***
[до] Сатору в последнее время стал очень приставучим. Конечно, он всегда был таким с того самого момента, как они стали друзьями много лет назад. Это заложено в его природе, его личности, нитях его ДНК; по сути, это неоспоримый факт: Годжо Сатору — приставучий человек. Однако в последние несколько недель он стал намного навязчивее. Теперь Сатору всегда следует живой тенью за Сугуру, независимо от того, куда тот идёт и что делает. Но жаловаться не на что, ведь им всё так же весело вместе. Хотя в последнее время в дополнение к своей приставучести Сатору кажется гораздо более тактильным. Игривые толчки и его руки вокруг плеч Сугуру стали чем-то базовым. Иногда он кладёт подбородок на его плечо, хватает за руку и тащит за собой, когда они куда-то идут, или даже играет с его волосами безо всякой причины. Это немного… чрезмерно, но не неприятно. Время последнего урока отведено на самоподготовку к предстоящим экзаменам. Уже полчаса Сугуру усердно учится по своим конспектам и листает учебники в поисках дополнительных разъяснений — обычные вещи, которыми он любит заниматься. Сатору, как всегда, решает вообще не учиться. Вместо этого он тратит время на рисование глупых животных на полях своего блокнота, а когда ему надоедает, начинает играть с волосами Сугуру. Первые пару минут тот игнорирует его, но затем ощущение аккуратных, скользящих по прядям пальцев становится единственным, на чём Сугуру может сосредоточиться. И он больше не может молчать. — Сатору, — шепчет Сугуру, не желая беспокоить других учеников, пытающихся учиться. Он не отводит взгляд от своих записей, но их смысл начинает ускользать. — Мне нужно сосредоточиться, ладно? Найди что-нибудь ещё, во что можно поиграть. Он не удивлён, что Сатору не слушается. — Мне скучно. — он проводит пальцами от корней к кончикам, а затем аккуратно разделяет пряди, чтобы начать их заплетать. — Нужно просто отменить это дурацкое время на самообучение и позволить готовиться к экзаменам, когда нам удобно. Бессмысленно заканчивать этим занятия каждый божий день. — Ну, не знаю, я вообще-то не согласен. — поддавшись искушению, Сугуру роняет карандаш в блокнот, совершенно не в силах сфокусироваться. — Благодаря этому у нас есть больше времени на учёбу, так что меня всё устраивает. Не все родились не прилагающими усилий гениями, как ты. Сатору фыркает. Когда он портит косу, он разбирает её и начинает заново. — Да ну. Ты говоришь так, как будто я не собираюсь помочь тебе учиться. Что ж, это правда. Сугуру не может с этим поспорить, поскольку Сатору всегда держит своё слово. Помимо прилипчивости и явной привязанности со стороны Сатору, в последнее время между ними ощущается некая напряжённость. Сугуру трудно расслабиться, как раньше, когда они вдвоём тусуются или учатся в комнате Сатору. Иногда он замечает, что тот смотрит на него, а как только их взгляды пересекаются, быстро отводит глаза, и от этого у Сугуру сжимает в груди. Такие мелочи происходят почти каждый день, и он не знает их причину, но знает, с чего всё началось. С того самого дня, когда они практиковались в поцелуях. Ни один из них с тех пор не поднимал эту тему. На самом деле они делают вид, что ничего не было, и, наверное, так и должно быть. Это всего лишь поцелуй. Хотя Сатору пожертвовал своим самым первым поцелуем, отдав его Сугуру, чтобы тот чувствовал себя увереннее, когда придёт время встречаться с людьми. Он совершил для него такой самоотверженный поступок и с тех пор не жаловался. Ни разу. Сатору и в самом деле настоящий друг. Сугуру, возможно, его не заслуживает. — Тебе стоит носить такую причёску иногда, — бормочет Сатору, отвлекая его от мыслей. — Тебе никогда не надоедает пучок? Сугуру пожимает плечами. Он старается не слишком задумываться о длинных, изящных пальцах, которые так осторожно прикасаются к нему. — Не-а, мне нравится пучок. Это просто, быстро… а твоя коса выглядит по-идиотски. Сатору драматично и обиженно охает. На него приходится шикнуть, чтобы напомнить, что они всё ещё в классе. — Она не идиотская. — возражает Сатору. На его надувшемся лице появляется очаровательная улыбка, и, господи, Сугуру чувствует себя таким счастливым из-за того, что ему выпала честь видеть это лицо каждый божий день своей жизни. — Просто нужно больше практики, вот и всё. Мне стоит потренироваться на тебе снова, ладно? Одно слово «практика», сказанное голосом Сатору, заставляет сердце Сугуру биться быстрее. Он кивает прежде, чем успевает подумать. Кажется, что если речь идёт о Сатору, он скажет «да» чему угодно. Наконец звенит звонок. Сатору поднимает руки вверх и кричит «ура!», что заставляет Сугуру рассмеяться, но веселье прерывается, когда учитель зовёт его. — Могу я поговорить с тобой? — спрашивает он. — Э… — удивлённо реагирует Сугуру, но соображает, что это немного грубо. И быстро поправляется. — Да, конечно. Они автоматически переглядываются с Сатору. То, что Сугуру просят остаться — необычно, поскольку его считают «образцом для подражания», а в неприятности он попадает только из-за проделок друга. Но на этот раз они оба точно не виноваты, поэтому он понятия не имеет, в чём может быть проблема. Как бы то ни было, Сугуру встаёт и направляется в начало класса. Большинство учеников уже ушли, но, поскольку некоторые ещё слоняются вокруг, учитель говорит тихо, на случай посторонних ушей. — Директор Яга хотел бы встретиться с тобой сейчас. Это важно. — Э… — ошеломлённо повторяет Сугуру. Его никогда раньше не вызывали в кабинет директора. И он снова поправляется. — То есть, конечно… Сугуру второй раз машинально ищет знакомые голубые глаза и находит их в том же месте, что и раньше. Потому что, конечно, Сатору никуда не ушёл. Он никогда не уходит без него и наоборот, и даже когда они не вместе, каждый из них всегда знает, где находится другой. Но сейчас Сугуру лишь пожимает плечами на вопрос во взгляде друга — он все ещё не знает, что случилось. Спустя секунду он выходит за учителем из класса. Спустя двадцать минут он чувствует, что не может дышать. — Я понимаю, это слишком тяжёлая информация, чтобы сразу принять её. — мрачно продолжает директор Яга, — но мы подумали, будет лучше, если ты узнаешь обо всём как можно раньше. Мы пытались связаться с твоей матерью, чтобы она обсудила это с тобой, но не дозвонились. В любом случае, это сейчас во всех новостях, так что… Сугуру до сих пор не понимает. Он слышит слова, которые ему говорят, но их смысл теряется. Его отец арестован? Обвинения в хищении? Миллионы йен? Нет, всё это неправда. Это не может быть правдой. Они все ошибаются. Его отец — хороший человек. Он постоянно помогает людям и верит в то, что нужно трудиться на благо общества, поэтому и стал политиком. Его отец — хороший человек. Он так много работает, что Сугуру не часто видит его, даже когда приезжает домой. Он много работает, ведь он такой самоотверженный и хочет изменить жизнь людей к лучшему. Его отец — хороший человек. А ещё он герой для Сугуру, тот, на кого он равнялся всю свою жизнь. Вот почему это не правда. Не может ей быть. — Мы всё же попытаемся дозвониться до твоей матери, — продолжает директор Яга, — Пожалуйста, попробуй связаться с ней и сам. На случай, если тебе нужно ненадолго поехать домой или взять перерыв… — Я не могу. И учитель, и директор кажутся удивлёнными его словами, поскольку это первое, что он произнёс с тех пор, как услышал ужасную новость. Сугуру не знает точно, что заставляет его так говорить. Он просто понимает, что не может уехать. Он не может сдаться и отложить все дела из-за ложных обвинений. Нет, он должен быть сильнее этого. Он должен быть стойким и храбрым, как его отец. — Я не могу взять перерыв, — поясняет Сугуру. Во этот раз он звучит вдвойне решительнее. — Я свяжусь с мамой, но… Я останусь здесь. Я знаю, что это всё — лишь большое недоразумение. Сугуру не волнует, что они не согласны с ним. Его не волнуют и слова сочувствия, которые говорит ему учитель. Его не волнует всё это, потому что он знает правду. Правда всегда была и всегда будет в том, что его отец — хороший человек. Двери кабинета директора Яги тяжело захлопываются за ним. Такое ощущение, будто он был заперт там несколько часов. — Хэй! Голос из-за спины настолько пугает Сугуру, что он чуть не выпрыгивает из кожи. Он оборачивается и видит Сатору, стоящего спиной к стене с беззаботной, но такой утешающей улыбкой на лице. Конечно, Сатору здесь. Конечно, он всё это время ждал Сугуру. Конечно, он не оставил бы его одного. — Так у тебя… проблемы… — Сатору замолкает, увидев выражение лица Сугуру. Тот понятия не имеет, как сейчас выглядит, и почти боится узнать. — В чём дело? Что случилось? Что они тебе сказали? Сугуру чувствует, как у него кружится голова. Он больше не может выдавить из себя ни слова, и это плохо, потому что ему нужно рассказать обо всём Сатору. Если есть кто-то, кто заслуживает знать, кто-то, кто выслушает все его волнения и успокоит его, то это Сатору. Только Сатору. Но если Сугуру попытается использовать свой голос прямо сейчас, вместо слов может получиться жалкое рыдание. Хотя ему не обязательно объяснять. Сатору поймёт и так. Как всегда. Не теряя ни секунды, Сатору берёт его за руку. Когда их взгляды встречаются, он говорит только: — Идём. Сугуру позволяет тащить себя по бесконечным коридорам. Он благодарен, что ему не нужно ничего делать, кроме как передвигать ноги. Сатору позаботится обо всем остальном. Они бегут и бегут. Мимо преподавателей, которые говорят, что не следует бегать по коридорам, и мимо студентов, которые шепчутся и смотрят на то, как они держатся за руки, но всё это в данный момент не имеет значения. Они не останавливаются, пока не добираются до общежития, комнаты Сатору, своего безопасного места. Оказавшись внутри, Сатору отпускает руку, но только для того, чтобы развернуться и убедиться, что с Сугуру всё в порядке. Они дают себе время отдышаться. Сугуру всё ещё чувствует, как кружится голова, но, по крайней мере, он больше не один. После того, как дыхание пришло в норму, Сатору спрашивает необычно тихим голосом: — Всё… всё настолько плохо? Точно. Он до сих пор понятия не имеет, что, чёрт возьми, происходит, он всё это время просто действовал, исходя из реакции Сугуру. Он твёрдо знал, что им нужно добраться до безопасного места, но теперь не уверен, что делать и как помочь. Сугуру заставляет свой голос прорезаться. — Можешь включить новости? Пожалуйста. Сатору не нужно повторять дважды. Он уверенно кивает и бросается к телевизору. Сугуру волочит свои ватные ноги вглубь комнаты, пока друг переключает каналы. Он слышит его вздох, как только садится на край кровати. — Вот дерьмо. Там, на экране телевизора идёт репортаж, в котором отца Сугуру в наручниках провожают в полицейскую машину. Сугуру не может сосредоточиться на словах ведущего новостей, только на выделенных жирным шрифтом буквах в нижней части экрана. Гето Сатоши… Хищение… Мошенничество… Судебное разбирательство… Значит это не просто плохой сон. Сугуру надеялся проснуться, но, похоже, этого не произойдёт. Неважно, ведь это всего лишь недоразумение и скоро все всё поймут. Сатору садится рядом с ним на краю кровати. Они сидят и молча смотрят на экран, кажется, целую вечность. В какой-то момент Сугуру чувствует, как чужая рука касается его собственной, и когда он смотрит вниз, то замечает две вещи. Во-первых, его трясло всё это время, хотя он даже не осознавал. Во-вторых, руки Сатору всегда холоднее, чем его собственные, но Сугуру это не волнует. Для него они до сих пор дают больше тепла и уюта, чем само солнце. Когда их пальцы переплетаются, Сатору сжимает его руку, а Сугуру говорит: — Всё нормально. Ещё ничего не решено, и… как только состоится суд, и они узнают, что он невиновен, его отпустят. — Точно, — соглашается Сатору. Он не спускает глаз с экрана. — Так и будет. Сугуру продолжает: — Мне нужно позвонить маме и спросить, что она знает, а потом… в любом случае, вероятно, пройдёт некоторое время, прежде чем состоится суд. Я сосредоточусь на экзаменах, потому что они очень скоро, верно? Наверное, нам пора делать домашнее задание, но, кажется, я забыл сумку в классе. — Сугуру? — О, и ты ещё ничего не ел, да? Извини, из-за меня, наверное, ты пропустил ужин. Думаю, у меня ещё есть время, чтобы добраться до кафетерия до его закрытия. И у меня есть те снэки, которые тебе нравятся… — Сугуру! Сатору внезапно хватает его лицо обеими руками, сжимая щёки ладонями. Только тогда тот останавливает свой бред. — Эй, нормально не думать обо всем этом прямо сейчас, — говорит ему Сатору. Он улыбается как можно шире, пытаясь подбодрить и вселить уверенность, но вместо этого Сугуру хочется просто расплакаться. — Мы разберёмся с этим позже, ладно? Со всем. А пока… хочешь остаться на ночь здесь со мной? Ты можешь, если хочешь. Прямо сейчас Сугуру почти не мечтает ни о чём другом. Он не замечает, насколько измотан, пока ему не предлагают отдохнуть, и теперь думает, что может отключиться задолго до отбоя. Сатору держит на лице улыбку, пока ждёт ответ. — Да. Ладно. — соглашается Сугуру. Несмотря на всё, что происходит у него внутри, он выдавливает из себя ответную улыбку. — Я бы хотел остаться.***
Сугуру уходит с головой в учёбу, пытаясь со всем справиться. Пока его разум заполнен уравнениями, формулами, историческими датами и разнообразными теориями, у него не будет времени думать ни о чём другом. Это то, что он любит в школе больше всего. Ему нужен установленный распорядок дня — структурность, организованность и тому подобное. Что угодно, чтобы удержать его разум от блуждания по неизведанным территориям. К тому же ему не удаётся получить какие-либо ответы на происходящее. Мама выглядит столь же шокированной и напуганной, утверждая, что ничего не знает о делах его отца на работе, но Сугуру больше не знает, чему верить. Она может лгать. А что, если она действительно лжёт? Что, если она что-то знает и просто хочет защитить его от правды, потому что думает, что он не сможет с ней справиться? Нет, Сугуру не должен так думать. У мамы нет причин лгать. Его отец — хороший человек. Всё это — лишь одно большое недоразумение. Хотя другие люди, похоже, думают иначе. Первые несколько дней Сугуру одержим произошедшим, и не отлипает от телевизора, переключаясь между всеми новостными каналами, освещающими эту историю. Он выслушивает все бредовые мнения этих никчёмных зевак, которые произносят имя его отца так, будто знакомы с ним, хотя явно ничего о нём не знают. Один телеведущий настолько злит Сугуру, что он чуть не вмазывает кулаком по экрану, но благодаря вмешательству Сатору ему удаётся сдержаться. После этого инцидента Сугуру устанавливает для себя новое правило — ему не разрешается узнавать что-либо о деле отца. Ему разрешено сосредоточиться только на школе и элементарном выживании. Иногда он забывает о последнем. Он будет учиться часами и не заметит, что его тело болит и просит пощады, пока Сатору не найдёт его и не потащит поесть. Но даже такая простая вещь, как ужин в столовой, отнимает у Сугуру много сил, просто потому что люди любят болтать. Новость быстро распространилась по школе. Хотя никто ничего не говорит ему в лицо, Сугуру чувствует на себе их взгляды, когда идёт по коридорам. Он даже знает, о чём они думают: теперь он сын преступника. Но его не волнуют слухи и глупые сплетни. Он не может позволить себе о них беспокоиться, потому что, в конце концов, он знает правду, и это всё, что имеет значение. В дверь громко стучат. Он резко просыпается и, открывая глаза, понимает, что уснул за столом в своей комнате. Как долго он был без сознания? Нельзя так делать, ему нужно сосредоточиться на учёбе, а не тратить время на случайный сон. — Сугуру? О, точно. Дверь. Он стряхивает усталость с лица и встаёт, чтобы впустить того, кому принадлежит знакомый приглушенный голос по ту сторону. — Прости, я… эй, что с твоим лицом? Сатору игнорирует вопрос и врывается в комнату, как в свою собственную. Он плюхается на кровать и громко вздыхает, явно не в настроении. Судя по синяку на губе и небольшому порезу над правой бровью, Сугуру может догадаться о произошедшем. — Сядь. Дай осмотрю порез, — говорит он предельно серьёзным «не спорь со мной» голосом. По пути к кровати он хватает небольшую аптечку со шкафа. — И не трогай руками. На всякий случай придётся продезинфицировать. Сатору отвечает стенаниями, которые определённо не переводятся ни на один человеческий язык. Однако он слушается и садится на краю кровати, как велено, чтобы друг мог обработать его раны. Честно говоря, ему следовало пойти в лазарет, а не приходить сюда, но он, вероятно, предпочитает, чтобы его ругал Сугуру, а не раздражительная старая медсестра со страшными зубами. — Ай! — Сатору вздрагивает, как только антисептик касается его кожи. Чтобы предотвратить побег, Сугуру второй рукой хватает Сатору за подбородок и крепко держит. — Жжётся, чёрт возьми… Игнорируя жалобы, Сугуру отвечает: — Честно говоря, Сатору, тебе не кажется, что ты слишком стар для того, чтобы устраивать драки в школе? — Эй! Во-первых, я ни хрена не устраивал, — бросается поправлять его Сатору и снова вздрагивает от жжения. — Во-вторых, они практически напрашивались на то, чтобы я надрал им зад. После того, как кровь смыта, а антисептик нанесён, Сугуру наклеивает маленький пластырь. Он тратит некоторое время, проверяя, не нужно ли ещё что-нибудь обработать, но остаётся только губа с синяком. Даже без пакета со льдом, который снял бы отёк, она быстро заживёт сама по себе. — Должен сказать, я удивлён, что кому-то действительно удалось тебя ударить. — в завершение замечает Сугуру. Ему не хочется звучать, как будто он впечатлён, хотя так и есть. — Впервые. Сатору смотрит в сторону и бормочет что-то бессвязное. — Что ты сказал? — Я сказал… их было трое. Это единственная причина. Иногда, как в этот самый момент, Сугуру чувствует себя не лучшим другом, а скорее уставшей, разочарованной матерью хаотичного ребёнка. — Точно… — он качает головой, не заинтересованный слушать что-то настолько идиотское. — И что заставило тебя подумать, что драться одновременно с тремя — хорошая идея? Вместо ответа на простой вопрос Сатору только пожимает плечами, избегая зрительного контакта. Если он собирается быть упрямым и скрытным, пусть так. У Сугуру нет на это ни времени, ни сил. — Ладно, не говори. Не то чтобы это важно… — Они говорили всякую ерунду о твоём отце. Ох. Снова это. Сугуру не знает, что сказать. Это единственная тема, о которой он старается не думать и делает для этого всё возможное, поэтому, естественно, он предпочёл бы не обсуждать её. Однако нелегко убежать от того, что прямо сейчас маячит у него перед лицом в виде пореза и синяка. Он откашливается и пытается ответить рационально. — Ну… людям разрешено верить во всё, во что они хотят. — Почему? — сразу же вызывающе спрашивает Сатору. — Они даже не знают, правда ли это, да и вообще это не их собачье дело. Они просто повторяют то, что слышат по телевизору или что говорят их глупые родители. — Это… наверное, так и есть, — соглашается Сугуру, кивнув, — но драться всё равно не стоит. Иногда нам просто нужно отпустить ситуацию. Сатору же делает прямо противоположное: — Но они также говорили всякое о тебе. Вот почему я так разозлился — я не хотел, чтобы они распространяли ещё больше лжи и бросали тень на тебя. В последнее время тебе и так тяжело… В груди Сугуру снова начинает возникать это странное, но знакомое чувство, которое он пытается игнорировать. Он не хочет думать о том, что оно может значить, и вместо этого предпочитает обратиться к логике. Вполне логично, что кто-то вроде Сатору будет расстроен слухами. Он притворяется безразличным, но, по сути, он самый чувствительный человек, которого знает Сугуру. И что ещё важнее, он заботится о Сугуру и не хочет, чтобы он страдал. Вот почему они лучшие друзья. Логично (и ожидаемо) заботиться о своих лучших друзьях. — Ты очень внимательный, — говорит ему Сугуру, а затем на его лице появляется дразнящая ухмылка, — Но я в порядке. Слова не задевают меня так сильно, как тебя. Он ожидает, что друг ответит взаимностью на подтрунивания, поэтому немного разочаровывается, когда Сатору молчит, а хмурая печаль глубоко впечатывается в его лицо. Возможно, Сугуру слишком строг с ним. В конце концов, Сатору расстроен из-за него. Он так сильно переживает, что подрался сразу с тремя, просто чтобы защитить репутацию Сугуру. Если это не чистая преданность, то что? — Но спасибо, что заступился за меня. — Сугуру выражает свою благодарность, кладя руку на голову Сатору и гладя её. Его прежняя дразнящая ухмылка сменяется мягкой улыбкой. — Очень мило с твоей стороны так сильно заботиться обо мне. Сатору не отвечает сразу, но реагирует на похвалу заметным румянцем, заливающим его щеки. Иногда он такой милый. Сугуру не может этого вынести. Это заставляет его чувствовать себя особенным, зная, что никто больше не увидит эту сторону Годжо Сатору. Остальному миру достанется дерзкий, упрямый гений-вундеркинд, а он станет свидетелем этого: румяных щёк и вечной преданности. — Проехали. — бормочет наконец Сатору. Он опускает глаза, не в силах встретиться с ним взглядом. — Если что-то подобное повторится, я бы предпочёл, чтобы ты использовал слова вместо кулаков. — инструктирует его Сугуру. Ему по-прежнему важно донести свою точку зрения. — Хорошо? Сатору отвечает послушным кивком: — Ладно. — Хороший мальчик. Сугуру не знает, что вдохновляет его произнести эти слова, они сами выходят наружу до того, как он успевает дважды подумать. Однако Сатору не жалуется. Он отвечает тихим ворчанием и кажется ошеломлённым таким безграничным вниманием. Поскольку Сугуру не перестаёт гладить его по голове, он наклоняется вперёд и прячет лицо, прижимаясь лбом к его плечу. Это очень занятно. Сугуру точно знает, как работает разум Сатору. За последние несколько лет их дружбы он изучил каждый уголок этого великолепного ума, так что он знает. Кто, если не он. Только ему известно, насколько Годжо Сатору любит похвалу. — Сугуру… — Мм? — он проводит рукой по затылку Сатору и пропускает пальцы сквозь волосы на загривке. Он ждёт ответа, а тот всё не приходит. — Что такое? Сатору прерывисто выдыхает, и его голова немного тяжелеет. Часть Сугуру желает, чтобы время застыло, они остались бы в этом моменте вот так, и им больше не пришлось бы ни о чём беспокоиться. Они были бы только вдвоём в своём маленьком мире. Одни. В дверь снова громко стучат. Внезапное вмешательство внешнего мира врывается в их реальность, и Сугуру отрывает руку от шеи Сатору, как будто обжёгся. Чем он вообще занимался? Сатору быстро поднимает голову с его плеча, и когда они наконец смотрят друг другу в глаза, Сугуру думает, что вот-вот вспыхнет. Внезапно охваченный страхом и виной, он первым отводит взгляд. — Эм, — он прочищает ноющее горло и пытается сосредоточиться. — Я… сейчас вернусь. Сугуру поспешно встаёт с кровати. Он говорит себе, что должен быть рад, что их прервали, даже несмотря на то, что более эгоистичная часть его сердца хочет устроить истерику. Он открывает дверь, не раздумывая, кто это может быть — никто, кроме Сатору, никогда не заходит в его комнату — и удивляется, когда смотрит в пару больших карих щенячьих глаз. — Ты и правда здесь! — восклицает Хайбара, вздыхая с облегчением. Он сжимает кулак на груди, как будто сам вид Сугуру облегчил все тревоги в его юном сердце. — Я так волновался, когда ты не пришёл на учебную группу и не ответил мне! Всё в порядке? Ты… о, Годжо-семпай. Ты тоже здесь? Когда словесный понос Хайбары подходит к концу, Сугуру даже не знает, с чего начать, чтобы сформулировать ответ. Он решает сосредоточиться на Сатору, но когда оглядывается, ему почти хочется спрятаться в шкафу от смущения. Почему? Потому что Сатору все ещё сидит с красным лицом и расфокусированными глазами в его комнате на кровати, и выглядит это… очень плохо. Любой, у кого есть мозги, подумал бы, что их только что поймали за вполне определённым занятием. Прибавьте к этому то, что Сугуру совершенно забыл об учебной группе, как будто он намеренно отказался от неё по вполне конкретной причине. Сугуру вдруг понимает, что Хайбара не один, позади него стоит ещё одна фигура со светлыми волосами. — Говорил же тебе, что он, вероятно, просто занят, — бормочет Нанами, избегая зрительного контакта, хотя Сугуру смотрит прямо на него поверх плеча Хайбары. Он начинает дёргать друга за форменную рубашку. — Пошли, мы ему мешаем. Хайбара заметно дуется. — А… тогда ладно. — Нет, нет, всё в порядке! — спешит их заверить Сугуру, не желая, чтобы возникло недопонимание, хотя всё не в порядке, и ему хочется, чтобы они ушли. — Вы совсем не мешаете. Мы всё ещё можем собраться. Извините, что я забыл о встрече. Сугуру на самом деле ни о чем не сожалеет. Ему теперь наплевать на учебную группу, она больше не служит никакой цели и является пустой тратой времени. Он мог бы использовать это время для самостоятельного обучения или, ещё лучше для того, чтобы побыть с Сатору. Кроме того, на занятия теперь приходят только Хайбара и Нанами. Все остальные от него отвернулись. — Входите, — говорит им Сугуру, вынуждая себя улыбнуться, несмотря на отсутствие социальной энергии. — Мы можем учиться здесь… тут всё равно удобнее. Когда ребята входят в комнату и благодарят его за уделённое время, глаза Сугуру, естественно, снова мечутся к кровати, и он обнаруживает, как за ним наблюдает спокойный оттенок голубого. Однако в ту секунду, когда их взгляды пересекаются, Сатору отводит глаза. Он ложится на кровать и поворачивается на бок лицом к стене. Он так и не присоединяется к учебной группе.***
Пару месяцев спустя отец Сугуру признает себя виновным по всем предъявленным ему статьям, и его приговаривают к тюремному сроку длиной в несколько лет. В тот же день Сугуру в одиночестве переживает свою первую паническую атаку в туалете здания суда.***
— Я ненавижу их! Кем, чёрт возьми, они себя возомнили? Звук костяшек, врезавшихся в твёрдую стену, эхом разносится по всей комнате и внутри разума Сугуру. Внезапный удар заставляет его поднять голову от чемодана, в который он складывает оставшиеся вещи. Даже со своего места он замечает ярко-красную свежую кровь, выступившую на бледных пальцах Сатору. Несмотря на явную боль от удара по стене с такой силой, Сатору, похоже, даже не заметил травмы. Ему и так слишком больно от того, что происходит вокруг него. Руководители школы-интерната — те, кто занимает должности выше директора Яги — согласились прервать обучение Сугуру, чтобы он мог перейти в другую школу. В любом случае это к лучшему. Теперь, когда его отец в тюрьме, мать не сможет оплачивать обучение в такой престижной школе самостоятельно. Кроме того, положение его отца было единственной причиной, по которой он мог беззаботно учиться здесь последние семь лет. Сугуру было предоставлено столько привилегий, о которых он никогда не думал. И всё благодаря отцу. Теперь, когда у него больше нет влиятельного отца, всё изменилось. Сатору, похоже, относится к ситуации иначе. Он убедил себя, что Сугуру, по сути, выгнали, исключили из-за того, что сделал его отец. Он убеждён, что начальство параноидально относится к ситуации, думая, что, если они и дальше будут позволять сыну преступника посещать их престижную школу, то это якобы «подорвёт» их репутацию. Сугуру предполагает, что в этом может быть доля правды, но он не знает наверняка, и вообще ему всё равно. Ничто из этого сейчас неважно. Как бы громко Сатору ни кричал об этом, как бы он ни злился из-за ситуации, ничто из этого не изменит истины. Истина в том, что отец Сугуру на самом деле не очень хороший человек. Возможно, он никогда им не был. Если бы он стал свидетелем такого агрессивного поведения Сатору в прошлом, у них появился бы повод для длительной перепалки, но Сугуру слишком устал. Теперь он постоянно чувствует себя смертельно уставшим. Не говоря ни слова, он бросает то, что делал на автопилоте, и подходит проверить кровоточащие костяшки Сатору. Его не удивляет, что тот прячет рану за спиной, когда Сугуру тянется к его руке. — Я брошу учёбу, — внезапно объявляет Сатору, и его голос звучит решительно. Как будто он только что нашёл решение всех своих проблем. Он твёрдо смотрит другу в глаза. — Я подам заявление в твою новую школу, и мы уедем отсюда. Вместе. Сугуру отводит взгляд, уже качая головой на его безумную идею. — Ты знаешь, что твои родители никогда не позволят тебе это сделать. — Мне плевать. Я ненавижу это место. Я уйду с тобой. — Сатору… Из Сугуру вырывается усталый выдох. Однако ему не следовало ожидать меньшего. Сатору всегда был более импульсивным и теперь он пойдёт на всё, чтобы остаться рядом с Сугуру. В конце концов, они дуэт. И всегда были им. На данном этапе их жизни ни один из них не знает, как функционировать без другого. Но для Сугуру всё иначе — у него нет выбора. Пришло время повзрослеть и самому нести за себя ответственность, даже если Сатору сейчас не может этого понять. Сугуру пытается его утешить. — Скоро… скоро всё будет хорошо. — Не будет. — Ты справишься. — Не справлюсь, — настаивает Сатору сквозь стиснутые зубы, — Без тебя… Похоже, он находится в нескольких секундах от того, чтобы развалиться на части, если Сугуру не попытается удержать его, как клей, что поддерживал его все эти годы. И разве это не глупо? Сугуру — тот, чья жизнь только что была вырвана с корнем. Ему кажется, что он тонет в реке лжи, созданной руками отца, теми же руками, которые гладили его по голове, когда он был маленьким — когда он ещё верил, что отец был настоящим супергероем. Сугуру — тот, кто должен бить стены и угрожать снести всё, лишь бы справиться с бесконечной болью внутри. Он должен делать это. Не Сатору. Но Сугуру слишком устал. Он знает, что в любом случае это бессмысленно, потому что ничто больше не имеет значения. Ну, это не совсем так, верно? Годжо Сатору имеет значение. Только он. Только он. Как раньше, Сугуру кладёт руку на голову Сатору, не в силах сопротивляться естественному желанию утешить, позаботиться о нём и защитить от всего плохого в мире. Потому что он по-прежнему для него дороже всего на свете. — Послушай меня. Это всего один год. Потом мы оба выпустимся и поступим в университет Дзюдзюцу. Помнишь? Мы сказали, что сделаем это. Мы будем усердно учиться и добьёмся этого. Сатору открывает рот, чтобы возразить, но слова застревают у него в горле, и он выглядит так, словно сейчас заплачет, а Сугуру никак не может этого допустить, нет. Он не должен быть причиной мокрых ресниц и покрасневших глаз, тех самых глаз, которые он так обожает. — Пообещай мне. — Сугуру слегка сжимает пальцы, мягкие пряди белых волос легко мнутся под ними. Он повторяет, — Мы будем усердно учиться и добьёмся этого. Верно? Ты можешь сделать это, Сатору? Он знает, что, вероятно, поступает нечестно, не позволяя Сатору пережить сильные эмоции, бушующие в его груди, но у них нет времени. Сугуру на собственном горьком опыте усвоил, что не всё может длиться вечно. Он не хочет потерять и это. Он не хочет потерять их. Поэтому им придётся дать клятву. Они пообещают друг другу, что между ними ничего не изменится, даже если сейчас они расстаются. — Я… — Сатору зажмуривается, и кажется, будто он борется со своим упрямым телом, которое хочет кричать, пинаться и ругаться, пока не получит желаемое, как привык. Но больше, чем о своих собственных желаниях, он заботится о желаниях Сугуру. Когда он собирается с силами, то дрожащими губами выдавливает слова. — Я обещаю. И этого пока достаточно.***
Все меняется после того, как Сугуру покидает школу-интернат. И первое изменение — переезд. Они больше не могут позволить себе жить в большом красивом доме, в котором он вырос до поступления в школу-интернат, поэтому они переезжают в жилой комплекс. Квартира находится всего в одной железнодорожной станции от его новой школы, и Сугуру считает это одним из плюсов. К тому же стоит сказать, что его новая школа — одна из лучших государственных школ во всём Токио, и её ученики поступают в самые престижные университеты Японии. Поэтому не то чтобы Сугуру будет ходить в плохую школу. Просто он будет один. Второе изменение — Сугуру устраивается на неполный рабочий день, чтобы помогать оплачивать счета в их новом доме. Уборка столов и мытьё посуды после школы в местном семейном ресторане помогут заработать немного денег, и, что самое приятное, менеджер позволяет ему брать дополнительные смены и составлять свой собственный график. Сугуру планирует посвятить некоторые выходные работе в ресторане, а остальные — учёбе. Ему нельзя позволять себе расслабиться ни на мгновение. У него есть важная цель и обещание, которое он должен сдержать. Это обещание связано с другим важным изменением в его жизни — Годжо Сатору. Они переписываются каждый божий день, но, конечно, это не то же самое, и никогда не будет. Никакая форма общения не может заменить роскошь быть рядом с Сатору ежедневно. Он не осознавал, насколько ценил жизнь в общежитии, пока её не отобрали. Раньше он мог просто пройти по коридору, чтобы провести время со своим лучшим другом, когда захочется, а теперь им трудно даже увидеться. Это действительно тяжело. Теперь Сугуру занят и работой, и учёбой, приспосабливаясь к реальному миру за пределами школы-интерната, а также переживаниями о том, что тот, кого он считал героем, оказался мошенником. У него просто нет свободного времени, чтобы «тусоваться», как раньше. Ещё хуже то, что по правилам школы Сатору может покидать кампус только по выходным, но Сугуру работает бо́льшую часть выходных и пытается втиснуть немного времени для учёбы, когда возвращается домой поздно вечером. Вдобавок ко всему, сейчас они живут в практически противоположных концах города, так что добираться непросто. Сугуру чувствует себя виноватым каждый раз, когда ему приходится отправлять Сатору ещё одно «извини, давай попробуем на следующих выходных?» сообщение после того, как дал ему надежду. Что удивляет его больше всего, так это то, что Сатору никогда не жалуется на смену планов и почти не ругается, когда не получается встретиться. Вместо этого он уверяет, что всё в порядке и они попытаются снова в следующий раз. Они будут пытаться снова и снова, пока не получится. Возможно, их разлука заставила Сатору немного повзрослеть. Немного. Эта горько-сладкая мысль маячит в глубине сознания Сугуру всякий раз, когда они выкраивают время поговорить. Изменения неизбежны, но он задаётся вопросом, что произойдёт, если Сатору продолжит меняться, а его не будет рядом. Останутся ли они совместимыми? Нет, он не может сомневаться в их связи. Это последняя часть его жизни, которая остаётся постоянной, неизменной. Ему сейчас отчаянно нужна эта стабильность. Кроме того, у них есть обещание, которое они должны выполнить. И нет времени на страдания от его неуверенности в себе. Сегодня вечером Сугуру не придётся ни о чем беспокоиться, потому что завтра он снова увидит Сатору, и ничто не помешает их планам, какими бы скромными они ни были. Он встретит его на ближайшей станции, и они пойдут в KFC, потому что Сатору любит KFC, вечером они будут тусоваться и разговаривать в комнате Сугуру, и Сатору останется на ночь. Утром будет не так много времени, потому что Сугуру нужно быть на работе к десяти, но, по крайней мере, он сможет проводить друга на вокзал и помахать вслед. Прошло несколько недель с тех пор, как они в последний раз виделись. Сугуру не может дождаться завтрашнего дня. — Я дома, — объявляет он, заходя в квартиру. Он быстро снимает обувь и аккуратно ставит её в сторонку. Весь день он отсутствовал, так что ему нужно немного прибраться в своей спальне, чтобы к приходу Сатору было чисто. В последнее время Сугуру уже не такой организованный и собранный, когда дело касается уборки. Раньше он никогда не оставлял грязную одежду и домашние задания разбросанными по полу или столу, но теперь он очень занят, и работа выматывает его. Когда у него есть время на уборку, он сосредотачивается на учёбе вместо неё. И просто надеется, что это не превратится в плохую привычку. Когда Сугуру входит на кухню, то с удивлением замечает накрытый стол. Обычно это входит в его обязанности, пока мама готовит ужин, и он собирается сказать ей, что она могла бы оставить это ему, но затем замечает нечто необычное. За столом три, а не два места, напротив которых поставлены тарелки, столовые приборы и высокие стаканы. На кухне мама, кажется, в ярости мечется между плитой и холодильником, тщательно проверяя каждое блюдо, которое готовит, и проходит немного времени, прежде чем она замечает, что за ней наблюдают. Когда их взгляды встречаются, он понимает, что она вовсе не в бешенстве. На самом деле она выглядит немного взволнованной. Она не здоровается с ним и вместо этого объявляет, что сегодня вечером кое-кто присоединится к ним за ужином. «Кое-кто» оказывается человеком, которого Сугуру никогда в жизни не видел. Он не слишком высокий, не слишком худой, не слишком старый и не слишком выдающийся. Он весь какой-то средний, но много говорит и задаёт Сугуру вопросы, а его вежливая, непринуждённая улыбка выглядит почти… Коварной. Но, возможно, Сугуру проецирует свои собственные переживания, потому что не знает, почему за их столом на месте отца сидит незнакомец. Он мысленно блокирует их бессмысленный разговор и то, как мама не может отвести от этого мужчины взгляд. Не слишком ли рано для этого? Нет, если быть честным, Сугуру даже не рассматривал возможность того, что мама вступит в другие отношения. Он даже не знал, что ей кто-то нравится, она никогда об этом не упоминала, а с момента ареста отца и переезда прошло не так много времени. Его родители даже не разведены. Они определённо всё ещё находятся в законном браке, и вообще, кто, чёрт возьми, этот мужик? Тот уходит вскоре после окончания ужина. Сугуру помогает маме мыть посуду, и не может отвлечься от шокирующего открытия, что она с кем-то встречается. Она с кем-то встречается и пригласила его на ужин, чтобы познакомить со своим сыном, но она никогда даже не упоминала об этом, а он смотрел, как они вместе разговаривают, смеются и пьют вино, как будто его отца никогда не существовало. — Так… как давно ты встречаешься с ним? — С прошлого года, кажется? — мама отвечает на вопрос почти мгновенно, как будто ждёт, что он наконец скажет что-нибудь, что угодно о сегодняшнем вечере. — Ага. Уже почти полтора года. Услышав ответ, Сугуру в шоке роняет ложку, которую моет, в раковину. Громкий звон заполняет тишину за мамиными словами, в то время как его разум начинает обрабатывать эту новую информацию. Мама, должно быть, ошибается. Что она имеет в виду, когда говорит, что встречается с этим мужчиной уже полтора года? Это невозможно. Отца арестовали около десяти месяцев назад, и даже после этого родители всё ещё были вместе. Верно? — Но… — Сугуру поворачивает голову и смотрит на маму, ища ответы в её нейтральном, ничего не выдающем выражении лица. Он вдыхает, прежде чем продолжить, — Но ты и папа… — Твой папа меня не любит, — говорит она, перебивая его. Ее маленькие руки в мыле водят губкой по тарелке, и кажется, что сейчас неподходящая обстановка и время обсуждать её измену, но каким-то образом они дошли до этого. Она говорит так же обыденно, как и всегда, — Раньше я думала, что любит… нет, я заставила себя поверить, но теперь я знаю, что это не так. Вот почему он отобрал у меня тебя и все эти годы я провела в одиночестве в том доме… он заботился только о себе. Кажется, будто на стенках сердца Сугуру начинают образовываться трещины. Он не может поверить в то, что слышит сейчас, и впервые задаётся вопросом, знает ли он вообще что-нибудь о своей маме. Кто эта женщина, стоящая рядом с ним? Это не может быть тот же человек, который расчёсывал его и укачивал, когда ему снился кошмар. Это не может быть та самая женщина, которая всегда звонила ему и спрашивала, как прошёл день, после того, как он начал жить в интернате. Или та самая женщина, которая всегда встречала его со слезами на глазах, когда он приезжал домой, со слезами, которых с годами становилось всё меньше и меньше, пока они приспосабливались к отсутствию друг друга. Ни разу за все эти годы у Сугуру не сложилось впечатление, что мама несчастлива в браке. Она ни разу не жаловалась на то, что чувствует себя одинокой, изолированной и нелюбимой. Но станет ли мать когда-нибудь жаловаться на подобные чувства собственному ребёнку, который постоянно говорит о том, как он счастлив в интернате и как ему весело каждый день со своим лучшим другом? Возможно, она чувствовала, что не имеет права жаловаться. Даже мужчине, за которого вышла замуж. Несмотря на всё, что Сугуру узнал о своём отце за последние несколько месяцев, он по-прежнему расстраивается, когда слышит от неё такие вещи. — Это не правда, — бормочет он. Его руки начинают дрожать, он больше не помогает с мытьём посуды и чувствует, как сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Он… заботился о нас. Заботился, просто… Мама издаёт долгий усталый вздох. Вместо того, чтобы выключить кран, она продолжает мыть посуду и берет на себя часть Сугуру, раз он практически парализован. — Сугуру, нормально, если ты хочешь в это верить. Ты ещё так молод, и твой отец никогда не показывал своё истинное лицо рядом с тобой, его радостью и гордостью. — она протягивает руку через его онемевшее тело, чтобы положить чистую посуду на сушилку. — Ты пока не понимаешь, вот и всё. Ты так долго жил в своём маленьком пузыре в этой школе. — Я… — Сугуру качает головой и пытается успокоиться. Однако это сложно; с ним обращаются как с невежественным ребёнком, который ничего не понимает о мире. Сквозь стиснутые зубы он отвечает, — Но ведь это ты меня туда отправила… — И правда отправила, не так ли? Из-за своей уступчивости. — она вздыхает ещё раз, но непонятно, сожалеет она об этом решении или нет. — Твой отец говорил, что это лучшее место для тебя, и мы не должны упускать такую возможность. Знаешь, он возлагал на тебя такие большие надежды. Он сказал, что я эгоистка, потому что хотела, чтобы ты жил дома и ходил в обычную школу. Жаль, что я не приложила достаточно усилий, чтобы удержать тебя рядом. Информации слишком много, чтобы разобраться в ней. Сугуру чувствует, что больше не может дышать, его руки все ещё дрожат, и не так должен был пройти сегодняшний вечер. Ему нужно убрать свою комнату и подумать о том, что надеть, чтобы забрать Сатору с вокзала, и нужно ещё раз написать ему, чтобы напомнить, на какой станции выходить, потому что иногда он отвлекается, а Сугуру не хочет, чтобы он заблудился. Ещё так много дел нужно сделать сегодня вечером, и очередная паническая атака не входит в их число, а Сугуру только что понял, что вырос, так и не узнав своих родителей. Это слишком больно, чтобы справиться. — Я так рада, что ты вырос таким хорошим мальчиком, Сугуру, а не лжецом, как твои мама и папа. Мама поворачивает голову, чтобы наконец взглянуть на него впервые за весь диалог. Она расплывается в улыбке, которая должна быть знакомой и успокаивающей, но Сугуру больше не уверен. В конце концов, он ошибался во всем остальном.***
— Сугурууууу! Готовясь к атаке, Сугуру твёрдо упирается ногами в пол станции метро, пока Сатору мчится к нему на всех парах. Он налетает. Сугуру лишь слегка пошатывается. Миссия выполнена успешно. Сатору всеми конечностями обхватывает Сугуру и хихикает даже громче объявлений из больших громкоговорителей станции. Они определённо привлекают к себе внимание — в основном потому, что мешают пешеходам, — поэтому, как только они воссоединяются, Сугуру напоминает другу о поведении. — Ладно-ладно. Знаешь, мы всё ещё в Японии. Здесь есть правила, — поддразнивает он. Решив послушаться, Сатору распутывает свои конечности и снова ставит ноги на землю. Теперь только его руки остаются на плечах Сугуру. Глаза мерцают в свете флуоресцентных ламп над ними, а предвкушающая улыбка такая же яркая и красивая, как и прежде. Разлука с ним была худшим наказанием в жизни. — Как сильно ты скучал по мне на этот раз? — спрашивает Сатору; он задаёт этот вопрос при каждой встрече — что-то вроде шутки, придуманной им самим. Сугуру всегда подыгрывает ему. — Догадайся. — Мм… — мычит Сатору и делает вид, что всерьёз раздумывает над ответом. Он постукивает указательным пальцем по подбородку, а затем делает догадку, — Бесконечность в квадрате? — Оооо, так близко! Вообще-то наоборот. — Наоборот? — Сатору тратит ещё секунду, чтобы осознать, что это значит, и когда до него доходит, то он, как обычно, дуется, а Сугуру издаёт тихий смешок. — Ух ты. Спасибо, придурок. — Всегда пожалуйста. — Сугуру подмигивает другу, просто чтобы ещё больше позлить его. — Пойдём. Ты же хотел попробовать здесь KFC, да? Он совсем рядом, а до моего дома оттуда — двадцать минут. — Как удобно, — замечает Сатору. Они быстро покидают станцию, и Сугуру проводит их до ближайшего KFC. По его мнению, у них нет лишнего времени. Они должны успеть насладиться каждой минутой… нет, каждой драгоценной секундой, проведённой вместе. Если он моргнёт слишком быстро или отвлечётся, день закончится раньше, чем он заметит, и тогда ему придётся ждать следующего раза, когда они смогут встретиться. Однако Сугуру не будет жаловаться вслух. Он должен подавать хороший пример. Они могут быть самостоятельными, и в то же время скучать друг по другу — это нормально. Сугуру говорит себе это всякий раз, когда ему начинает казаться, что он сходит с ума. Они разговаривают обо всём на свете по дороге в KFC. Сатору рассказывает, что все скучают по Сугуру (под «все» подразумеваются Хайбара и Нанами), а тот спрашивает, ведёт ли Сатору себя прилично на уроках вместо того, чтобы умничать и спать. Тот явно пытается уклониться от вопроса, говоря, что им нужно больше времени проводить вместе. Он до сих пор расстроен тем, что во время летних каникул они виделись всего несколько дней, тогда как обычно они проводят вместе весь сезон. Но в этом году было невозможно осуществить их привычные планы. В начале лета Сугуру был занят переездом из старого дома в квартиру, а сразу после стал ежедневно работать, как только начались летние каникулы и он освободился от учёбы. Конечно, он предпочёл бы поехать на Окинаву с Сатору, как они делали уже много лет, но об этом не могло быть и речи. Слишком много всего произошло за последние несколько месяцев, и Сугуру всё ещё пытается с этим справиться. По крайней мере, сегодня он сможет отдохнуть. И, что ещё лучше, большую часть времени квартира будет предоставлена только им, поскольку мама сегодня работает в дополнительную смену и вернётся поздно. Он рад — нет никакого настроения встречаться с ней лицом к лицу после всего, что было сказано накануне вечером. Одна только мысль об этом вызывает сильную боль в желудке. Может быть, он несправедлив к своей матери. Сугуру не может решить. На фоне отца, который украл миллионы и воспользовался своим положением, чтобы причинить вред невинным людям, мать-изменщица выглядит не так уж плохо. Но ему до сих пор сложно это принять. Он, вероятно, пережил бы, окажись плохим человеком только один из родителей, но когда оба предают его доверие — это слишком. — Как поживает твоя мама? — внезапно спрашивает Сатору. Сугуру почти ошарашен упоминанием о ней, и он на мгновение задаётся вопросом, не начал ли он случайно проговаривать свои мысли вслух. Но затем вспоминает, что рядом с ним Сатору, а они часто читают мысли друг друга, — побочный эффект всех тех лет, которые они счастливо провели, слипшись вместе. В любом случае, Сугуру не хочет погружаться в то, что произошло прошлым вечером. Он не уверен, когда сможет и сможет ли вообще рассказать о словах мамы или о страшном чувстве внутри, ощущавшемся так, словно он мог задохнуться и умереть прямо там, на кухне. Так что Сугуру отвечает вместо этого: — У неё теперь есть парень. — Чего?! — драматично охает Сатору, прижимая руку ко рту, и он напоминает Сугуру одну из тех тётушек, которые живут ради любого шанса посплетничать. — Серьёзно? — Серьёзно. Хотя мы виделись всего один раз… Не знаю, одобряю ли я его, но, думаю, мне не следует автоматически его ненавидеть. — О да, это справедливо. — соглашается Сатору, кивая, а затем говорит. — Но дай мне знать, если тебе всё-таки нужно будет надрать ему зад. Я помогу. Конечно, Сатору предложил бы что-то настолько дикое. Он всегда решал свои проблемы кулаками, и, может, это когда-нибудь и изменится, чего точно нельзя сказать о его чувстве юмора. Сугуру благодарен за то, что тот отвлёк его, и ему приятно знать, что Сатору всегда будет на его стороне. После быстрого перекуса в KFC Сугуру ведёт Сатору в квартиру. Если честно, он уже довольно давно нервничает из-за его приезда. Обычно они встречаются где-то посередине, так, чтобы ни одному из них не приходилось долго добираться. Сегодня же первый раз, когда Сатору проделал весь путь до его нового дома, и Сугуру чувствует себя немного неуверенно касательно своей нынешней жизненной ситуации. Глупо беспокоиться о таких вещах, учитывая, как давно они друг друга знают, но он не может избавиться от некоторого комплекса неполноценности. Сатору родом из семьи, владеющей целым поместьем в несколько домов, и даже его комната в общежитии роскошнее, чем новая спальня Сугуру. Но ничего не поделаешь. Когда они входят в квартиру, Сатору не делает никаких замечаний, кроме того, что ему не терпится увидеть комнату Сугуру, и тот успокаивается. Заметив старую игровую систему в углу комнаты, Сатору требует, чтобы они сыграли в видеоигры, а Сугуру достаёт его любимые снэки, купленные на днях. Первые пару часов проходят мирно, и такое ощущение, будто вообще ничего не изменилось. Но мозг Сугуру жаждет испортить всё удовольствие. Он снова и снова напоминает ему, что он не заслужил так хорошо проводить время сейчас, ведь он не учился два дня и на последней контрольной пропустил один из вопросов. Тот был таким простым, что, возможно, он ответил бы правильно, если бы подумал ещё немного. Он слишком расслаблен. В последнее время он позволяет всяким посторонним мыслям проникать в его голову и отвлекается от важных вещей. Ему необходимо сосредоточиться на своей цели и обещании, которое он дал лучшему другу, иначе он и правда станет неполноценным и Сатору оставит его позади. — Что не так? Вопрос Сатору возвращает Сугуру в реальность. Последние полчаса они смотрели какой-то анимационный фильм о динозаврах, который Сатору принёс в своём рюкзаке, но Сугуру не был особенно внимателен. Он много вздыхает, а Сатору, положив голову ему на плечо, конечно же чувствует, что друга что-то тревожит. — Ничего, — всё равно лжёт Сугуру. Это не настолько важно, чтобы беспокоить Сатору. Тот мычит, но не говорит ни слова, и Сугуру думает, что тема исчерпана. Однако мгновение спустя Сатору выпрямляется, поднимая голову с его плеча и оставляя ощущение пустоты в том месте, где она лежала. — Ты болел недавно? — продолжает расспросы Сатору, и теперь тоже не обращает внимания на фильм, полностью сосредоточившись на Сугуру. — Кажется, ты немного похудел. Хорошо себя чувствуешь? Это странно. Если не считать постоянно зудящих мыслей, ухудшающейся бессонницы и редких панических атак, Сугуру считает, что совершенно здоров. Он ест всё, что готовит мама, а когда она работает допоздна, по пути домой он покупает что-нибудь быстрое и простое в ближайшем магазине. Так что на самом деле нет никаких причин для внезапного беспокойства. — Я в порядке, — отвечает Сугуру. — Просто немного устал. — О… а хочешь… Их прерывает громкий бип уведомления о новом сообщении. Сугуру поднимает телефон с кровати, пока глаза Сатору следят за каждым его движением. Это похоже на дежавю — нечто подобное уже происходило раньше, но он отмахивается от этого чувства и проверяет почту. Это сообщение от единственной подруги, обретённой в новой школе, и по совместительству его коллеги — Сёко. Именно благодаря ей Сугуру удалось так легко устроиться на работу в ресторан. Прямо сейчас она спрашивает, не хочет ли он забрать её смену на следующих выходных, чтобы она могла пойти на концерт с какой-то девушкой. Он отвечает простым «да», не задумываясь. — Кто это? — Сёко. Сугуру откладывает телефон и представляет в уме календарь. Поскольку в следующую субботу он будет работать в смену Сёко, у него останется только воскресенье в качестве полного дня для подготовки к экзаменам. Вероятно, он сможет наверстать упущенное время, если будет добавлять два или три дополнительных часа на учёбу каждый вечер в течение недели. Во всяком случае, он давно хотел это сделать. Он и так проводит слишком много времени, занимаясь всякой ерундой, например, лежит в постели без сна, потому что большинство ночей ему трудно заснуть. Имеет смысл просто использовать эти часы для учёбы. Рядом с ним Сатору тихо спрашивает: — Она тебе нравится? — Мм? — Сугуру сворачивает свой мысленный календарь. — Конечно. Она классная. Разумеется, он рассказал Сатору о Сёко, поскольку они каждый день обмениваются своими мини-обновлениями в жизни, а если Сугуру целый день не отвечает, то Сатору начинает спамить. Хотя Сугуру, вероятно, упомянул о ней всего пару раз. Очевидно, его дружба с Сёко отличается от дружбы с Сатору. Сёко прямолинейна и иногда саркастична, и не заставляет его чувствовать, что он должен вести себя определённым образом, поэтому разговаривать с ней легко. На самом деле, они впервые заговорили друг с другом, когда Сёко подошла к нему во время обеда и спросила, правдивы ли слухи о том, что отец Сугуру сидит в тюрьме за расчленение группы молодых проституток. Он даже не успел расстроиться из-за столь отвратительной клеветы на отца. Как только он сказал «нет», Сёко разочарованно вздохнула и заметила, что люди «такие скучные». Но Сугуру показался ей интересным, и внезапно они начали общаться и тусоваться, как друзья. — Значит, она тебе нравится. Сатору даже не пытается скрыть разочарование в своём тоне. Глупо, что он до сих пор делает поспешные выводы каждый раз, когда Сугуру с кем-то общается, но, возможно, это просто свидетельство его вечной преданности. — Я, наверное, тебя шокирую, но мужчины и женщины могут быть друзьями, — говорит Сугуру, решив подразнить друга. — Кроме того, у меня нет времени на эти вещи. — Какие вещи? — Свидания. — О, — Сатору с любопытством наклоняет голову набок. — А почему? Серьёзно? Он действительно спрашивает об этом сейчас? Сугуру смотрит на него в ответ и указывает на огромную стопку хаотично разложенных учебников и тетрадей, лежащую на соседнем столе. Ответ на этот вопрос должен быть очевиден. — У тебя тоже не должно быть времени на это, — заключает Сугуру. — До вступительных экзаменов осталось всего несколько месяцев. Ты хотя бы начал готовиться? Если ещё нет, то уже пора. Меня не волнует, что ты обычно учишься накануне вечером, на этот раз ты не будешь заниматься таким дерьмом. Он даже не замечает, как возвращается к своим старым придиркам к Сатору, пока друг не реагирует долгим вздохом и драматичным закатыванием глаз. — Окей, мам. И к твоему сведению, я учусь и всё идёт замечательно, спасибо. — Рад слышать. Они снова смотрят на экран, но ни один из них по-настоящему не увлечён фильмом. Сугуру трудно расслабиться после того, как речь зашла о вступительных экзаменах. Будут ли они к ним готовы, когда придёт время? Они должны быть готовы. У них нет другого выбора. — Я хотел бы встретиться с ней как-нибудь. Точно. Сатору снова говорит. Вероятно, следует попытаться вникнуть в его слова, а не позволять своим мыслям опять блуждать. — Встретиться с кем? — С Сёко, ага. С кем ещё? — Сатору игриво подталкивает его локтем, ухмыляясь, когда спрашивает, — Мозги набекрень? — Заткнись. Сатору хихикает и говорит: — Я серьёзно. О том что хочу с ней встретиться. Может, мы где-нибудь потусуемся или пообедаем втроём в какой-нибудь день, когда ты не работаешь. Что скажешь? Будет весело. Сатору и Сёко вместе в одном помещении? Сугуру не думал об этом, но, наверное, будет неплохо. Сёко более спокойная, как и он сам, в то время как Сатору излучает энергию и периодически хаос, поэтому они втроём будут хорошо сбалансированы. — Я… думаю, да, ага. — Сугуру улыбается при мысли о том, что двое его друзей, возможно, тоже подружатся друг с другом. — Я скажу ей об этом, чтобы мы что-то спланировали в ближайшее время. Услышав хорошие новости, Сатору в ответ издаёт различные «звуки счастья» и хлопает в ладоши. Хоть Сугуру и качает головой в ответ на странные выходки друга, его лицо выражает неподдельную нежность. — Ты действительно в восторге от этого, да? — и следом решает подшутить. — Уверен, что не будешь слишком ревновать? Сатору замирает. — Я? Ревновать? Чепуха. Во всяком случае, это тебе следует беспокоиться, что твоя новая «подруга» безумно в меня влюбится! Ничего более нелепого и придумать нельзя. Сёко влюбится в Сатору? Сугуру бы умер от смеха. Это одна из тех вещей в мире, которая навсегда останется невозможной. Ему обязательно нужно рассказать об этом Сёко, просто чтобы увидеть выражение её лица. — Точно… Уверен, она не сможет устоять перед твоим природным обаянием, — отвечает Сугуру с сарказмом. Встреча обещает быть интересной.***
Той ночью Сатору пробирается к нему в постель. В разложенном для него на полу футоне нет никакого смысла, это лишь формальность. В прошлом они спали вместе как минимум несколько раз, и это никогда не было чем-то особенным. Даже когда они просто спят рядом на полу, Сатору всегда придвигается ближе и ближе к Сугуру, а тот и не против. Поэтому, когда Сугуру чувствует, как матрас проминается под ещё одним телом, он не удивлён. Он даже немного успокаивается. Прошло так много времени с тех пор, как они в последний раз спали вместе. Тепло и уют тела Сатору рядом с его собственным — ещё одна вещь, которой он был лишён с тех пор, как покинул школу-интернат. Он уговаривает себя, что заслуживает таких моментов. Даже если мир решил, что он не достоин больше ничего в жизни, он заслуживает этого. После того, как Сатору удобно устраивается под одеялом, Сугуру осторожно переворачивается к нему лицом. В проникающем сквозь шторы лунном свете он видит только копну белых волос. Сугуру не знает, что заставляет его осторожно положить сверху руку. Он немного сомневается, но сдаётся глубоко засевшему внутри желанию просто прикоснуться. По крайней мере, Сатору не против. Он удовлетворённо вздыхает и утыкается носом в подушку, пока рукой сжимает ткань пижамной рубашки Сугуру, и это просто… Это просто одна из тех вещей. То, что они делают, но никогда не обсуждают. Как поцелуй. И это нормально, ведь Сугуру было это нужно. Это то, в чем он нуждался с тех пор, как его жизнь превратилась в ад, а мозг начал сходить с ума. Ему всегда это было нужно, и Сатору знает, только Сатору знает, ведь и он нуждался в этом не меньше. Они нужны друг другу, как свету — тьма, чтобы сиять. Той ночью Сугуру впервые за последние месяцы спит спокойно.***
Сёко переводит взгляд между ними, её непроницаемые глаза прячут всё, о чём она думает. Наконец, губы кривятся в забавной усмешке, когда она приходит к какому-то выводу. — Хм. Так ты тот парень, о котором Сугуру никогда не затыкается? Ладно, возможно, было не очень хорошей идеей приглашать её. Сёко быстро подходит к Сатору и пожимает ему руку, будто он знаменитость, пока Сугуру в ужасе наблюдает со стороны. Он уверен, что его ещё сто лет будут дразнить по этому поводу. — Правда? — услышав такое, Сатору перестаёт смотреть на неё с подозрением и принимает с распростёртыми объятиями. Появившаяся на его лице улыбка абсолютно дьявольская, как у злого кота, только что обнаружившего слабость своего врага. — Что он говорит обо мне? Прежде чем Сёко снова успевает открыть свой большой рот, Сугуру откашливается и отчаянно пытается сохранить своё достоинство. Не то чтобы от него много осталось. — Не пора ли нам отправиться в ресторан? — перебивает он, чувствуя, что начинает потеть. — Если поторопимся, то успеем к забронированному времени. Давайте, давайте… Просто чтобы убедиться, что они не начнут заговор против него, Сугуру не слишком аккуратно втискивается в середину их трио. В любом случае, так гораздо лучше. В этом уравнении он общий друг, поэтому логично, что он находится посередине. Это определённо не по другим причинам. Несмотря на его вмешательство, Сёко всё же наклоняется вперёд, чтобы снова пересечься взглядом с Сатору. — Потом скажу, — обещает она. Сугуру не переживёт этот вечер. Сегодня они решают пойти в японское барбекю. Поскольку Сугуру завтра рано вставать на работу, они планируют вместе поужинать, а затем разойтись. Они будут наслаждаться вкусной едой и непринуждённо болтать обо всём на свете, пока не настанет время прощаться — отличный план, чтобы Сатору и Сёко познакомились друг с другом. Никаких грандиозных задумок. Разговор протекает легко, как и ожидал Сугуру. Сёко немного рассказывает о себе и упоминает, что у них троих одна и та же цель, потому что её план — поступить в университет Дзюдзюцу и начать изучать медицину. Сатору сходу приглашает её учиться с ними, но Сёко вежливо отказывается. Она говорит, что хочет пойти своим путём, а в крайнем случае она просто обманом поступит в университет, если провалит вступительные экзамены. Выражение лица Сатору, когда он слышит это, абсолютно бесценно. Естественно, Сёко переводит разговор с себя на Сугуру, желая узнать сплетни о его прошлом, и Сатору снова охотно ими делится. Он с любовью рассказывает бесчисленные истории об их школьных днях и приключениях. Он так много говорит, что едва ли сосредотачивается на еде, что необычно, учитывая, насколько большим у него всегда был аппетит. Но больше еды Сатору любит только своего лучшего друга. Это очевидно. — В итоге нас отстранили на несколько дней. — говорит Сатору, заканчивая одну из своих многочисленных историй о том, как он втянул их в неприятности. — Сугуру, кстати, плакал из-за этого. — Что? Я не плакал, — возражает Сугуру. Щипцами он снимает кусок мяса с гриля и кладёт его на тарелку Сатору. — Да, я расстроился, потому что это был первый раз, когда у меня случились неприятности в школе — и все благодаря тебе. Но я не плакал. Сатору запихивает мясо в рот и, жуя, настаивает: — Нет, он определённо плакал. — Бред. Я не плакал. — Он правда плакал. — Нет. — Ага. — О, уверена, что он плакал, — вмешивается Сёко. Очевидно, её там даже не было, но каким-то образом её слово становится решающим в их детском споре. Она уверенно кивает и добавляет, — Я полностью тебе верю, Сатору. — Ура! — он аплодирует, танцуя победный танец на своём месте. — Эй, ты должна быть на моей стороне, — ворчит Сугуру, глядя на подругу, которая определённо нашла себе любимчика. — Издевайся над ним, а не надо мной. — Видишь, именно поэтому я издеваюсь над тобой, — говорит она с озорной ухмылкой. — Это гораздо веселее. Верно, Сатору? — Верно! — Как только у меня будет достаточно компромата и на Сатору, я переключусь на издевательства над ним. Справедливо? — Это… подожди, что? — Сатору моргает, потрясённый предательством, которое последовало за их товариществом. — Почему я? Я даже ничего не сделал! — Пока. — поправляет она. — Подожди немного, уверена, ты во что-нибудь вляпаешься. Сугуру не может не засмеяться, даже когда Сатору сникает, и все лицезреют его фирменное надувшееся выражение лица. Немного жалея парня, Сугуру похлопывает его по плечу и пытается подбодрить. — Не волнуйся. Если она издевается над тобой, это означает, что ты ей действительно нравишься, — объясняет Сугуру. — Просто она такая. Мне тоже потребовалось время, чтобы понять. — Ясно, ясно. Что-то вроде кошки? — Что-то вроде кошки, да. Из тех, что любят сбрасывать вещи со стола просто потому, что могут. — Знаете, я всё ещё здесь. — Сёко машет рукой, чтобы привлечь их внимание. — Я буквально слышу вас. Теперь, когда ситуация изменилась, Сугуру решает, что должен отомстить и подшутить над ней. Он наклоняется и шепчет какую-то тарабарщину Сатору на ухо, притворяясь, что сплетничает. Сатору мгновенно схватывает суть и начинает смеяться над фальшивыми «сплетнями» Сугуру. Сёко прищуривается, но больше никак не реагирует. Легко заметить, что она уже замышляет против них заговор, и, сделав большой глоток воды, наконец переходит в атаку. — У тебя есть девушка, Сатору? Сатору перестаёт фальшиво смеяться и смотрит на неё широко раскрытыми глазами. Что бы она ни задумала, Сугуру это уже не нравится, но Сатору с готовностью клюёт на наживку, не задумываясь. — Не-а. А что? — улыбаясь, он кладёт локоть на стол и ставит подбородок на ладонь. Затем спрашивает довольно дерзким тоном, — Думаешь, я милый или что-то типа того? Сёко, нисколько не колеблясь, говорит: — Эм, ты ничего. Но я гомо. Лесбиянка. Знаешь, что значит «лесбиянка»? На этот раз Сатору замирает надолго, ошеломлённый её небрежным каминг-аутом и последовавшим сразу за ним сарказмом. Кажется, даже его нахальность не может посоперничать с прирождёнными колкостями Сёко. — Конечно, я знаю, что это значит, — ворчит Сатору, лёгкий румянец разливается по его прелестным щекам. — Хорошо! Рада, что ты хотя бы это знаешь. — теперь улыбается Сёко. — Так почему у тебя нет девушки? Ты не хочешь, или…? — Думаю, теперь мы можем поговорить о чем-нибудь другом, а? — вмешивается Сугуру. Он до сих пор не понимает, чего Сёко добивается всеми своими странными, подкалывающими вопросами, но и не хочет выяснять. Такое ощущение, что атмосфера становится слишком тяжёлой, и его волнует, что Сатору может обидеться. — Может, посмотрим десерты в меню? — Мне не нужно. — отвечает Сатору, но его слова относятся к вопросу Сёко, а не к вопросу Сугуру, и они оба просто игнорируют попытку сменить тему. — Вот и всё. Сёко только мычит и отвечает: — Интересно. Она не делает акцент на том, что Сатору сменил «хочу» на «нужно», и не указывает на явное смущение и лёгкий дискомфорт на его лице. Она просто сохраняет всю эту информацию где-то в своём мозгу, в то время как Сугуру тихо задаётся вопросом, почему он чувствует такое облегчение, услышав ответ Сатору. — Давайте возьмём торт с клубникой, — внезапно предлагает Сёко. — Я видела фотографии, он реально огромный. Хочешь разделить его с нами, Сатору? Ее внезапно сменившийся тон сбивает их с толку. Сатору все ещё выглядит так, будто пытается оправиться от неловкого напряжения, но быстро кивает и отвечает, что любит клубнику, поэтому определённо хочет попробовать. Сёко смеётся и произносит: — Я знаю! Поэтому и спросила. Сугуру сказал, что ты любишь всё со вкусом клубники, так что, надеюсь, и этот торт будет тебе по душе. Ах. Снова это. Сугуру предпочитает пока игнорировать её коварное замечание, но только потому, что Сатору снова улыбается. Полчаса спустя они стоят возле ресторана с полными животами и чуть похудевшими кошельками, но каждая потраченная йена того стоила. Теперь осталось только попрощаться, но торопиться некуда. Ночь ещё только начинается, поэтому они могут прогуляться до вокзала всей компанией. — Почему, чёрт возьми, уже так холодно? — жалуется Сёко, обхватив себя руками на пронизывающем ночном ветерке. — Осень началась всего пару дней назад. Сугуру пожимает плечами, вдыхая свежий воздух. — А мне нравится. Тебе стоит попробовать носить настоящую куртку, а не эту из искусственной кожи. — Купи мне новую, тогда и поговорим. — Сёко лезет в карман своей «кожаной» куртки и достаёт зажигалку и пачку сигарет. Ей приходится отвернуться от ветра, чтобы зажечь одну, и после вдоха и выдоха дыма из лёгких она удовлетворённо вздыхает. — Так-то лучше. О, точно. Держи, раз уж я тебе должна за прошлый раз. Сёко протягивает одну сигарету Сугуру и даже любезно даёт ему прикурить. Тот благодарит её улыбкой, прежде чем зажать сигарету губами. — Сугуру? Что ты делаешь? — внезапно спрашивает Сатору. Все это время он стоял в стороне, умиротворённо-счастливый после ужина, и ни на что не обращал внимание. Он оборачивается к ним только после того, как чует запах табака. И продолжает, — С каких пор ты куришь? — Мм? Я не курю, — заявляет Сугуру перед ещё одной затяжкой. После этого он поправляется. — Ну, обычно. Просто время от времени, когда Сёко не жадничает. — Эй, как я уже и сказала — купи, а потом поговорим, — снова поддразнивает Сёко. Сатору какое-то время наблюдает за ними обоими, явно недовольный их поведением. Сугуру больше не думает, что это так уж важно. Он думал так раньше, но это было до всех перемен в его жизни. Однажды во время пятнадцатиминутного перерыва на работе, Сёко заметила, что он выглядит «совершенно утомлённым», и предложила сигарету. Вопреки здравому смыслу Сугуру принял её. Оказывается, он действительно испытывал стресс, потому что чувствовал, как тот медленно покидает тело, пока он курил. Однако он не хочет превращать это в привычку, по понятным причинам. Вот почему он будет курить только с Сёко, когда она захочет поделиться с ним, вместо того чтобы покупать самому. По мнению Сугуру, это логичное решение. Не считается зависимостью, если он делает это лишь время от времени. — Но это очень вредно для тебя, — говорит Сатору, указывая на очевидное. — Типа, это буквально убьёт тебя. Сёко реагирует драматичным вздохом. — Ты… серьёзно? И как так вышло, что мне никто никогда не говорил этого? Дикость. Она снова затягивается зажатой между пальцами сигаретой. Сугуру не хочет смеяться, он правда не хочет, но это выходит машинально. Ему действительно легко и очень весело проводить время с ними обоими. Им обязательно нужно собраться снова. Его мысли прерываются, когда Сатору подходит к нему и без предупреждения выхватывает сигарету изо рта. Затем бросает её на землю и наступает пяткой. — Какого чёрта? — Сугуру несчастно смотрит на выброшенную сигарету. — И к чему это всё? — Я не хочу, чтобы ты это делал, — говорит ему Сатору. И он пытается выглядеть суровым? Он точно пытается выглядеть суровым. — Это вредно для тебя. То, что она это делает, не означает, что ты тоже должен это делать. — Ух ты, — невозмутимо говорит Сугуру. — Прости, я не знал, что ты моя мать. — В этом и дело — что бы она подумала, если бы увидела, что ты куришь? Сугуру апатично пожимает плечами. — Какая разница? Она всё равно лгунья, так почему так важно, что она подумает? — Что? — Сатору смотрит на него недоумённо. — О чем ты говоришь? Эй… что с тобой? Не зная, что сказать, Сугуру молчит. Внезапное напряжение между ними разрушает позитивную атмосферу, которой они наслаждались весь вечер, и он чувствует, что это его вина. Несмотря на то, что Сатору начал лезть не в свои дела, Сугуру по-прежнему виноват в том, что обостряет ситуацию и поднимает темы, о которых он не может… не будет говорить. Это его вина. Во всём виноват он. В стороне Сёко продолжает молча курить, не осмеливаясь ввязаться в происходящее. Справедливо. Сугуру уверен, что позже будет благодарен ей за то, что она не вмешалась, но сейчас так неловко, когда кто-то наблюдает со стороны. По этой и другим причинам Сугуру не говорит ни слова. — Пойдёмте на станцию, — затем предлагает он. Во время разговора он избегает смотреть Сатору прямо в глаза. — Когда ты вернёшься в школу, будет уже поздно, верно? Надо идти. Засунув руки в карманы, Сугуру, не дожидаясь ответа, идёт дальше. Он знает, что они следуют за ним, когда слышит звук шагов, присоединившихся к его собственным, и почти ожидает, что Сатору снова будет с ним спорить. К счастью, друг вместо этого предпочитает хранить молчание. Всю дорогу они проводят в тишине. Сугуру до сих пор не знает, что сказать, когда они наконец добираются до места назначения. В конце концов он решает, что ему лучше вообще ничего не говорить, кроме слов прощания. Он не сможет ничего испортить, если не будет показывать своих демонов. — Увидимся в следующий раз? — Сугуру приказывает себе улыбнуться. — Напиши мне, когда доберёшься до общежития. Он собирается обняться, но Сатору останавливает его. — Подожди, Сугуру… мы можем поговорить? О, нет. Разговоры — полная противоположность тому, что он хочет делать прямо сейчас, но он также не может отказать в простой просьбе. Это сделало бы ситуацию ещё более неловкой и подозрительной. И как ему тогда выбраться из этого? — Э, конечно? — всё равно отвечает Сугуру. Прежде чем что-то сказать, Сатору бросает взгляд в сторону, туда, где стоит Сёко и наблюдает за ними. Она сразу понимает намёк, быстро прощается с Сатору и просит его не теряться, потому что он ей нравится и она хочет потусоваться снова. После этого она отходит, прислоняется к стене и залипает в телефоне. Когда они остаются вдвоём, кожа Сугуру начинает зудеть. Злится ли на него Сатору? Возможно, ему надоела текущая ситуация с их дружбой. Может быть, просто может быть, с него хватит. Нет, нет, нет… — Я просто хотел спросить… у нас с тобой всё хорошо? Это не то, что Сугуру ожидает услышать, поэтому ему требуется время, чтобы придумать ответ. — Ага? Всё хорошо. Конечно, у нас всё хорошо. — Уверен? — спрашивает Сатору, и теперь он смотрит куда угодно, кроме лица Сугуру, а его руки нервно теребят кайму свитера. Он выглядит и говорит неуверенно. — Такое ощущение, что… раньше ты мне всё рассказывал, а теперь уже нет, и… я даже не знал, что ты куришь. Сёко знала, а я нет. О, и мне жаль, что я сделал всё это прямо перед ней. Это было неловко, да? Извини. — Нет, это… ты сделал всё правильно, — бросается Сугуру утешать его. — Я не злюсь на тебя за это, честно. Ты был прав. Мне правда не следует курить. — Да… но с моей стороны не круто пытаться контролировать всё, что ты делаешь, — продолжает Сатору. — В конце концов, это твоя жизнь. Наверное, я ещё не привык к тому, как обстоят дела сейчас, но я буду стараться изо всех сил. Хорошо? Сатору протягивает кулак как своего рода мирное предложение, и это делает серьёзный момент довольно глупым, потому что они никогда не были теми друзьями, которые бьются кулаками. Но Сугуру видит, что он действительно пытается измениться. Он не хочет терять то, что у них есть так же, как Сугуру жаждет сохранить их дружбу. Чтобы показать, что он тоже серьёзен, Сугуру протягивает обе руки и ерошит густые белые волосы Сатору, как он делал всегда, когда они были детьми. Это его любимый способ проявлять привязанность, и Сатору знает это, даже если он скулит и пытается избежать настойчивых ласк. Однако не так уж и старается избежать. Никогда не старается. — С нами все будет в порядке, — говорит Сугуру, и на этот раз на его лице появляется искренняя улыбка, которую ему не нужно изображать. — Возвращайся в целости и сохранности, ладно? Не забудь написать мне. — Не забуду! — обещает Сатору и уезжает. Сугуру смотрит вслед, пока поезд не отходит со станции. После этого он издаёт долгий усталый вздох, и внезапно все его тело становится невероятно тяжёлым. Но ему ещё нужно добраться домой, поэтому он заставляет ноги двигаться. Когда он приближается к Сёко, она убирает телефон, чтобы посмотреть на него, и говорит: — Ты никогда не упоминал о том, что у тебя есть парень. Сугуру в замешательстве останавливается. Секунду спустя он закатывает глаза на её «шутку» и старается долго не раздумывать над этим, потому что слишком устал. — Он не мой парень. — А Сатору в курсе? — Сёко идёт на несколько шагов впереди него, пока они покидают станцию. Она оглядывается, высунув язык, дразня, — Тебе стоит сказать ему об этом, потому что, похоже, он думает иначе. Ветер снаружи становится ещё холоднее, но он не сравнится с холодом внутри Сугуру, что появляется всякий раз, когда им с Сатору приходится расставаться. Хотя чувствовать это — совершенно нормально. Сатору не просто его лучший друг, он его вторая половина. И, ладно, возможно, это не совсем нормально — думать так о своём лучшем друге мужского пола, но кого это волнует? Они никогда не были нормальными. То, что есть между ними, выходит далеко за рамки дружбы, романтики и всего остального. По сути, они родственные души. — Он так чертовски в тебя влюблён, что я чуть не подавилась от смеха за ужином, — продолжает Сёко. — Типа, я и раньше влюблялась, но никогда не было… так. Тебе нужно о многом подумать, Сугуру. Я тебе ни капельки не завидую. Сугуру мог бы с ней поспорить, мог бы настоять на том, что Сатору не любит его, и что они на самом деле просто друзья — и настоящие, буквальные родственные души — но это бессмысленно. Сёко может верить во всё, что хочет, точно так же, как Сугуру разрешено относиться к своему лучшему другу так, как ему этого хочется. Они нашли то, что лучше всего работает в их отношениях, и это важнее мнения посторонних. И пока Сугуру и Сатору счастливы друг с другом, это всё, что имеет значение.***
Всё продолжает меняться не в лучшую сторону. Сезон вступительных экзаменов неумолимо приближается, и они не подготовятся, как следует, если они не будут усердно учиться. Но чем ближе подходит конец учебного года, тем меньше Сугуру спит. Не всегда намеренно. Просто его разум никогда не перестаёт думать обо всех разных «а что, если». Что, если он на самом деле недостаточно умён, чтобы поступить в университет? Что, если ему откажут, узнав, что он сын преступника? Что, если он вообще не сможет позволить себе учиться? Что, если, что, если, что, если. Сугуру кажется, что он сходит с ума. Хуже всего то, что он чувствует себя одиноким в своих тревогах, потому что Сатору по-прежнему энергичен. Со временем они всё реже тусуются, оба слишком заняты учёбой в выпускном классе старшей школы и всем, что с этим связано, а когда они всё же видятся, то обычно готовятся к экзаменам. Сатору стал немного лучше концентрироваться, и Сугуру гордится им, но кажется, что в последнее время они не особо разговаривали. Работа, работа, работа. Учёба, учёба, учёба. Это единственное, на что у них есть время теперь. В какой-то момент Сугуру предлагает обзавестись запасным планом на случай, если что-то пойдёт не так. Им следует подавать документы в несколько университетов, а не зацикливаться на одном, потому что нет никакой гарантии, что их примут, куда им хочется. Но Сатору категорически отвергает эту идею и говорит, что это глупо. Зачем подаваться в другие, если они уже определились, куда пойдут? Конечно, их примут в университет Дзюдзюцу. Они вдвоём самые умные и всегда ими были. Поэтому Сугуру больше не поднимает эту тему. Дома дела тоже не улучшаются. Парень мамы приходит всё чаще, а иногда даже ночует. Но несмотря на то, как часто они видятся, кажется, что они не слишком счастливы. Сугуру иногда слышит, как они ссорятся. Хуже всего то, что они всегда предпочитают ругаться ночью, когда Сугуру, уставший от школы и работы, просто хочет учиться в тишине, чёрт возьми. Несколько раз ему настолько надоедало это, что он просто на время уходил из дома. Надевал сандалии, гулял по улице и покупал газировку в ближайшем автомате, не заботясь о замёрзших ногах и о том, что уже середина ночи. Он говорит себе, что ничего страшного. Всё в порядке. Ему придётся потерпеть всего несколько месяцев, а затем он съедет. Они с Сатору уже запланировали жить вместе в кампусе. Они рассматривали разные варианты жилья и решили, что хотели бы жить в небольшой квартире, поскольку уже имеют опыт пребывания в общежитии и теперь надеются на большее уединение. Будут только Сугуру и Сатору в их собственном маленьком мирке. Иногда это единственное, что заставляет его идти дальше. Ему приходится прикладывать много усилий, чтобы воплотить в жизнь свою мечту. Он не может позволить себе расслабиться ни на секунду. Его физическое здоровье начинает сбоить, но это нормально. Всё в порядке. Снотворное, которое он принимает, помогает ему отдохнуть, когда бессонница становится невыносимой. Пока ему удаётся поспать хотя бы несколько часов, он получает достаточно энергии, чтобы прожить ещё один день. Работа, работа, работа. Учёба, учёба, учёба. Однажды вечером Сугуру приходит домой после работы, и его встречают тишина и спокойствие. Такая роскошь стала редкостью. Он рад, что громкий ублюдок не занимает место на их диване, как обычно. Дома только его мать — она складывает в корзину постиранное бельё, о котором Сугуру забыл накануне. Вина мгновенно заполняет его сердце. Иногда он такой бесполезный сын. Ему следовало написать себе напоминание разобраться со стиркой, чтобы его мать не занималась этим, но он допоздна зубрил, а затем заснул за столом. Он чувствует себя таким глупым, глупым, глупым. — Прости. Давай я закончу с остальным. — он бросает свою школьную сумку на пол и идёт заниматься домашними делами. Кажется, мама его не слышит, поскольку продолжает складывать одну из его форменных рубашек. Вздохнув, Сугуру повторяет, пока не замечает, что что-то не так, — Что с твоей губой? Правый угол её нижней губы красный и опухший, и похоже, что она пыталась скрыть синяк с помощью макияжа, но тот почти стёрся. — Мм? О, ничего. Не беспокойся об этом. — говорит она и тут же меняет тему. — Как работа? Ты ел? Если голоден, в холодильнике есть остатки вчерашнего ужина. Сугуру не слышит ничего из того, что она говорит. И спокойно спрашивает: — Он сделал это с тобой? Когда мама вздыхает вместо того, чтобы сразу ответить, это всё, что ему нужно. Она, должно быть, замечает чистую ярость, мгновенно появившуюся на лице и в тёмных глазах Сугуру, потому что уже качает головой, прежде чем он успевает сказать что-нибудь ещё. — Я сказала, что не хочу, чтобы ты об этом беспокоился, — упрямо повторяет она. — В любом случае, это не твоё дело. Просто сосредоточься на учёбе, ладно? Слова в сочетании с её тоном ощущаются почти пощёчиной. Сугуру смотрит на маму широко раскрытыми глазами и недоумевает, почему она делает вид, что в этом нет ничего страшного. — Не моё дело?.. — он в гневе трясёт головой. — Ты моя мать. Она реагирует ещё одним долгим усталым вздохом, и это кажется нереальным, такое ощущение, что его жизнь действительно превращается в дерьмовый фильм, и он больше не контролирует её. Его отец не герой, а мама встречается со злодеем, и Сугуру желает, чтобы всё это прекратилось. Он никогда не желал такого. Жизнь была намного проще, когда он жил в своём прелестном маленьком пузыре в школе-интернате. — Дорогой, всё в порядке. Я сама с этим разберусь. — настаивает мама. Она тянется в корзину за ещё одной рубашкой, её взгляд сосредоточен на чем угодно кроме него. — Пожалуйста, не пытайся контролировать меня, как это делал твой отец. Как только слова слетают с её губ, похоже, она тут же сожалеет о сказанном, но уже слишком поздно — Сугуру их услышал. Кажется, мама тоже понимает, что причиняет ему боль. Однако не пытается извиниться. Она продолжает складывать белье, как будто всё в порядке, хотя на самом деле ничего не в порядке. Дела уже давно идут под откос, и, возможно, нет смысла надеяться, что когда-нибудь станет лучше. Сугуру делает шаг назад. Он отвечает ей простым «хорошо» и уходит в свою спальню.***
С самого детства Сугуру говорили, что он точная копия своего отца, Гето Сатоши. Говорили, что если поднести детскую фотографию Сатоши к лицу Сугуру, то это сверхъестественное сходство будет таким, будто вы совершили путешествие на машине времени. Может быть, поэтому мама больше не любит его. Он слишком похож на своего отца. Раньше Сугуру гордился этим, но больше нет. Нечем гордиться, когда выглядишь, как преступник. И, к сожалению, невозможно убежать от собственного отражения. Сугуру знает, он уже попробовал. Но он упрям. Всегда был. Если мама и замечает, что зеркало в гостевой ванной занавешено, то не говорит ни слова.***
За неделю до экзамена Сугуру наконец не выдерживает. Это происходит снова. Они ругаются в гостиной, пока он так отчаянно пытается втиснуть все факты и теории в свой гнилой мозг, но ему не позволяют сосредоточиться. Ублюдок не приходил с того дня со стиркой, и Сугуру наивно полагал, что всё наконец-то закончилось. Он думал, что его мать наконец-то оборвала все связи с мужчиной, с которым она изменяла его отцу, теперь, когда тот, очевидно, изменяет ей. Сугуру не знает всех подробностей, да и не хочет знать, это просто то, что он слышит из постоянных ссор за стеной. Но сегодня вечером он снова здесь и устраивает сцену. И по какому праву он вообще входит в их дом? Это тот самый человек, который осмелился поднять руку на мать Сугуру, как бесхребетный и слабый кусок дерьма, которым он и является. У него хватает духу прийти в их дом, дом Сугуру, и вести себя так, как будто это место принадлежит ему, хотя, вероятно, у него самого за душой ничего нет. Что ж, с Сугуру достаточно. Плохие люди заслуживают наказания за свои проступки, и если никто другой их не исполнит, то это сделает он. Когда он встаёт из-за стола, то словно становится одержим какой-то силой природы. Его тело движется автоматически. В один момент он находится в своей спальне, а в следующий — идёт в гостиную, думая только об одном. Ему нужно сказать этому человеку убираться к чёрту из их дома, но как только ублюдок появляется в поле зрения, взгляд Сугуру застилает красным. Слова тают на его языке и заменяются на летящий кулак, тот же самый, что внезапно врезается в острую линию подбородка. Что-то подсказывает ему, что у него повреждена рука, но Сугуру не чувствует боли. Он ничего не чувствует, даже руку мамы, пытающуюся схватить его за локоть. Он ничего не чувствует, ничего не слышит и ничего не видит кроме красной пелены. Ему нужно наказать плохого человека. Нужно. Сугуру не приходит в себя до тех пор, пока в его разум, наконец, не пробивается голос вырастившей его женщины. Та отчаянно умоляет: — Сугуру, остановись! Ты… ты убьёшь его! Его кулак наконец замирает в воздухе, а фигура, над которой он согнулся, теперь почти неузнаваема. Лицо мужчины окровавлено, покрыто синяками и избито до полусмерти, а его пальцы слабо сжимают запястье другой руки Сугуру, которая обвила шею мужчины, прижала его к полу и душит. Сугуру отпускает его шею и медленно убирает руку. Все молчат. Сугуру смотрит на окровавленное лицо на полу и не понимает, почему этот человек всё ещё здесь, разве он не сказал ему уйти? Всего этого не произошло бы, если бы тот послушался. Честно говоря, тот сам виноват в этом. Сугуру просто пытался защитить маму и их дом от угрозы. Вот и всё. Правда всё. Он был вынужден это сделать. Когда Сугуру поворачивает голову в сторону мамы, желая убедиться, что плохой человек не причинил ей вреда снова, он шокирован тем, что видит. Она смотрит на него с выражением ужаса на бледном лице, как на монстра. Почему она смотрит на него так? Сугуру не сделал ничего плохого. Он всего лишь пытался защитить свою семью и единственного родителя, который у него остался. Он должен заставить её понять. Должен. Сугуру тянется, чтобы коснуться её руки, но она отскакивает прочь от него, и… О. Неважно. Сугуру теперь узнает выражение её глаз. Она боится его. Его собственная мама. Боится. Прошла целая неделя, и с тех пор она с ним не разговаривала, не сказала ни единого слова, но не страшно. Всё в порядке. У Сугуру всё равно нет времени на пустую болтовню. Завтра вступительный экзамен, и, если он будет слишком много об этом думать, его вырвет. Ему нужно сосредоточиться только на учёбе и не думать об экзамене. Он так долго к этому готовился и вот момент, наконец, настал. Время пришло. Сугуру не может всё испортить. Он ничего не испортит. Он не ел уже полтора дня, потому что его желудок ничего не может переварить, и он не хочет пугать маму своим присутствием на кухне. Да и у него всё равно нет на это времени. Часы тикают, и ему нужно убедиться, что он готов, ему нужно пройтись по всему заново на случай, если его глупый мозг что-то забудет. Его глупый, глупый мозг, который иногда может быть таким бесполезным. Он хотел бы стать гением. Хотел бы, чтобы не приходилось так усердно работать ради хоть малейшей надежды получить желаемое. Чтобы жизнь не была такой несправедливой. Чтобы он не родился в семье родителей, которые лгут и заставляют его чувствовать себя монстром. Сатору пишет ему незадолго до полуночи. сугуруууууу уже почти пора!!!!!! ты готов? конечно готов я встречу тебя у ворот да? просто хотел убедиться давай попробуем прийти туда одновременно ок? сугуру ты что всё ещё учишься? лол чувак отдохни нам рано вставать если опоздаешь я надеру тебе зад иди спать! спокойной ночи!!! <3спокойной ночи
***
Когда Сугуру просыпается на следующее утро, в комнате слишком светло. Это мгновенно разбивает его. Слишком светло, потому что уже не рано. Он должен был проснуться до восхода солнца, а не после. Всё его существо охватывает паника. Сугуру практически выпрыгивает из кровати и чуть не падает, как только ноги касаются пола. Они кажутся слишком тяжёлыми, а ступни холоднее льда, голова кружится от недостатка энергии, поскольку он долго не ел. Он игнорирует всё это и проверяет телефон, но тот не включается. Точно. Он должен был оставить его заряжаться на ночь, так как постоянно забывал сделать это в течение дня, но затем его отвлекло желание ещё немного поучиться. Ещё чуть-чуть. Ещё несколько минут. Однако «несколькими минутами» дело не ограничилось, и вместо этого он засиделся ещё на несколько часов. Сугуру даже не помнит, как дотащился до кровати. Должно быть, ему хотелось прилечь на мгновение, а затем он потерял сознание. Причина не так важна. Важно то, что он проснулся поздно, и теперь пропустит вступительный экзамен, и не попадёт в университет, и будет просто неудачником, и снова разочарует маму, а Сатору оставит его позади. Все его худшие кошмары сбываются. Нет, нет, нет. Он не может допустить, чтобы последние несколько месяцев его жизни оказались пустой тратой времени, особенно когда он уже стольким пожертвовал. Сугуру отчаянно пытается взять себя в руки. Времени на то, чтобы умыться, нет, поэтому он натягивает первый попавшийся свитер и пару джинсов, которые находит в стопке чистой одежды, оставленной на кровати. Меньше, чем через пять минут он выходит из дома, а затем бежит от жилого комплекса к ближайшему вокзалу. Бежать в холодную погоду без энергии больно. Очень больно. Его лёгкие горят от нехватки кислорода, лицо обжигает холодом, кожа замерзает и краснеет, и как он мог позволить этому случиться? Всё можно было бы предотвратить, если бы он не был таким глупым. Ему следовало поставить телефон на зарядку, чтобы аккумулятор не сел и сработал будильник, и он проснулся бы вовремя и смог бы подготовиться к важному дню. Но Сугуру ничего не может сделать правильно, как бы ни старался, и когда он наконец добирается до станции, вселенная решает наказать его ещё раз. Поезда задерживаются. Снова и снова звучит объявление о небольшой задержке из-за погоды, а у Сугуру нет на это времени. У него буквально нет времени. К этому моменту он уже должен занять место в экзаменационном зале и ждать начала теста. Он слишком сильно опаздывает. Он не успеет вовремя, даже если бросится обратно на улицу и попытается поймать такси. Пока Сугуру стоит там, его ноющее тело дрожит, паника начинает охватывать лёгкие и душить его, а в голове возникает вопрос. В чём смысл? В самом деле, какой в этом смысл? Возможно, его нет. Он так старался и страдал, и всё это напрасно, потому что, в конце концов, во всем этом нет никакого смысла. Ох. Это утомительно. Всё так утомительно. Быть на вокзале тоже утомительно. Почему он по-прежнему здесь? Поезд не приходит, и уже слишком поздно что-либо делать. Ему следует просто сдаться и вернуться домой. По крайней мере, когда он дома, он может лечь один в своей комнате и больше не разбираться с этим. Поэтому Сугуру идёт домой. Он даже не помнит дорогу, но вдруг вместо вокзала снова стоит в холодной, пустой квартире. И он устал. Он так ужасно устал. Истощение от того, что он почти не спал в течение последних нескольких месяцев, мгновенно настигает его. Он не может сейчас думать ни о чём другом. Все, на чём может сосредоточиться его разум, — это сон. Отключить сознание, не смотреть в лицо своей реальности, не… существовать. Существовать слишком утомительно, да и вообще он никому не нужен. Сугуру моргает и теперь стоит в своей спальне, и там так же холодно и пусто, как и в остальной квартире. Так же холодно и пусто, как и внутри него. Он так сильно устал. Сугуру подходит к своему столу и тянется за пузырьком со снотворным.***
Всё болит. Его желудок, горло, конечности, голова — всё. Сугуру просыпается с ощущением, будто его сбил грузовик и одновременно отравили. Во рту невероятно сухо, и даже полностью открыть веки стоит немалых усилий. Поэтому ему требуется ещё мгновение, чтобы наконец понять, что он больше не в своей спальне. И точно не в квартире. — Хм. Ты всё-таки проснулся. Кто-то говорит с ним. Сугуру использует те немногие силы, которые у него есть, чтобы повернуть голову в направлении знакомого голоса где-то поблизости. Размытое зрение всё ещё привыкает к освещению комнаты, но в конце концов он различает маленькое лицо и короткие каштановые волосы. Как только его мозг распознает человека, в поле зрения попадает и всё остальное. — Каково это — вернуться из мёртвых? — спрашивает Сёко. Мёртвых? Ах да. Сугуру догадывается, что он всё ещё жив. Похоже, он даже умереть не может правильно, но не слишком удивлён, что ему удалось провалить и это. Говорить трудно из-за того, как болит всё тело, и Сёко, кажется, понимает, поэтому не торопит с ответом. Теперь, когда он видит немного лучше, Сугуру замечает, что она выглядит усталой. Под глазами у неё мешки, и она закусывает нижнюю губу — привычка, которая появляется всякий раз, когда ей отчаянно хочется курить. Если бы Сугуру не был таким истощённым и больным, он бы предложил купить ей пачку. — Не пытайся встать или сделать что-нибудь глупое. Ты был в коме несколько дней, и с тобой делали много всякого дерьма, — объясняет Сёко, она угадывает о том, что он, вероятно, хочет спросить. — Теперь с тобой всё в порядке. Могу поспорить, что твоё горло всё ещё болит после интубации. Сугуру медленно кивает, подтверждая, что да, у него сейчас ужасно болит горло, а Сёко тихонько смеётся. — В любом случае, постарайся не заснуть снова. Рейко спустилась вниз, чтобы выпить кофе, но, я думаю, она скоро вернётся. Не ожидая услышать это имя из уст подруги, Сугуру удивлённо округляет глаза. Но продолжать играть в шарады тяжело, поэтому, несмотря на боль в горле, он заставляет себя говорить. — Ты… называешь по имени… мою маму? Он морщится при звуке собственного голоса, царапающего и неприятного для уха, как будто он только что проглотил гравий. Сёко кивает, как всегда непринуждённо. — Конечно. Мы много разговаривали последние пару дней. То есть, нам больше нечего было делать, кроме как смотреть на твоё безжизненное тело. Так что мы теперь друзья. Сугуру, честно говоря, не может найти слов, чтобы ответить на это, поэтому и не ищет их. Вместо этого он осматривает остальную часть комнаты. Абсолютно белые стены, у дальней висит маленький телевизор, а возле его кровати стоят ещё два стула. Палата не то чтобы уютна, но он полагает, что для больниц это обычное дело. Однако чего-то не хватает. Чего-то очень важного. Разум Сугуру снова начинает зудеть. — Ищешь его? Голос Сёко прерывает его мысли. Сугуру снова переводит на неё взгляд с молчаливым вопросом в глазах. Ему не обязательно произносить это вслух. То, что он страстно хочет знать, написано у него на лице. — Не волнуйся, он скоро вернётся. Он был здесь каждый день с утра до ночи. Ждал тебя. Меня это начало раздражать, поэтому я заставила его пойти домой переодеться и освежиться. — пока Сёко говорит, на её лице появляется тёплая улыбка, как будто она вспоминает что-то конкретное. Затем она усмехается и произносит, — Он очень разозлится, когда узнает, что ты проснулся, пока его не было. Может даже врежет тебе. Несмотря ни на что, Сугуру тоже улыбается. — Ладно. Внезапно Сёко встаёт со стула и потягивается. Сугуру задаётся вопросом, как долго она сидит у его постели. Не похоже, чтобы она много отдыхала. — Ну, мне нужно успеть на поезд, — объявляет она. — О… а куда ты? — Я проиграла пари сама с собой, так что мне нужно сдать экзамен. Сугуру хмурится. — Пари? — «Если он сегодня не проснётся, к черту вступительные экзамены. Меня это больше не волнует», — ясно, что она цитирует себя же из прошлого, хотя и говорит чудны́м тоном. И с жалостью качает головой. — А затем ты выбрал вернуться к нам именно сегодня… ну, я думаю, это знак свыше, что на этот раз мне не отвертеться. Сугуру не сразу понимает, о чём она, от истощения его мозг всё ещё соображает медленно. Но как только до него доходит, вина накрывает его с головой. Он вспоминает, что Сёко запланировала свой вступительный экзамен на несколько дней позже их с Сатору, потому что не хотела, чтобы их «придурковатая энергия» повлияла на её результаты тестов. Поэтому, хотя они и предложили ей сдать экзамен вместе с ними, она сразу же отказалась и выбрала другую дату. Значит, сегодня как раз тот самый запланированный день, но вот она здесь, навещает Сугуру в больнице и сидит у его постели. Ему с трудом удаётся сдержать слёзы. Он никогда не думал, что она так сильно волнуется за него. — О, ещё кое-что, — Сёко сжимает кулак и неожиданно ударяет им прямо в грудину Сугуру. Жест застаёт его врасплох, хотя в её руке нет никакой реальной силы. А выражение лица Сёко можно охарактеризовать только как смертельно серьёзное. — Если ты когда-нибудь снова провернёшь нечто подобное, я убью тебя. Сёко не убирает кулак и не перестаёт сверлить взглядом, пока Сугуру не кивает ей. Разговор окончен. Она не чувствует необходимости говорить что-либо ещё на эту тему, а потому бросает взгляд на наручные часы, а затем спешит к двери, махая ему на прощание через плечо. Сугуру не дают ни минутки на обдумывание ситуации, в которой он оказался. Вскоре после ухода Сёко в палату возвращается мама с чашкой кофе, которую она тут же роняет на пол, увидев, что её сын проснулся. Становится очень шумно. Крокодиловы слезы матери и многочисленные медицинские осмотры выматывают Сугуру ещё сильнее. Было так приятно наконец уснуть. Для чего он пришёл в сознание и столкнулся с такой болью во всем теле, громкими звуками и людьми, которые притворялись, что им не плевать на него? Часть его желает вернуться в страну бессознательного, но уже слишком поздно. Он проснулся, и теперь ему придётся разбираться с… чем-то, что будет дальше. Сугуру не знает, с чем именно, и ему всё равно, потому что происходящее по-прежнему бессмысленно. Спустя некоторое время он говорит маме, что слишком устал и хочет отдохнуть. Каким-то образом это срабатывает. Она ещё чуть задерживается у его постели, прежде чем пообещать вернуться на следующее утро. Сугуру на мгновение задаётся вопросом, жестоко ли с его стороны отталкивать её таким образом, но он не может избавиться от ощущения, что она использует произошедшее, как удобный предлог, чтобы забыть об их нерешённых проблемах. В любом случае, у Сугуру сейчас нет на это сил. Он устал и раздражён, и его больной разум зудит, потому что единственное, чего ему действительно хочется прямо сейчас, всё ещё не с ним, и это заставляет его сердце болезненно ныть в груди. Солнце уже садится, когда его желание, наконец, сбывается. Сугуру изо всех сил пытается не заснуть, пока тяжёлые веки угрожают закрыться, и он смотрит на оранжевые отсветы солнца, пронизывающие воздух палаты через большое окно. Он уже собирается сдаться, когда снова слышит звук открывающейся двери и думает, что это медсестра. Но когда Сугуру поворачивает голову и карие глаза встречаются с голубыми, его сердце замирает. Он перестаёт дышать. Время тоже останавливается, потому что наконец, наконец, тот единственный человек, которого он ждал весь день, та часть его самого, которой не хватало всё это время, — здесь, стоит в дверях и… И теперь Сатору мчится к нему с самым напряженным выражением лица, которое Сугуру никогда не видел за всё время их знакомства, и, чёрт возьми, неужели ему действительно врежут? Вероятно, Сёко была права, и Сатору собирается ударить его за то, что он попытался сделать, и Сугуру зажмуривается, готовясь к удару. Но вместо этого пара длинных, нескладных рук оборачивается вокруг него. Вместо того, чтобы получить удар, его лицо прижимается к плечу Сатору, который вцепляется в него с такой силой, что Сугуру едва может дышать. Однако он даже не замечает этого, ведь как он может? Не сейчас, когда Сатору так отчаянно держится за него и дрожит всем телом, каждый вздох превращается в прерывистый выдох, как будто он мчался через весь город, чтобы быть со своим лучшим другом. Своей второй половиной. Своей родственной душой. Конечно же, Сугуру тоже цепляется за него. Его руки всё ещё тяжелы, и по-прежнему болят, но он всё равно держится за Сатору, потому что ему это нужно. Так сильно нужно. Даже если разум говорит ему, что он этого не заслуживает, что он — тот, кто нарушил обещание, на этот раз он игнорирует громкие мысли. Хотя бы в этот раз он хочет побыть эгоистичным. Ни один из них не произносит ни слова. Нет необходимости. Они держатся друг за друга так долго, что Сугуру даже не замечает, когда его веки закрываются, и он засыпает, всё ещё крепко сжимаемый в объятиях Сатору.