О том, как опадают лепестки

      Каждый день казался таким же и, в то же время, другим.       Таким же, потому что Чуя продолжал ухаживать за садом, разговаривать с Рюноске и пить чай с Гин, как и раньше. Другим, потому что… кое-что изменилось с того самого вечера в комнате Дазая.       Одно лишь отличие, которое Чуя пытался игнорировать (не потому, что ему это не нравилось, а потому, что было трудно признаться в этом): он всë ещё работает, но теперь намного медленнее.       Каждый день он неторопливо убирал небольшую часть сада. Иногда он проводил больше половины дня с Рюноске и Гин, иногда он читал книги, которые они ему предлагали, делал перерывы подольше, долго спал.       Как только он закончит, наступит конец.       Он уйдёт.       Чуя знал, что он продлевает своё пребывание здесь, и знал, что это нарочно. Его не спрашивали, зачем он это делает, его не заставляли работать быстрее… Во всяком случае, остальным обитателям резиденции, наверное, так нравилось больше.       Однако, ещё одно отличие заключалось в Дазае.       Раньше Чую от лиса отделяла невидимая стена — пропасть, которая вначале казалась очевидной, естественной и безопасной. Человек и кицунэ никогда не должны находиться слишком близко, их жизни никогда не должны переплетаться друг с другом.       Они разговаривали, но так и не сблизились.       Они ссорились, но так ничего и не сделали.       До тех пор, пока Чуя не пересёк границу, придя в комнату Дазая и предложив то, чего не должно было произойти между ними — нежность. Что-то, что было не так уж далеко от доверия, и с тех пор лис стал менее… внимательным, но не в плохом смысле.       Ощущение, когда хвосты Дазая касаются его кожи, казалось Чуе совершенно привычным и знакомым. Они щекотали его лицо, когда он не обращал внимания на слова собеседника, они растирали ему руки вечерами, когда ветер поздним летом становился холоднее. Иногда они ловили его, когда Чуя спотыкался, слишком погружённый в разговор или собственные мысли.       Раньше Дазай так не делал. Чуя уже даже не помнил, как боялся его.       Хвосты Дазая мягкие, тёплые и ласковые, даже когда слова их хозяина полны поддразниваний и уловок. Лис так и не ответил на вопрос Чуи в тот вечер, но это был ответ сам по себе. После всех тех случаев, когда он чувствовал, что кто-то наблюдает за ним, когда он приближался к голубому пламени в лесу, особенно после того, как узнал, что никто больше не видит линию огня…       Не то чтобы не пришло время покинуть ему этот мир.       Дазаю было просто любопытно, потому что он знал о Чуе.       Это имело смысл, но Чуя не мог перестать думать об этом, — это тот ответ, которого он хотел? Должен ли он чувствовать облегчение, что всë так просто? Что, в конце концов, он не был целью Дазая? Должен ли он чувствовать облегчение, зная, что если бы не ситуация, которая чуть не убила его, Чуя мог бы провести всю свою жизнь среди людей, никогда не встретив лиса или его слуг-оками?       …Должен ли он чувствовать себя плохо из-за того, что в этом не было другого смысла?       Эти мысли никогда полностью не уходили. Временами они тихие, прячутся где-то в глубине его сознания, но они всегда были рядом — смеялись над тем, насколько противоречив и неуверен Чуя в своих собственных чувствах, особенно когда Дазай рядом.       У лиса был талант воздействовать на разум Чуи, даже когда он, возможно, не осознавал этого. Потому что каждый раз, когда Чуя видел его, он вспоминал, а когда вспоминал, — снова начинал сомневаться.       Что это за чувство?       Чего он вообще ожидает?       Вихрящийся беспорядок мыслей мог бы свести с ума любого, но в тот момент, когда Дазай заговаривал с ним, всë проходило. В эти моменты сомнения его прошлого не имели значения, вопросы больше не требовали ответов.       Он здесь, какая разница, как это началось?       Их дни варьировались от случайных ссор во время перерывов у Чуи до долгих бесед. Днём они гуляли по лесу, наблюдая, как медленно угасает лето, ожидая, когда листья снова заиграют яркими красками, как только наступит осень. Всë чаще и чаще Дазай оставался наблюдать — и мешать — Чуе готовить и принимать пищу, всегда задавая слишком много вопросов о вещах, которые тривиальны, по крайней мере, для человека.       А ночью… В это время грань между ними стиралась.       В это время Чуя расчëсывает хвосты Дазаю, рассказывает о своих детских воспоминаниях, чтобы заполнить тишину между ними, позволяет лису смотреть, как он рисует, когда ему хочется. Это ночи, которые кажутся такими странными и в то же время такими правильными…       — Что-что ты хочешь? — Дазай посмотрел на него через плечо, выгнув бровь. Чуя сидел между его хвостами, медленно расчëсывая мягкую шерсть.       — Расскажи мне что-нибудь, — повторно попросил Чуя, чувствуя себя немного неловко. — Это, — Он указал на расчёску, — требует времени, а я устал говорить. Твоя очередь.       — Рассказать о чëм?       — Не знаю. О чëм хочешь, — Чуя ведь не может спрашивать об историях из детства Дазая, да ведь? Он даже не уверен, есть ли они у лиса. — Ты всегда жил на этой горе?       — Нет… — лис снова отвернулся, глядя прямо перед собой. — Скажу честно, не самая приятная история.       — Вообще ничего интересного? — Чуя попытался. Может быть, лис просто забыл о хороших временах, о мирных моментах своей долгой жизни. — Ничего весёлого?       Комментарий заставил Дазая усмехнуться, хотя Чуя не был уверен, имел ли он в виду шутку или нет.       — Моё определение веселья сильно отличается от твоего, чиби. Хотя… не каждый день был окрашен в красный цвет.       Чуя фыркнул. Искра раздражения загорелась в его груди из-за глупого прозвища, которое Дазай отказывался оставить.       Он хотел начать спорить и сказать ему перестать называть его так, или он отрежет весь мех, но, как только Чуя открыл рот, Дазай начинал говорить.       Это была та его сторона, о которой Чуя никогда не знал.       Это была не отдельная история, которую он рассказывал, не непрерывная цепочка событий — Дазай говорил о небольших встречах, которые не были связаны друг с другом, он перескакивал между разными временами, разными столетиями, как будто это ничего не значило.       Демоны, духи, боги… В его словах было так много того, что должно было казаться невообразимым для Чуи, но благодаря лису всë становилось простым и естественным. Он не описывал их, как удивительных новых существ, он говорил о них так же, как Чуя рассказывал о людях. Возможно, в словах Дазая не было сильных чувств, ему определённо наплевать на людей, с которыми он встречался, но в его голосе нет ни удивления, ни злобы.       (Вероятно, потому, что он опускал плохие моменты).       Это просто… воспоминания. Истории о его жизни в мире, который существует так близко к миру Чуи, несмотря на то, что на самом деле они совершенно разные.       Только когда Дазай начал говорить о том, что встретил дракона, Чуя не захотел в это верить. Его упорное отрицание заставило Дазая смеяться.       — У тебя не было проблем, когда я говорил о богах, тогда чем тебе так дракон не понравился?       — Очевидно! — ну, в самом деле… — Как он вообще смог спрятаться?       Если верить Дазаю, боги живут в своих собственных измерениях. Но почему люди никогда не видели настоящего дракона? Даже историй о них было немного, потому что никто в здравом уме в них не верил, независимо от того, насколько человек был религиозен.       — Ты когда-нибудь видел меня до того, как пришел сюда? — насмешливо спросил Дазай. — Или каких-нибудь других демонов?       — Ну… если бы было темно, ты мог бы сойти за человека.       Не совсем человек, но достаточно похож. Плюс, лис редко покидает резиденцию, насколько мог судить Чуя.       — Я не единственный, кто может принимать человеческий облик, чиби. Драконы — одни из самых могущественных существ на свете. Предполагается, что обмануть смертных не будет для них проблемой.       Чуя наклонил голову, выгибая бровь.       — Что значит «предполагается»? — дерзко поинтересовался Чуя. — Это говорит твоё высокомерие или…       Дазай дразняще ухмыльнулся через плечо.       — Кто знает.       Ах, да. Чуя никогда не получал от Дазая ответы.       Дискуссия продлилась недолго. Дазай продолжил свою историю о «лисе, который бродил в одиночестве, пока не подобрал двух маленьких собачек». Чуя не мог не вспомнить, как однажды сказал Рюноске о том, что его жизнь становится проще, если прятать свой хвост и уши. Бедные брат и сестра! Однако, они не казались несчастными и не вели себя так, будто их держат здесь насильно. Похоже, они просто решили остаться, чтобы служить этому надоедливому лису, несмотря на шутки, которые пришлось вытерпеть.