Пять из десяти

      В те дни, когда на Чэнлэ накатывало что-то тяжёлое, в голову начинали лезть ещё более печальные мысли. В конце концов он упирался в тупик, из которого не было никакого выхода. Поэтому он старался лишний раз не задаваться вопросами, не имевшими прямого отношения к его реальной жизни.       Под нереальной жизнью Чэнлэ понимал свою личную жизнь. Её не существовало, следовательно, и вопросы, с ней связанные, были неактуальны.       Если подумать хорошенько, то Чэнлэ вообще мало что понимал в любви и отношениях. Говоря откровенно, он не находил в отношениях той глубины, которой ему когда-то так хотелось. Глядя на чужие истории любви, он всегда в какой-то момент осекался. Что-то обязательно было не так. И тогда он терял интерес. Он не встречал ещё ни одной пары, историю которой ему хотелось бы прожить от начала и до конца. Даже любовные сценарии в дорамах больше не казались такими привлекательными, как в подростковом возрасте и ранней юности. В такие моменты круг как будто замыкался.       Он хотел любви, но любовь всегда оказывалась либо слишком пресной, либо перенасыщенной вкусом.       К тому же, перед глазами было два отличных примера.       Жизнь Джено и Джемина была буквально соткана из любви. Как-то раз Джемин даже набрался смелости заявить, что они – и есть воплощение настоящей любви, а Джено тогда дипломатично промолчал. Насколько было известно Чэнлэ, Джено и Джемин никогда не ссорились, все вопросы решали мирно, либо Джемин капризничал, и Джено шёл у него на поводу. Из-за того, что линия их отношений не прерывалась скандалами и разбирательствами, всевозможных проявлений любви в жизни Джено и Джемина было более, чем достаточно. Порой Чэнлэ казалось, что всё, что Джено и Джемин делают в свободное время, – это занимаются любовью, а когда им приходилось работать или учиться, то они постоянно были на связи друг с другом и говорили, опять же, о том же. Поскольку Чэнлэ был фактически родственником и к тому же частым гостем в их доме, Джено и Джемин не особо стеснялись в проявлении своих чувств. Чэнлэ свыкся с тем, что они сидели у себя на диване исключительно в обнимку друг с другом; либо Джено хотя бы клал руку на бедро Джемина, отчего Джемин буквально светился.       Глядя на них, Чэнлэ испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он был рад за Джемина. Джемину повезло найти того, с кем он был полностью совместим. Он и Джено подходили друг другу, как кусочки мозаики, и к тому же, у них было немало общих интересов и взглядов на жизнь. Джемин любил готовить – Джено любил вкусно поесть. Джено любил тратить на Джемина деньги – Джемин обожал подарки. Джемин считал, что главное проявление любви – это внимание и забота, и Джено круглыми сутками угадывал его желания и вил вокруг него плотный кокон комфорта. Джено был не слишком разговорчивым, а Джемин иногда с трудом закрывал рот. Джемин любил заигрывать и соблазнять, а Джено обожал, когда его сексуально провоцировали. И этот список можно было бы продолжать бесконечно. Однако Чэнлэ никак не видел себя в подобных отношениях. Для Джемина, судя по всему, было абсолютно естественно становиться слабым, хрупким и беззащитным ради Джено, – а Чэнлэ одна только мысль ввергала в ужас. Он не мог представить, насколько большим и прочным должно быть доверие к партнёру, чтобы, как Джемин, можно было закрыть глаза и шагать в пустоту, ни секунды не сомневаясь, что о тебе позаботятся и не дадут упасть.       Жизнь Джено и Джемина казалась отчасти нереальной, порой даже наигранной. Было трудно поверить, что кто-то может быть влюблён настолько сильно и так долго – да ещё и ответно.       На последней фотографии в Инстаграме Джено и Джемин были именно такими: нереальными, будто вырванной страницей из глянцевого журнала. Оба красивые, хорошо одетые, в дорогом ресторане. Джено вроде как пригласил Джемина в тот вечер на свидание, поэтому Джемин разоделся так, что вполне мог бы сойти за какого-то айдола. Фотография была сделана чуть снизу, будто бы телефон Джемина стоял на каком-то столе. Джено обнимал Джемина за талию, крепко прижимая к себе и чувственно зарываясь носом в его волосы (иногда Чэнлэ забывал, что Джено, хоть и не любил фотографироваться, ради Джемина всегда позировал как самая настоящая модель). Джемин стоял лицом к Джено и спиной к камере, оборачиваясь в объектив с лёгким румянцем на щеках и полупьяным прищуром. Можно было даже не спрашивать, и так было понятно, что он буквально растворяется в их близости. При этом, разумеется, совершенно по-джеминовски хочет раззвонить об этом всем их знакомым, дескать, если вы забыли, что у меня самый классный парень на свете, то вот вам напоминание. Чэнлэ поставил лайк не глядя, чисто из родственных чувств. Ну и чтобы потом Джемин не дёргал его с беспочвенными обвинениями, говоря, что игнорировать посты членов своей семьи – это нехорошо.       Сколько бы Чэнлэ ни пытался, он никак не мог впихнуть себя в роль ни Джемина, ни, тем более, Джено. Он чувствовал, просто знал, что он не такой чувственный (и помешанный на сексе), как Джемин. Его эмоциональный диапазон не отличался широтой и красочностью, как диапазон Джемина. Чэнлэ не умел выставлять себя напоказ, даже когда речь шла о демонстрации своих сильных сторон. И уж точно он не был таким уравновешенным и заботливым, как Джено. И накаченным тоже не был. И в баскетбол он играл тоже так себе, не как Джено. В общем, ровняться на Джено и Джемина было совершенно бесполезно. Поэтому Чэнлэ и не пытался.       «Вы такие бесстыжие, господи-боже. Прямо всем тыкаете в нос своим семейным счастьем и тем, что в спальне у вас всё отлично,» – закатывал глаза Донхёк, прищёлкивая языком. Но говорил он это исключительно из зависти. Наверное, где-то в глубине души Чэнлэ тоже им завидовал. По-своему, выборочно, но завидовал.       Вторым примером были, конечно же, Джэхён и Тэён. Хоть они в целом были достаточно милой парой, Чэнлэ ощущал непонятную смесь пресности и усталости. Если Джено и Джемин были неугасающим пламенем, то Джэхён и Тэён больше напоминали огонёк маленькой свечки. Их отношения горели тихо, медленно, но всё-таки тепло. Не возникало сомнений, что Джэхён и Тэён тоже счастливы – просто по-своему. Очень по-своему. Во-первых, Чэнлэ не понимал, как они не устали друг от друга за столько лет. В этом году они готовились праздновать свою седьмую годовщину – цифра в понимании Чэнлэ какая-то космическая, ведь он даже никогда не был ничьим парнем. Джэхён и Тэён были настолько серьёзны по поводу своих отношений, что даже носили не слишком приметные кольца – те самые кольца. Когда Чэнлэ впервые заметил серебристый блеск на их безымянных пальцах, он чуть не остолбенел. Почему-то воспринимать Джэхёна и Тэёна как официальную семейную пару было слишком сложно. Несмотря на то, что они не могли узаконить свои отношения официально и кольца были всего лишь символом, Чэнлэ долго не мог поверить в то, что Джэхён и Тэён были настолько уверены друг в друге, что, видимо, решили не расставаться никогда. Однако вместе с тем, после долгих рассуждений, Чэнлэ пришёл к выводу, что такое развитие событий было вполне предсказуемо. Они были вместе уже давно, тоже не ссорились и жили мирно. Правда, настолько мирно, что человек со стороны, наверное, мог бы подумать, что Джэхён и Тэён просто снимают одну квартиру на двоих. Да, в своём окружении, с друзьями и родственниками, они могли позволить себе короткие поцелуи и влюблённые взгляды. Однако в общественных местах они держались достаточно отстранённо и больше напоминали друзей, чем людей, живущих под одной крышей уже лет пять.       В их отношениях было, наверное, слишком много спокойствия. Чэнлэ был наслышан о том, что Джэхён очень ценил комфорт, а у Тэёна были какие-то проблемы с тревожностью. Поэтому было вполне закономерно стремиться к покою. Однако Чэнлэ, когда его приглашали в гости, их дом слишком часто казался похожим на библиотеку. Такой же порядок, так же тихо. И ему становилось тошно. Неужели Джэхён и Тэён хотят провести таким образом всю свою жизнь? Неужели им никогда не хочется встряски? Неужели им не становится тяжело из-за того, что рядом в кровати лежит один и тот же человек? Чэнлэ не был уверен насчёт Тэёна, но для Джэхёна эти отношения были первыми и единственными. Он, получается, не знал никого, кроме Тэёна. В этом осознании тоже было что-то пугающее. Как можно хотеть отдать всю свою жизнь одному конкретному человеку, когда ты даже не представлял, какими могут быть другие люди? А вдруг однажды Джэхён поймёт, что его выбор был поспешным и необдуманным? Они разрушат всё, что строили все эти долгие годы?..       У Джэхёна и Тэёна было не так много совместных фотографий. Чаще всего Чэнлэ видел их вместе в сторис «для близких друзей», в число которых он входил. На последнем таком снимке Тэён, как обычно, выкатывал губы вперёд почти что в самую камеру, а сзади него немного смазанный Джэхён смеялся искренне. Тэён даже налепил на фотографию стикер «love you» и какие-то анимированные сердечки. Получилось, бесспорно, мило. Ну вот неужели это всё? Порой Чэнлэ думалось, что отношениям Джэхёна и Тэёна немного не достаёт огня. Они не афишировали детали своих отношений и уж тем более, в отличие от некоторых, не намекали жирно на то, что происходило у них в спальне. А вдруг люди, пробывшие в отношениях так долго, и вовсе перестают заниматься сексом? Просто ложатся в одну кровать, желают друг другу спокойной ночи и засыпают? От этой мысли Чэнлэ становилось не по себе.       Хотя кто Чэнлэ такой, чтобы рассуждать о подобных вещах? Ведь это именно он старательно скрывал от друзей тот факт, что он всё ещё девственник – в его-то годы! И вроде бы, вполне логично было предположить, что раз уж у него никогда не было толковых отношений, то и секс навряд ли успел бы случиться. Но Чэнлэ хотелось перестраховаться, поэтому он избегал темы секса вообще. И пытался хоть как-то набивать себе цену. Чаще всего с незаинтересованным видом вкидывал какие-то общеизвестные факты, почерпнутые из статей и интернета – пока что вроде бы прокатывало. Только Донхёк смотрел на него как-то подозрительно, что Чэнлэ старался не замечать, и тогда Донхёк отвязывался. Ему хотелось верить, что пока что его оборона держится, не пробивается даже под натиском такого настырного человека, как Донхёк.       Было грустно и в чём-то стыдно признавать, что за все эти годы, при всех его якобы существующих достоинствах, никто не счёл Чэнлэ достаточно привлекательным, чтобы захотеть с ним переспать. Оглядываясь вокруг себя, на своих друзей, на вечные-бесконечные посты-статьи-блоги о сексе, он чувствовал себя залежавшимся на полке товаром. Скорее всего, товаром, у которого истекал срок годности. Потому что сегодня Чэнлэ – двадцать два, и его не хочет никто; а что будет завтра, когда он откроет глаза, и ему будет уже тридцать? Неужели его кто-то захочет тогда, когда его привлекательность уже начнёт потихоньку увядать?.. От одной только мысли, что никогда его кожи не коснётся тепло чужого тела, Чэнлэ становилось не по себе. Горло перехватывало ледяным железным обручем, и хотелось поскорее забыть мысль, всполошившую внутри то, что он так старательно пытался успокоить.       Ренджун всегда говорил, что секс – это фигня, это просто «прикольный бонус к обыденной жизни». Марк мало что говорил про секс, но постоянно спал с какими-то девчонками, всячески избегая обязательств. Джено и Джемин, разумеется, занимались сексом каждый день, как будто это была их работа. Донхёк, по его собственному признанию, был «отчаянным романтиком», а на самом деле это значило то, что он безостановочно искал, с кем бы скоротать ночь, но пока что ему не везло, однако при этом он буквально источал сексуальность, которую было не спутать ни с чем.       А Чэнлэ? У Чэнлэ не было ничего. Ни спокойствия Ренджуна, ни количества партнёров Марка, ни постоянства Джено и Джемина, ни настойчивости или привлекательности Донхёка. У него не было ничего, что могло бы ему помочь выбраться из болота, в котором он увяз. Из-за этого тоже порой хотелось отчаиваться. Ему не нравилось понимать, что он – белая ворона, и ему никогда не стать таким, как его друзья.       Утро было пасмурным. Зима только-только начала свою трансформацию в весну. Чэнлэ жутко хотелось солнца и тепла, но по утрам часто было промозгло и мерзко, отчего добираться до университета становилось тем ещё испытанием. Нередко он, цепляясь за поручень в автобусе и припав лбом к стеклу, дремал все остановки до той, где ему нужно было выходить. В последний момент он каким-то чудом дёргался, будил самого себя, пробивался сквозь резиновую толпу на свежий воздух. Холод будил его чуть больше, но начинала побаливать голова, пульсируя мелко в правом виске. Он плёлся до университета, заложив руки в карманы, потому что всегда забывал перчатки дома, а на холодном влажном воздухе кожа быстро перебивалась в кровь. Иногда он догонял Ренджуна, и тогда появлялась возможность поболтать по-китайски о чём-то, что не знали его корейские друзья. Перед самым университетом обычно была припаркована машина Джено. Чэнлэ специально старался даже не смотреть в сторону лобового стекла, потому что там почти наверняка Джемин сидел на коленях у Джено и проталкивал ему свой язык глубоко в горло, – возможно, Чэнлэ утрировал, но совсем немного. Где-то на первом этаже он здоровался с сонным Марком, а поднимаясь на второй, коротко жал руку Донхёку. Знакомые лица немного сглаживали углы дискомфорта, который наваливался тяжёлым покрывалом на голову каждое утро, и этого вполне хватало, чтобы дотянуть до полудня, когда сонливость уходила окончательно, оставляя после себя тупое смирение с положением дел.       В то пасмурное утро Чэнлэ по привычке забился в «свой» угол в салоне, между поручнями, где находиться было безопасно и почти что комфортно. Вытянув руку над собой, сжимая пальцами петлю, он потёрся виском о свою мерзко-холодную куртку и коротко зевнул в сторону.       Когда он открыл глаза, то сон как рукой сняло.       Двери почти что закрылись, когда в салон успел заскочить опаздывающий пассажир. Чэнлэ сразу же съёжился в своём укромном уголке, попытался спрятаться за полноватой женщиной, стоявшей перед ним. Сердце заколотилось быстро, тревожно, а в голове звенела только одна мысль: надо сделать так, чтобы он растворился в толпе, немедленно!       Высокая фигура выдохнула тяжело – ровно так же, как и года четыре назад. Казалось, за то время, что они практически не общались, мало что изменилось. Та же шапка на глаза, а сверху – капюшон. Вместо нормальной зимней куртки какой-то плюшевый оверсайз, совсем не по погоде. Серые спортивные штаны, из-под резинки которых выглядывают высокие белые носки, уже с коричневыми точками от уличных луж. На ногах – немного потёртые, некогда белые кроссовки. Ну и конечно, рюкзак через одно плечо; что мешало купить сумку, Чэнлэ так никогда и не понял.       Было в Пак Джисоне всегда что-то такое, что Чэнлэ не мог понять до конца. Какая-то своя логика, но только в случае Джисона это был отнюдь не комплимент.       Едва Чэнлэ успел додумать эту мысль, как глаза, едва заметные под шапкой с чёлкой, вдруг оживились. Сердце Чэнлэ ушло в самые пятки. Он совершил отчаянную попытку вжать себя целиком в поручни, но отходить было некуда. А Джисон уже протискивался к нему навстречу, осторожно рассекая плотную толпу утреннего потока пассажиров. Чэнлэ даже задержал дыхание, как будто это могло ему как-то помочь.       – Чэнлэ-я, – его голос казался ещё ниже, чем Чэнлэ помнил. – привет!       – Привет, – пробормотал он в ответ, стараясь делать вид, что удивлён. – Ты… ты что тут делаешь?       – С этого семестра у меня занятия в другом корпусе. Ну знаешь, в том, который на остановку раньше твоего? – Джисон улыбался так, словно увидеть задавленного Чэнлэ с утра пораньше – это для него самая большая радость. Чэнлэ смотрел на него снизу вверх и очень надеялся, что автобус не дёрнется внезапно и Джисон, эта длинная шпала, не повалится на него всем своим весом.       – Понятно, – протянул Чэнлэ. Вот, на этом их вежливый разговор и закончился, подумалось ему. Всё тело напряглось настолько, что Чэнлэ был не в состоянии придумывать вопросы, чтобы и дальше прикидываться, будто болтать с Пак Джисоном, личной встречи с которым он хотел меньше всего на свете, для него самое обыкновенное дело.       – Давно не виделись, – продолжил Джисон как ни в чём ни бывало.       – Угу, – выдавил из себя Чэнлэ.       – Ты живёшь там же, где и раньше?       – Да. А ты?       – Я теперь живу в доме для студентов. Получается своя маленькая квартирка. Меня устраивает.       – Супер, – Чэнлэ даже попытался улыбнуться, но, скорее всего, получился просто оскал, а не что-то дружелюбное.       – Заходи как-нибудь в гости. Буду тебе очень рад.       Чэнлэ напрягся ещё больше. Джисон, что, совсем обнаглел? Всем давно известно, что он питает к Чэнлэ совершенно непонятный и совершенно недружеский интерес, и у него хватает глупости приглашать Чэнлэ в гости? Да за кого вообще он держит Чэнлэ, за круглого дурака?..       – Или можем пообедать как-нибудь. Если ты захочешь, – эти слова были произнесены гораздо тише. Как будто Джисон надеялся, что так его приглашение останется приватным несмотря на то, что разговаривали они в переполненному автобусе.       – Как-нибудь, угу, – покивал Чэнлэ. Он зацепился за расплывчатость «как-нибудь»: получалось что-то среднее между «да» и «нет». Он не хотел говорить «нет» не потому, что ему было неудобно отказывать. А просто потому, что не хотелось прямо с утра попадать в неприятный разговор. Хотя в его понимании, Джисон и сам должен был сообразить, что его приглашение не очень-то уместно.       – А, – глаза Джисона раскрылись шире, будто его осенило; Чэнлэ захотелось осесть на пол: он-то успел порадоваться, что худшее уже позади, но не тут-то было! – ты будешь на ужине у хёнов в эту пятницу?       Чэнлэ успел сгруппироваться, а иначе его челюсть была бы уже на полу. Значит, Джемин теперь не только общается с Джисоном, но ещё и приглашает его к себе на ужин?! Такого предательства со стороны родственника Чэнлэ не ожидал никак.       – Нет. Меня не пригласили, – и это было чистейшей правдой. Чэнлэ невольно задумался, почему Джемин его не позвал, ведь как правило, когда Джемин готовил что-то грандиозное, то обязательно приглашал Чэнлэ быть дегустатором. А теперь получается, ужин только на троих, но третий – не Чэнлэ, а Джисон? Характерная для Чэнлэ подозрительность, подпитанная крепким кофе вместо завтрака, натолкнула на мысль, что Джемин что-то задумал. Но что?..       – Как так, – Джисон улыбнулся неловко, будто ему стало совестно за то, что пригласили его, а не Чэнлэ. – Я думал, вы с хёнами общаетесь постоянно…       – Так и есть. К сожалению… или к счастью, – добавил Чэнлэ в самый последний момент, чтобы, опять же, не попадать в неприятный разговор.       – Может, мне тогда отказаться? Из солидарности? – спросил Джисон. Чэнлэ чуть не взорвался. Ну какая ещё «солидарность»?! Кого с кем? Они же больше не общаются, поэтому могут делать, что угодно. А если Чэнлэ захочется как-то изменить ситуацию, то он может в любое время разобраться с Джемином. Что, кстати, и следует сделать. При первой же удобной возможности.       Автобус свернул, медленно наклоняясь на бок и проезжая по дуге. Чэнлэ, повисая на петле, удерживая баланс вместе с безликой человеческой массой, попытался сделать глубокий вдох. Он не понял, сколько времени прошло, но Джисон вроде как всё ещё ждал его ответа.       – Не надо. И… – Чэнлэ увидел боковым зрением, что они подъезжают к остановке, на которой Джисону нужно было выходить, и испытал облегчение. – Хорошо провести время с хёнами. У Джено-хёна новая приставка, он всем разрешает в неё поиграть.       – Э-э… – Джисон как будто хотел добавить ещё что-то. На секунду показалось, что он планировал развернуть разговор совсем в другую сторону. Чэнлэ не желал знать, в какую именно.       – Твоя остановка, Джисон, – сказал Чэнлэ. Получилось с нажимом. Но ему было не жаль. Джисон кивнул, чуть поджав губы в подобии улыбки.       – Тогда… до скорого?       – Ага.       Поток пассажиров понёс Джисона в сторону выхода. Там, у самых дверей, он чуть не наткнулся на какую-то невысокую девочку. Он рассеянно, в своей привычной неловкой манере, извинился, и она начала радостно тараторить в ответ. Чэнлэ не сразу понял, что, по всей видимости, это была его знакомая.       Возможно, не для всех Пак Джисон был чудиком. Что ж, это их мнение. Своё мнение Чэнлэ менять не собирался.       Он вышел из автобуса и сразу же заметил нагруженную учебниками фигуру, плетущуюся в сторону медицинского факультета. Собрав те немногие силы, что у него были после бессонной ночи, Чэнлэ побежал, чтобы догнать Ренджуна. Как обычно, они начали болтать про дом, про общих знакомых и новости из Китая. Ренджун говорил неохотно, периодически зевая, но при этом отделаться от Чэнлэ тоже не пытался. И это было очень кстати: Чэнлэ было необходимо зачерпнуть обыденности и адекватности после того, что случилось в автобусе.       Недалеко от главного входа в университет, тоже как обычно, стояла чёрная, только что помытая машина. Из неё торчали ноги и задница Джемина: видимо, Джемин не успел договорить и теперь протиснулся в приоткрытое окно. Проходя мимо, Ренджун каким-то чудом изловчился и пнул его коленом под задницу. Джемин подскочил, явно ударился головой об потолок салона. Чэнлэ прыснул.       – Ты чего-о-о? – протянул Джемин обиженно; из машины выглянул Джено, и они с Чэнлэ обменялись короткими кивками. – Моя попа только для Джено, знаешь ли!       – О боже мой, – простонал Ренджун и добавил газу. Как только он ускорялся, даже несмотря на небольшой рост, догнать его было нереально. Чэнлэ и глазом моргнуть не успел, как Ренджун скрылся за тяжёлыми входными дверями. Получилось, что Джемин и Чэнлэ остались наедине. И Чэнлэ почувствовал, что это его шанс.       – Какие планы на эту пятницу, хён? – он решил зайти издалека. Машина Джено уже отъехала, а значит, Джемин был способен на нормальный человеческий диалог.       – Да особо никаких, – ответил Джемин подозрительно негромко, после некоторой паузы. Если бы не она, то Чэнлэ точно поверил бы в то, что Джисон ему наврал.       – Что ты врёшь! – не выдержал он. – Ты же позвал Пак Джисона к себе на ужин!       Джемин был явно шокирован.       – А ты откуда знаешь? Ты прослушиваешь мой телефон?! – обвинения в стиле Джемина: все непонятно откуда взявшиеся и те, в которые верилось меньше всего.       – Ну какой ещё телефон, хён, – у Чэнлэ резко закончились силы на злобу. – Я случайно встретил Джисона, и он мне сам всё рассказал.       – Джисон-и? Где ты его встретил, в автобусе? – Чэнлэ покивал, и тогда успокоился и Джемин. – Ну да, мы его пригласили к нам на ужин. У них с Джено-я как раз будет тренировка в баскетбольной секции… А ты что, обиделся, что мы не позвали тебя?       – Мне всё равно, – пробормотал Чэнлэ и спохватился. – Надеюсь, появление Джисона в вашем доме никак не связано с тем, о чём мы недавно разговаривали?       Джемин подвис. Он явно пытался вспомнить, к чему именно Чэнлэ делает отсылку.       – Да ты что, не-е-ет, ни в коем случае! – и это было, совершенно точно, самое чистое враньё. Ну или у Джемина родилась идея прямо сейчас, после того, как Чэнлэ ему напомнил. Надо было, наверное, вообще промолчать, сделать вид, что он никого не встречал и ни о чём даже не подозревал.       – Так тебя пригласить? Чтобы ты был в курсе того, что за твоей спиной не ведутся никакие «недозволительные» разговоры? – и Джемин игриво подвигал бровями. Чэнлэ буквально почувствовал, что его пытаются заманить в капкан.       – Ну уж нет. Если будет скучно, пойду в гости к гэ, – сказал он. Джемин закатил глаза:       – Ты не думаешь, что ты злоупотребляешь его добротой? Всё-таки, он тебе не родственник, в отличие от нас с Джено-я. Вдруг, ты его стесняешь…       И это тоже был трюк. Порой Чэнлэ поражался арсеналу уловок Джемина, если ему нужно было что-то заполучить.       – Значит, буду сидеть дома один. Мне и наедине с собой неплохо, вообще-то.       Джемин на это промолчал. Только вздохнул и покачал головой. Тогда Чэнлэ почему-то ужалило: а вот теперь Джемин уж точно не играл и не манипулировал.