О том, как опадают лепестки

      Наблюдать за попытками человечка сохранить спокойствие… забавно.       Дазай редко встречал тех, кого было так весело дразнить и с нетерпением ожидать ответ. И, хотя он спас человечка не для того, чтобы причинить ещё больше физических страданий — особенно после их короткого разговора, когда человечек очнулся, — Дазай остался в стороне.       Если вдуматься, это произошло из-за отсутствия интереса.       Раненый человек в основном спит, раненый человек не разговаривает, не спорит и не делает ничего, что могло бы развеять его скуку, поэтому Дазай не беспокоился. Он знал, что брат и сестра Акутагава сделают свою работу как следует, и оставил его в покое.       Именно поэтому сейчас он сидел на одном из множества деревьев возле своего дома, наблюдая издалека, как чиби борется с пылью во второй комнате, думал о сегодняшнем разговоре.       «Рю»?       Для Дазая и Гин было нормой называть Рюноске так, но человечек… Он должен бояться ëкаев, даже если он упрямее, чем большинство людей.       Когда Дазай подошёл к нему в первый раз, человечек был слишком напуган, чтобы что-нибудь сказать. Все их последующие взаимодействия были спровоцированы именно Дазаем, играющим на струнах гордости юноши, не имеющего во рту ничего, кроме оскорблений.       Оскорблять кого-то гораздо могущественнее и опаснее, чем любой мирянин, особенно в его собственном доме, — уму непостижимо.       Его глаза сузились, когда Рюноске зашёл в комнату, в которой с особым усердием работал человечек, и предложил ему чай. Хвосты Дазая с любопытством качнулись.       Нет, это не может быть правдой.       Оками — опасные ëкаи. Если бы они не были слугами Дазая, то с лёгкостью согнули бы его человеческий разум. Но… чиби не выглядел напуганным или раздраженным. Дазай не был уверен, — ведь он был слишком далеко, — но, кажется, он услышал смех.       Когда он успел подружиться с братом и сестрой Акутагава? Пока восстанавливался? Но он же всë время спал.       Если это правда, если чиби общался с ними по собственной воле, то всë становилось ещё более запутанным. Он вполне был способен улыбаться и нормально разговаривать с ними обоими, но наотрез отказывался называть хозяина резиденции, по крайней мере, по имени.       Чудовищная грубость.       Уши Дазая намекнули на что-то близкое к раздражению, хотя его ум не позволял ему признать такое сильное чувство, родившееся из-за действия человека. Он продолжал смотреть и пытался понять, что происходит.       Происходило что-то… странное.       Лис откинулся спиной на дерево и уставился единственным глазом на шелестящие над головой листья; его хвосты теперь неторопливо покачивались под ветвью. Природа была такой энергичной и полной жизни, такой хрупкой и мимолётной. Очень многообразной, как чиби, человек с самыми яркими волосами и глазами, в которых было столько силы воли, что её хватало даже на борьбу с кицунэ.       …Интересно, его раны зажили?       Он, должно быть, чувствовал себя хорошо, если Рюноске и Гин разрешили ему работать. В последний раз Дазай общался с человеком слишком давно, чтобы помнить, сколько длится процесс их восстановления. Он знал только то, что это происходит очень медленно, намного медленнее, чем у ëкая. Человечек, кажется, не чувствовал боли, пока работал, — да, он устал, но не более того.       Чиби едва заметно нахмурился, смачивая тряпку.       Дазай навострил уши.       …Зачем он сказал ему быть осторожным? Зачем он сказал, что мелкий в который раз оказывает неуважение?       Увидев его хмурый взгляд, Дазай вспомнил о его ранах.       К счастью, он видел чиби работающим, а не прикованным к постели.       Дазай просто заботился о своих служащих, это его обязанность. Не больше и не меньше. И он не станет тратить своё время, думая об этом. В конце концов, человечек чувствует себя достаточно хорошо, чтобы его можно было беспрепятственно дразнить и напоминать, чьим правилам он должен следовать.       Мучить простых людей скучно — нет никакого удовольствия играть с кем-то, кто не имеет сил отыграться. Чиби не такой.       Дазай пошёл требовать уважения к своей персоне после очередного оскорбления, человек хотел броситься на него, но вдруг отшатнулся назад с ошеломленным взглядом, чуть не упав, но успел схватиться за дверной косяк. Он упрямый малый, но инцидент привёл только к тому, что Дазай приказал Рюноске и Гин убедиться, что у него нет солнечного удара.       Чиби поскользнулся на мокром полу — зрелище слишком забавное, чтобы удерживать угрозу долго. Любопытство взяло верх, когда Дазай незаметно ослабил его одежду, чтобы убедиться в отсутствии бинтов.       …Значит, он полностью выздоровел?       Если это правда, они начнут чаще пересекаться, а диалоги станут менее… напряжёнными.       Вначале чиби всегда замирал при звуке голоса Дазая, его движения сводились к минимуму, а глазами начинал настороженно водить по сторонам.       Но дни шли, его реакции становились более расслабленными. Чиби по-прежнему относился к нему с недоверием, но страха Дазай больше не чувствовал. Иногда он даже не поднимал головы, когда лис появлялся.       Казалось, нечто сродни ненависти начало постепенно уходить.       Человечек стал чуть вежливее, чем раньше.       Это для Дазая было невероятно запутанным.       Он знал, за какие ниточки нужно дёрнуть, чтобы чиби занервничал, он знал, как заставить человека разозлиться или испугаться и, тем не менее, что-то мешало ему заходить дальше. Дазай видел, как чиби отводит глаза, когда он позволяет себе немного больше простого присутствия, но всё равно старается не обращать на него внимания и молча, послушно выполнять свою работу.       Иногда — совсем редко — он издавал нечто похожее на смешки, если Дазай рассказывал что-то достаточно смешное, чтобы вызвать это подобие смеха.       Оставалась только одна проблема: он по-прежнему давал довольно обидные прозвища.       Чиби упорно отказывался признавать Дазая своим господином, и использовал огромный спектр отрицательных прилагательных.       — Чего тебе, чëртов придурок?       Вопрос отогнал мысли прочь, заставляя Дазая вспомнить, зачем он пришёл. Он стоял здесь и наблюдал за человеком, который до этого в полной тишине занимался обедом, совершенно не обращая внимания на пришедшего.       — Если пришёл бесить, — валяй. — Несмотря на слова, его голубой взгляд больше смущён, чем рассержен. Дазай наклонил голову на бок, смотря на его маленькую фигурку, сидящую на полу и держащую тарелку с супом в одной руке.       — Почему ты всë время носишь эту юкату? — спросил он, навострив уши.       Он всегда видел человечка в старой, серой юкате. Она (в ней Дазай как раз-таки нашёл его) была изрезана, — но сейчас аккуратно зашита — и заляпана чернилами.       Чиби подавился и закашлялся в рукав.       — Тебе-то какая разница? — Он посмотрел на него так, будто Дазай спросил неимоверную глупость.       — Она рваная, — заметил Дазай, — и грязная.       — Нет, Гин зашила. И то, что есть небольшие пятна чернил, не значит, что она грязная.       Дазай нахмурился, и прежде, чем он успел сказать что-либо ещё, мелкий продолжил:       — Кроме того, у меня другой нет, — И, закатив глаза, он вернулся к еде.       Дазай смотрел на него в течении нескольких секунд, думая о том, почему слова Чуи заставили его чувствовать себя жутко расстроенным, и, в конце концов, так ничего и не понял.       Он вышел, оставив мелкого в покое.       Позднее, в тот же день, он призвал Рюноске.

***

      Надо сказать, что работать здесь было не так плохо, как представлял себе Чуя. Дела не слишком утомительные, его бесплатно кормят, комната больше, чем его старый дом. С Рюноске и Гин легко ладить, они ускоряли течение времени, наполняя его ощущением того, что он не одинок, и не раздражая его, в отличие от Дазая.       В целом, если бы не обстоятельства его появления здесь, это, наверное, был бы хороший способ уйти от мирской жизни.       Тем не менее, была одна вещь, которую Чуя понимал не очень хорошо: зачем Дазаю куча комнат, которые он вообще не использует?       — Это что?       Чуя, пытаясь завязать волосы в высокий хвост, вопросительно посмотрел на Рюноске. Юноша держал несколько пакетов. Все они были аккуратно завёрнуты в бумагу и перевязаны чёрной ниткой.       — Открывай. Тебе должно понравиться, — Он положил стопку рядом с футоном Чуи.       Юноша подошёл ближе и опустился на колени.       — Уверен?       — …Надеюсь.       Ну… если это не опасно, то вполне может быть.       Чуя смотрел на Рюноске, пытаясь найти намёк в выражении его лица, но попытка получить подсказку не увенчалась успехом.       Со вздохом, он развязал шнурок и осторожно снял первый слой бумаги. Он не знал, чего ожидать — то, что может хоть как-то помочь в работе? Полотенца для уборки? Может быть, лекарства, в которых он больше не нуждается? Полотенца имели бы смысл, он жаловался на их недостаток уже не один раз.       Когда ему удалось полностью снять бумагу, глаза Чуи встретились с яркими цветами.       Багровое небо.       Яркая голубая луна.       Тёмный силуэт дерева.       — Это…       Чуя встал, расправляя ткань.       — Новая юката, — Кажется, в уголках губ Рюноске пряталась улыбка. — Там ещё четыре.       Чуя неотрывно смотрел на тёмный рисунок и осторожно поглаживал кончиками пальцев мягкий и наверняка дорогой материал.       Настоящее произведение искусства.       — Тебе.       Чуя, моргая в замешательстве, медленно повернулся к другу.       — Мне?       — Тебе, — повторил Рюноске. — Теперь можешь носить что-то кроме… — Он коротко окинул взглядом старую серую юкату, — этого.       Чуе, вероятно, следовало бы обидеться на его тон, но он даже не подумал о этом. Он был способен только смотреть на глубокие цвета и касаться нежнейшей ткани; Чуя в жизни не встречал такой.       — Зачем?.. — с трудом выдохнул Чуя, складывая юкату. — Когда буду работать…       — Она соткана духами, её не так легко испачкать, — Чуя ничего не ответил. Рюноске, видимо, решил, что он ждёт продолжения, и добавил: — Это подарок от господина Дазая.       Глаза Чуи расширились.       Подарок? От него?       Он сначала посмотрел на сложенную юкату, потом на Рюноске. Снова на юкату и снова на Рюноске.       — В смысле?       Лис уже давно беспокоил его с тех пор, как Чуя начал работать, по несколько раз на дню, как только выпадал шанс. Отдыхает Чуя или убирается, — Дазая, кажется, особо не волновало. В начале это было подозрительно, почти как если бы он пытался поймать его на ошибках, но даже когда Чуя делал что-то не так, Дазай никогда не указывал на это.       Иногда казалось, что воздух вокруг лиса тёмный — почти чёрный — даже днём, но он никогда не пытался навредить или наказать Чую.       Из-за того, что они начали чаще разговаривать, Чуя научился читать некоторые его эмоции. Очень специфической была манера покачивания хвостами, когда Дазаю было что-то интересно. Когда Чуя шипел и говорил нечто очень резкое, его глаза сужались в напряжении. Когда Чуя чуть не упал в обморок от жары, в карих глазах Дазая промелькнуло что-то вроде удивления и беспокойства.       Но они не друзья, они едва знают друг друга.       Да, лис его спас, но он потребовал компенсацию и заставил Чую остаться. Это не то, что будет делать заботливый человек.       Тогда зачем он послал ему такой подарок? Это новый способ издевательства или что?       …Рисунок такой красивый, изящный и одновременно простой.       — Я могу попробовать угадать, — заговорил Рюноске, глядя вниз на юкату, — но я думаю, будет лучше, если ты сам спросишь господина Дазая.       Спросить?       — Хотя… Он может не ответить. — Рюноске вздохнул, несколько раз кашлянул и вышел из комнаты.       Чуя ещё какое-то время смотрел на ткань в своих руках, прежде, чем развернуть следующий свёрток.       Тёмные силуэты деревьев на красном небе, синяя, бурлящая река, в которой отражалась ярко-красная луна. Чуе потребовалась секунда, чтобы понять, что это не случайная закономерность. Это место, которое Чуя всегда любил, и которое было самым лучшим на земле.       Река у его хижины и лес, куда он сбежал от путешественников.       Место, которое привело его сюда. Старое спокойствие, смешанное с воспоминаниями о боли.       Он смотрел на юкату, пытаясь понять намерения лиса.       Стоит ли принимать такой красивый и нежный подарок от кого-то, вроде него? А если это очередная ловушка?       Возможно…       Взгляд Чуи задержался на подоле и сложной отделке. Застенчивая улыбка расцвела на его лице. Ему никогда не была предоставлена возможность по достоинству оценить художественные произведения, которые не были его собственными. Он мог не знать причины, но вполне мог принять подарок.       Не от лиса, ненавидящего людей, не от демона, чьи руки в крови, а от высокого Дазая Осаму, который спас жизнь Чуе.