О том, как опадают лепестки

      Возможно, он уже говорил об этом раньше, но та мысль всë чаще возвращалась к нему в голову: его жизнь здесь ни в коем случае не была плохой, просто она становилось слишком нормальной, на взгляд Чуи.       Вернее, слишком нетребовательной.       Чуя вовсе не жаждал опасных приключений, но в доме он мало что мог сделать. Разговоры с Дазаем, Рюноске и Гин он ждал каждый день. Они всегда были интересны или, по крайней мере, приятны, ещё демоны пытались занять его долгими прогулками или новыми книгами каждый день, но…       Это настолько отличается от той жизни, которую он вел до сих пор и к которой он привык.       Теперь не было ничего, что он явно должен был делать, ничего от него не ожидали. Кто-то может сказать, что это похоже на сбывшуюся мечту — иметь возможность жить, не беспокоясь о деньгах, еде или крыше над головой, — но для Чуи это странно. И это беспокоило его всë больше и больше.       Он начал экспериментировать с готовкой. Сама по себе еда никогда не выходила плохой, но Чуя не отрицал, что некоторым комбинациям просто не суждено быть, и тогда он даже подумал о повторной уборке всего дома, просто чтобы занять себя. Не из-за обязательств, а из простого желания сделать что-нибудь полезное.       И лис это заметил.       Дазай нашёл его на кухне — Чуя хмуро смотрел на котелок, висящий над небольшим огнем, в которой кипел суп, в котором кипит слишком много слишком специфических ингредиентов. Пахнет неплохо — да, сильно, но неплохо — и наверняка будет здоровым, так что нет никаких проблем, кроме странного напряжения в теле Чуи.       — Занят? — спросил лис, опираясь на дверной косяк, спрятав руки в рукавах монцуки.       Обычно с юношей были Рюноске или Гин, но Чуя хотел попробовать новый рецепт в одиночку, на случай, если он окажется слишком… странным для их обостренных чувств. А ещё ему хотелось сделать что-то самому, без в чьей-то помощи.       — Нет, не совсем, — Он продолжал смотреть на овощи, плавающие в светло-коричневом бульоне. — Тебе что-то нужно? Если дело в еде, то даже я ещё ничего не пробовал, — И Чуя ни в коем случае не даст Дазаю стать первым дегустатором.       — Я заметил, — весело фыркнул Дазай. — И нет, мне ничего не нужно.       — Тогда зачем пришёл? — Чуя на мгновение поднял глаза, смущённый, продолжая помешивать суп.       — Ну, это же мой дом. Куда хочу, туда хожу.       — Да, но здесь твоя кухня, которую ты избегал веками.       — Грубиян, — отмахнулся лис. Одно из его ушей дёрнулось. — Я пришел сюда, чтобы поговорить с чиби, поскольку он сам отказывается говорить.       «Отказывается» — громкое заявление. Не было ничего, о чем стоило упоминать или говорить, но ничего хорошего из попыток заставить Дазая передумать не получалось, и ударить лиса, стоя так близко к огню и к кастрюле с кипящим супом — не очень умная идея.       Он знал, что лис рано или поздно получит всë, что хочет, и нет смысла притворяться, что это не так.       Чуя с раздражённым вздохом уставился на свой ужин.       — О чëм же?       — Что тебя беспокоит?       А, так он сразу переходит к делу. Это очень похоже и не похоже на Дазая одновременно.       — Ничего, — Чуе не нужно было слишком много думать об ответе или пытаться сделать свой поступок правдоподобным, потому что это не совсем ложь. — Мне нельзя попробовать несколько новых рецептов просто потому, что мне хочется?       — Ты ещё почистил ванну.       Чуя пожал плечами.       — И что?       — Ты почистил её дважды, — добавил Дазай. Чуя нахмурился от его слов. — За один день.       — …И?       Нет ничего плохого в том, чтобы поддерживать порядок в доме и стараться не угробить его под слоем грязи, накопившейся за столетия. Лис, может, и не против, но теперь здесь живёт и Чуя, который очень против того, что дышать вместо воздуха приходится пылью.       Кого волнует, что одного дня недостаточно, чтобы пыль накопилась и стала заметной?       Чуя слышал, как Дазай отталкивается от двери и подходит ближе, и ему действительно следовало раньше посмотреть вверх, чтобы увидеть, куда он идёт, потому что, когда голос лиса зазвучал прямо возле его уха, а его каштановые локоны защекотали его шею, Чуя содрогнулся всем телом.       — Чиби, — а затем его спина прижалась к гораздо более широкой груди позади него. Либо Дазай, либо горячий котелок — третьего не дано, — что происходит?       Ну…       На данный момент многое происходит. Начиная с того, как разум Чуи на долгую секунду остановился, пытаясь понять, что происходит. Не было ничего необычного в том, чтобы чувствовать тело Дазая так близко с тех пор, как они посетили храм дяди Адама. В каком-то смысле они стали гораздо более физически близкими, чем раньше.       Конечно, были в основном естественные прикосновения: Чуя ​​пытался ударить лиса за его раздражающие замечания, лис тыкал его в лицо по самым разным причинам, их руки соприкасались, когда они шли или сидели слишком близко друг к другу… несколько раз они обнимались — исключительно ради того, чтобы Чуя привык к тому, что Дазай называет его по имени.       В том, что лис стоял так близко, не было ничего особенного. Чуе незачем чувствовать себя так… странно. Он не волновался или, по крайней мере, ему так не казалось, но…       Должно быть, это огонь заставил его кожу нагреться. А ещё он был на мгновение был удивлен, отсюда и бешеное сердцебиение.       — Я мог обжечься! — прозвучало не так уверенно, как ему хотелось бы, но как он мог говорить серьёзно, если ему приходится запрокидывать голову до упора назад, чтобы посмотреть на лиса, который, к его досаде, выпрямился?       Но Дазай только поднял бровь, глядя на него.       — Я бы не позволил этому случиться.       Чуя знал это, они оба знали, но разозлиться легче, чем позволить мыслям искать второй смысл этому простому факту: нежелание получения боли. Но Дазай говорил об этом так буднично, что это не имело никакого смысла.       — Спасибо, приятно знать, — Чуя фыркнул. — Можешь отойти?       Но Дазай остался позади него, не отступая ни на метр. Его хвосты отрезали все пути к отступлению, которые раньше были у Чуи.       — Только если ты скажешь мне, в чëм дело.       Он мог бы попытаться оттолкнуть лиса, но Чуя не хотел, чтобы Дазай дразнил его по этому поводу, если он потерпит неудачу. И он, скорее всего, так и сделал бы, учитывая, что один из них — демон.       — Ладно, — он слабо пихнул лиса локтем. Дазай сделал шаг назад и обошёл печь. — Всë в порядке.       — Ч…       — Правда, — ещё один вздох, полный поражения: Чуя был уверен, что лис не отпустит его. Он видел это по его застывшим ушам и хвосту. — Я чувствую себя хорошо, всë в порядке, просто…       — Просто что? — Дазай наклонил голову, наблюдая за каждым малейшим изменением в выражении лица Чуи.       — Просто немного… рутинно.       Он не хотел говорить «скучно», потому что это было бы равноценно оскорблению всех их усилий сделать его живым и счастливым. Конечно, его жизнь до приезда сюда не была чем-то особенным, он почти каждый день делал одно и то же, но то, что он выбрал для себя.       Хобби, работа.       Возможно, в некоторые дни было тяжело, Чуя, возможно, время от времени переутомлялся или не зарабатывал столько денег, сколько ему хотелось бы, но, по крайней мере, он чувствовал, что в его занятии есть смысл. Он мог расти, узнавать что-то новое и совершенствовать свои навыки — он хоть немного контролировал свою жизнь, а теперь…       Чуя знал, что у него всë ещё есть этот контроль, он знал, что демоны ничего ему не навязывают, но также не чувствовал стремления ждать следующего дня больше, чем обычно, и ему этого не хватало.       Дазай растерянно моргнул, одно из его ушей снова дëрнулось.       — И это плохо?       В этот момент Чуя даже не удивился. Лис, вероятно, проводил большую часть своих дней так же, как и в течение многих лет без конца, но в этом они разные. Дазай уже привык к повторяемости, а Чуя испытывал это впервые.       — Нет, — это часть проблемы. — Мне просто нужно чем-то заняться.       — То есть, готовкой и уборкой? — не совсем, но это помогало. По крайней мере на данный момент. — Но разве это не так же «рутинно», как и всë остальное?       — Да, — признался Чуя, отходя, чтобы взять себе миску. — Но я занимался этим почти всю свою жизнь, — он налил себе немного супа, слишком неохотно предложил Дазаю порцию. Ему нужно было убедиться, что это не вызовет в дальнейшем ещё больше дразнящих замечаний.       Тем временем лис, кажется, обдумывал свои слова. Хвосты медленно покачивались за его спиной.       — Значит… — медленно сказал он, наблюдая, как Чуя пробует его суп, — то, что ты делал раньше, помогает?       Чуя не ответил, только кивая и глотая горячую жидкость. Вполне прилично, лучше, чем он думал. Возможно, стоит запомнить этот рецепт на будущее…       — Почему бы тебе тогда снова не начать рисовать?       Рука Чуи с ложкой замерла на полпути между миской и его ртом.       Ах.       Точно.       Он совсем забыл об этом.       …Как он забыл о том, что кормило его пять лет?       Раньше он целыми днями рисовал для своих клиентов и друзей, и всегда было так легко потеряться в работе. Никогда не было скучно, никогда не было рутинно, независимо от того, насколько он иногда расстраивался из-за своих собственных работ, когда вдохновения попросту не было. Чуя любил экспериментировать и использовать новые техники, исследуя, насколько далеко он может продвинуть свой стиль. Здесь у него было достаточно материалов. Дазай иногда смотрел, как он рисует по вечерам, прежде чем всë вокруг них разрушилось.       Но как только в его сердце замерцала надежда, он вспомнил, почему он оттолкнул от себя идею живописи и решил забыть о ней.       — …Нет.       При этом лис говорил искренне удивленно, его хвосты замерли позади него.       — Почему?       И ответ на самом деле очень прост.       — Потому что я не знаю, что рисовать, — сказал Чуя, глядя на кусочки овощей в своей миске. Он продолжил есть суп, делая вид, что не видит, как Дазай пытается понять смысл его слов.       — Но ты же раньше знал? — осторожно спросил лис, как будто не был уверен, можно ли ему идти дальше.       Чуя кивнул.       — А теперь нет?       Ещё один кивок.       — …Почему?       Пожав плечами, Чуя поставил пустую миску на кучу тарелок, ожидающих мытья.       — Раньше это была моя работа, поэтому я рисовал то, что хотели мои клиенты.       Однако не всегда.       — А когда я рисовал для себя… не знаю, идеи когда-то были, а сейчас ничего не могу придумать.       Вероятно, это результат того, через что он прошёл: ему потребуется больше времени, чтобы вернуться к вдохновению, чем к душевному спокойствию. Цвета мира достигают его глаз, но не разума, узоры, которые он видит вокруг себя, захватывают дух, но руки не могут за ними уследить. Он забыл, как заставить чернила оживать под пальцами.       Но теперь, когда Дазай упомянул об этом, Чуя заскучал по тому ощущению, когда кисть рисует линии на любом материале, который он использует для рисования. Он заскучал по свободе, по тому, каким спокойным и сосредоточенным он был во время работы.       По вздоху облегчения, когда дело сделано, по удовлетворению в груди и даже по уколу разочарования, когда он заметил свои ошибки.       Лис смотрел на него, прищурившись, пытаясь понять слова Чуи, его чувства и найти решение…       — Ага! — его уши насторожились, уголки губ подозрительно изогнулись. — А если я сделаю запрос?       Во второй раз за сегодня разум Чуи замер вместе с его телом, потому что… Дазай? Просит у него картину? Зачем?       Он медленно повернул голову.       — …Я почти уверен, что ты и сам достаточно хорошо рисуешь.       Они никогда не говорили об узорах на юкате, которую носил Чуя. Он никогда не упоминал, что нашёл эскиз — не было причин, — но они оба знали, что лис более чем способен создавать произведения искусства, причем гораздо быстрее, чем любой человек.       — Может быть, — потянул Дазай. В его глазах сверкнуло озорство. — Но это нарисовать сможешь только ты.       Это звучало опасно. Во многих отношениях.       — Что именно?       — Увидишь, — так же беспечно, как и раньше, лис на выходе из кухни помахал рукой через плечо. — Приходи ко мне в комнату, когда освободишься, я всë приготовлю, — а затем он исчез, оставляя Чую ошеломленным и растерянным, с быстро колотящимся сердцем.       Что-то, что только он может нарисовать? В комнате Дазая?       …Стоит ли Чуе бояться?       Конечно, не то чтобы он никогда там не был, спальня лиса — их обычное место, когда Чуя расчесывает его хвосты, но не более того. Он никогда даже не думал пойти туда по какой-либо другой причине, и теперь…       Глядя вслед лису, юноша задался вопросом: что он задумал? Почему Дазай был так счастлив, когда эта идея пришла ему в голову? Почему его улыбка была такой довольной?       И, прежде всего, почему Чуя почувствовал облегчение при мысли о том, что может что-то нарисовать для него, чем бы это ни было?       Может быть, его сердце жаждет снова взять кисть в руки, может быть, его пальцы хотят снова создать что-нибудь, несмотря на то, что совсем нет идей. Что бы это ни было, его толкало вперёд. Не сразу, нет, слова Дазая все еще оставляют чувство опасности. Дело не в том, что он не доверял лису, а в том, что он не доверял своим идеям, особенно когда этот красный блеск появляется в чужом глазу, как бы быстро он не угасал.       Его беспокойства и сомнений, однако, достаточно, чтобы удержать рыжего подальше менее чем на час, прежде чем он сталкивается лицом к лицу с дверью в комнату лиса, пытаясь сохранять тишину и изо всех сил пытаясь постучать…       — Я и так тебя слышу.       И, как всегда, Дазай начал его раздражать ещё до того, как Чуя успел войти внутрь.       — Ты когда-нибудь перестанешь быть гадом? — застонал Чуя, распахивая дверь и проклиная, насколько остры демонические чувства.       Лис стоял посреди большой комнаты, со своей обычной ухмылкой, наблюдая, как Чуя приближается.       — Я не виноват, что чиби такой громкий.       Чуя был почти уверен, что лис имеет в виду его сердцебиение, а не шаги, но не стал обращать на это внимание.       — Перестань винить меня в своих странных привычках, — Его взгляд упал на набор, приготовленный для него на полу: различные пузырьки с чернилами и кисти рядом с большим листом бумаги. Большим, чем юноша когда-либо использовал. — И… что же тебе пришло в голову на этот раз?       Единственный ответ, который он получил, — это ухмылка Дазая, которая стала лишь шире, когда он указал рукой в ​​сторону, на стену, которая…       — Какого чёрта?       Превратилась в зеркало?       Когда? Как?       И почему оно занимает всю стену, если их там только двое?       — Это зеркало, глупый человечек, — Дазай невинно усмехнулся.       — Да знаю я, что это, — Чуя пристально смотрел на отражение лиса. — Но зачем?       — Оно тебе понадобится, — хвосты Дазая игриво покачивались позади него, когда он зашёл за Чую, положил руки ему на плечи и заставил его сесть перед листом бумаги, лицом к зеркалу.       — Дазай, — медленно произнёс Чуя, не веря своим словам, — пожалуйста, только не говори мне, что просишь мой портрет.       Это несложно, просто очень, очень неловко.       Кроме того, зачем лису он вообще нужен?       — Не-а.       Чуя должен был понять, что это ловушка, но он не понял. И теперь, прежде чем до него дошло, что происходит, вокруг него засияли голубые искорки, перед ним исчезла фигура высокого мужчины…       Теперь позади Чуи лежал лис. Огромный лис, пусть и не такая большая, как истинная форма Дазая, заключил Чую в кольцо своего тела.       — Я прошу картину, на которой изображены мы оба.       Белый лис был заметно крупнее Чуи, даже когда они оба сидели. Большая голова покоилась на передних лапах, а хвосты лежали сбоку, два из них — между Чуей и зеркалом. Не то чтобы часть Чуи не наслаждалась видом белого меха, сияющего серебром при дневном свете, или тепла, исходящего от лиса, или того, как легко протянуть руку и прикоснуться…       Ой.       Нет.       Его мысли зашли не туда.       — …Это точно то, чего ты хочешь?       Яркий глаз, сияющий рубином, уставился на него. Если бы Дазай был в своей обычной форме, он бы сейчас глупо ухмыльнулся — Чуя это просто знал.       — Я что, выгляжу так, будто хочу чего-то ещё? — А затем он закрылся, и создается впечатление, будто лис спит. — Если ты не хочешь, я не буду тебя заставлять.       Плечи Чуи опустились, пока его глаза следили за лисом.       — …Я не против.       Возможно, он не понимал, почему Дазай попросил о чëм-то подобном, но… эта идея действительно зажгла небольшое пламя в груди Чуи. Вероятно, это ощущение того, что он снова может рисовать, или, по крайней мере, он этого хочет, и что у него будет возможность наблюдать, как другой человек снова следит за его работой. Если Дазаю это нравится, конечно, потому что это не данность. Для него ничего не является данностью.       В любом случае, это чувство не имело никакого отношения к любопытству Чуи о том, для чего предназначена картина. Сохранит ли он её? Хочет ли он этого на самом деле не только найти способ помочь Чуе снова обрести вдохновение, но и что-то ещё? Нечто большее?       И если да, может ли это означать…       — Да, эм… — Откашлявшись, Чуя выпрямил спину и посмотрел на своё отражение. — Ты собираешься спать или…?       — Разве разговор не будет отвлекать тебя?       — Не совсем, — Он изучал их отражения в зеркале, рассматривая все детали и мысленно планируя, с чего начать. — Раньше во время работы у меня часто была компания…       (Его друзья. Юан. Ширасэ.)       — …Так что всë будет в порядке, если ты не начнёшь шевелиться.       Тот факт, что лисом Дазай может общаться, даже не открывая рта, прямо сейчас очень кстати.       — Значит, чиби хочет ещё и поговорить со мной?       А может и нет.       — Знаешь что? — Чуя закатил глаза, не волнуясь о том, что лис не видит этого с закрытыми глазами. — Просто спи или исчезни. Мне все равно.       До него донёсся низкий гул — лис засмеялся.       — Глупый, как бы ты меня нарисовал, если бы я исчез?       — Я бы не стал рисовать вообще и избегал бы головной боли, — Без колебаний.       И, возможно, он избежит вида белой мягкости, окутывающей его.       — Ты так разговариваешь со всеми своими клиентами?       — Хочешь, чтобы я пролил чернила тебе на хвосты?       Чуя бы этого не сделал, какой бы заманчивой ни была идея. Невежливо разбрасываться такими расходными материалами, а убирать беспорядок после этого — та ещё морока.       Один из хвостов Дазая зашевелился, но не изменил положения.       — Тебе так нравится эта форма, что ты хочешь меня искупать?       Чистая удача, что Чуя ещё не взял кисть, потому что если бы он это сделал, то испортил бы бумагу, лежащую перед ним, поскольку он… замер?       Вздрогнул?       Запаниковал?       Его глаза широко раскрылись, он прерывисто задышал, изо всех сил пытаясь не представить себе такую ​​картину, одновременно притворяясь, что в отражении на его щеках не виден яркий румянец.       Что, черт возьми, сказал Дазай? Конечно же, нет!       — Т-ты сумасшедший… — пробормотал он. — Кто бы этого захотел? — В любом случае это, должно быть, была шутка, нет смысла слишком много об этом думать. Нет смысла вообще…       — Я уверен, что кто-нибудь обязательно найдётся.       Хватит об этом думать.       — Замолчи, — Чуя провёл рукой по лицу, зажмурив глаза, пытаясь успокоиться. — Просто замолчи.       Ничего хорошего не получится, если представить вариант развития событий, в котором по какой-то дурацкой причине Чуя сдастся и будет купать Дазая. Это было бы только раздражающе, мокрая шерсть, должно быть, отвратительна, иметь огромную лису в ванне, должно быть, отвратительно, и если бы Дазай вместо этого решил принять свою обычную форму, человеческую…       Как насчёт нет?       Стоп.       Так не будет. Чуя этого не допустит.       Он собирался только нарисовать глупого лиса, а затем продолжить свою жизнь без каких-либо ненужных образов, возникающих в его голове и которые он не желал видеть. Потому что Дазай раздражающий и невыносимый, ​​он каждый раз доводит Чую до кипения и делает самые абсурдные комментарии, одновременно принося ему столько комфорта…       Нужно рисовать, хватит думать.       Удивительно, но на этот раз лис в самом деле решил его послушать и замолчал.       Удержать колотящееся сердце — от гнева, конечно — нелегко, но Чуе удалось привести его в норму глубокими вдохами, прежде чем протянуть руку к кисти. Сначала тихий шорох, заполнил комнату, пока он зарисовывал то, что видел. Затем первый мазок кисти, и картина оживает под его рукой.       Себя рисовать не очень сложно, но лис…       Каждый штрих становился более естественным, чем предыдущий, каждая линия, казалось, ложилась именно так, как Чуя хотел передать, что хвосты Дазая движутся. Он выглядел умиротворенным, не как демон, ожидающий, пока к нему придёт жертва, и не как беспомощное животное, он выглядел так, будто в его спокойствии и благородном достоинстве есть сила.       Когда его рука двинулась к последним нескольким чертам, Чуя понял, что этот Дазай выглядит не столько как ёкай, сколько как… бог.       Юноша не мог заставить чернила сиять серебром, как мех лиса, или голубизной, как пламя, но он приблизился к реальности настолько, насколько это было возможно. Максимально близко к тому, каким он видел его, и чем дольше он смотрел, тем больше ему становилось неловко.       Конечно, Чуя всегда старался изо всех сил, когда дело касалось его работ. Он всегда стремился воплотить образы из своей головы живыми на бумаге, но…       Он не рисовал уже несколько месяцев, и даже в этом случае, если бы кто-нибудь спросил его, какое из своих творений он считает самым ценным, по красоте или по другим причинам, он бы ответил, что это то, что сейчас перед ним. Та работа, где есть он и Дазай. Вместе.       Та, где спокойный и величественный белый цвет лиса подчёркивает свет ярких оттенков Чуи. Возможно, было бы высокомерно так думать о своей работе, но он ничего не мог с этим поделать, особенно тогда, когда лис, которого он нарисовал, — лис, которым он…       Он восхищается.       Исключительно в эстетическом плане.       Вот почему ему следовало как можно скорее перестать смотреть на неподвижного лиса рядом с собой.       Чуя закрыл лицо руками, тряся головой, пытаясь проглотить раздражённые стоны, поднимающиеся к горлу.       О чем он вообще думает? И что, если он сможет признать, что истинное обличие Дазая обладает такой красотой, с которой ничто другое не может сравниться? В этом нет ничего плохого. Наверняка в этом с ним согласятся многие.       …Но если подумать, действительно ли Дазай спит?       Не то чтобы лис никогда не спал, просто это случалось не так часто, потому что, судя по его словам, ему это не так уж и нужно. Глядя сквозь пальцы на то, как верхняя часть тела лиса медленно вздымается, а затем опускается, Чуя начал верить, что, возможно…       Он бы сказал что-нибудь, если бы не спал, верно?       Глупый лис слышал биение его сердца, он наверняка заметит, как прекратился звук движущейся по бумаге кисти, или хотя бы бросит ещё один раздражающий комментарий по поводу того, как Чуя ведёт себя «глупо» или «громко». Итак… он точно спит? Означает ли это, что Чуя может…?       В отличие от Дазая, Чуя обладал сильным чувством и уважением к личному пространству, он никогда не делал ничего неподобающего никому, бодрствующему или спящему. Но он рисовал уже долго, ночь за окном уже охватила мир своей тьмой, и если считать это расплатой за все головные боли, то…       Не похоже, что он сделает что-то плохое.       Даже небольшое прикосновение не повредит, правда? Всего лишь легкое прикосновение его руки к мягкой шерсти лиса, просто нежное ощущение на щеке Чуи, когда он наклонится ближе…       Ах, так же тепло, как в первый раз, так же приятно и успокаивающе.       …Может, ещё немного не повредит.       Ещë несколько секунд, чтобы почувствовать мягкий мех под пальцами, прижаться к нему лицом и почувствовать, как он щекочет кожу.       Ещё несколько секунд, чтобы оказаться ближе, всем боком опираясь на лиса, пока она почти не исчезает в белом пухе, таком приятном на ощупь, к которому так легко привыкнуть. Даже запах, наполняющий его легкие, успокаивал каждый нерв в теле Чуи, позволяя ему расслабиться и закрыть глаза всего на несколько секунд.       Как странно, даже футон не казался таким теплым и мягким. Даже его собственный футон не позволял так легко уйти и…       Ещë минуточку.       И вот так Чуя заснул.       Он проснулся не внезапно вырванным из сна без сновидений — это был ленивый процесс, медленно сообщающий ему об окружающем мире. Что ему тепло, что он опирается на что-то мягкое, что откуда-то доносится тихое гудение, что что-то нежно гладит его по руке и что-то щекочет нос. Чуя попытался отстраниться, сморщить нос, но ничего не вышло.       Единственное изменение — гудение стало игривым.       Спустя некоторое время, пытаясь игнорировать что-то, щекочущее его кожу, Чуя сдался и открыл глаза.       — Привет, сонный человечек.       Перед его лицом кончик хвоста Дазая? Кончик хвоста формы лисы Дазая, формы, на которой Чуя заснул…       О, нет.       О, пожалуйста, нет.       Лис не даст ему забыть об этом.       Чуя отпрянул от белой шерсти. Его лицо быстро нагрелось, и на этот раз не от чужой шерсти.       — Я… я не…       — А я думаю, что да, — заметил лис, ярко сияя красными глазами. — И уже довольно давно…       Здорово. Просто прекрасно.       — Это вышло случайно, — Чуя пытался рассуждать, только теперь понимая, что раньше его руку задел другой хвост Дазая.       — Что именно? — Лис наклонил голову и выпрямил уши. — То, что ты заснул, или то, что ты заснул, уткнувшись носом в мою шерсть?       Всё это… Чуе хотелось кричать. Или ныть. Или плакать.       А теперь пришло время исчезнуть и сделать вид, что ничего не произошло. Но прежде чем Чуя успел обдумать ответ, лис заговорил снова, посмеиваясь под нос.       — Расслабься, чиби. Я не против.       Однако дело не в том, что он собирается не обращать на это внимание, а в том, как он потом будет раздражаться, когда лис будет поднимать этот вопрос снова и снова…       — Мне нравится картина.       Ах, точно.       Причина, по которой он здесь.       — Спасибо, — пробормотал Чуя, отводя глаза и теребя край рукава. Он не был уверен, вызван ли беспорядок в его голове тем, что он смущен всей ситуацией, или тем, что уже боится всех насмешек, через которые ему придётся пережить. Или и тем, и тем.       — Твой сон был платой за это?       Определённо и тем, и тем.       — Перестань! — Чуя застонал, потирая глаза. — Я же сказал, что это вышло случайно.       — Значит, мне всë равно придется платить.       — Можешь заплатить тем, что заткнëшься, — Больше ничего не нужно, Чуя и так живет в доме Дазая бесплатно, получает еду, одежду и всë остальное, не отдавая ничего взамен.       — Так слишком скучно, — заметил лис, приближая хвост к юноше.       — Тогда что ты…       Но Чуя так и не закончил фразу, его мысли так и не достигли цели. Его глаза широко раскрылись, брови поднялись выше, чем он думал, и в его голове не осталось ни одной связной мысли, потому что…       Дазай близко. Лисий нос Дазая близко.       Очень большой, слегка влажный и немного холодный, и он очень близко.       Очевидно, он был больше, чем вся щека Чуи, но это не имеет значения.       Как их носы столкнулись…?       Но если того, что гигантский лис делает это, было недостаточно, то то, что происходит дальше, делает все еще… хуже? Лучше? Еще запутаннее? Всё это сразу? Потому что в одну секунду большой чёрный лисий нос коснулся носа Чуи, заставляя его сердце колотиться в груди, а щеки краснеть, а в следующую секунду появился Дазай.       Нормальный Дазай.       Его почти человеческое лицо, с копной тёмных волос, бинтами, белыми ушами и хвостами, с красным глазом, смотрящим прямо в синий глаз Чуи, и с носом, все ещё касающимся носа Чуи. Их лбы также находятся в опасной близости, и Чуя чувствовал волосы Дазая на своей коже, но не мог ни пошевелиться, ни заговорить, ни даже думать…       — Этого вполне достаточно в качестве оплаты. — размышляет кицунэ, ухмыляясь другому и медленно откидываясь назад. — Но осторожнее, человечек.       Что? Что происходит? О чем он говорит?       — Я могу начать думать, что лисом я нравлюсь тебе больше.       …Он подумает, что?..       Моргание не помогло ничего понять, равно как и беззвучное открытие и закрытие рта. Наблюдение за тем, как Дазай удовлетворённо ухмыляется, держа в руках картину Чуи, совсем не помогло.       Что, чëрт возьми, только что произошло?       Оплата? Как лису пришло в голову такое? Это вообще считается? Ему понравилось?       — Спасибо, — Наконец сказал он, не в силах придумать ничего другого, пока в его голове — буря эмоций.       Возражал ли Дазай к его ответу или находил его забавным, Чуя не знал. Он не был в состоянии расшифровать то, что написано на лице лиса, он не слышал меняющихся тонов чужого голоса.       — Пожалуйста, чиби.