О том, как опадают лепестки

      Когда Чуя проснулся, он ничего не ожидал. Он уже несколько недель ничего не ожидал, его дни состояли из простого… существования.       Проснётся, может быть, встанет со своего футона, съест всë, что захотят от него брат и сестра Акутагава, может быть, выйдет из своей комнаты не только для того, чтобы принять ванну, а потом снова заснёт. Именно так Чуя коротал дни; его разум больше не чувствовал течения времени. Он застрял в бесконечном цикле попыток собрать кусочки воедино и разрушить их снова, когда боль становилась слишком сильной.       Но он делает это молча, никогда не позволяя словам скорби, гнева и печали сорваться с губ, или отчаянным крикам о помощи засиять в его глазах. Он помнил, как однажды выплеснул это в объятиях Дазая, и как тогда ему стало лучше, но…       Что, если он неправ?       Нет смысла обременять других своими проблемами, нет смысла искать утешения, пока он разбит вдребезги. Ему нужно держать всë внутри, он должен сам найти ответы.       По крайней мере, так считал Чуя.       Но это утро — этот день — не было похоже ни на одно из предыдущих, потому что сегодня ему придётся выйти из своей комнаты.       Что ж, он согласился пойти, так что, возможно, его не совсем «принудили», но если бы всë зависело от него самого, то Чуя просто прятался бы от мира до конца своих дней. У него больше не было сил беспокоиться о том, что преподнесёт завтрашний день.       Но когда утро разбудило его после очередной ночи без сновидений, Чуя вылез из своего футона, надел одну из юкат — одну из тех, которую он получил раньше, потому что он попросту не знал, где его старая одежда, — и вышел из своей комнаты.       Он не знал, во сколько они должны уйти, но и не нуждался в этом знании. Он мог просто посидеть снаружи и понаблюдать за качающимися деревьями, пока Дазай не найдёт его.       Если, конечно, лис не передумал.       В любом случае, Чуя не станет возражать. Он больше ни на что не будет обращать внимания, у него нет на это права.       В последнее время погода становилась всë холоднее и холоднее, и лис подарил ему хаори, но Чуя никогда не надевал его, если кто-нибудь ему не напоминал. На улице просто немного холодно. Несколько мурашек не причинят вреда и не убьют его. Терпеть холод лучше, чем терпеть всë, что происходит у него в голове, в любом случае.       — Там холодно.       Дазай всегда настаивал.       Чуя почувствовал, как его руки аккуратно накидывают хаори на его плечи. Он уставился на материал, но даже не пошевелился, чтобы надеть его, оставляя ткань свободно свисать.       Они не договаривались о каком-то конкретном времени, и не прошло и нескольких минут с тех пор, как Чуя вышел из дома…       Лис услышал, что он проснулся, и решил, что чем раньше, тем лучше?       Или он ждал?       Когда Дазай обошёл его и попал в поле зрения Чуи, он легко улыбнулся, на что Чуя не мог ответить взаимностью. Дазай, вероятно, ждал, что он спросит, куда они направляются, и, честно говоря, часть Чуи испытывала любопытство, но эмоции, затмевающие его, были слишком сильны и мрачны и не позволяли вопросам выскользнуть наружу.       Чуя молчал и… ждал.       — Готов? — в конце концов спросил лис, понимая, что юноша не чувствует необходимости нарушать тишину, и Чуя просто кивнул.       Дазай подошёл ближе, его хвосты сомкнулись вокруг маленькой фигурки, создавая своеобразный барьер между Чуей и окружающим миром.       Пространство, которое он мог разделить только с лисом.       — Заклинание похоже на заклинание Рюноске, но оно не использует дым в качестве носителя, так что… — Одна из его рук протянулась и легла на ладонь Чуи. — Может показаться пугающим, но больно не будет.       Если бы Чуя не был так поглощён порочным кругом мыслей, он, вероятно, смог бы предсказать, что у Дазая на уме, но сейчас всë было не так, как обычно, и вид голубого пламени, клубящегося у его ног и поднимающегося выше, заставил его дёрнуться в естественной реакции.       Кажется, по крайней мере, страх приходил к Чуе так же легко, как и раньше.       — Всë в порядке, — лис попытался успокоить его. Теперь обе его руки лежали на плечах Чуи. — Больно не будет, обещаю.       Возможно, это было первое искреннее проявление каких-либо эмоций со стороны человека за последние недели, но оно быстро прошло, когда Чуя закрыл глаза и притворился, что пламени нет. На самом деле он его не чувствовал. Огонь не сжигал его заживо, так что не видеть, как огонь поглощает их обоих, помогло успокоиться.       (Или, может быть, это сделали руки Дазая и его присутствие рядом? Чуя не знал).       Чуя не замечал разницы в окружении, пока ветер, намного более холодный, чем тот, к которому он привык, не ударил ему в спину. Он нёс звуки и запахи, чуждые рыжему: птицы пели неизвестные ему песни, шелест листьев был не такой сильный и вездесущий, к которому он привык. Воздух пах по-другому, хотя Чуя не мог точно определить, что именно в нём такого нового.       — Мы на месте, — сообщил Дазай и убрал руки. Чуе пришлось схватить хаори и надеть его должным образом. В противном случае ветер забрал бы его себе.       Он открыл глаза и заметил, что лис отступил на несколько шагов назад, давая ему более широкий обзор… холма?       Он выглядел, как любой другой холм, с травой, покрывающей землю, и деревьями, разбросанными по вершине. Их было не очень много, и они не были слишком высокими, поэтому там не могло быть леса или фруктового сада. Вдалеке, у подножия, ютились маленькие хижины и поля, полные каких-то растений. Отсюда Чуя не видел людей, но предполагал, что они там есть.       Объективно, вид приятный, и Чуе, возможно, понравилось бы, если бы он видел это раньше, но сейчас это не что иное, как пейзаж, полный жизни, которая не доходит до него. Напоминание о жизни, которую он потерял, и о доме, из которого его выгнали.       Зачем Дазай привёл его сюда?       В этом месте не было ничего особенного…       — Должна сказать, то, что ты объявляешь о себе, в новинку, — откуда-то из-за спины Чуи раздался незнакомый женский голос. Он спокойно-нейтральный, лишь с лёгкой дразнящей ноткой. — Могу ли я ожидать, что это не будет одноразовой акцией?       Когда Чуя повернулся лицом к новоприбывшей, Дазай фыркнул в ответ на вопрос.       — Не рассчитывай.       Это не было похоже на дружеский обмен репликами, но в нём также отсутствовала искренняя злоба, и, как выяснилось, об их визите знали, а это значит, что они не могут быть врагами, так что…       Кто?       Посмотрев в направлении женского голоса, Чуя вскоре понял, что не заметить её было бы невозможно, даже если она предпочла молчать.       Женщина была одета в традиционное кимоно с замысловатыми цветочными узорами — розовые и фиолетовые цветы, ниспадающие с белых веток, тянущихся сверху к тёмному низу, — завязанное спереди тëмно-фиолетовым бантом. Длинные золотые заколки с жемчужно-белыми цветами удерживали её алые волосы в пучке. Она закрывала половину лица тёмно-фиолетовым веером с нарисованными на нём белыми лепестками, глядя на Чую глазами, соответствующими цвету её волос.       Чуя подумал, что если бы элегантность и грация имели бы физическую форму, то она была бы именно такой.       Всë, начиная с того, как она двигается и говорит, и заканчивая тем, как воздух вокруг неё, кажется, сияет непревзойденной красотой, заставило Чую смотреть с благоговением.       Кажется, она улыбалась ему из-за веера, и теплота в её взгляде только дополняла и без того идеальный образ. Когда женщина подошла ближе, Чуя увидел крошечные белые цветочные узоры в уголках её глаз. Извилистые линии блестели на солнце.       — Груб, как всегда, — бросила она, коротко взглянув на Дазая. — Но я оставлю это без внимания, поскольку у нас здесь есть кое-кто ещё, — она остановилась в нескольких шагах от Чуи, свернула веер и спрятала его под одеждой. — Ты, должно быть, Чуя.       Учитывая тот факт, что Дазай дал ей знать, что они придут, не так уж удивительно, что она знала его имя.       В этой женщине было что-то такое, что сразу расположило Чую, который обычно чувствовал себя с незнакомцами не очень уютно. Она казалась доброй, на удивление восхитительной и…       Когда Чуя осознал, что он неприлично долго пялится на высокую и красивую фигуру, он тряхнул головой и отвёл взгляд в сторону. Он не ответил, только слегка кивнул. При первой встрече с человеком, который хоть и казался приятным, быть грубым не очень хотелось.       Хотя, она, вероятно, тоже не человек, так что у неё нет причин волноваться об этом.       Верно?       — Что ж, мне было очень интересно познакомиться с тобой, Чуя, — Она, казалось, не была удивлена его молчанием. — Хотелось бы, чтобы это произошло при… лучших обстоятельствах.       — Коë.       — Тише, лисичка.       Чуя искоса посмотрел на Дазая, чтобы увидеть его реакцию, потому что, насколько он знал, лис не позволял другим называть себя так, — во всяком случае, не часто, — но на его лице не было ни единого признака раздражения. Это только заставляло вопрос о том, кто такая эта Коë и как она связана с лисом, звучать в голове Чуи громче.       Однако это не его дело. Нечего знать больше, чем положено.       — Итак, как ты только что услышал от своего невежливого спутника, меня зовут Коë, а это… — Она неопределённо обвела рукой вокруг, — мой дом.       Чуя огляделся ещё раз, но не увидел ничего, что можно было бы назвать «домом». Только деревья, трава и открытое пространство.       — Нравится? — Коë почти пропела, улыбаясь так, словно знала что-то, чего не знал Чуя.       Он не знал, как реагировать и что сказать — вид приятный, но в нём нет ничего особенного. К тому же, в последнее время он ни на что особо не реагировал.       — …Симпатично, — прошептал он, опуская взгляд в землю.       — Просто «симпатично»? — Чуя видел, как она удивлённо выгибает брови. — Ну…       Она подошла ближе, нежно коснулась кончиком веера его подбородка и приподняла его голову.       — А сейчас?       Голубые глаза встретились с вишнëво-красными, и на секунду Чуя смутился ещё больше. Он не понял, что имеет в виду женщина. Они всë ещё на том же месте, почему же его мнение должно измениться?       В этот момент ещё один резкий порыв ветра заставил его закрыть глаза и наполнил лёгкие запахом… цветов?       Когда Чуя снова моргнул, Коë всë ещё смотрела на него сверху вниз с нежной улыбкой, но небо позади неё больше не было просто голубым. На самом деле, Чуя почти не видел неба, потому что все ветви деревьев, которые всего несколько секунд назад были голыми, теперь усыпаны сотнями, если не тысячами, цветов сакуры.       Цветы сакуры.       Осенью.       Глаза Чуи расширились, а рот приоткрылся, когда веер, держащий его голову наклоненной, исчез, а Коë отошла в сторону.       Каждая ветка каждого дерева усыпана цветами, которых ещё мгновение назад там не было, цветами, которые весной цветут меньше двух недель. Светло- и тëмно-розовые, белые, некоторые даже фиолетовые — такого цвета Чуя никогда не видел на дереве сакуры. Ни один из лепестков не падал на землю. Вместо этого они разлетались по ветру вокруг холма и… иногда казалось, что лепестки собираются вместе в форме девушек, танцующих между деревьями.       Чуя мельком видел их на долю секунды прежде, чем они исчезали и появлялись где-то в другом месте.       Трава казалась ярче, солнечный свет сиял сквозь цветы тысячью искр. Ещё один порыв ветра окутал Чую, но теперь он был теплее и принёс с собой золотые цветы.       Он следил за кружащимися лепестками и когда поднял взгляд, увидел… женскую фигуру.       Она не касалась земли, она парила перед Чуей. Он не смог разглядеть её лицо, потому что там были просто золотые лепестки, а не кожа. Она не была настоящим человеком. Позади неё развевался длинный хвост. На этот раз фигура не исчезла, когда его взгляд упал на неё.       Она протянула руку к Чуе, как будто пыталась что-то ему предложить. Её пальцы — самые обычные лепестки. И хотя он видел, что у неё ничего нет, он все равно подал ей свою раскрытую ладонь. Когда рука женщины снова раскрывается, один более золотистый цветок падает на ладонь Чуи, ярко блестя, как будто он был сделан из стекла, несмотря на то, что весил меньше перышка.       Затем фигура цветка обтекает рыжеволосую ещё раз прежде, чем лепестки снова теряют свою форму, растворяясь в летящем море розового и белого вокруг холма.       Чуя, загипнотизированный, лишился дара речи, потеряв возможность думать о чëм-то другом, кроме золотой женщины, сделанной из лепестков цветущей вишни.       Он был слишком ошеломлён, чтобы осознать, что его разум, впервые за долгое время, не пытается утащить его на дно тёмной, бесконечной ямы. Ни боли, ни сожаления, ни вины.       В этом было виновно зрелище, полное цветов, тепла и жизни, которое захватило его.       Чуя не знал, что Дазай видел, как часть блеска возвращается в голубые глаза, пусть даже всего на мгновение.       Он был настолько погружен в созерцание открывшейся перед ним красоты, что забыл, что он здесь не один, пока до него снова не донесся голос Коë.       — Красивый, правда?       Но мысли Чуи все ещё блуждали среди окружающих их цветов, когда он посмотрел на неё.       — А?       Женщина захихикала над его реакцией.       — Цветок, — сказала она, подбородком указывая на его ладонь. — Тебе нравится?       Чуя моргнул и долго смотрел на свою руку прежде, чем его взгляд вернулся к Коë. Ему нравится, конечно, нравится, но…       — Зачем? — он тихо спросил.       — Обычно это называется подарком, — женщина снова хихикнула. — Должно быть, ты ей нравишься.       Нет ответа.       — Этот цветок сорван с дерева, которое пустило корни здесь, но цветёт только в мире богов. Он никогда не увянет и останется таким, как есть, навсегда, но… — Коë протянула руку и заправила прядь волос Чуи за ухо, — он будет сиять только тогда, когда к нему прикоснется человек с нежной душой.       С нежной душой?..       Но ведь он сейчас сияет…       — Это ты во всëм виноват. Ты ни в чëм не виноват…       Холодные оковы разума снова начали сжимать сердце Чуи, в горле пересохло. Это не имело смысла, это, должно быть, ошибка…       — Дазай, — голос Коë снова стал нейтральным, — как насчёт того, чтобы пойти прогуляться, а?       Чуя не видел его лицо, но лис, вероятно, снова нахмурился. Его хмурый взгляд более чем ясно был слышен в его голосе.       — Зачем?       — Чтобы я могла поговорить со своим гостем, конечно.       — Я не понимаю, зачем…       — Наедине, — Женщина перебила его. — С Чуей ничего плохого не случится, даю тебе слово.       Мгновение никто ничего не говорил, но, в конце концов, Дазай нарушил молчание.       — Чиби, если я тебе понадоблюсь, просто позови меня по имени, и я приду за тобой.       Чуя бросил на него смущённый взгляд, прежде чем слегка кивнуть, не совсем понимая, что всë это значит. Лис улыбнулся ему в последний раз, прежде чем развернуться и уйти, неловко поджав хвосты.       — Этот лис иногда очень невежественен, — Коë вздохнула.       Чуя не смог уловить смысл её слов. Было слишком много вещей, которые он не понимал.       — Пойдём, молодой человек, — Она снова повернулась к юноше. — Давай не будем просто торчать здесь и тратить время впустую.       Чуя не сразу сдвинулся с места, застыв от замешательства и сомнений, но всë же, в конечном итоге, последовал за женщиной. Они шли в тишине, если не считать мягкого напева Коë, — Чуя не разобрал ни единого слова.       О чëм она хочет с ним поговорить? Зачем ей с ним разговаривать?       Она его не знает, и он всего лишь человек…       — Тебе нравятся цветы? — внезапно спросила она. Чуя сжал губы в тонкую линию, ничего не говоря в ответ, но медленно кивнул. — Они красивые, но такие хрупкие, — В её голосе слышалась нотка грусти.       Чуя поднял голову, следя за цветами, танцующими на ветру, и слова слетели с его губ прежде, чем он успевает подумать о них…       — Как Вы?..       — Я дух сакуры, — Коë хихикнула, прикрывая рот рукавом кимоно. — Могу заставить их цвести в любое время, когда захочу, — Она посмотрела на ветви над ними, затем снова на юношу, идущего рядом с ней, — но я не могу заставить их цвести вечно. Им суждено пережить свою красоту и погибнуть, когда придёт их время.       Пара женщин-лепестков пересекли их путь и исчезли мгновение спустя.       — Зачем Вы показываете мне это?..       Странно, как все вопросы просто выходили из уст Чуи без его согласия. Странно, как слова просто… вылетали после долгого нахождения в цепях горла.       Коë улыбнулась ему наполовину дразняще.       — Чтобы покрасоваться? — Но её голос стал мягче, когда голубые глаза начали изучать её лицо в поисках реального ответа. — Лис надеялся, что это поднимет тебе настроение.       …Вот как.       Вот что Дазай имел в виду под «местом, которое помогло бы». Ну, может быть, на секунду Чуе и стало легче, но секунды недостаточно, чтобы изменить прошлое. Её едва хватало, чтобы он сделал один вдох, не почувствовав боли.       — Но Вы меня не знаете.       И, может быть, именно поэтому ей так легко дать ему высказаться, — потому что для неё Чуя чужой, у неё нет ни ожиданий, ни обязательств жалеть его.       — Ты прав. Но моя интуиция редко ошибается.       — …Интуиция?       — Я бы не позволила любому человеку стать свидетелем моих сил. Но когда я увидела тебя, я почувствовала, что ты сможешь всë оценить по достоинству.       — Почему?       — По той же причине, по которой цветок в твоей руке сияет, — это заявление заставило Чую остановиться. Он уставился на духа, который остановился недалеко от него, вспоминая, что она говорила раньше, и…       — Но… это неправда. Я… Я не такой.       — Ты плохая примета. //Ты послал их в мою сторону.//       — Цветок не лжёт, молодой человек.       Может быть, так оно и было. Но… это неправда. Наверное, это какая-то уловка, которая должна каким-то образом заставить его почувствовать себя лучше. Он не купится на это, он не примет манипуляцию…       — Чуя, — Коë подошла немного ближе, — души почти никогда не бывают чёрно-белыми. Обида и чувство вины, которые ты таишь в себе, не делают тебя менее мягким человеком. Они доказывают, что ты тот, на кого указывает цветок.       — Вы не…       Она говорила это только потому, что не знала, что он сделал, она не знала, к чему это привело.       — Не понимаю, да? — Дух поднял брови. — Тогда объясни мне.       Возможно, Чуе не стоит аргументировать свою точку зрения. Он не знал её, они только что встретились, и у него не было причин пытаться убедить её. Никаких причин, кроме цветка в руке, насмехающегося над ним. Коë не должна беспокоиться о его прошлом, Чуя не обязан делиться им, и…       Может быть, именно потому, что она его не знала, ей было легче разговорить его, или, может быть, это потому, что аромат цветов дурманил ему голову, — Чуя не знал, что именно заставило его говорить. Они не знакомы, так что не повредит, если она возненавидит и обвинит его во всëм так же, как и он сам.       Женщина не будет закрывать глаза на его недостатки только потому, что он ей нравится, как Рюноске и Гин.       — Я не нежная душа, — Чуя начал слабым голосом. — Я посылал людей на смерть.       Это не то, что сделал бы благородный человек, не так ли?       — Уверяю тебя, каждый демон или дух, которого ты встретил, убил намного больше душ, чем ты. Это, конечно, не делает преступление менее тяжким, но это ведь не делает всех ёкаев, которых ты когда-либо встречал, исключительно жестокими?       Жестоки ли Рюноске и Гин? Делало ли это время, которое они потратили на наблюдение за Чуей, ложью? Их действия не более чем игрой или притворством?       …Нет.       Он бы никогда так не подумал.       — Н-но это другое. Я пытался обвинить в этом… кое-кого другого.       — А вот это было довольно невежливо, — Коë, похоже, это не очень волновало. — Получилось?       Чуя нахмурился, не уверенный, почему она спросила именно об этом.       — Нет, — какая разница? Это же ничего не меняет, — но это разозлило его и…       — Ты извинился?       А?       — Да, но…       Извинения не стёрли то, что он сделал, и не сделали его действия и слова менее обидными.       — Тогда ты понял, что ты сделал неправильно, — Дух спокоен, ни единой нотки сомнения в её словах. — Пытаться исправить свои ошибки вместо того, чтобы позволить им быть забытыми, — признак доброго сердца, молодой человек.       — Но мой друг мёртв! — его голос прозвучал громче, чем он хотел, но он не смог остановить себя. — И я виноват в его смерти! — Коë только смотрела, как он с болью качнул головой. — Они продолжают говорить, что это не моя вина, но…       — Это ты во всëм… Ты ни в чëм не…       — Почему? — спросила Коë, терпеливо ожидая, когда Чуя снова посмотрит на неё. Вопрос заставил его замереть. — Почему ты думаешь, что это была твоя вина?       — Это ты во всëм виноват.       — П-потому что это правда.       — Прости, Чуя, но это не очень понятный ответ.       Чуя был застигнут врасплох её ответом так же, как и её вопросом. Никто никогда не спрашивал его, почему он так думает, его только пытались убедить, что он «ни в чëм не виноват». Готового ответа у него не было.       Но, с другой стороны, должен ли он вообще объяснять? Разве это не должно быть очевидно?       — Потому что я отдал тому мальчику свою ленту, а там меня не было, когда они пришли, и…       — Зачем ты отдал мальчику свою ленту?       Почему она спрашивает об этом? Какое это имеет отношение к рассказу Чуи? Он отдал, и это убило Ширасэ. Что ещё можно сказать по этому поводу?       — Я… — Но её взгляд, каким бы нежным он ни был, не позволил Чуе проигнорировать её слова. — Я устал и…       Он не хотел, он правда не хотел, он никогда бы не стал так поступать, но…       — Ты допустил ошибку?       Да.       …Но дело не в этом.       — Это не имеет значения, — Чуя попытался спорить, но взгляд Коë не дрогнул.       — Это имеет значение. Ошибка — это…       — Из-за ошибок люди не умирают!       Это прозвучало, как нечто среднее между криком и рыданием, яростное по тону, но с ломающимся голосом, когда слëзы разочарования начали скапливаться в его глазах, слëзы, которые Чуя не позволял себе пролить перед духом, вместо этого сдерживая их. Если он заплачет, она пожалеет его, а ему это не нужно.       Ни от неё, ни от кого-либо ещё.       — Но иногда так бывает, молодой человек, — мягко сказала женщина, не обеспокоенная его гневно-печальным выражением.       Чуя посмотрел на неё одновременно с разочарованием и молчаливой мольбой, не в силах пошевелиться или отвести взгляд.       — Съесть что-либо, не зная, что пища отравлена, получить неправильное направление во время путешествия или просто поскользнуться на лестнице по неосторожности — все эти ситуации не обязательно заканчиваются плохо, но вполне могут.       В её словах не было никакого смысла.       Это несчастные случаи, которые не имели ничего общего с тем, что случилось с Ширасэ.       — Люди могут совершать ужасные ошибки, о которых они будут сожалеть всю оставшуюся жизнь, но они всегда останутся именно такими — ошибками. Прискорбными событиями, которые по чьему-то желанию не должны произойти.       В её словах не было никакого смысла.       Чуя знал о риске, Рюноске и Рампо предупреждали его, что это не одно и то же. Он знал, даже если в тот момент забыл, даже если устал.       — Я не о…       — Разве мальчик-волк не виноват в том, что вообще взял тебя на Фестиваль?       — Что? — Чуя удивлённо моргнул. — Нет, конечно, нет!       — Разве это не вина Дазая, что он заставил тебя остаться у себя в первую очередь?       — Нет! — Чуя почувствовал, как нечто горячее начинает закипать в его груди — отчаянная потребность заставить поверить, что она неправа. — Они ничего такого не имели в виду!       — А ты?       Чуя немедленно замер от её слов, его глаза расширяются. Конечно, он ничего такого не имел в виду, конечно, он никогда не хотел, чтобы это случилось. Он никогда бы не стал рисковать жизнью своего друга.       — Нет, но…       Но в итоге он убил Ширасэ, даже если это было непреднамеренно.       Простой и понятный факт.       — Я не буду лгать тебе, Чуя, — Коë вздохнула, но её улыбка осталась такой же нежной, как и раньше. — Я знаю большинство деталей твоей истории от Рюноске, поэтому мне не нужно, чтобы ты рассказывал мне, что произошло. Я просто пытаюсь заставить тебя кое-что понять.       Но он-то итак понимает!       А она — нет.       — В прошлом многие люди принимали множество решений, которые привели к печальному исходу, и никто из них не планировал смерть твоего друга. Никто, кроме Эйса. Ты говоришь, что это не вина брата и сестры Акутагава, хотя именно они отвели тебя на Фестиваль и оставили одного.       Она подняла руку, останавливая его, когда Чуя попытался заговорить снова.       — Случайно, да, но они это сделали. Ты говоришь, что это не вина Дазая, хотя он был тем, кто познакомил тебя с нашим миром, и он тот, кого змей ненавидел больше всего.       В некотором смысле, это могло быть правдой, но Дазай также спас ему жизнь, когда в этом не было необходимости.       И он позаботился о том, чтобы Чую лелеяли, пока он выздоравливает.       — Ты ещё даже не обвинил Эйса, молодой человек.       Её слова были нежны, но они пронзали грудь Чуи, как искусный меч.       — Единственный человек, которого ты до сих пор обвинял во всëм, — это ты сам.       — Это ты во всëм…       — Скажи мне, Чуя, — Коë сделала шаг вперёд, — ты правда веришь, что ты тот, кого следует винить, или кто-то заставил тебя поверить в это?       — Это ты во всëм виноват.       Неужели… неужели это никогда не был его собственный голос, который сказал бы это? Но Чуя так ясно слышал его в своём сознании…       — Ты не пытался спасти своих друзей, как только понял, что произошло?       В голосе Коë не было обвинения, её слова не были предназначены для того, чтобы поставить Чую в неловкое положение. Они пробивались в его голову, и каким-то образом уместились там.       — Ты — человек, который отправился в логово демона, потому что хотел помочь этим девушке и юноше, несмотря на все опасности.       Разве кто-нибудь не поступил бы так же на его месте? Разве это не нормально — хотеть помочь своим друзьям? Увидеть их снова живыми и невредимыми?       — Разве не так поступил бы благородный человек?       В его голове — беспорядок, поток мыслей двигался слишком быстро, не давая Чуе ухватиться хотя бы за одну из них или переварить всë, что ему говорят.       — Но… — Чуя знал только одно. — Но Ширасэ мёртв.       Коë сделала ещё один шаг, пока не дотянулась до него рукой и не погладила по голове.       — Да.       Её рука была тёплой.       И нежной.       — Возможно, его смерть никогда не перестанет причинять боль полностью, и горе будет душить тебя в течении длительного времени, но так и должно быть. Это не значит, что ты один виноват…       Но…       — Это значит, что ты заботился о своём друге и до сих пор заботишься.       Сердце Чуи болело, глаза горели, но кажется, что туман в его голове начал рассеиваться. Не полностью, и между его мыслями всë ещё темно, но…       Но он снова начал дышать.       В своих воспоминаниях Чуя видел улыбающееся лицо друга, слышал его смех — он всë время помнит, как Ширасэ прощал за всë. Может быть, это не одно и то же, это были простые шалости, а не… не то чтобы, но парень из прошлого Чуи был добрым и…       — Носи траур столько времени, сколько тебе нужно, молодой человек, но не позволяй грехам, которые не принадлежат тебе, уничтожить себя.       …Он не хотел бы видеть, как Чуя страдает.       Потому что Ширасэ был его лучшим другом, и он никогда бы не сделал ничего, что могло бы причинить ему боль.       Это несправедливо, но, может быть, попытаться найти способ перестроить себя, не выбирая чувство вины в качестве основы, — это нормально. Может быть, это нормально — попытаться простить себя. Он никогда не забудет своего друга, он никогда не перестанет сожалеть о том, что отдал этому мальчику ленту, но если есть путь, чтобы научиться снова чувствовать себя живым, тогда…       Может быть, Чуя сможет пройти по нему.       — Это ты во всëм виноват.       Голос был ему знаком, но только сейчас Чуя понял, что он не его. Он хорошо его знал, он вырос с ним, но он ему не принадлежал. Никогда не принадлежал.       Так же, как и вина.       Мягкая ткань коснулась его щёк, вытирая слёзы, которые Чуя даже не заметил. Рукав кимоно Коë странно успокаивал его кожу, холодил лицо, которое больше месяца знало только соль и жжение. Он моргнул, глядя на неё, прежде, чем сделать шаг назад и попытаться вытереть слёзы своей одеждой.       — Прошу прощения… — пробормотал он между всхлипываниями, неловко поглядывая на неё. Они только познакомились, а Чуя уже плачет. Фантастика.       — Тебе не обязательно извиняться передо мной, — Коë с облегчением улыбнулась. — Мне кажется, ты сказал это достаточно раз.       Чуя не знал, подходящее ли слово «достаточно», но… да, он извинялся много раз.       Цветок в его руке защекотал кожу. Чуя не понял, как он до сих пор не раздавил его, ведь когда разжал кулак, он выглядел точно так же, как тогда, когда золотая женщина дала его юноше. Такой же красивый и воздушный.       — Оставь себе, — Дух кивнул ему. — Я говорила, что это подарок.       — Но что мне с ним делать?       — Всë, что хочешь. Можно использовать в качестве украшения комнаты или сделать заколку для волос. Его нелегко уничтожить.       Чуя хотел спросить о золотых лепестках, которые раньше казались ненастоящими, когда заметил кое-что новое: цветы, которые до сих пор танцевали на ветру, медленно исчезали, превращаясь в сверкающую пыль и оседая на землю, где их сияние меркло.       — Почему?..       Зрелище почти такое же захватывающее, как и тогда, когда они цвели, но в другом, более меланхоличном ключе.       — Пришло их время, — в словах Коë послышалась печаль. — Их красота может быть непревзойденной, но их время проходит быстро, особенно, когда им ещё не совсем пора цвести.       Чуя наблюдал за тем, как, несмотря на то, что деревья вокруг них теряли свои краски, от них все ещё исходило так много жизни, так много обещаний возродить красоту, которую они потеряли снова.       — Разве это не заставляет Вас… грустить? Что Вы не можете заставить их остаться?       С лёгким смешком Коë покачала головой.       — Вовсе нет. Я люблю наблюдать, как расцветает мой дом, когда этого требует природа, и ожидание этого только увеличивает ценность опыта, — Она подняла глаза, проследив за взглядом Чуи. — Мне кажется, с каждым годом они становятся ещё красивее.       Никто из них больше не произнёс ни слова, наблюдая, как последние цветы превращаются в искрящуюся пыль и уносятся ветром, а холм становится таким же, каким Чуя увидел его в первый раз.       …Может быть, он вернётся сюда весной, когда придёт время. Может быть, он сможет прийти с Дазаем, Рюноске и Гин, если Коë разрешит.       Может быть, тогда ему не будет чужда эта яркость, как сейчас.       — Спасибо, — повторил Чуя. Он ещё не помнил, как улыбаться, но на его лице больше не было выражения чистой печали. — За… э-э-э…       — За то, что показала тебе мой дом? — теперь она явно поддразнивала его. Лёгкая нотка заставила его немного расслабиться.       — И за это тоже.       — Что ж, тогда я надеюсь, однажды ты поблагодаришь меня улыбкой, молодой человек.       Прямо сейчас он не мог, как бы ему ни хотелось, но… да, в будущем он обязательно это сделает. Как только он будет готов.       — Да, я… — Чуя неловко поскреб щёку. — Я попробую. Однажды.       Коë снова вынула веер, прикрывая губы, когда посмотрела на город у подножия холма.       — Ты ел перед тем, как прийти сюда?       — А? — Странный вопрос, который задался ни с того ни с сего, особенно после всего остального. — Нет?       — Этот лис… — Дух вздохнул. — Но, может, это и к лучшему. Они всегда предлагают слишком много.       Они?       — Кое-кто идёт, — Коë объяснила с лёгким смешком. — Из города. Она меня не увидит, но тебя, скорее всего, пригласит на обед.       Голубые глаза посмотрели на далёкие дома, затем снова на духа, и Чуя покачал головой. Он никого здесь не знал, он пришёл только потому, что этого захотел Дазай, он…       — Я не могу спрятаться?       — Не волнуйся, она хороший человек.       Но проблема не в этом. Проблема в том, что Чуя не должен беспокоить незнакомцев в… нынешнем состоянии. Он вообще не должен их беспокоить.       — Всë очень здорово, но это не то, что я…       — Знакомство с новыми вещами — хороший способ расслабить свой разум, Чуя. Нельзя вечно запирать себя в одних и тех же четырех стенах и ожидать, что всë наладится.       Возможно, она права, но это слишком внезапно, слишком рано — он ещё не готов сделать этот шаг.       — Я правда не думаю, что это хорошая идея, — Даже горло уже начало болеть от того, как много он сегодня разговаривал.       — Что ж, тогда тебе просто придётся мне поверить, — Коë, кажется, лучезарно улыбнулась ему, прежде чем её взгляд снова смягчился. — Ты храбрый и сильный, молодой человек, и просить о помощи — это не слабость, так что не бойся.       Чуя хотел возразить, он хотел сказать, что она должна помочь ему спрятаться, если просить об этом не слабость, но он не успел. Прежде, чем он успел снова открыть рот, кто-то дёрнул его сзади за кимоно, и когда Чуя обернулся, он увидел…       — Кто Вы, господин?       …Маленькую девочку с длинными чёрными волосами, собранными в два низких хвостика, с белыми лентами на плечах и голубыми глазами, с любопытством смотрящими на него снизу вверх. Ей было не больше десяти, максимум, одиннадцать. Что она здесь делает одна?       — Я… — Чуя нахмурился. — Тебе не следует разговаривать с незнакомцами, малышка.       — Это не ответ, — тут же ответила девочка и ярко улыбнулась. — Я Кëка!       Отлично, у неё есть имя, но почему она его не слушает?       — Послушай, Кëка, — Чуя опустился на колени, стараясь, чтобы его голос звучал серьёзно, и в то же время не пугал ребёнка. — Меня зовут Чуя, но тебе всё равно не следует разговаривать с незнакомцами. Твои родители будут сердиться.       Во-первых, ей, вероятно, не стоит гулять одной, даже если Чуе не в новинку, что дети тайком сбегают из своих домов. Он сам так часто делал в прошлом.       — Не будут, — невинно ответила Кëка. — Ты не можешь быть плохим человеком, так что всë в порядке.       Почему дети такие?       — Ты не знаешь, какой я человек.       — Знаю.       — Нет, не знаешь.       — Знаю! — обиделась девочка. — Плохие люди никогда сюда не приходят. Мама говорит, что дух, охраняющий холм, не пускает их, поэтому ты должен быть хорошим.       Точно так же, как истории о кицунэ, живущем в лесу, передавались каждому ребёнку в деревне Чуи, в городе Кëки, должно быть, были свои собственные легенды. Интересно само по себе, но сейчас не очень полезно.       — Да, но… — Чуя неловко поскреб шею. Он не мог с этим поспорить, — в конце концов, всего несколько мгновений назад он сам разговаривал с этим духом. — Иди домой.       — Хорошо! — Но как только Чуя подумал, что все кончено, что он каким-то образом победил, девочка схватила его за руку, поворачиваясь. — Ты пойдёшь со мной!       Она казалась милым ребёнком, и её улыбка растопила бы сердце любого, но её слова и поступки оставались загадкой для Чуи. Очень неприятной загадкой.       — Нет-нет-нет, подожди! — Чуя попытался вырвать свою руку, но она не отпустила его. — Я не могу пойти с тобой.       — Почему?       — Потому что мы не знаем друг друга.       — Я Кëка, — Она указала на себя, затем на него. — А ты братик Чуя.       Что ж, она не ошибалась, но и не была права. Чуя не знал, как ещё можно объяснить. Город, в котором она выросла, должно быть, был очень мирный и дружелюбный, если ей так комфортно разговаривать с совершенно незнакомым человеком, но это не меняло того факта, что он не может пойти с ней.       И что родителям Кëки следует научить свою дочь некоторым важным вещам о жизни.       (Не то чтобы Чуя был другим в её возрасте).       — Твоя мама не обрадуется, если ты приведешь домой незнакомца, Кëка. Она будет очень, очень волноваться.       — Не будет!       О, боги, дети — это что-то с чем-то.       — С чего ты взяла?       — Потому что… — Девочка размахивала их сцепленными руками, — она всегда говорит, что я должна помогать, когда кому-то грустно.       Её ответ на секунду лишил Чую дара речи. Он посмотрел на неё, не понимая её слов. Он заговорил ровно и осторожно:       — Но мне не грустно, — это ложь, но она необходима.       Кëка нахмурилась.       — Ты выглядишь грустным.       — Почему ты так говоришь?       — Потому что ты плохо выглядишь.       …Ох.       Что ж, возможно, это правда, но как дети могут быть такими прямолинейно жестокими, когда их голоса такие невинные?       — Ты похож на мою маму, когда папа очень сильно заболел, — продолжила девочка. — Так что я знаю.       Она слишком проницательна для ребёнка и очень упряма. Независимо от того, сколько раз Чуя пытался сказать ей, что он не может пойти с ней, Кëка придумывала новую причину, почему он должен. Потому что он выглядит уставшим, потому что её мама очень хорошо готовит, потому что она хочет познакомить своего кота с Чуей… и она не отпускала его руку, её улыбка не менялась.       В конце концов, после нескольких тихих слов Коë Чуя перестал сопротивляться: у него нет шансов победить доброго и упрямого ребёнка. Плюс, дух сказал ему, что горожане милые, так что, возможно, его не побьют, когда родители Кëки увидят его.       Или, может быть, побьют не очень сильно.       Девочка вприпрыжку спускалась с холма, а Чуя шёл рядом с ней. Их руки раскачивались взад-вперёд.       — О, я ещё познакомлю тебя со своим женихом! — внезапно сказала она, её глаза засияли от волнения, а Чуя остался озадаченным её словами, потому что…       Еë кто? А она не слишком маленькая, чтобы выходить замуж?       — Его зовут Кенджи, и он очень хороший. Но он ещё не знает, что женится на мне, так что не говори ему об этом!       …Чего?