присела и подняла еë, колени отряхивая. — Что такое устроила? — она резко ладонью по подолу сарафана провела. — Дурно стало, — Женя потерла глаза заплаканные и носом шмыгнула. — Что конкретно? — Татьяна тряхнула девчонку за плечи, подняла под руки, а сама на лавку села, на колени малышку усаживая. — Такого никогда не было. Очень плохо было, бабуль. Голова болит и тошнит очень сильно, — девчушка побледнела. Бабушка отчего-то тяжело вздохнула, платок с головы девочки сняла и на землю спустила. — Мы домой пойдем? — она устало потерла лицо ладошками и нос о рукав утерла. — Пойдем, что ж ещë делать. — Тебя батюшка не отругает? — Не отругает, — женщина руку девочке подала. Женя обхватила натруженную руку ладошкой и пошла с бабушкой за руку. Ей всë еще было страшно, что такое с ней стряслось. Никогда такого не было, а тут вот такое случилось. К дому пришли через десять минут. Бабушка принялась начинку для пирожков дома делать, капусту резала. Женечка же сбежала в курятник, где яйца насобирала. Она принесла их бабушке, а затем сбежала во двор, где куры гуляли. — Здравствуйте, курочки, — она приземлилась на колени и протянула руки к птицам. Они всегда шли к ней с радостью. Вечно за ней бегали, под руки лезли, чтобы та их по голове погладила или зерен насыпала. Женя до безумия любила всех, кто у бабушки жил. Коров особенно, потому что у них шкура мягкая была, особенно у телят. Любила соседских овец, которых иногда на поле встречала и не могла удержаться от того, чтобы не погладить их кудри. Всех животных любила. — Женя, помоги мне! — крикнула Татьяна. Девчонка погладила кур и вскочила, а через пару секунд уже в доме была. Быстро руки сполоснула и начала помогать бабушке пирожки стряпать. Она после церкви какая-то особенно угрюмая была, может, оттого, что Женя всë сорвала? — Бабуль, а в лес можно? Или к речке? — Женя слепила очередной пирожок и бабушке отдала. — Нельзя. — Всегда можно было, почему сейчас… Из-за того, что я в церкви натворила? — девчушка губу надула, а глаза слезами налились. Татьяна шумно вздохнула, пирожки сунула в печь, руки отряхнула о фартук и села за стол, кивая Жене на соседний стул. Девочка послушно забралась на стул, ноги перекрестила, а ладони на колени прилежно сложила. — Знаешь, кому в церкви плохо бывает? Ведьмам, колдунам, одержимым и тем, в ком черт сидит. — Черт? — глаза испуганно округлились. — Нет, — она покачала головой и платок поправила. — У нашей семьи корни тянутся издавна, ведьмы в роду были и всем в церкви плохо становилось. В период роста лучше всего это заметить можно, а тебе вот скоро шесть уже. Женя не похожа была на ведьму. Не рыжая, не зеленоглазая. Лишь с большим родимым пятном на бедре. Темные волосы, отливающие древесиной на солнце, красивые карие глаза и длинные ресницы. Шикарная улыбка и светлая кожа. — Ты, похоже, ведьма, — вздохнула бабушка. — Поэтому с тобой лес говорит, у берез глаза есть. — Бабушка Таня! — воскликнула Женя. — Ты тоже ведьма? А почему тебе в церкви хорошо? — Мне нехорошо, — горько улыбнулась Баба Таня и головой покачала. — Я грехи отмаливаю, до конца жизни буду Богу молиться. Я отреклась от магии, не приняла. — А почему ты ведьма? — девчушка палец к губам задумчиво приложила и ногами начала болтать. — У нас по женской линии передается. Думаешь, почему твоя мать померла? Ты слабенькая была, а она сильная. Вот и умерла, тебе свою силу отдавая. Ведьмы так делают. В доме повисло молчание. Бабушка в свои мысли провалилась, а Женька в свои. Ногами беззаботно качала, но в голове о многом думала. — Меня сожгут? — разрушил тишину детский, но серьезный голосок. — Если кричать об этом не будешь, то обойдет. Церковь против ведьм, ой против, — бабуля вздохнула и внучке в глаза взглянула. — Сейчас никто не охотится, но если деревня узнает, молва пойдет, церкви донесут и они сами над тобой суд учинят. Женщина со стула встала и достала пирожки из печи, на тарелку выложила, а затем ковер с пола отодвинула и дверку в полу открыла. Она вылезла из погреба через несколько минут, в руках был какой-то сундук. Женя схватила горячий пирожок и откусила, жуя и о своем думая. Детскую жизнь эта информация явно не облегчила. — Вот, — Таня вытащила из сундука толстенную книгу, сдула пыль и на стол опустила. — Что это? — Учить тебя буду, чтобы умела пользоваться и силы напрасно не теряла. Огромные карие глаза огоньком загорелись, а ладошки потянулись к старинным страницам.