Охота на феникса

Даже по прошествии нескольких дней Шэнь Цинцю постоянно возвращался в памяти к тому неведомому удару, последствия которого оказались столь ужасными, и анализировал свои ощущения вновь и вновь. Похоже, удар был нанесен в саму суть духовных вен: под воздействием той странной волны их сначала вдавило в кости, а потом стало выдирать из тела, оборачивая ци против владельца. Теперь и без того неидеальный рисунок был искорежен полностью, в ребрах остались трещины, а про мышцы и говорить не стоило. Болело, мягко говоря, ощутимо, хотя, конечно, ожидать быстрого излечения, когда от его резерва осталось две капли ци на донышке, ждать не приходилось. Вряд ли палачи Цветочного дворца были столь искусны, скорее Шэнь Цинцю допустил бы действие демонического артефакта разрушительной мощи или, действительно, атаку какого-нибудь реликтового зверя. Но, насколько он помнил, жабровая змея холодного потока нападала совсем по-другому. Ее шипение приводило в ужас, жертва попросту умирала от страха, и уже потом тварь высасывала из еще теплого тела ци и пожирала останки. На жуткий звук, швырнувший Цинцю в отклонение, и воздушную волну, что качала верхушки деревьев, как ветер - бамбуковые листья, это описание походило слабо. А вот тот, кто называл себя Цзюэши Хуаньгуа, проглотил ложь про неожиданное нападение в лесу, как само собой разумеющееся. Шэнь Цинцю специально исказил обстоятельства, представив все так, словно был простым странствующим заклинателем, на которого напали исподтишка, и неизвестный благодетель тут же вляпался в расставленную ловушку, подтверждая, что далеко не так прост, как это могло бы показаться. - Странно, что тебя не добили, - внимательно выслушав небылицу, отметил он. Шэнь Цинцю не мог его видеть, и этот легкий оттенок в голосе мог быть признаком как задумчивости, так и снисходительного понимания. - И не ограбили, раз даже цянькунь не взяли. Но если это было своего рода предупреждением, мало ли, кому ты мог перейти дорогу… кхм… В том, что у тебя есть враги, я почему-то не сомневаюсь. На что он намекал? На Цветочный дворец? На свое знание того, что ему скормили неправду? На что-то, чего не знал сам Шэнь Цинцю? Слабость и боль не позволяли толком двигаться, но возможностью помешать ему думать Цзюэши Хуаньгуа не воспользовался. Маловероятно, что под тот мощнейший удар не попал бы другой заклинатель, окажись в тот момент где-то поблизости - не заметить волну, накрывшую лес, было просто невозможно, да и звук… хотя он мог звучать только в голове у атакованного, ладно. Да, в горах, полных ручьев и водопадов, озеро близ Гуйшу точно не было единственным, но если бы Цзюэши Хуаньгуа жил в городе или около него, он точно был бы знаком со слухами о твари, напавшей на девушек. Это вообще первым пришло бы на ум! А значит, местным жителем Цзюэши Хуаньгуа не был - или по какой-то причине тщательно это скрывал, или же точно знал, что произошло и пытался сделать вид, что не причем. Его имя, скорее всего, тоже было ненастоящим: даже самый безмозглый родитель вряд ли захочет дать такое своему сыну - хотя, с другой стороны, не было предела глупости человеческой, и Шэнь Цинцю не поручился бы, что какому-нибудь крестьянину не пришла бы в голову идея выделиться. Но если даже допустить, что Шэнь Цинцю сбился с дороги и заблудился, даже если предположить, что озеро было другим, а Гуйшу - хоть и единственный городишко в этих краях, но какие-то еще поселения или деревеньки на десяток дворов могли быть, раз от них остались вот такие дома… И вообще, где он находится? Куда каждый раз уходит Цзюэши Хуаньгуа? Откуда у него столь редкие лекарские ингредиенты? Неужели от ордена Цанцюн каким-то образом ускользнуло, что в окрестностях Гуйшу водятся редкие деревья и травы? То самое коричное дерево в городе, если подумать, отлично подтверждало это предположение. Травник, опять же… двойник представился учеником странствующего травника. Не потому ли, что это в порядке вещей в этих краях, и никто не обратит на это внимания? Ученик и учитель… Шэнь Цинцю первым делом подумал, что со своим "везением" наткнулся на двойника, но потом с сожалением отказался от этой мысли. Уж кто-кто, а двойник точно знал, кого именно изображает, и не узнать Шэнь Цинцю просто не мог. Хотя Цинцю сильно полегчало, когда он пришел к выводу, что его неизвестный благодетель, скорее всего, не имел ни малейшего понятия, кого именно подобрал. В голове упорно крутилось "спас от смерти", но остальные, пока непроясненные вопросы заставляли с настороженностью относиться к такой формулировке. Цзюэши Хуаньгуа упоминал при нем цянькунь, но в тот, пусть и со сторожевой печатью, можно было залезть. Только последний дурак не узнал бы заколку в форме рукояти меча и дорогих одежд в цветах пика Цинцзин. Если бы Цзюэши Хуаньгуа их нашел и все понял, продолжал бы он строить из себя честного и благородного? Или нет? Лечил невообразимо дорогими ингредиентами? Зачем? Что могло стать платой за это? Как ни пытался, Шэнь Цинцю не мог представить себе соразмерной цены. И все эти мысли раз за разом вплотную подводили его к другому. С вороникой Шэнь Цинцю сталкивался - но знал ее, получается, в сильно разбавленном виде, если вспомнить действие ее сока. Впору было задуматься: пик Цяньцао экономил на всех старших учениках или только тогда еще Шэнь Цзю так повезло? И еще было лекарство, которое давал ему Цзюэши Хуаньгуа, которое защищало от сужения и дальнейшего схлопывания духовных вен при практически отсутствующем резерве - что привело бы к неминуемой смерти от истощения ци. А она точно ждала бы Шэнь Цинцю, не попади он в руки непонятного травника. Кроме того, Цзюэши Хуаньгуа оговорился про кору шепчущего узколистного падуба, применяемую как раз для таких случаев, и вот ее Шэнь Цинцю тщетно искал много лет сам, но падуб был практически исчезнувшим деревом… Плод же изумрудного летающего манго и вовсе считался мифом. Но он собственными ушами слышал, как ругался себе под нос Цзюэши Хуаньгуа, пытаясь совладать с самопроизвольной левитацией мякоти. Все, как описывалось в медицинских трактатах: и преобразование при варке на пару, и даже настаивание в серебряном сосуде… откуда у парня из леса вообще взялось серебро, тоже еще вопрос. Но если допустить, что в этих местах было что-то, что сохранило древние растения - не мощная жила, нет, ее наличие не удалось бы ни скрыть, ни замаскировать, но, возможно, какие-то вкрапления в почве, особый минерал или вода с какой-то духовной примесью, тогда и жабровая змея могла оказаться чем-то совершенно иным. А значит, о происходящем здесь должны были узнать и Лю Цингэ с Дуань Цинцзе, и Му Цинфан с его лекарями. Не говоря уже о главе Цанцюн. И этот наставник, о котором то и дело упоминает Цзюэши Хуаньгуа, существует ли он на самом деле? Или это была ложь? Удочка с наживкой про навязанное двойное совершенствование, заброшенная кем-то, кто знает прошлое Шэнь Цинцю? Он ведь сам удивился собственному желанию защитить неизвестного дурака… но дурака ли? Лежа на спине, Шэнь Цинцю снова подтянул руку к груди и нажал пальцами, ощутив под кожей ровную, неповрежденную кость. Здесь было одно из самых проблемных искривлений духовных вен, целый застывший узел - вместе со сломанной когда-то Цю Цзяньло ключицей, потом неровно сросшейся. На ключице с тех пор остался едва заметный бугорок, а теперь, только коснувшись этого места Шэнь Цинцю убеждался, что все случившееся не было сном. Цзюэши Хуаньгуа в самом деле исцелил ему и кость, и духовные вены… а еще давал настой, который дарил спокойный глубокий сон - без тяжелой головы и одурманенной медлительности потом. И лапша, которой он кормил Цинцю утром, больше всего походила на ту, что Шэнь Цинцю ел в Теплом красном павильоне, только лучше - никаких специй, просто вкусное тесто и в меру соленый бульон из очень хорошего мяса. Мыслей было так много, что Шэнь Цинцю тонул в них и запутывался все больше, как муха, попавшая в паутину. Что, будь оно все неладно, происходит?! - Это твой дом? - злясь на себя за то, что не может схватить Цзюэши Хуаньгуа за грудки и вытрясти из него всю правду, спросил Шэнь Цинцю, чутко прислушиваясь к тому, как шуршит по бумаге кисть. - Ты живешь здесь? - Что? - бумага прошуршала так, словно свернулся лист, который долгое время хранился в туго скрученном виде. - А, нет… Здесь, наверное, когда-то жил или отшельник или монах, это не дом, а почти хижина в лесу. Но хоть какая-то крыша над головой, да и от зверей… Но защита вокруг даже не выдохлась до конца, и я ее еще подпитал, не в город же тебя было тащить, ты тяжелый, знаешь ли. Столько слов - и ни одного ответа на заданные вопросы. Интересно, понял ли Цзюэши Хуаньгуа сам, что признался в нескольких вещах сразу? Шэнь Цинцю искренне пожалел, что не видит его лица, и приходится ориентироваться по голосу и звуку дыхания, но и их было вполне достаточно, чтобы понять - его неожиданный благодетель к расспросам не готов. - Что же твой наставник не купил тебе меч? - словно между делом бросил Шэнь Цинцю. - За одно летающее манго можно было бы приобрести десяток драгоценных клинков от самых лучших мастеров Цанцюн или Хуаньхуа. - Серьезно? - скептически поинтересовался тот. - Меч из Хуаньхуа, этого заповедника безмозглых хихикающих дур и дворянских сынков, купивших себе место в ордене за семейные деньги? Характеристика была не то чтобы неверной, но неожиданной. Цветочный дворец чуть ли не на каждой площади вещал о том, что мастерство их кузнецов превосходит таланты всех прочих, Вэй Цинвэй не раз упоминал об этом на общих собраниях, а какой-то ученик травника из глуши уверен, что репутация Хуаньхуа дутая?! А тот продолжал: - И потом, уляпанный позолотой меч - этому скромному ученику? Да у меня его отберут в первом же городе, да еще и выпорют за воровство, - он неожиданно вздохнул. - А настоящий меч от Цанцюн можно получить, только принеся ученические обеты, разве нет? Странное представление… Третий пик то и дело отчитывался, что его кузнецы отправили очередному правителю выкованный для него меч с талисманом, активировать который сможет даже бездуховный, раз в год Цанцюн принимал желающих доказать, что они достойны иметь меч с Ванцзянь, а Цзюэши Хуаньгуа об этом не знал? Или он так пытался увести разговор в сторону? - Простой ученический меч, - напомнил Шэнь Цинцю, прислушиваясь к долетающим от стола звукам, - стоит десяток серебряных лян. Это цена пары кувшинов сока вороники. Цзюэши Хуаньгуа почему-то глубоко вздохнул. Под его ладонью снова зашуршала бумага, и до Шэнь Цинцю донеслось "Слепая или безглазая? Впору монетку кидать…". - За летающий манго тебя приняли бы даже на Цяньцао в любое время, - добавил Шэнь Цинцю. - Ты же лекарскому искусству учишься? Вот это неожиданно вызвало реакцию. - У меня уже есть наставник, я не буду присягать никому другому, - отрезал Цзюэши Хуаньгуа. - А внешние ученики или вольнослушатели в гостях права на меч не имеют. Если не окажут ордену действительно стоящую услугу. Плод летающего манго - да его семя могло дать росток! - Продай мне косточку от манго, - сказал Цинцю с деланным безразличием, - я дам тебе столько, что хватит на хороший меч. Около двенадцати пиков есть город Шуанху, в одной из его лавок продаются мечи, выкованные подмастерьями Ванцзянь. - Наставник запретил, - вот теперь в голосе Цзюэши Хуаньгуа стало слышно веселье. - Лечить, сказал, хоть улечись, но продажа всего, чем растения могут размножиться, только с разрешения наставника. А ты не слишком ли богат для столь скромных одежд, что предлагаешь такие деньжищи? Даже так? Что ж, явно наступало время проверить, кем его считают. - У меня есть тайник с деньгами, - понизив голос, сообщил Шэнь Цинцю. - Ты помог мне, я помогу тебе. Твой учитель явно хочет удержать тебя при себе, уверен, под благовидным предлогом, но итог все равно будет один. Тебе нужно бежать от него, пока не поздно. У меня есть связи, у тебя - косточка от манго, ты будешь в безопасности, обещаю. Судя по шороху, Цзюэши Хуаньгуа поднялся. Зашуршал чем-то, звякнул, а потом присел на постель рядом и осторожно похлопал по колену: - Ты хороший человек, А-Сяо, - прикосновения были легкими, ненавязчивыми. Когда ладонь исчезла, ноге даже стало холодно. - Но мой наставник ничего такого не подразумевает. - Как ты меня назвал? - в первый миг не понял Шэнь Цинцю, отвлекшись на другое. Это он-то хороший человек?! Беглый раб, убийца, лжец и лицемер - хороший человек? - Вряд ли ты скажешь мне свое имя, правда? - резонно отметил Цзюэши Хуаньгуа - и кстати, вот кто бы еще упрекал! - Не звать же тебя найденышем. А там, откуда я родом, есть полынное вино - настоянное на белом, со специями, сахарной сладостью и травяной горечью. Очень тебе подходит, Сяо Цзю. У него будто остановилось сердце. Внутри в один миг стало пусто, все словно замерзло, покрылось толстым слоем жгучего льда, а по венам разлилась не кровь, а кислота. Идиот. Как он мог довериться... Нет, пусть не довериться, но даже допустить это! Начать переживать - за того, кто все это время знал, кто он такой, и, наверное, смеялся про себя! А теперь что, его вернут... Мысль на этом застопорилась. Вернут куда? Кому? Возвращать некому. Теперь он может постоять за себя сам и... Стоп. Какое еще "вино"? Не “девятый”? - Эй, брат, ты чего, не вздумай вот в отклонение ци снова, я твои вены только начал собирать! - его случайный лекарь переполошился и схватил за запястье. - Если тебе так не нравится, придумай себе имя сам! Я не против, я дерьмово придумываю имена, ты ж уже понял по прозвищу, ну! Слышишь меня?! Хватка его теплых крепких пальцев вдруг оказалась именно тем, что удержало Шэнь Цинцю от падения в пропасть. - Что? - свернуть с места язык оказалось тяжело, он словно прилип к нёбу. Брат? Не было у уличной крысы никаких братьев, только близкий друг, который потом предал, но желание невозможного вдруг обожгло даже сильнее, чем ненавистное имя. А что, если у него действительно был бы брат, тот, который заботился бы, хотя бы иногда... вот как этот... Сердце вновь сжалось в груди. - Полынное вино? - Да, для настоящих ценителей, эстетов, можно сказать, - эти теплые пальцы поглаживали его по запястью, словно неосознанно, а самый меткий человек в мире продолжал, не понимая, что его выдает беспокойство в голосе. - Но серьезно, слушай, если тебе так плохо от этого, или я что-то не то… Прости, правда, это не со зла ведь… Тратить на найденного в лесу человека редчайшие ингредиенты и даже не узнать, кто он, дать ему надежду на обретение здоровых духовных вен и даже не заикнуться о деньгах или долге жизни, верить наставнику, не представляя, чем может обернуться это слепое следование - да как этот идиот вообще дожил до своих лет? А Шэнь Цинцю его даже в лицо не видел. - Ладно, - сдавленно прошептал он. По правде сказать, "полынное вино" в устах спасшего Шэнь Цинцю человека звучало как-то мягче и - он даже в собственных мыслях запнулся, подбирая слово, - почти по-родственному. "Только не привязываться к этому дураку, только не привязываться!", но даже твердя это себе, Шэнь Цинцю уже понимал, что все это останется в душе навсегда, и "сяо Цзю", которым то и дело пытался назвать его бывший друг, теперь всегда будет нести в себе ягодный запах вороники, прикосновение нежнейшего шелка к лицу - и ощущения этой теплой ладони, обнимающей запястье. Руки, стирающей боль. - Ладно, - повторил он, - пусть будет Сяо Цзю. Цзюэши Хуаньгуа с явным облегчением выдохнул, его вторая ладонь тоже стиснула пальцы Шэнь Цинцю, и в этом порывистом движении было скрыто куда больше, чем могли бы сказать слова. - Ты в любом случае старше меня, не возражаешь, если я буду звать тебя Цзю-гэ? - Шэнь Цинцю сглотнул, чувствуя, как в груди горячо кольнуло сердце, а потом коротко кивнул, вновь обозначая согласие. - Тогда, если ты не возражаешь, я бы хотел попробовать вылечить еще несколько мест в твоих духовных венах, - а Цзюэши Хуаньгуа тут же сменил тему, каким-то неведомым образом почувствовав, что еще немного - и будет перебор в откровенности, на которую был готов Шэнь Цинцю. - А потом дам тебе лекарство из изумрудного манго, и ты сможешь отдохнуть. Это была та забота, объектом которой Шэнь Цинцю никогда не представлял себя. Он снова кивнул, все еще не доверяя голосу. - Очень хорошо, - Цзюэши Хуаньгуа уже знакомо переплел их пальцы и мягко качнул свою ци в вены Шэнь Цинцю, осторожно спрашивая разрешения. - Начинаем, Цзю-гэ? Шэнь Цинцю глубоко вдохнул - и позволил, заставив себя расслабиться и впустить чужую ци в свои вены. В этот раз все было одновременно и так же, и чуть иначе. То же удивительное единение, стирающее границы, то же полноводное течение ци, которое закручивалось водоворотами в даньтянях, та же боль, пусть и приглушенная, будто размазанная по всему телу - и все же другое ощущение после. На этот раз молодой лекарь не исправлял какое-то одно место, он уплотнял потоки ци настолько, что они выглаживали вены изнутри, раздвигая узкие изломанные места, чуть выпрямляя и укрепляя их своим стремительным движением. Одновременно все, почти неощутимые изменения, но Шэнь Цинцю даже дышать легче стало. Взмокший, уставший, будто таскал мешки с камнями, а не разделял двойное совершенствование, он лежал на подушках и пытался отдышаться, чувствуя, как сохнут искусанные губы. Ощущение, подозрительно похожее на счастье, робким огоньком билось там, где годами была только пустота и боль. Теперь нужно было только ничего не испортить. Повязку приподняли, по лицу прошлась влажная ткань, вытирая пот и освежая кожу, и Шэнь Цинцю подавил желание уткнуться в нее лицом, чувствуя слабый, едва ощутимый даже с обонянием заклинателя запах лимонной травы. - Попробуешь приподняться? - негромко предложил Цзюэши Хуаньгуа, вернув повязку обратно. - Я принесу настой из манго, он вроде уже готов. - Неси, - хотя он с большим удовольствием полежал бы, не шевелясь, хотелось проверить, действительно ли возвращаются силы или это только кажется. Резерв по-прежнему ощущался критически малым, но Шэнь Цинцю это впервые за много лет почему-то не беспокоило. Хотя большей глупости, чем почувствовать себя в безопасности в присутствии вообще незнакомого человека, да еще и будучи полуслепым, он и представить себе не мог. Но приподняться - приподнялся, пусть тяжело и с большим усилием, а дальше его поддержала теплая рука, на которую Шэнь Цинцю, признаться, навалился всем весом, а потом губ коснулся прохладный гладкий край чашки - не то вырезанной из камня, не то сделанной из фарфора. - Постарайся не потерять ни капли, Цзю-гэ, - проговорил Цзюэши Хуаньгуа, и Шэнь Цинцю приоткрыл рот, не пытаясь даже двинуть руками, чтобы случайно не опрокинуть бесценное питье на себя. - Мне не жалко, но его ж опять три дня настаивать. Он чуть не дернулся. Не жалко? Цзюэши Хуаньгуа вообще представляет, сколько стоит хотя бы один изумрудный манго?! А потом на язык попал сок, и Цинцю будто проглотил сладкий фейерверк. Это была даже не жидкость, а словно концентрат цзин, обретший осязаемую форму. Он растекся по телу стремительно, будто использовал не кровеносные сосуды и даже не духовные вены, а саму ауру, и теперь затягивал раны в ней со стремительностью половодья. И с той же безжалостностью. Остро вспыхнула и погасла в груди давно позабытая боль на вдохе - два ребра, сломанных когда-то Цю Цзяньло, сделались целыми; словно огнем загорелось левое запястье, которым он когда-то пытался закрыться от У Янцзы - и пальцы правой, которые тот сломал за первую попытку побега. Старую шишку на затылке, напротив, словно приложило льдом, и Шэнь Цинцю выгнулся в заботливых руках, пытаясь не начать даже не кричать - плакать. Искрящаяся сладость молнией вонзилась в позвоночник, и тело будто превратилось в невесомый пух. Шэнь Цинцю только и успел, что понять, что все-таки цепляется за плечо своего нежданного лекаря - и повязка на глазах совершенно мокрая от слез. А Цзюэши Хуаньгуа… этот ненормальный обнимал его, с участием поглаживая по спине, даже не пуская по духовным венам свою ци, а окутывая ею, словно невесомым теплым плащом, и прикосновения, которые от любого другого заставили бы Шэнь Цинцю вскинуться на дыбы, успокаивали и даже… были приятны. Необходимы. Как будто Шэнь Цинцю и впрямь был не один. Как будто ему это больше не грозило. Никогда. И эта мысль даже не внушала ужас. Тело гудело, как огромный гонг, по которому только что прилетело молотом, и этот низкий звук, понемногу успокаиваясь, словно вибрировал в самых костях, возвращая их к более плотскому состоянию. Когда все закончилось, Шэнь Цинцю, чувствуя себя чуть ли не родившимся заново, молча стер с лица слезы. - В трактате “О семи чудесных плодах и семи предивных травах” говорится, что экстракт из летающего манго помимо исцеляющих свойств способен резко ускорить продвижение к вознесению, - негромко произнес над ухом Цзюэши Хуаньгуа. - Я, признаться, не понял почему, но все равно состорожничал, отмерив тебе две трети положенного. А теперь, если честно, я в панике и думаю, что надо было обойтись половиной. Сердце в его груди билось заполошно, словно он и в самом деле испугался за Шэнь Цинцю. - Дурак, - беззлобно выдохнул Цинцю. - Все хорошо. Я на такое и не надеялся. Как будто помимо трещин в костях, разломы в его душе тоже вдруг исчезли, оставив о себе только смутные воспоминания, от которых к утру ничего не останется… А в следующий миг промокшая повязка, защищавшая ставшие слишком чувствительными к свету глаза, просохла от легкого касания ци. - Ааа, - с пониманием протянул Цзюэши Хуаньгуа, не разжимая рук, - то есть, можно надеяться, что ты меня не убьешь, когда поправишься? Шэнь Цинцю только хмыкнул. - Слушай, я тут подумал, - укладывая его обратно на подушки, снова заговорил лекарь. - Я тебя, конечно, обтираю, но сам терпеть не могу, когда волосы становятся пыльными или грязными. Хочешь, я тебе их вымою? Шэнь Цинцю удивился так, что даже сначала с ответом не нашелся. - И как ты это себе представляешь? Я даже сидеть толком не могу еще! - Да немного сдвинуть тебя на край, чтоб волосы вниз свешивались и все, - похоже, Цзюэши Хуаньгуа усмехнулся. - Делов-то: таз подставить да воду лить сверху. Тебе даже напрягаться не придется. Заорать “сделай это немедленно!” Шэнь Цинцю не позволили только годы тренировок на выдержку. - Если… если ты и впрямь готов тратить на это время, - наконец справился с полной благодарности фразой он. Цзюэши Хуаньгуа только тихо рассмеялся и поднялся на ноги. - Стал бы я предлагать, если б не был готов? Шэнь Цинцю лежал и слушал, как тот ходит по комнате. Загремел, похоже, таз, звякнул не то ковш, не то миска, зажурчала вода... - У меня даже масло для волос есть, - рассказывал странный парень, доброта и щедрость которого свидетельствовали либо об огромной глупости, либо о великой внутренней силе. - Я, правда, не знал, какое тебе понравится, поэтому взял жасминовое и… это смешно, да, но судя по запаху, с примесью полыни. Приятно пахнет. Так… воду погорячее или попрохладней? - Погорячей, - Шэнь Цинцю сглотнул. Это было едва ли не единственное приятное воспоминание из дома Цю: то, как его, уличного попрошайку и раба, отмыли до скрипа в без малого кипятке, и тогда еще Шэнь Цзю впервые почувствовал себя чистым. Даже от вшей избавились! С тех пор Шэнь Цинцю извел у себя почти все привычки, которые прилипли у Цю - но от этой так и не стал избавляться: слишком сокрушительное облегчение давала горячая чистая вода и возможность отмыться. Цзюэши Хуаньгуа пробормотал что-то согласное, а потом наконец вернулся к постели, что-то со стуком поставил. Помог Шэнь Цинцю перелечь ближе к краю и вытащил порядком растрепанную косу, а потом принялся расплетать. - Сейчас бы еще расслабляющую музыку, и вовсе получилось бы спа, - пошутил он, употребив непонятный термин. - Купальня на горячих источниках? - непонимающе переспросил Шэнь Цинцю. - Можно и так сказать, - рассмеялся Цзюэши Хуаньгуа, начиная расчесывать ему волосы гребнем. - Место обретения красоты и улучшения тела. Не только всякие усилия по улучшению кожи и обработке рук и ног, но и получение удовольствия от вещей вроде массажа горячими травяными мешочками или нагретыми камнями. Не простая цирюльня, а целый дом, где можно приятно провести время, пока за тобой ухаживают. Правда, массажист из меня никакой, но с волосами, уверен, я справлюсь. Затылок Шэнь Цинцю опустили на что-то вроде края таза, и кожи коснулась горячая вода - не обжигающая, а именно та, от которой побежали приятные мурашки. Пальцы бережно удерживали его голову на весу, а потом вода полилась Шэнь Цинцю над лбом и стекла по прядям вниз, прожурчав в воду в тазу. Что-то в этом было странное. Шэнь Цинцю нахмурился, а потом сообразил: если его поддерживают под затылок обеими руками, помогая волосам намокнуть, откуда льется вода? - Откуда вода? - неужели рядом был кто-то еще? Чувства молчали, но доверяться им Шэнь Цинцю не спешил. - Ну, понимаешь… - Цзюэши Хуаньгуа чуть смущенно рассмеялся. - Третьей руки у меня нет, поэтому пришлось нагреть воду в бесконечной фляге печатью и держать ее в воздухе с помощью ци. Отлично. Не просто цянькунь, а специальная разновидность строго для воды. Они с учителем ограбили какую-то древнюю сокровищницу, что ли? Не говоря уже о навыках "ученика", которые посрамили бы и некоторых глав Цанцюн. Шан Цинхуа, например. - Там, где я вырос, многие время от времени устраивают себе отдых в таких купальнях, - продолжал рассказывать Цзюэши Хуаньгуа. Откуда же он родом? Из какой семьи, раз настолько привык к богатству, что не обращает на подобные ценности внимания? - Не знаю, кстати, есть ли тут такое. Его пальцы мягко массировали кожу, вспенивая мыльный отвар, а может, просто втирая рисовую воду, и Шэнь Цинцю даже порадовался, что глаза по-прежнему закрывала повязка, и их не пришлось держать открытыми, чтобы не показывать удовольствия от нехитрых действий. - А у тебя такие волосы… Только не говори мне, что ты бегаешь по лесам, нападая на случайных путников, все равно не поверю. О, вот теперь Цзюэши Хуаньгуа решил прояснить для себя что-то о Шэнь Цинцю? Губы непроизвольно сложились в улыбку. - Не скажу, - согласился Шэнь Цинцю, млея под новой горячей струей, окатившей голову. Цзюэши Хуаньгуа рассмеялся в ответ. - Да-да, я так сразу и понял, что ты хитер и коварен, - снова мыльный отвар, снова аккуратные пальцы, массирующие голову и отжимающие волосы - и никакого намека на соблазнение, услужливость или попытку возбудить. Только простое человеческое участие, роскошь в мире Шэнь Цинцю. - Но что-то мне не верится, что тебя, такого умного, никто не будет искать. - Никто и не будет, - вряд ли кто-то на Цанцюн вообще заметил, что его нет, да и глава ордена, получив его записку, не хватится главы Цинцзин до следующего общего собрания. - Почему мне кажется, что на любой вопрос ты будешь отвечать "нет"? - хмыкнул Цзюэши Хуаньгуа, и Шэнь Цинцю улыбнулся шире. - Не знаю, - с удовольствием сообщил он. - Ладно, - хмыкнул тот и, обдав волосы горячей водой, смыл с них, похоже, пену, раз потом завернул их в какую-то ткань. - Сейчас избавлюсь от грязной воды и расчешу тебя, подожди.