О том, как опадают лепестки

      Надев юкату, которую ему подарил Дазай, Чуя почувствовал себя… странно.       У него было тяжело на душе, но Гин настояла, что для Фестиваля она подойдёт лучше, чем его старая одежда, потому что в неё вплетены защитные заклинания.       По правде говоря, Чуе не хотелось идти: ему вообще ничего не хотелось делать со вчерашнего разговора с Дазаем, но он пошёл. Он обещал; Фестиваль — единственная причина, по которой он оставался здесь так долго, и он хотел провести свои последние минуты с братом и сестрой в хорошем настроении.       Трудно идти в место, которое должно быть весёлым, и пытаться наслаждаться временем, когда слова Дазая продолжают повторяться в его голове.       — Готов?       Рюноске и Гин стояли у главного входа, когда Чуя, наконец, покинул резиденцию как раз перед заходом солнца. Они провели день, вместе обедая и разговаривая, но этот момент все равно был неизбежен, независимо от того, как сильно кому-то из них хотелось, чтобы время замедлилось или, может быть, даже остановилось.       — Да, — Чуя слабо улыбнулся им. — Как мы туда доберёмся?       Он не знал, где находится «туда», но сомневался, что недалеко отсюда.       — Заклинанием телепортации, — объяснил Рюноске, хотя вся эта магия на самом деле не имела для Чуи особого смысла, кроме того, что она может облегчить жизнь. — С его помощью можно пойти куда угодно, где ты был раньше, и Фестиваль всегда проходит в одном и том же месте.       — И это нормально для меня?..       — Да. Заклинание совершенно безвредно. За исключением того, что ты заблудишься в нём, если войдëшь внутрь без меня, так что постарайся этого не делать.       Ах, значит, он не пострадает, но может в конечном итоге блуждать внутри какого-то заклинания богам известно сколько времени, если Рюноске отпустит его, по ошибке или нет. Отлично.       — Постараюсь.       — И ещë… — Голос Рюноске стал более серьёзным. Этого не было достаточно, чтобы взволновать Чую, но изменения тона хватило, чтобы заставить думать, что это что-то важное. — Никому не отдавай ничего из того, что принадлежит тебе.       Это всë?..       Чуя закатил глаза, преувеличенно разводя руками.       — Я выгляжу так, будто мне есть что отдать? — Единственное, что у него есть при себе, — это юката, которая даже не принадлежит ему, — по крайней мере, он больше не чувствовал, что она принадлежит ему, — и раздавать свою одежду на публике звучит более чем нелепо.       Рюноске, однако, казалось, не был обескуражен откровенным издевательством.       — Это также может быть твоя кровь.       — Серьёзно?       — …Или твоё имя.       Чуя посмотрел на оками со смущённым и слегка настороженным выражением лица.       Зачем ему вообще кому-то давать свою кровь? Кто так делает? Это распространено среди демонов?       — Хорошо, — медленно сказал Чуя. — Итак… ни с кем не разговаривать…       — Можно, если хочешь. Если понадобится представиться, имени без фамилии будет достаточно.       Вздохнув, Чуя оставил эту тему. Не то чтобы у него были планы заводить там друзей — он собирался на Фестиваль только с братом и сестрой Акутагава и хотел провести время с ними, а не с мимолётными знакомыми.       Как раз в тот момент, когда он собирался спросить о заклинании, Рюноске сделал несколько шагов в сторону, вытягивая руку перед собой.       — Что за?..       Чуя, прищурившись, наблюдал, как облако чёрного дыма вытекает из рукава юноши, падает на землю и, вместо того, чтобы исчезнуть, собирается в форму… волчонка? С красными глазами? Он едва доставал до коленей Рюноске, его голова запрокинулась. Хвост весело завилял, когда глаза-бусины увидели хозяина.       — Даже с защитными заклинаниями на границах мы не можем оставить резиденцию полностью без охраны, — Рюноске говорил так, будто это очевидно. Может быть, так оно и было, но это не объясняло того, что видел Чуя.       — Здорово, конечно, но… что это? — он не имел в виду ничего грубого, ему просто было любопытно, потому что за всë время своего пребывания здесь он не видел ничего подобного.       Маленький дымчатый волк смотрел на него, красные глаза сияли ярко и тепло. Он завилял хвостом ещё быстрее, будто вопрос Чуи вызвал у него желание поиграть.       — Мой фамильяр, Расëмон.       Итак… у Рюноске, демона-волка, есть фамильяр: дымчатый демон-волчонок? И он по какой-то причине никогда не упоминал о нём или о том факте, что он живёт в его рукаве?       Чуя посмотрел на Гин, приподняв брови, в его глазах немой вопрос: «У тебя тоже есть такой?», но девушка покачала головой с лёгким смешком.       — Он будет присматривать за этим местом, пока нас не будет, — Как по команде, Расëмон исчез, запрыгнув на крышу. — Теперь можем идти.       Чуя старался не выглядеть слишком обеспокоенным обнаружением того факта, что Рюноске держит настоящего демона в рукаве. Оками снова протянул ему руку, и Чуя насторожился; из его одежды выходило всë больше чёрного дыма.       Сколько там ещё?       Однако на этот раз дым не принял форму животного, он даже не остался на земле. Он парил над ним, кружась в воздухе и образуя тёмный круг размером почти с человека, похожий на овальное зеркало или дверь…       Пожалуйста, только не говорите, что…       — …Мы проходим через это?       — Ну да, — беспечно ответил Рюноске. Гин похлопала Чую по плечу, прежде, чем шагнуть в дым и мгновенно исчезнуть, оставляя их двоих наедине под звёздным небом.       — Это не больно, обещаю, — Он протянул Чуе руку, пытаясь успокоить его. — Просто держись за рукав.       Чуя неохотно обхватил пальцами край рукава Рюноске, подходя ближе.       — Если я задохнусь, это будет на твоей совести.       — Не успеешь, — Он фыркнул. — Перемещение длится не больше секунды.       На самом деле у Чуи не было другого выбора, кроме как поверить Рюноске, если он хочет пойти на Фестиваль.       Он непроизвольно сморщил нос, глядя на круг.       — На счёт «три»?       — …Давай.       Чуя вздохнул, мысленно готовя себя к… чему-то. Он не знал, зачем, но задерживал дыхание, пока Рюноске считал до «трёх».       Они сделали шаг вперёд, и…       — Добро пожаловать! Добро пожаловать!       — Поймай плавающий фонарь и выиграй талисман!       — Горячие каштаны! Налетай!       Их встретила какофония голосов и музыки, взрывных запахов и красок.       Когда глаза Чуи снова сфокусировались, он увидел бесчисленные киоски, образующие лабиринт дорожек, и людей — большинство из них, если не все, вероятно, ëкаи, — прогуливающихся вокруг, смеющихся, едящих и играющих во всевозможные игры.       Некоторые из них имели очень запоминающие черты, такие как крылья или рога, некоторые принимали форму животных, передвигающихся на двух (или более) ногах, в то время, как другие выглядели… людьми. Возможно, они скрывали истинную сущность, как Рюноске и Гин, но Чуя не видел разницы.       Где бы они сейчас ни были, уже стемнело. На чёрном куполе неба не было видно ни единой звезды: палатки и маленькие плавающие костры затмевали ярким светом любые небесные светила.       Здесь было оживлённее, чем ожидал Чуя, красивее и намного нормальнее. Он никогда раньше не был на фестивалях, но, если бы здесь не было ëкаев и нескольких необычных товаров в некоторых киосках, Чуя сказал бы, что это легко можно сравнить с тем, что делают люди во время своих праздников, или с тем, о чëм Чуя слышал.       — Совсем не страшно, да ведь? — Слова Рюноске вернули Чую к реальности. Он несколько раз моргнул, прежде, чем поднять глаза на друга и фыркнуть.       — Я не испугался, — он просто был осторожен.       — Как скажешь.       Гин, всë это время стоявшая рядом с ними, захихикала, и Чуя бросил на неё многозначительный взгляд. Они не имеют права смеяться над ним за это, он человек. Он был бы сумасшедшим, если бы не относился скептически к использованию заклинаний в первый раз.       Но, по крайней мере, это помогло отвлечь его разум от не очень приятных воспоминаний.       Они побрели по аллее разноцветных киосков, в одном из которых Гин купила сладкий напиток. На вкус «нечто» было не похоже ни на что, что Чуя пробовал раньше, но оно очень освежало.       — Они все люди? — спросил он, оглядываясь на проходящие мимо них фигуры.       — Нет, — ответил Рюноске, взглянув туда, куда смотрел Чуя. — Некоторым ëкаям просто не нравится показывать свою истинную форму. Но вокруг есть люди.       Чуя не стал спрашивать. Может быть, ему лучше не знать слишком много.       — А ëкаи знают об этом?       Люди, конечно, рассказывали истории, но немногие на самом деле верили в них, не без причины. Чуя бы не поверил в это, если бы не синее пламя в лесу. И всë же, если верить словам Рюноске, есть люди, которые не только знают о мире демонов, но и живут в нём или, по крайней мере, посещают его?       — Тебе здесь не место.       Это вообще разрешено?       — Ну… — Рюноске сделал глоток из своего стаканчика, обдумывая ответ. — Мы не пытаемся скрывать своё существование, просто люди, как правило, не верят в демонов. Я думаю, что большинство людей, которые здесь находятся, являются слугами высших ëкаев или синтоистскими жрецами, которые завоевали доверие богов.       Слуги? Доверие богов?       — У некоторых из них также может быть кровь ёкаев.       Это заставило голубые глаза Чуи расшириться. Все предыдущие мысли и вопросы мгновенно исчезли.       — Типа, полукровки?       — Да. Потомки демона и человека, неважно, в каком поколении, — Лицо Рюноске несколько смягчилось и выглядело почти печальным. — Такие отношения случаются… не часто.       Внезапно у Чуи сжалось в груди.       Значит, это возможно. Жить вместе, даже если вы из разных миров, быть вместе…       Если вы, конечно, ещё не упустили свой шанс.       Словно почувствовав, что его мысли закручиваются спиралью, Гин указала на ближайший киоск с парящей над ним надписью «Лови каппу!» и потащила их туда.       Брат и сестра, кажется, пытались прогнать боль из его сознания или хотя бы отвлечь от неë: они заходили во все попадавшиеся на пути палатки и заставляли Чую пробовать еду, продаваемую на Фестивале. Что-то из предложенного выглядело вполне нормальным и даже знакомым, но были и угощения, которые вызывали беспокойство, даже если брат и сестра утверждали, что они совершенно безвредны.       Чуя иногда уступал, — например, карамелизированный ядовитый цветок тысячелетней выдержки и вправду был неплох, — но некоторые блюда были слишком причудливы, несмотря на то, что он считал себя непредубежденным.       Например, яйца сирены.       Чуя не стал их пробовать.       Они стояли у киоска со сладостями, когда незнакомый голос весело окликнул их.       — Рю, Гин! Давно не виделись.       Они обернулись и увидели молодого человека, вероятно, лет двадцати с небольшим, с чёрными волосами и зелёными глазами, одетого в светло-коричневое монцуки, идущего к ним с чем-то похожим на данго в руке.       Чуя вообще не узнал этого человека, но брат и сестра, кажется, расслабились при виде него.       — Рампо, — Рюноске поднял руку в приветствующем жесте, — как всегда, питаешься только сладостями?       — Никак иначе, — ответил мужчина, Рампо, прежде чем оглядеть всю компанию. — А ты, должно быть, Чуя.       Чуя удивленно приподнял брови и посмотрел на Рюноске, сбитый с толку тем, что кто-то, кого он определённо не знает, называет его по имени.       — Когда тебя доставили в резиденцию раненым, — кратко объясняет Рюноске, — мы вызвали врача, госпожу Йосано, чтобы она оказала тебе помощь. Рампо — еë… нахлебник.       — Эй! — драматично, почти по-детски. — Я помогаю по дому и в клинике!       — …Он тоже человек.       Чуя внимательно оглядел мужчину, жующего свои сладости. Он улыбнулся, и эта улыбка говорила о том, что Чую Ранпо знает, даже если они только что познакомились.       Это… необычно, в некотором роде тревожно, но он не казался плохим человеком.       — Понятно… — медленно произнёс Чуя, отгоняя все вопросы, которые грозили вызвать у него головную боль. — Да, я Чуя. Приятно познакомиться.       — Взаимно! — прощебетал мужчина. — Госпожа Йосано сказала, что твоё состояние было довольно тяжелым. Рад, что тебе сейчас лучше.       Если почти смертельное состояние можно считать «довольно тяжелым», то да.       — Мне дали… кое-что, что очень помогло.       Возможно, неизвестная госпожа Йосано заставила Дазая дать ему то лекарство, но Чуя не собирался думать об этом. Хотя, его лицо все ещë искажено при воспоминании о боли, которая последовала за приёмом.       — О, — Глаза Рампо расширились, а улыбка угасла, — мне жаль. — В его голосе действительно звучало сожаление, будто он слишком хорошо знал, что вспоминает Чуя.       Бедняга, наверное, тоже выпил это в какой-то момент.       — Госпожа Йосано с тобой? — спросил Рюноске.       — Нет, она занята, но попросила меня купить ей каких-нибудь штук.       Они отошли в сторону от прилавка и некоторое время разговаривали: о Фестивале, о госпоже Йосано, которую Чуя не помнил из-за тумана боли того дня, и о любых других случайных вещах, которые приходили им в голову.       Рампо казался… милым. Очень расслабленный практически во всем, он ни в малейшей степени не беспокоился о том, что шатается один, несмотря на то, что он человек. Даже если они только что познакомились, Чуя обнаружил, что с ним очень легко разговаривать. Этот человек любил шутки, но в его словах чувствовалась сильная аура знания, а за зелёными глазами скрывалась мудрость.       В какой-то момент Рюноске и Гин оставили их одних на несколько минут, чтобы пойти купить ещё что-нибудь выпить, но, к большому удивлению Чуи, это не вызвало неловкости. Разговор продолжился, хотя в основном Рампо читал Чуе лекцию о всевозможных сладостях, которые здесь продают, какие из них самые лучшие, а какие, по-видимому, совсем недостаточно сладкие.       Только когда они увидели, что брат и сестра возвращаются, Рампо наклонился ближе к Чуе и, глядя прямо в голубые глаза, тихо сказал:       — Ты хороший парень, Чуя. Но помни: ты человек и должен быть здесь очень осторожен.       Чуя на секунду замер, ошеломленный серьёзным голосом, но прежде, чем он успел спросить, почему Рампо сказал ему это, Рюноске и Гин снова присоединились к ним, и вскоре мужчина ушёл, извинившись, что ему нужно ещё перекусить.       Чуя не знал, как долго они гуляли, — ночь была такая же тёмная, как и тогда, когда они только пришли. Он слабо чувствовал, что устаёт с каждым посещением киоска, с каждой игрой, в которую их затягивает Гин, но…       По крайней мере, сейчас он счастлив.       Счастлив, что может наслаждаться всем этим с Рюноске и Гин, счастлив, что может поговорить с ними, как всегда, и позволить себе забыть о том, что это последний раз, когда он может это сделать. Он не позволит настроению испортиться, он не позволит этой ночи стать чем-то грустным.       По крайней мере, эта прогулка останется у него в счастливых воспоминаниях.       Но он ничего не мог поделать с тем фактом, что, чем дольше они гуляют, тем больше он устаёт. Это не только физическое истощение: последние несколько дней сказались на его разуме, из-за чего Чуе стало намного легче теряться в мыслях, терять представление об окружающем или забывать о чëм-то. Он пытался скрыть это, и, возможно, у него это хорошо получалось, потому что брат и сестра, кажется, не замечали.       И затем, после того, как Чуя отвлёкся на что-то и остановился, он не осознал этого, прежде чем повернуться обратно к друзьям, которые…       — Рю?       Он один.       — Гин? — Он огляделся по сторонам, но никого не обнаружил в оживлённой толпе, окружающей его.       — Ой!       Кто-то врезался в него с тихим криком, и когда Чуя посмотрел на незнакомца, он увидел… ребёнка? Подростка?       — Простите, — Некто, очень похожий на человека, торопливо встал, — споткнулся.       — Ничего страшного, — Чуя опустился на колени рядом с мальчиком. Ему, кажется, было около тринадцати лет, максимум четырнадцать. — Ты в порядке?       — Кажется, да… — Он оглядел свою грязную одежду и ноги. — У моей сандалии порвался ремешок.       Чуя посмотрел на обеспокоенное выражение лица мальчика и быстро слезящиеся глаза, и его лицо смягчилось.       — У тебя есть что-нибудь, чем можно затянуть?       — Н-нет, — неуверенно. — Могу порвать свою одежду, но… — Мальчик явно сдерживал рыдания, и Чуя не мог не пожалеть его. Он закатил рукав юкаты и потянулся за лентой, повязанной вокруг запястья.       — Никому…       Обычно он использовал её, чтобы завязывать волосы, когда они лезли в лицо и мешались, но Чуя сейчас вполне был готов с ней расстаться.       — Давай я тебе помогу, — предложил он ребёнку, который смотрел на него блестящими глазами.       — …не отдавай…       — Н-но… Вы уверены?..       — Да, — Усталость, возможно, овладевала им, но Чуя все ещё чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы починить одну сандалию. Он делал это для Ширасэ и Юан бесчисленное количество раз в прошлом, потому что они так и не научились делать это сами.       — …ничего из того…       — Спасибо, — Лицо мальчика посветлело, когда он встал после того, как Чуя завязывал ленту на его сандалии. Он вежливо поклонился, прежде, чем убежать и оставить Чую одного.       Он устал, но улыбка ребёнка согрела его сердце, пусть и совсем немного.       — …что принадлежит тебе.       (Если бы только его разум был достаточно ясен, чтобы запомнить несколько очень простых слов…)       — Ты должен быть здесь очень осторожен.       (Если бы только его разум осознавал последствия…)       — …Чуя? — Он услышал, как Рюноске зовёт его сзади. — Ты в порядке? Мы тебя потеряли.       — Ах, извините, — Он стряхнул с себя туман, его веки тяжелеют с каждой секундой. — Я просто отвлёкся.       — Устал? — тихо спросила Гин. Чуя виновато улыбнулся.       — Совсем немного.       Тëмные глаза Рюноске изучали его лицо в поисках честного ответа.       — Хочешь вернуться?       — Пока нет, — он не хотел возвращаться, не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась. — Давайте погуляем ещё немного.       Брат и сестра с беспокойством переглянулись. Чуя добавил, как можно невиннее:       — Пожалуйста?       Он знал, что они не смогут отвергнуть его, когда он в таком состоянии.       Когда они снова начали идти — на этот раз медленнее, — Чуя думал о мальчике, которого он только что встретил. Рыжеватые волосы, крестообразный шрам на щеке.       Ожерелье с сияющим красным камнем, свисающее с его шеи…       Ах, у этого парня была такая добрая улыбка.

***

      Как только Чуя откроет дверь и выйдет, эта комната больше не будет его.       Футон больше не будет его, хотя он единственный, кто когда-либо пользовался им. Стопку книг постигнет та же участь, хотя она составляла ему компанию в течении многих ночей.       Этот дом больше не будет его домом (если он когда-то таковым являлся).       Последняя ночь, которую ему разрешили провести в этих, ставших уже привычными стенах, подошла к концу. Он проснулся раньше обычного и смирился с тем, как быстро течёт время.       Чуя готов уйти.       Даже если это не так.       Он стоял у раздвижной двери, держась одной рукой за слишком холодное дерево, и в последний раз оглядывал маленькое пространство. Он постарался оставить всë как можно более чистым, он аккуратно сложил книги, футон и поверх него оставил пять юкат.       Всë, что не принадлежит ему, остаётся, когда он уходит.       Именно так устроен этот мир, именно так всë и должно быть. Он не тот, кто устанавливает эти правила, и не он тот, кто может их изменить. Единственное, что может сделать Чуя, — это надеяться.       Надеяться, что однажды он научится жить с настоящим, которое стало его прошлым.       Он сделал глубокий вдох и медленно отвернулся от зрелища, которое врезалось в его память. Он открыл дверь и больше не оглянулся.       Прогулка по коридору показалась ему длиннее, чем когда-либо, и в то же время короче секунды, каждый шаг эхом отдавался в резиденции. Есть ещё одна дверь, которую ему нужно пересечь, ещё одно препятствие, которое должен преодолеть его разум. Он на мгновение остановился у стены, обращённой ко входу, и…       Как он и думал, глубокие царапины от когтей Дазая всë ещё отчётливо видны. На дереве даже осталась засохшая кровь, вероятно, потому, что Чуя был единственным, кто убирался в доме.       Но это больше не его работа, так ведь?       Ничто не будет являться его работой, как только он выйдет на улицу.       Свежий воздух наполнил его лёгкие, солнечный свет коснулся кожи, но всë ощущалось так, словно мир смеётся над ним, позволяя самому прекрасному сентябрьскому дню стать тем, который он запомнит как самый мрачный.       Мир, должно быть, и правда ненавидит его.       — Ты рано встал.       Рюноске и Гин стояли снаружи, скорее всего, ожидая Чую, которому каким-то образом удалось послать им улыбку, хотя его душа начала постепенно забывать, что это такое.       — Уже почти полдень, — ответил Чуя.       — Ещё рано, — возразил Рюноске. — Ты уверен, что не хочешь ещё поспать?       — Уверен, Рю, — Чуя вздохнул. — Конечный результат будет тем же, независимо от того, как долго я буду спать.       Гин тепло улыбнулась ему, пока её брат продолжал допытываться:       — Ты всë забрал?       Да, всë его имущество: две старые юкаты.       — Да, — буднично ответил Чуя, не встречаясь взглядом с собеседником.       Гин протянула ему маленький пакетик, и, по запаху, Чуя определил, что он наполнен чайными листьями.       — Спасибо, — сказал он, хотя, вероятно, у него не получится заварить его так же хорошо, как у неё. — Вам, ребята, необязательно провожать меня обратно.       — Нет, обязательно, — быстро сказал Рюноске. — Мера безопасности.       Комментарий заставил Чую горько усмехнуться.       — Мера безопасности, да? — Юноша всегда казался холодным и стоическим, но его действия показывали всю заботу, которая есть в его сердце. — Хорошо.       Но когда Чуя направился к лесу, он услышал, как Рюноске кашляет у него за спиной, и почувствовал, как Гин дёргает его за рукав. Он обернулся.       — В другую сторону…       При этих словах Чуя прищурился. Он знал направление и знал, что это не то место, куда Рюноске и Гин пытаются его отвести.       — Туда?       — Туда, — Рюноске пытался казаться беспечным.       Чуя перевёл взгляд с одного на другую, обратив внимание на выражения их лиц и то, как их руки играют с одеждой, и это заставило его улыбнуться самому себе. Искра признательности вспыхнула в его груди, когда он кивнул.       — Ладно. Пойдем туда.       Он возвращается в деревню, но ему не обязательно идти туда сразу, верно? Пока он добирается, время не имеет значения, не так ли?       Кроме того, что вообще может измениться за пару часов?       Конечно, путь, которым брат и сестра вели его, — это не дорога в деревню Чуи, она немного длиннее. Они шли в любом направлении, кроме деревни, и прекрасно это понимали. Только когда солнце начинает медленно клониться к закату, они больше не могли откладывать неизбежное.       Они тянули с этим, сколько могли, но, в конце концов… Рюноске и Гин стояли у маленькой статуи лисы, за линией голубого пламени…       А Чуя — по другую сторону от неё.       — Итак… — медленно произнёс Рюноске. — Навестишь как-нибудь?       Чуя улыбнулся, но в его улыбке больше не было теплоты. Он ценил это и знал, что юноша говорит серьезно, он знал, что предложение — не просто пустые слова, но…       — Спасибо, что позаботились обо мне, — вместо согласия или отказа сказал Чуя. — И спасибо за заварку, — добавил он, глядя на Гин.       — Мы будем скучать, — она вздохнула.       — Мы всегда здесь. Если тебе что-нибудь понадобится…       — Я знаю, — но это прощание. Окончательное. — Спасибо.       За всë.       Чуя слегка поклонился в знак благодарности за то, что помогли ему вылечиться, за то, что были рядом во время его перерывов и всегда пили с ним чай. Они сделали более чем достаточно.       Ему пора возвращаться туда, где его место.       Знакомая тропинка, знакомая трава под ногами и знакомые деревья вокруг, — однако всë казалось не таким, как раньше. Здесь более пусто, менее гостеприимно.       Дорожка вела к старой маленькой хижине, в которой вырос Чуя, месту, где он провел большую часть своей жизни, и где, вероятно, доживёт её остаток. За последние два месяца ничего не изменилось, только тонкий слой пыли осел на полу, но в остальном всë по-прежнему. Здесь полно воспоминаний, полно того, кто такой Чуя, и…       Здесь пусто.       Потому что здесь живет только один человек, только один человек вдыхает воздух, пахнущий чернилами, и слушает, как скрипит пол под ногами.       Один человек на разожженный камин.       Один человек на старый футон.       Один Чуя, прислушивающийся к собственным крикам.       Одинокая слеза, которую он не смог сдержать, один прерывистый вздох, который он не смог заглушить. Первый всхлип. Единственная трещина, из-за которой рушатся высокие стены, за которыми прятался Чуя.       Слëзы, крики, боль и правда… Всё это утомляло его, убаюкивало. Он ждал, когда темнота ночи без сновидений поглотит его печали.