***
В тот же вечер бабушка Йоко устраивает небольшие проводы в честь последнего дня Утахиме на Окинаве. Она уже чувствует себя намного лучше после операции, поэтому в этот раз настаивает организовать посиделки в своём доме несмотря на то, что обычно они собираются у госпожи Эми. Она хочет дать подруге отдохнуть от постоянной готовки и берёт эту обязанность на себя, а Сугуру с радостью ей помогает. Сатору же поручают накрыть на стол и принести свежих фруктов из сада, и в мгновение ока отличный ужин готов. Сегодня вечером их всего пятеро, включая госпожу Эми и Утахиме, которые приносят с собой домашнее рисовое вино. Сугуру старается отмерить в стакан Сатору всего пару капель алкоголя, чтобы ему не пришлось вновь проходить через последствия его опьянения. Пьяный, чрезмерно ласковый Сатору — последнее, с чем он хочет иметь дело, потому что тогда ему придётся ночевать на улице. А Сугуру совсем не хочется ночевать на улице. К счастью, Сатору остаётся трезв, Утахиме — чуть навеселе, они не пытаются друг друга убить, и всё идёт хорошо. Сугуру даже немного жаль, что ужин так скоро заканчивается. Отъезд Утахиме напоминает ему, что очень скоро его ждёт то же самое. У них с Сатору осталось меньше двух недель до возращения в Токио. Не получится и дальше избегать своих проблем, когда они приедут в город. Сугуру придётся вернуться домой и разобраться в отношениях с мамой, потому что с момента его попытки самоубийства всё между ними стало крайне странно. Они оба теперь до абсурда осторожничают друг с другом, к тому же мама как будто не знает, как разговаривать с ним. Сатору тоже придётся вернуться в отчий дом. В последнее время родители давят на него по поводу его «диких» решений, потому что убеждены, что он просто проходит фазу бунтарства. По словам Сатору, его отец, используя влияние клана Годжо, заставил руководство университета дать его сыну второй шанс на сдачу вступительных экзаменов. Обычно, если в текущем году экзамен провален, то для повторной попытки приходится ждать следующего года. Технически, Сатору не провалил его. Он просто не пришёл. Сугуру почти уверен, что вся семья Сатору ненавидит его из-за этого. В конце концов, они знают, что это его вина. Сатору отказался от шанса сдать вступительный экзамен в пользу спасения жизни Сугуру. Но он говорит, что ему наплевать на мнение родителей и пересдавать экзамен досрочно он не собирается — он просто подождёт следующего года. А ещё замечает, что если бы мог вернуться в прошлое, то поступил бы точно так же. Боже. Сугуру настолько влюблён в него, что ощущает себя жалким. Ему хочется, чтобы Сёко оказалась права. Хочется, чтобы Сатору любил его в ответ так же сильно. А если окажется, что он не чувствует к нему то же самое, Сугуру сомневается, что сможет принять этот факт достойно, как взрослый и преданный друг. Вероятнее всего, он просто развалится на куски, если такое случится. — Смотрите, что я нашла, — весело объявляет бабушка Йоко. Она прерывает громкий спор Сатору с Утахиме о том, почему вино намного лучше виноградного сока, чтобы показать принесённый фотоальбом (а ведь Сатору даже не любит виноградный сок, ему просто хочется донимать Утахиме). — Кто-нибудь хочет совершить путешествие в прошлое? И госпожа Эми, и Сатору тут же проявляют интерес, но Утахиме неожиданно стонет в агонии и произносит: — Пожалуйста, госпожа Йоко, нам совсем не обязательно это делать… — Слишком поздно, — подтрунивает Сатору и злобно ухмыляется, садясь рядом с бабушкой и госпожой Эми. — Покажите мне самые смешные детские фотографии. Я готов. — О нет, — стонет она. — Сугуру, нам нужно остановить их. Ты же в курсе, что тоже станешь жертвой? Когда все собираются за столом, у Сугуру нет иного выхода, кроме как сделать то же самое. Он сочувственно улыбается, выражая Утахиме свои соболезнования. — Знаю, но мы вдвоём против троих, так что… будем страдать вместе. К счастью для Утахиме, её вообще нет на первых фотографиях в альбоме. В основном там снимки Сугуру — сначала в младенчестве, а затем и чуть постарше в детстве. Сатору визжит от восторга от каждой из них и повторяет, что хочет ущипнуть маленького Сугуру за пухлые щёчки. На следующих фотографиях тот запечатлён с родителями, он всё ещё маленький, хоть и немного подрос. От вида того, какой счастливой была его семья, Сугуру становится… не по себе. Он рад, что они не задерживаются на этих снимках. Ему бы не хотелось, чтобы всем было неловко. Затем они добираются и до приятных воспоминаний — до бесчисленных фотографий Сугуру с Сатору, сделанных в каждое проведённое ими на Окинаве лето. Трудно поверить, что прошло так много времени. Такое ощущение, что они моргнули, и детство пролетело, оставив на память добрые, идиллические моменты, в которые они никогда не вернутся. Но по крайней мере, они были, верно? Сугуру пытается думать о неизбежном течении времени в более позитивном ключе. — Так, так, так. Посмотрите-ка, кто тут, — подшучивает госпожа Эми над внучкой, указывая на старую фотографию Утахиме, Сугуру и Сатору, стоящих напротив фермы. — Когда это было снято? Я совсем этого не помню. — Я помню, — неохотно признаётся Утахиме. Она хмурится, объясняя, — Это было до того, как умер дедушка, тем самым летом, когда я носила ужасные брекеты. Их тут даже видно… — Я помню это! Я познакомился с тобой тем летом, — вмешивается Сатору. Утахиме тут же пристально на него смотрит, но озорная улыбка на его лице становится лишь шире. — Не будь такой букой. Мы хорошо проводили время, верно? — Вы гонялись за мной с воздушными шарами с водой! Ледяной водой! — Это было ради шутки. — Ты угрожал налепить мне жвачку на волосы. — Мне было всего двенадцать, — невозмутимо пожимает он плечами. — Я был ребёнком. — Смотрите, — вовремя вмешивается Сугуру. Он указывает на ещё одну их совместную фотографию, сделанную, судя по всему, тем же летом. На этом фото Утахиме стоит в центре между Сугуру и Сатору, и вся троица обнимается. — Видите, на этой мы, похоже, ладим. Все улыбаются. Сатору мычит и произносит: — Верно. Мы радовались тому, что Утахиме наконец-то уезжала. — Хочешь выйти поговорить, паршивец? — В любом случае, — на этот раз их прерывает бабушка Йоко, уверенная улыбка не сходит с её лица, несмотря на постоянные перепалки. — Как насчёт этой? Ох, она очень старая. Это же маленькие Сугуру и Утахиме, верно? Фотография во многом похожа на предыдущую, только на ней нет Сатору, и они намного младше. Утахиме, вероятно, лет восемь-девять, а это значит, что Сугуру — около пяти или шести. И это заметно — он такой крошечный по сравнению с ней. Его маленькая ручка цепляется за край её цветочного сарафана. На этом снимке Утахиме улыбается гораздо шире, но при этом выглядит несколько напряженной. Вероятно потому, что маленький Сугуру плачет прямо во время съёмки. — Ой, ему грустно! — воркует Сатору. Он поворачивается к Утахиме и смотрит хмуро, — Что ты с ним сделала? — Ничего! — настаивает она, оскорблённая внезапным обвинением. — Я даже не помню, когда это было снято. — Я её сделала, — со смехом объявляет госпожа Эми. — Вы оба были такими маленькими, конечно, ты не помнишь! Думаю, это конец лета. Сугуру просто расстроился, что Утахиме уезжает домой в Токио, вот и всё. Он очень к ней привязался. Сатору заметно сдувается, услышав это. Он лишь произносит: — О, правда? Госпожа Эми кивает. — Тем летом они были практически неразлучны. Ах, вот как на этом фото. Какие они здесь милые! На следующей фотографии снова изображены только Сугуру с Утахиме, и на этот раз они спят на татами. Или, точнее, дремлют после обеда. Сугуру держит во рту большой палец, цепляясь второй рукой за рубашку Утахиме, а в стороне лежит позабытая детская книжка. Выглядит так, будто она читала ему сказку, но в итоге тоже заснула рядом. Всем тут же становится неловко. Сугуру чувствует, как краснеет, и не он один, поскольку Утахиме прячет лицо в ладонях и начинает громко жаловаться. — Это буллинг! — жалуется она. — Бабушки не должны издеваться над своими внуками! Это противоречит… национальному кодексу бабушек или чему-то такому. — Согласен, — кивает Сугуру. — Может, остановимся на этом? Пожалуйста? — Хорошо-хорошо, — говорит бабушка Йоко и все вздыхают с облегчением, как только она закрывает альбом. Но прежде, чем они успевают сбежать, она произносит, — Нам нужно сделать новую фотографию со взрослыми вами. Идите, встаньте у стены. Я возьму фотоаппарат. И снова Утахиме жалуется, а Сугуру устало вздыхает, но оба, несмотря ни на что, подчиняются её указаниям. Даже Сатору, который кажется чуть более тихим и задумчивым, чем раньше, встаёт рядом с ними. Он снова как ни в чём не бывало показывает пацифик, когда раздаётся звук затвора, а Сугуру на этот раз не моргает. Его взгляд сосредоточен на лучшем друге, стоящем рядом с ним, а его улыбку можно описать только как «до смешного влюблённая». Немногим позже они прощаются, ведь Утахиме придётся рано встать, чтобы добраться до аэропорта и успеть на утренний рейс. Кажется, она рада, наконец, отправиться обратно на ферму, и Сугуру её понимает. Бабушки иногда могут смущать, но, честно говоря, это и есть их работа. — Хорошо долететь, — говорит ей Сугуру, — и удачи в получении диплома. Ты скоро выпустишься, мы отпразднуем это и выпьем пива. Договорились? — Договорились! — ухмыляется она. — Ты купишь мне, а потом, когда ты получишь свой диплом, я куплю тебе. Хорошо? — Звучит неплохо. Ловлю на слове. После этого Утахиме поворачивается к Сатору, и неловкость вокруг них кажется почти комичной. Судя по тому, как морщится её лицо, она изо всех сил пытается сказать что-то позитивное, но не может выдавить из себя ни слова. Это слишком сложно. Она не переживёт, если произнесёт что-нибудь милое. Сатору говорит первым. — Не провали экзамены, иначе никакого пива не будет. И замолкает. Она смотрит на него недоверчиво. Технически… это не было оскорблением. В его тоне даже не слышно ни капли сарказма. Сугуру удивлён чему-то столь нейтральному. Такое происходит редко, и не стоит воспринимать это как нечто само собой разумеющееся. Утахиме, похоже, думает так же. Она просто кивает и решает не задавать вопросов. — Я точно не провалю их! Все слова прощания сказаны, и они наблюдают, как Утахиме и госпожа Эми исчезают за поворотом. После Сугуру оборачивается, чтобы поблагодарить Сатору за вежливость, но тот похоже, уже направился в дом, намереваясь помочь бабушке Йоко с уборкой. Не желая отставать, Сугуру следует за ним. Позже ночью, когда дом погружается в тишину, а они располагаются на футонах и пытаются заснуть, Сугуру понимает, что у Сатору плохое настроение. Ох. Сугуру, если честно, не хочется с этим разбираться. Ему всегда приходится играть в угадайку, чтобы выяснить, что беспокоит Сатору на этот раз, и он хочет, чтобы тот просто сказал ему, в чём проблема. Это сэкономило бы кучу времени и помогло бы избежать драмы. Но, возможно, Сугуру не стоило ожидать иного. Ему следовало бы уже привыкнуть к странному поведению Годжо Сатору всякий раз, когда тот находится в одном из своих «настроений». Например, последние двадцать минут Сатору беспокойно вертится на футоне. Он явно занят не тем, чтобы заснуть, и если оставить всё, как есть, то Сугуру тоже не уснёт сегодня. Поэтому он должен положить этому конец ради них обоих. — В чём дело? — спрашивает он, нарушая тишину. Бесконечная возня прекращается. Сатору не двигается. И не говорит ничего некоторое время. К счастью, Сугуру обладает поистине святым терпением. Иначе и быть не могло, с таким-то человеком рядом с ним. Наконец, Сатору бормочет: — Ни в чём. Ладно, Сугуру сделает ему одно предупреждение. — Разве мы не обещали друг другу не лгать? — Я не лгу, — слабо спорит он. — Сатору. — Ладно, — наконец сдавшись, Сатору драматично вздыхает и ещё некоторое время собирается с духом. И снова Сугуру терпеливо ждёт, пока тот подберёт нужные слова. Но перед этим Сатору говорит, — Пообещай не злиться и не раздражаться. Хорошо? — Эм, серьёзно? — Серьёзно! — Ладно-ладно. Это не звучит честно, но… ладно. Я не буду злиться или раздражаться. — Отлично. Итак, э-э… ты… — Сатору замолкает после неудачного начала. Должно быть, дело серьёзное, раз ему так трудно произнести это. Наконец, он выпаливает, — Тебе нравится Утахиме? — Чего…? — не может быть, чтобы Сугуру расслышал верно. Наверное, слух подвёл его. — Извини? — Ты… слышал, что я сказал. Ответь на вопрос. О, господи. Он это серьёзно. Он на самом деле сейчас не шутит. Сугуру хочется слегка ударить его. — Нет. Мне, чёрт возьми, не нравится Утахиме. Не в таком смысле, — вздохнув, Сугуру поворачивается набок, лицом к Сатору. — Мне не нравится каждая девушка, с которой я общаюсь, к твоему сведению. Рядом с ним Сатору кутается в одеяло так, что остаются видны только светлые глаза. Услышав ответ на свой очень серьёзный вопрос, он хмурится. — Ты сказал, что не будешь злиться, — бормочет Сатору. — Маленький лжец. — Сатору. Боже мой. — Сугуру ещё раз вздыхает, чтобы успокоиться. — Ты не можешь от меня требовать не реагировать на твои вопросы определённым образом, когда я понятия не имею, о чем ты собираешься спросить. Типа, это не совсем справедливо. И не логично. Также ты… Сугуру не удосуживается закончить предложение, когда понимает, что это бессмысленно. Да и Сатору, кажется, больше не слушает. Он слишком занят разглядыванием потолка с тревогой в глазах, словно всё ещё не может решить, верить ли Сугуру. Ситуация идиотская, и чем больше Сугуру о ней думает, тем больше понимает, что это… не совсем нормальное дружеское поведение. Типа, нормально ревновать, если твой друг проводит всё своё время с другими друзьями, но Сугуру постоянно находится с Сатору, а с Утахиме он тусовался в общей сложности раза два, пока она была здесь на Окинаве. Тем не менее, всё, что понадобилось Сатору, — пара детских фотографий, чтобы забеспокоиться и убедить себя в том, что у Сугуру есть чувства к ней. Это какое-то безумие, если подумать. К тому же Сатору не ревнует его к Сёко, а она ведь действительно его подруга, с которой они постоянно болтают. Ну, возможно, поначалу некоторая ревность и была, но теперь Сатору тоже дружит с ней. И он никогда не жалуется, если они вдвоём проводят время без него. Теперь Сугуру предполагает, что разум Сатору просто не воспринимает Сёко как угрозу. Он знает, что они никогда не будут встречаться. Сёко нравятся девушки, а Сугуру не думает о ней в романтическом плане, так что беспокоиться не о чем. По сути, всякий раз, когда появляется кто-то, кого Сатору относит в категорию «можно встречаться», он воспринимает этого человека как «угрозу» их с Сугуру отношениям и делает наихудшие выводы из возможных. Так не происходит, да и не должно происходить между друзьями. Но у Сатору к Сугуру всё именно так. Потому что он ревнует. И потому что они не просто друзья. Не в голове Сатору, во всяком случае. Все кусочки начинают складываться в единую картину, и если думать об этом так, то, кажется, Сёко всё же права, и Сатору действительно влюблён в него. Но, возможно, он — единственный, кто этого не осознаёт. Во всяком случае, пока. Сугуру гадает, сможет ли подтолкнуть Сатору к такому выводу. Он мог бы попробовать. Боже, ему так отчаянно хочется, чтобы Сёко оказалась права. — Не пойми меня неправильно, — начинает Сугуру, — но… ты очень ревнивый. — Я не ревнивый! — возражает Сатору очень громко, и Сугуру приходится шикнуть на него, ведь бабушка Йоко, в отличие от них, уже спит. Так что Сатору тихо (и упрямо) повторяет, — Я не ревнивый. Не произноси это слово. Сугуру тут же повторяет. — Ты такой ревнивый. — Нет. — Да. Ты просто мега ревнивый. — Замолчи, заткнись. — Тогда почему ты ведёшь себя так? — тут же спрашивает Сугуру, призывая друга поразмышлять о своём поведении и чувствах. Хотя бы раз. — Ты становишься таким… угрюмым. Так было с Каори, Утахиме и даже с Сёко, пока ты не узнал, что ей нравятся девушки. Почему? Теперь Сатору, похоже, начинает слегка паниковать. Его глаза бегают по комнате, и он снова возится, будто ему некомфортно от одной только мысли о том, что его посчитают ревнивым. А Сугуру чувствует себя виноватым из-за того, что давит на него, но так нужно. Если не заставить его задуматься о своём странном поведении, то как он сможет исправиться? Конечно, Сугуру-то знает, что причин для ревности нет никаких, потому что единственный человек в мире, которого он любит, — это Сатору. Тем не менее, он не может позволить ему вести себя как сторожевой пёс каждый раз, когда на горизонте появляется кто-то новый. Нужно, чтобы Сатору осознал причины своего поведения, и тогда Сугуру осталось бы только развеять все его тревоги. Поскольку Сатору всё тянет и тянет с ответом, он повторяет запретное слово: — Почему ты ревнуешь, Сатору? — Я… я не знаю, ясно? — наконец произносит тот и разочаровывает Сугуру своим размытым ответом. Но затем он начинает нервно тараторить, — Просто так получается? И типа я не… Я не делаю это нарочно, просто это происходит до того, как я успеваю сообразить, и в итоге я чувствую себя очень плохо. Блять. Я не знаю. Мне бы хотелось не чувствовать всё это. Мне просто не приятна сама мысль о том, что ты будешь с… Сугуру ждёт окончания последнего предложения. Он ждёт, и ждёт, и ждёт, затаив дыхание. Мысль остаётся незавершённой, но они так близко подобрались к сути, и Сугуру знает, точно знает, что Сатору хотел сказать, потому что он знает самого Сатору. Он знаком с ним уже восемь лет, и им не всегда нужны слова, чтобы выразить свои чувства, но слова, разумеется, значительно облегчают дело. А ещё Сугуру эгоистичен. Он хочет услышать это от Сатору, ему нужно, чтобы слова исходили от него, и его не волнует, придётся ли надавить ещё, чтобы тот сказал их. Они уже и так потратили достаточно много времени, не так ли? Лето скоро закончится. Кто знает, будет ли он ещё когда-нибудь настолько храбрым? — Может быть, ты просто хочешь, чтобы я весь принадлежал только тебе. После того, как слова срываются с его уст, Сугуру гадает, был ли более мягкий способ донести свою мысль, но уже неважно. Он говорит от всего сердца и всё, на что может сейчас надеяться, — ответная искренность Сатору. Ему так нужно, чтобы Сёко оказалась права. — Я… — Сатору борется с собой какое-то мгновение, а затем делает глубокий вдох. — Думаю, да… да. Сугуру смотрит широко раскрытыми глазами на парня перед ним, но тот глядит в другую сторону и сжимает руками край одеяла, которое всё ещё скрывает бо́льшую часть его лица. Он использует его, словно щит, чтобы за ним укрыться, если дела пойдут совсем скверно. Он уже готов спрятаться под одеялом от остального мира, потому что великий Годжо Сатору по-прежнему всего лишь пугливый кот, когда дело доходит до подобных вещей. Но это нормально. Более чем. Сугуру принимает его таким, какой он есть, в его сердце всегда есть место для каждой частички Сатору, и он уверен, что это никогда не изменится. Сугуру говорит ему просто и ясно: — Я уже принадлежу тебе. Потому что это правда, и Сатору должен её знать. Тот наконец смотрит на него. — А? Сугуру отталкивается от подушки и опирается на локоть. Он наклоняется над Сатору, — глаза напротив становятся ещё шире, — и хочет убедиться, что тот предельно сосредоточен. Сатору должен смотреть на него и только на него и прислушаться к каждому его слову, потому что Сугуру не станет ему лгать. Больше никогда. Не о таком. — Я сказал… что я уже принадлежу тебе, — повторяет Сугуру. Он чётко произносит каждое слово, чтобы нельзя было трактовать их смысл как-то иначе. И упрощает ещё сильнее, ведь на самом деле всё и есть так просто, — Я твой. Сатору под ним шепчет: — О… И тут же натягивает одеяло на голову. Сугуру ожидал драматичной реакции, но не такой. Сатору буквально прячется под одеялом, застеснявшись и смутившись, потому что не знает, что ему делать со своим лучшим другом, который фактически признаётся ему в любви. Потому что это и есть признание. И Сатору не настолько простодушен, чтобы не понять. Он знает Сугуру даже лучше, чем самого себя. Так что он точно знает, что значат его слова, и теперь прячется, как напуганный кот, которым он и является. Это мило. Сугуру хочет поцеловать его. Сугуру собирается поцеловать его. Под одеялом Сатору бормочет что-то бессвязное, и, если бы сердце Сугуру билось в груди ещё громче, он бы не услышал. Но и так он с трудом улавливает тихие слова. Он не понимает ни одного из них, но может догадаться. Жаль, но ему хочется, чтобы Сатору произнёс их как следует. Поэтому он заставит его повторить. — Мм? Я тебя не слышу. — Сугуру несколько раз дёргает одеяло, его губы медленно растягиваются в улыбке при виде обычного упрямства Сатору. — Не прячься от меня, Сатору… вылезай, пожалуйста. Наконец, наконец, Сатору опускает одеяло. В комнате темно, но Сугуру видит, что его лицо приняло цвет клубники. Он растерян, смущён и трусит и такой, такой, такой идеальный во всех смыслах. — Я… я сказал, что я тоже твой… Сугуру целует его. Сёко оказалась права. Они снова целуются, впервые с того дня, как практиковали это в общежитии в комнате Сатору, и Сугуру чувствует себя настолько счастливым, что, кажется, сейчас просто взорвётся. Губы Сатору такие тёплые на его собственных губах, такие тёплые и мягкие, пусть и дрожат из-за того, что он всё ещё нервничает, но всё хорошо. Всё хорошо. Всё в порядке. — Всё хорошо? — спрашивает Сугуру, потому что должен убедиться. Ему всегда нужно быть уверенным. — Тебя… это устраивает? — Замолчи, — внезапно став смелым, Сатору цепляет зубами и тянет нижнюю губу Сугуру, его отчаяние берёт верх над всем остальным. — Поцелуй меня… Что ж, это звучит как разрешение продолжить, и Сугуру с радостью бросается выполнять просьбу. Он поспешно откидывает одеяла, устраняя все препятствия между ними, в то время как Сатору посасывает его нижнюю губу и сводит его с ума. Звонкие звуки поцелуев нарушают тишину комнаты, и Сугуру надеется, что их не слышно по ту сторону двери, хотя не то чтобы он может задумываться об этом сейчас, когда язык Сатору скользит по его собственному, и о, боже. Это действительно происходит. Это не просто очередные грёзы. Это реально. Ладони Сатору на его теле, хватающие его за руки и дёргающие за футболку, как будто он не знает, с чего начать, — тоже реальны. Они исследуют тело Сугуру, как им вздумается, словно обрели свободу воли отдельно от Сатору. Футболка мешает его ладоням. Сугуру может избавиться от неё. И он точно избавится от неё. Он отстраняется от нетерпеливых губ Сатору с влажным причмокиванием, и тот уже ноет и пытается притянуть его обратно — ему нужны губы Сугуру, как воздух, — но останавливается, как только понимает его намерения. Руки Сатору тут же тянутся помочь стянуть надоевшую футболку через голову Сугуру, и как только это сделано, он не торопится вновь соединиться в поцелуе. Сатору залипает на долгое мгновение, с восхищением рассматривая тело перед ним. Большие красивые глаза рассматривают обнажённую грудь Сугуру и скользят ниже вплоть до пупка, а нетерпеливые руки повторяют их путь. Сугуру позволяет глазам закрыться, наслаждаясь ощущением нежных ладоней Сатору, оглаживающих его ключицы, грудь, живот, соски. Они не обделяют вниманием ни один кусочек его кожи. — Я всегда хотел это сделать, — шепчет Сатору. Сугуру вновь открывает глаза. Сатору, покраснев с головы до пят, смотрит на него так, словно никогда не видел ничего прекраснее. Сугуру же краснеет ещё сильнее от его взглядов. У него почти кружится голова. — Что именно? — спрашивает он так же тихо. — Потрогать мою грудь? — Мхм… — Сатору устремляет руки вверх, располагая их на плечах Сугуру. Он гладит их, прежде чем снова спуститься на грудь. — Ты такой… широкий. Блять. Ты чертовски сексуальный. Широкий и сексуальный. Ты в курсе? Сугуру реагирует на комплимент застенчивым смехом. Никто раньше не называл его широким и сексуальным, но он не возражает. Он даже удивлён услышать такие слова от Сатору, ведь не замечал, чтобы тот когда-либо восхищался его телом или смотрел вот такими полными вожделения глазами. Но, возможно, Сугуру просто не обращал на это внимания. Или Сатору просто ловко скрывал это. — Широкий и сексуальный, хм? Мне нравится, как звучит, — бормочет он. И спрашивает из любопытства, — Что ещё тебе хотелось сделать? На этот раз глаза Сатору блестят, как только он начинает обдумывать возможные варианты ответа на этот вопрос. Его возбуждённый разум, кажется, останавливается на самом очевидном — глаза отрываются от лица Сугуру и опускаются на его шорты. Сугуру понимает намёк. Он задавался вопросом, как далеко Сатору хочет зайти сегодня, и он планирует следовать любым его желаниям несмотря ни на что. Однако, будет справедливо, если Сугуру тоже дадут право выбора. — Ладно, — выдыхает он, нервозность уже начинает брать над ним верх. — Сначала сними это. И тогда делай всё, что захочешь. Сугуру дёргает за низ Саторовой большой пижамной рубашки, подкрепляя свои слова действиями. Тот отвечает послушным кивком, а затем практически рвёт на себе ткань, пытаясь снять её — такой нетерпеливый, нуждающийся и заведённый. Они всего лишь целовались, а Сатору уже выглядит ошеломлённым всеми открывшимися перед ним перспективами того, что они могут сделать вместе. В конце концов, это его первый раз. Это первый раз для них обоих, поэтому напряжение, наравне с желанием, очень велико. Ни один из них не может больше сдерживаться. Губы Сатору мгновенно возвращаются к нему. Они блуждают по губам Сугуру, его щекам, линии подбородка и всюду, куда могут дотянуться, оставляя отчаянные, мокрые поцелуи. А Сугуру хочется быть ещё ближе. Ему недостаточно. Неважно, насколько жадно его целуют, насколько требовательно руки Сатору касаются его тела, этого всё равно недостаточно. Сугуру хочет его поглотить. Ему нужно. Это единственное, что сможет удовлетворить его. Но Сатору даже не даёт ему подумать об этом желании. Он, в свою очередь, слишком занят попытками поглотить Сугуру, и на этот раз тот решает просто позволить ему это сделать. Он хватает Сатору за бёдра и тянет жадного парня к себе на колени. Тот удивлённо выдыхает, а затем притирается к паху Сугуру — и выдох превращается в самый красивый стон, который Сугуру когда-либо слышал. Да, эта поза намного лучше. — Хочу почувствовать тебя, — то ли стонет, то ли хнычет Сатору — красивая смесь того и другого. Оседлав его колени, он не прекращает отчаянно тереться об него, пока руками изо всех сил цепляется за длинные шёлковые пряди Сугуру. И снова стонет, — Дай… дай мне прикоснуться к тебе… давай же, скорее… Сугуру пообещал ему выполнить любое его желание, и он пытается, но Сатору совсем не облегчает ему задачу. — Я пытаюсь, просто дай мне… перестань двигаться на секунду, я пытаюсь снять это… Сатору. Бесполезно, Сатору уже не здесь. Не следовало ожидать иного. Однажды избалованная и капризная принцесса навсегда останется избалованной и капризной принцессой. Сугуру придётся как-то справиться с этими отчаянными притираниями через одежду. Он тратит уйму времени, но в конце концов обхватывает рукой оба их члена, одновременно проводя по ним ладонью, в то время как Сатору сходит на нём с ума. — Так лучше? — спрашивает Сугуру, тяжело выдыхая в длинную взмокшую шею Сатору. Он оставляет на его коже поцелуй за поцелуем. — Тебе нравится? — Да, — выдыхает Сатору. Отчаянные движения его бёдер набирают скорость. Он бессознательно повторяет, — Да, да, да, ох, чёрт, да. Так хорошо… Сатору роняет голову на плечо Сугуру и наблюдает за движением между их телами, за тем, как кисть Сугуру методично дрочит им обоим. Кажется, то, что он видит, возбуждает его ещё сильнее. Одна рука оставляет волосы Сугуру, чтобы присоединиться к кулаку, ласкающему их члены. Теперь они делают это вместе в идеальном ритме, который заставляет их обоих дрожать от удовольствия. Кто знал, что такая простая вещь, как взаимная дрочка, может быть настолько приятной? Сугуру вот не знал. И он так зол. Они могли заниматься этим, могли бы доставлять друг другу удовольствие всё это время, если бы только он не был таким наивным идиотом, отрицающим свои чувства. К этому моменту он мог бы стать экспертом по телу Сатору, изучил бы каждый его великолепный изгиб и всё, что заставляет Сатору трепетать, поджимать пальцы на ногах, задыхаться, стонать и сходить с ума под его руками. Неважно. Они не могут изменить прошлое, но могут выбрать своё будущее. Сугуру всасывает тонкую кожу над ключицей, оставляя на ней отметину, пока его большой палец оглаживает щель на головке члена Сатору, и тот дёргается на нём, откидывая голову назад в чистом экстазе. Он так красив. Он чертовски красив, и Сугуру с трудом может поверить, что всем этим может наслаждаться он, а не кто-то другой. Потому что Сатору принадлежит ему — он сам так сказал. То же самое сказал и Сугуру. У них нет желания быть чьими-то ещё. И никогда не было. — Я близко, — стонет Сатору. Он по-прежнему отчаянно возится на коленях Сугуру, притираясь к нему, не в силах остановиться в погоне за удовольствием. — Ах, Сугуру, я… — Я тоже, — выдыхает Сугуру. Он усиливает хватку и дрочит быстрее, и чувствует это — горячее давление в животе, что начинает раскручиваться, желая освобождения. Но он не сделает этого без Сатору. Не сделает. — Вместе, ладно? Со мной. Кончи со мной… Сатору стонет только от одного этого предложения, но кивает и прижимается к Сугуру так крепко, словно их тела наконец-то сливаются в одно целое после всех этих лет нелепой разлуки. А затем Сугуру кусает Сатору за плечо, когда его настигает оргазм, и он отказывается задержать его хоть на секунду, но это нормально. Ведь Сатору присоединяется к нему в этом удовольствии, его бёдра дёргаются, тёплая сперма переливается через кулак Сугуру ему же на живот и боже. Он такой горячий. Чертовски горячий. Сугуру хочет… жаждет его целиком. Но Сатору тут же падает на него, превращаясь в тряпичную куклу. Тёплую, сонную куклу, которая оборачивает руки вокруг плеч Сугуру и прижимается к нему, вздыхая с абсолютным удовлетворением. Но они не могут заснуть так. Ну, Сатору, наверное, может и, похоже, так он и сделает, но Сугуру хотелось бы устроиться с бо́льшим комфортом, если ему позволят. Используя все оставшиеся силы, Сугуру прижимает Сатору к себе, пока укладывается обратно на футон. Было бы неплохо найти что-нибудь, чем можно было бы обтереться, но Сатору отказывается его отпускать дольше, чем на две секунды. Как только голова Сугуру касается подушки, он взбирается на него, как коала, радостно сопит и целует в изгиб шеи. Он такой милый, когда лезет обниматься. Не хватает только звуков мурлыканья. Он засыпает первым, но вскоре Сугуру тоже уносит в страну бессознательного под тихий звук дыхания Сатору.***
На следующее утро Сугуру просыпается один. Он ошеломлённо вскакивает, садясь, а затем начинает задаваться вопросом, почему его кожа липкая и… Ох. Точно. Это случилось. Воспоминания о горячих губах и нетерпеливых руках мгновенно заполняют его разум и нет. Нет. Сугуру не может думать об этом, только проснувшись. Его тело уже начинает реагировать, а времени на быструю утреннюю дрочку нет, ему нужно выяснить, где Сатору. Почему он не здесь? Он должен мирно спать рядом с ним, как делал каждое утро с тех пор, как они приехали на Окинаву. Но Сатору здесь нет, а Сугуру не имеет понятия, который час, и ему нужно смыть с кожи засохшую сперму. Он не может никуда идти в таком виде. Достаточно того, что он проспал и нарушил утреннюю рутину, ведь уже не рано, судя по яркому солнечному свету, льющемуся в окно. Это плохо. Сугуру проспал, ему всё ещё нужно принять лекарства, он не сходил за свежим хлебом из пекарни, Сатору нет рядом с ним, и он чувствует, что находится на грани паники. Нет, это недопустимо. Сугуру больше не может позволять себе паниковать, тем более теперь, когда он, наконец, получил, что хотел, и впервые за несколько месяцев проснулся без желания умереть. Может, ещё есть шанс всё исправить. Сугуру убеждает себя, что сможет всё исправить. Он отбрасывает одеяло, игнорирует ощущение липкости на коже и натягивает чистую футболку. Этого пока достаточно, об остальном он позаботится позже. Сугуру рывком открывает раздвижную дверь спальни и выходит в коридор. Первое, на что он обращает внимание, — запах яичницы, свежего кофе и знакомый смех, доносящийся из столовой. Его смех. Ноги Сугуру несут его по коридору с предельной скоростью. Как только он влетает в столовую и встречает растрёпанные белые волосы, прелестные голубые глаза и милую улыбку, то вздыхает с облегчением. Как будто всё беспокойство и стресс разом улетучиваются с его плеч при виде Сатору, сидящего за столом и потягивающего из высокого стакана клубничное молоко и… Ох. И на нём одна из футболок Сугуру, воротник чуть обнажает ключицы и чёртов след от укуса. Тот самый, что оставил на нём Сугуру накануне. Он едва выглядывает из-под ткани и заметен, только если смотреть прямо на него, но всё же. Это не то чтобы… уместно. — О, Сугуру! — Сатору машет ему из-за стола рукой, такой же спокойный и бодрый, как и всегда. — Доброе утро, соня. Приятно хоть раз поспать подольше? Сначала Сугуру просто ошеломлённо моргает. И от того, насколько хорошо на Сатору смотрится его футболка, и от того, насколько смело тот демонстрирует чёртов след от укуса. Он не может так шататься по дому бабушки Йоко. Типа, это же его бабушка. Сугуру нужно прояснить ситуацию. Нет, он хочет высказать ему всё, что думает. — Тебе стоило меня разбудить, — говорит он вместо всего того, что вертится на языке. — Который час? Где бабушка? Словно по команде, из кухни выходит бабушка Йоко с несколькими тарелками и ставит их на стол. Она стала перенапрягать свою руку с тех пор, как та выздоровела, и Сугуру постоянно напоминает ей о необходимости отдыхать. Хотя она никогда не слушает. Она уже полностью одета и подаёт им горячий завтрак, в то время как Сугуру проспал, и ему всё ещё нужно смыть засохшую сперму под футболкой. Господи, он ужасен. — Доброе утро! — говорит она ему со своей привычной улыбкой, ничего не подозревая. — Выглядишь отдохнувшим. Это хорошо. Тебе пора перестать перегружать себя. Кто бы говорил, хочет сказать Сугуру, но держит рот на замке и тихо благодарит её за поданную еду. Он уважает старших, а поэтому не станет указывать на её лицемерие. Вместо этого он смотрит на тарелку вкусных яиц и онигири, предвкушая завтрак. Сидя рядом с ним, Сатору выпаливает: — Смотри, я приготовил тебе кофе. Кроме того, тебе следует принять это перед едой. Нужно же принимать натощак, верно? Только сейчас Сугуру осматривается вокруг. И действительно, недалеко от его тарелки стоит дымящаяся кружка черного кофе, а рядом лежит маленькая таблетка. Вот чёрт. Он чуть не забыл сначала принять лекарство. Как он мог забыть? Он же всегда об этом помнит. Всё из-за того, что его утренний распорядок был нарушен, поскольку обычно он принимает лекарства перед тем, как идёт в пекарню. Сугуру забыл, но Сатору помнит. Он даже приготовил кофе и нашёл таблетку, чтобы Сугуру мог принять её прямо перед едой. И никто его об этом не просил. Он сделал это, потому что заботится о нём. Сугуру просто обожает его. И ему так повезло, что Сатору любит его в ответ. Сугуру благодарит его, кладя ему руку на голову и нежно гладя. И не может сдержать ласковую улыбку, появляющуюся на лице. — Ты мой герой. Спасибо, — воркует он. Это должно было прозвучать как милое поддразнивание, но Сатору реагирует так, будто Сугуру только что попросил его руку и сердце. Его лицо краснеет, и он смотрит в стол, внезапно стесняясь встретиться с ним глазами. Он бормочет: — Проехали. Они наслаждаются неторопливым, расслабленным завтраком с бабушкой Йоко. Впервые Сугуру не заставляет себя суетиться, чтобы успеть сделать всё запланированное, согласно рутине. Он знает, что им не обязательно идти на ферму сегодня утром. Госпожа Эми отвезла Утахиме в аэропорт, и она проведёт остаток дня в городе. Сегодня он может заняться чем угодно, а так как у него нет никаких конкретных планов, он просто будет делать то, что захочет Сатору. Но от желаний Сатору — уже весьма очевидных — Сугуру готов лезть на стену. Последние несколько минут нога Сатору касается его под столом. Поначалу это казалось милым, будто его привязанность и приставучесть стали проявляться чуть иначе после того, что произошло между ними ночью. Но быстро становится очевидно, что он просто провоцирует его. Нога, игриво прикасающаяся к его лодыжке, сменяется рукой, что ловко скользит вверх по бедру Сугуру и это безумие, ведь бабушка Йоко всё ещё сидит прямо напротив. Сатору, похоже, это не волнует. Он занят тем, что ведёт пальцами всё выше и выше, забирается под шорты Сугуру, а это опасная территория. Невероятно опасная. Сугуру не должен быть пойман выходящим из-за стола с диким стояком, поэтому ему нужно, чтобы Сатору вёл себя прилично. А если тот будет капризничать, Сугуру придётся его заставить. Как только пальцы снова начинают вести по чувствительной коже на внутренней части его бедра, Сугуру опускает руку под стол и впивается ногтями в запястье Сатору. Тот едва удерживает вырывающийся вопль боли, но руку всё же отдёргивает, как укушенный. Так ему и надо. Сугуру продолжает пить кофе и делает вид, что ничего не произошло. Тем временем бабушка Йоко поднимается с места и возвращается на кухню, чтобы налить себе ещё чашку чая. Как только она оказывается за пределами досягаемости, Сатору поворачивается к нему, злой и обиженный. — Эй, что, чёрт возьми, это было… Сугуру наклоняется и целует его в губы. Застигнутый врасплох, Сатору издаёт приглушенный звук, прежде чем сдаться и позволить увлечь себя в украденный поцелуй. Он сразу становится отчаянным. Приглашает язык Сугуру внутрь, распахивая губы, жаждая, чтобы его вылизали и заявили на него свои права прямо здесь, за обеденным столом. И Сугуру хочет этого, правда хочет, особенно учитывая восхитительный вкус Сатору — на его языке всё ещё улавливаются нотки клубники. Но всему своё время и место. Если Сатору пока не понимает, то Сугуру придётся его научить. С этими мыслями он разрывает поцелуй и отстраняется первым, к большому разочарованию Сатору. Они только-только перешли к самому приятному, поэтому неудивительно, что он тут же начинает ныть. — Ты же можешь побыть хорошим мальчиком и дождаться вечера, не так ли? — спрашивает Сугуру. Он снова возвращается к кофе, а Сатору остаётся лишь ошеломлённо и молча пялиться в пустоту. Больше никто не произносит ни слова, ведь бабушка Йоко возвращается из кухни и начинает весело болтать об огромной распродаже в городе. Сатору не дразнит его до самого конца завтрака.***
Секс с Сатору пробуждает что-то с самых глубин души Сугуру. Будто что-то дикое и могучее дремало в нём так долго и ждало своего часа, чтобы вырваться из клетки именно в тот момент, когда он узнал, каково это — дарить Годжо Сатору оргазм. Нечто, что зарождается внутри него, больше невозможно сдерживать. Оно жаждет Сатору, и жаждет его постоянно. Этот ненасытный аппетит усиливается в течение дня, когда приходится выполнять работу по дому, помогать в деревне, общаться с другими и делать вид, что ничего не изменилось, хотя всё, чего им хочется на самом деле — поглотить друг друга. Особенно тяжко приходится Сатору, который привык получать желаемое мгновенно и редко чего-то ждёт. Ему очень трудно держать руки при себе. Каждый раз, когда они проходят мимо друг друга, ему обязательно нужно игриво провести рукой по спине Сугуру, сжать его бицепс или схватить за задницу. Даже если они стоят посреди грядок, Сатору всё равно не может противостоять искушению. Не сказать, что Сугуру ведёт себя лучше. Ему нравится так думать, но на самом деле он себя обманывает. Однажды вечером они вдвоём решают самостоятельно испечь торт, потому что Сатору видел, как это делает бабушка Йоко и убеждён, что со знаниями, оставшимися после того семестра с уроками выпечки, он сможет приготовить торт с нуля. Они проводят весь вечер на кухне, приклеившись друг к другу, и Сугуру большую часть времени стоит прямо за Сатору, по-собственнически положа одну ладонь ему на бедро, а второй направляет его руку, замешивающую тесто. Хитрые взгляды перерастают в «случайные» прикосновения, и наконец в поцелуи украдкой, когда они уверены, что никто их не видит. Каждый день напоминает Сугуру ту жизнь в школе-интернате, когда они были вдвоём в своём маленьком пузыре, только теперь она в тысячу раз лучше, потому что Сатору принадлежит ему. Никому больше. Каждое утро он будит его поцелуями, а каждую ночь они перекатываются по футонам, отчаянно поглощая каждый дюйм друг друга. Ночь — лучшее время. Сугуру любит ночи. Это пятая или, может, шестая, когда они делают это снова, и они даже стали ложиться спать раньше, не в силах ждать часа, когда смогут прикоснуться друг к другу. Нет сил сопротивляться. Им это нужно. Сугуру уверен, что эта фаза в конце концов пройдёт, и однажды они смогут функционировать, как нормальные люди, а не дикие, помешанные на сексе животные, в которых превратились за последние несколько дней. Но спешить некуда. Сугуру совершенно не против побыть на этом этапе. На самом деле ему это нравится. Почему бы и нет? Сатору просто великолепен, когда лежит под ним; его красивые волосы разметались по подушке. Сугуру не может им насытиться. Буквально. Он проводит кончиком языка по его шее, вспоминая, как Сатору спрашивали об отметине, которую он оставил на днях. Сатору очаровательно покраснел и сказал, что его укусил комар, а Сугуру стоял рядом, сдерживая смех. Конечно, Сатору это не позабавило, и он пожаловался, что стоило ставить засосы на других местах, но теперь у них появилось идеальное оправдание, поэтому Сугуру не видит проблемы. Можно просто сказать, что комары в последнее время беспощадны. И никто ничего не заподозрит. — Ты чертовски хорошо пахнешь, — бормочет Сугуру. Он проводит носом вдоль идеальной линии подбородка Сатору к яблочку щеки, глубоко вдыхая. — Ванилью и детской присыпкой. Сатору под ним хихикает, и смех вибрацией отдаётся в груди Сугуру, который прижимается к нему сверху всем телом. Щекотно. — Новый гель для душа, — объясняет Сатору. Он наклоняет голову в сторону, чтобы чмокнуть Сугуру в губы. — Тебе нравится? Сугуру кивает. — Мхм. А что случилось с прошлым? С твоим любимым клубничным запахом. — Закончился вчера вечером, а в магазине я его не нашёл. Мне нужно купить его снова, когда вернёмся в Токио. Сугуру оставляет ещё больше поцелуев на мягкой коже Сатору, пока слушает его, губы ищут местечки, нуждающиеся в любви и внимании. Он не хочет пропустить ни единого сантиметра. Это деликатный процесс, и без него никак нельзя обойтись. — Я куплю его для тебя, — заявляет Сугуру чуть запоздало. Сатору по какой-то причине снова смеётся. Хотя она не имеет значения. Сугуру может слушать его смех целый день, — тот стал его любимым звуком, — и теперь он всегда ищет способы вытащить его наружу. Не то чтобы это трудная задача. Сатору смеётся практически над всем, что говорит и делает Сугуру, даже когда не следует. — Оу, ты такая хозяюшка, — поддразнивает Сатору. Он щиплет Сугуру за щеку, всё ещё ухмыляясь. Когда он говорит это так, Сугуру начинает смущаться. — Вовсе нет. Ничего в этом нет такого, — бормочет он. Честно говоря, он даже не знает, зачем оправдывается и начинает спорить. Ему просто нужно. Конечно же, реакция лишь побуждает Сатору поддразнить его ещё больше. — Не-а, это так по-домашнему. Ты запомнил, как я пахну. Жутко мило и по-гейски. Очень похоже на тебя. Сугуру машинально тянет руки вверх и щиплет Сатору за щёки, потому что он слишком смущён, чтобы ответить нормально, и он не может терпеть, когда его дразнят такими вещами. Кроме того, он получает слишком много удовольствия, заставляя Сатору замолчать. Сугуру всегда балует его и делает всё, что тот ни пожелает, поэтому полезно хоть ненадолго сменить тактику — теперь маленький паршивец извивается под ним и просит отпустить. Как только Сугуру удовлетворён наказанием, его губы снова целуют обе покрасневшие щеки. Он не может остановиться лишь на этом. Сугуру проводит губами по подбородку Сатору, ведёт вверх до переносицы, по лбу от одного виска к другому — везде, куда может дотянуться. Всё это время Сатору извивается и поворачивает голову так, чтобы Сугуру поцеловал его в губы. Тот делает вид, что не замечает. Слишком весело наблюдать, как Сатору теряет терпение от подобных вещей, и так хочется потомить его ещё чуть-чуть. Сугуру не боится признаться себе в этом желании, хоть и не уверен, что это о нём говорит. Сатору заставляет его произносить и делать сумасшедшие вещи. Прошлой ночью Сугуру сжимал его ноги и трахал между бёдер. Он не уверен, откуда взял эту идею и что вдохновило его, он просто подумал, что бёдра Сатору слишком красивы, чтобы быть реальными. Поэтому ему захотелось засунуть свой член между ними. Вот и всё. Он гадает, захочет ли Сатору сегодня снова провернуть нечто подобное. Он фантазировал об этом целый день, и то, как Сатору дефилировал в микроскопических шортах, демонстрируя свои длинные ноги, совсем не помогало усмирить его желания. Боже, Сугуру хочет его погубить. Одна из его рук скользит ему под футболку, другая — гладит мягкую кожу его бёдер и поднимается к талии. Сатору снова начинает извиваться, как только пальцы касаются его там, и Сугуру медленно проводит ногтями по коже, точно зная, как его завести. Сатору резко втягивает воздух, его ресницы трепещут и закрываются. Он уже начинает терять самообладание. Хорошо. — Ах… Сугуру, постой. — Мм? — Сугуру скользит своей блудливой рукой ещё выше, тёплые пальцы оглаживают вставший сосок. Он тихо посмеивается, когда Сатору реагирует на недолгую стимуляцию внезапной дрожью. Мило, что он такой чувствительный. — Что такое? Сатору под ним нужно время, чтобы отдышаться, и Сугуру терпеливо ждёт, успокаивающе лаская ладонью его живот. Наконец, он откашливается и спрашивает: — Может нам… может мы будем просто целоваться сегодня? Вместо того, чтобы… ну, знаешь… Сугуру мгновенно останавливает свою руку. Когда он понимает, о чём спрашивает Сатору, и замечает нерешительный взгляд на его лице, до него наконец доходит. Сатору больше не хочет этим заниматься. Скорость, с которой он отдёргивает руку и скатывается с его тела, почти кружит ему голову, но чувство вины уже затопляет разум. Он должен был об этом подумать, а не принимать как должное, что Сатору снова захочет этого только потому, что они наслаждались друг другом несколько последних ночей подряд. Вероятно, он заставляет Сатору нервничать и чувствовать, будто он обязан позволять Сугуру прикасаться к его телу и целовать его, как заблагорассудится. О, нет. Сугуру снова всё рушит. Это всё его вина. Он был чертовски возбуждён с тех пор, как впервые распробовал Сатору, и теперь он всё портит, а Сатору больше не хочет этого делать. О, нет. О, нет. О, нет. — Прости, — говорит ему Сугуру, отстраняясь от него и садясь; его руки начинают дрожать. Он чувствует себя таким глупым. Как он позволил себе быть таким глупым? — Чёрт, я… я думал, что… прости. Мне очень жаль. — Нет, просто… чего? За что ты извиняешься? Эй, что не так? В следующую секунду Сатору садится перед ним и берёт трясущиеся руки Сугуру в свои, успокаивающе рисуя круги на его коже большими пальцами. Он беспокойно хмурится и выглядит растерянным, как будто Сугуру слишком остро реагирует на его слова. Но как ещё ему реагировать? Он скорее умрёт, чем когда-либо снова причинит Сатору боль. Может, ненормально так думать, но… — Я всё испортил, да? — бормочет Сугуру. Его голова опущена, а сам он, наверное, сейчас выглядит побитым щенком, но это неважно. Его чувства не имеют значения, потому что он ранил Сатору. — Я заставил тебя чувствовать себя… некомфортно. — Нет, это не так! Что? — Сатору быстро трясёт головой, тонкие белые пряди щекочут ему лицо. — Я сказал это только потому, что… не хочу причинять дискомфорт тебе. Вот и всё. Правда всё. Сугуру, наконец, поднимает голову и смотрит в пару сияющих голубых глаз. Сатору говорит правду. И с чего бы ему лгать? Но Сугуру всё ещё в замешательстве. Предположения о том, что Сатору причинит дискомфорт ему — нелепы. Это Сугуру каждую ночь трогал его тело, не задумываясь ни на секунду. И стал жадным. — Почему мне должно быть некомфортно? Сугуру произносит вопрос вслух. Ему нужно знать, о чем думает Сатору, потому что часто они могут читать мысли друг друга, но не в этом случае. Такой тип близости — это совершенно другой уровень. Секс — новый опыт для них. Они никогда раньше не занимались подобным ни с кем другим и теперь вместе постигают все тайны, но он не знает, где прочерчена граница допустимого, и им вероятно, с самого начала следовало обсудить такие вещи. — Ну, потому что… — начинает объяснять Сатору, но останавливается, облизывая губы и больше не смотрит Сугуру в глаза, но по крайне мере, не соскакивает с темы. В конце концов он тихо признаётся, — Потому что… я без ума от тебя. Я хочу тебя всё время. Но не хочу, типа, быть назойливым? А… мне кажется, что я надоедаю тебе. Желая тебя так сильно. Это совсем не то, что Сугуру ожидает услышать. Он несколько раз моргает, гадая, как, чёрт возьми, они так быстро поменялись местами. Разве это не он себя не контролировал? Сугуру — тот, кто весь день пялился на идеальные ноги Сатору, раздевая его глазами. Он не видел того же самого с другой стороны. Чёрт, да если бы не тот факт, что они были не одни дома, когда пекли торт, Сугуру, вероятно, трахнул бы его на кухне той ночью. Вероятно. — Я не знаю, я чувствую, что просто не могу… ничего с этим поделать, — продолжает Сатору, и Сугуру становится не по себе, ведь он уже должен был прервать его. Ему следовало сказать, что Сатору так сильно не прав. — Ты всё время такой… такой горячий, и это меня бесит. Это просто несправедливо. Кто, чёрт возьми, сказал тебе, что ты можешь носить тоннели и не стричь волосы и… и быть таким широким. Это абсурд! — Прости? — отвечает Сугуру, ведь что, чёрт возьми, ему сказать на всё это? Всего минуту назад он паниковал, а теперь Сатору называет его горячим и злится на него? — Подожди, подожди, постой… так тебе не неприятно, что я всё время прикасаюсь к тебе? Типа, как я делал сейчас? Сатору тут же качает головой. — Конечно нет! Ты что, глупый? Я был бы рад, если бы ты трогал меня ещё больше, но… я просто хочу убедиться, что я тебе не надоем или типа того. Сатору надоест ему? Наверное, это самая безумная вещь, которую Сугуру когда-либо слышал. — Не говори так, — он сжимает руки Сатору, которые всё ещё держат его собственные. Он пытается показать всю серьёзность своих слов. — Никогда… никогда так не говори. Ты уже начинал что-то подобное, когда мы были детьми. Разве я ещё тогда не сказал тебе, что это невозможно? Видно, что Сатору еле сдерживается от просящихся наружу возражений, это практически заметно по его неуверенному выражению лица. Так глупо, что даже спустя столько лет он до сих пор не в курсе, что мир Сугуру вращается вокруг него. Хотя это имеет смысл. Ведь со стороны Сатору всё точно так же. Он всегда дорожил Сугуру и ценил его мнение даже больше, чем мнение собственных родителей. Он никогда не произносил этого вслух, но, он вероятно, чувствует, что если потеряет Сугуру, то у него буквально не останется никого. Естественно, даже такой человек, как Годжо Сатору, иногда чувствует себя неуверенно, и это понятно. Большинство людей относилось к нему как к «наследнику клана Годжо», а не просто Сатору. Сугуру, вероятно, был первым человеком, который увидел в нём обычного ребёнка, хотя он и был далёк от нормальности. Но он нравился Сугуру, несмотря ни на что. И Сатору всегда боялся потерять это. — Правда? — бормочет он, подтверждая подозрения Сугуру. — Да, абсолютно. — проблемы и недопонимания полезно проговаривать, но иногда действия эффективнее любых слов. Охваченный внезапной идеей, Сугуру добавляет, — Позволь мне доказать тебе. Смысл сказанного становится ясен, как только его большой и указательный пальцы ложатся на подбородок Сатору. Он не целует его сразу, а ждёт робкого кивка и застенчивой улыбки на губах. Сатору закрывает глаза в предвкушении поцелуя, но перед этим Сугуру хочет кое в чём убедиться. — И ещё… если ты когда-нибудь почувствуешь, что не хочешь этого делать, скажи мне. Хорошо? Пообещай, что скажешь. И снова Сатору кивает и наклоняется ближе, так сильно желая получить всё, что Сугуру ему подарит. — Хорошо, да, обещаю! Можем уже поцеловаться? Всегда такой нетерпеливый. Но ничего. Сегодня Сугуру обязательно позаботится о нём как следует. Их губы соприкасаются лишь ненадолго. Прежде чем Сатору успеет увлечься и наброситься на Сугуру, как он делает обычно, тот отстраняется. Но Сатору не дают времени поныть. Как только их губы разъединяются, Сугуру кладёт ему руку на грудь и решительно толкает назад. Как только спина Сатору встречается с футоном, он наклоняется над ним, уже прижимаясь своим горячим ртом к его шее. — Я сделаю тебе по-настоящему хорошо, — шёпот щекочет кожу. Распахнутые губы мажут по шее Сатору ещё несколько раз, и тот уже выгибается на футоне, переполненный ощущениями. — Так что просто лежи и наслаждайся. Сугуру берётся за дело. Он приподнимается только для того, чтобы быстро стянуть футболку, всё ещё прикрывающую грудь Сатору, а затем возвращается к намеченному плану. Его губы и язык путешествуют по обнажённой коже прекрасного, совершенного тела так, как раньше он грезил только во снах. Он оставляет несколько тёмных отметин на его ключицах, прикусывает прелестные розовые соски, а затем вбирает их в рот, успокаивая. Как только он решает, что грудь получила достаточно внимания, он проводит кончиком языка вниз по животу и через пупок. На талии и бёдрах нет следов, кожа чистая и нетронутая, как пустой холст. Нехорошо. Сугуру обязательно исправит это. Пока его рот исследует каждое местечко на коже Сатору, тот чутко реагирует на каждый поцелуй, скольжение языка и укус. Он с трудом сдерживает сладкие стоны, срывающиеся с его губ, и так происходит уже не первый раз, поэтому Сугуру научил его кусать руку или прижиматься лицом к подушке. Какими бы прекрасными ни были эти звуки и как бы Сугуру ни жаждал их услышать, они не могут позволить себе шуметь. Ведь бабушка спит в комнате чуть дальше по коридору. Они должны вести себя тихо. Но сегодня Сатору ни капли не тихий. Ему особенно трудно становится себя контролировать, когда голова Сугуру оказывается между его ног, а губы прижимаются к мягкой коже внутренней поверхности бёдер. Слева, справа. Слева, справа. Сугуру с энтузиазмом оставляет на каждой ноге засосы поочерёдно, словно помечая свою территорию — так это и ощущается. На протяжении многих лет ему приходилось выслушивать бесчисленные комментарии девушек и парней о длинных идеальных ногах Сатору. Он мог бы стать моделью, если бы захотел. Каждая часть его тела великолепна и божественна, но ноги? Такие ноги на дороге не валяются. Но теперь Сугуру может наслаждаться ими в своё удовольствие. Только он. Никто другой. Все остальные могут только ахать, смотреть и шептаться, но они никогда не смогут прикоснуться к Сатору так. Так, как может только Сугуру, потому что Сатору теперь принадлежит ему. Весь. Сугуру мог бы сойти с ума от одной этой мысли. — Шшш. Ты слишком громкий, — бормочет он между бёдер Сатору. В наказание он прикусывает ему кожу на задней поверхности правого бедра, и от удивлённого писка сверху его член в боксерах дёргается. — Потише, ладно? — Я… я пытаюсь, — стонет Сатору, и за его словами следует бесстыдное хныканье, когда Сугуру кусает его за другое бедро, не давая передышки. — Это твоя вина… ты продолжаешь меня так дразнить… ах, блять. Сугуру… Виновник смеётся, всё ещё прижимаясь ртом к коже Сатору, мучительно опаляя горячим дыханием чувствительные места. Сатору постоянно извивается под ним, гипнотизируя, и Сугуру становится одержим. — Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо, — произносит он. В отличие от предыдущих выходок своего грешного рта, сейчас он лишь нежно целует одну из меток и спрашивает, — Но ты хочешь большего, мм? Хочешь, я тебе отсосу? Ты был бы рад этому, Сатору? — Боже, блять, да… сделай это, пожалуйста? Просто сделай что угодно, чёрт, мне так нужно. Его почти бессознательная просьба заставляет Сугуру снова рассмеяться, но на этот раз он будет добрым и подарит Сатору именно то, что он хочет. Главным образом из-за того, что он не забыл слово «пожалуйста», а Сугуру любит награждать его за хорошие манеры. Это справедливо после всех мучений. Они не теряют времени зря. Сатору с готовностью подчиняется, когда Сугуру просит его поднять бёдра, чтобы они избавились от мешающего нижнего белья на пути к их цели. Это первый раз, когда кто-то из них будет пробовать сделать минет. До этого момента они в основном занимались отчаянной дрочкой руками и тёрлись друг об друга. Ну и практиковали межбедренный секс. Сугуру хотел бы попробовать что-нибудь ещё, но обычно их сразу же уносит, и они мгновенно теряют контроль над своими телами. Их хватает лишь сосредоточиться на трении друг об друга и сплетении языков. Сегодня Сугуру впервые может себя контролировать в основном потому, что хочет сосредоточиться на Сатору. Ему нужно показать, насколько он желанен и что не существует вселенной, в которой он хоть когда-нибудь «надоел» бы Сугуру. С этой мыслью он не даёт Сатору времени на передышку, как только отбрасывает ткань в сторону. Он тут же ведёт языком плашмя от основания до головки его красивого члена. Сатору почти вскакивает с футона — его тело бесстыдно реагирует на совершенно новые ощущения. Ему едва удаётся сдержать испуганный стон, рука взлетает ко рту, чтобы прикусить её, как учили. Другая зарывается Сугуру в волосы, путая мягкие пряди, когда он сжимает кулак в поисках чего-то, за что можно заземлиться. Такой хороший мальчик. Сугуру просто обожает его, как и его красивый член. Сатору везде такой розовый. Розовые соски, розовые губы, розовые локти и колени, и головка члена тоже ярко-розовая. Сугуру нравится, но в то же время это абсолютно невыносимо. Где ему найти силы для того, чтобы каждый день притворяться нормальным, если он знает, насколько красив и съедобен весь Сатору с головы до пят? Он не думает, что способен на такое. Это просто невозможно. Но сейчас это неважно. Действительно значимо лишь скольжение влажного языка по щели на головке вперёд-назад, в то время как колени Сатору трясутся, а бёдра сжимают голову Сугуру. Их давление ощущается хорошо. Даже чудесно. Сугуру недолго дразнит его. Он открывает рот и вбирает Сатору в себя за один раз, а затем остаётся в таком положении, привыкая к новому ощущению. Он дышит через нос и заставляет челюсть расслабиться. Это первый раз, и ему не хочется случайно причинить Сатору боль, он помнит об этом и старается изо всех сил. Но у Сатору, похоже, не осталось ни грамма здравомыслия. Он поднимает голову, чтобы увидеть Сугуру между своих ног, а затем падает обратно на подушку, как только тот начинает двигаться вверх и вниз по всей длине члена. Голова Сатору мечется из стороны в сторону на подушке, с пальцев, которые он всё ещё бессмысленно старается прикусить, чтобы сдержать звуки, стекает слюна. Но он пытается, и это главное. Сугуру так гордится им. Он продолжит вознаграждать его своим горячим ртом, пока Сатору не обмякнет, удовлетворённый. Не похоже, что это займёт много времени. — Ах, ах, да, С-Сугуру, — бормочет он, речь становится всё более бессвязной под прикосновениями Сугуру. Он хихикает, бредя от удовольствия, и закатывает глаза. — Твой рот… господи боже, хорош, так хорош. Я… я сейчас… Сугуру отстраняется с влажным причмокиванием и кружит языком вокруг розовой головки переводя дыхание. Вкус предэякулята остаётся на его языке, а позабытый собственный член продолжает дёргаться в боксерах, становясь каменным от мысли о том, чтобы почувствовать Сатору задней стенкой горла. Сугуру трётся об пол, чтобы хоть немного ослабить напряжение. Он хочет выпить всё до последней капли. Ему нужно. — Всё нормально. Можешь кончить мне в рот, —говорит Сугуру, хрипло выдыхая во влажный член, прижатый к его губам. Он целует головку и поправляется, — Ты должен кончить мне в рот, понял? Ты такой чертовски вкусный, Сатору… ты даже не представляешь. Не проходит и секунды, как Сугуру снова заглатывает его член, позволяя ему достичь задней стенки горла, и внезапно понимает, что у него, видимо, не так уж сильно выражен рвотный рефлекс. И это прекрасно, потому что Сугуру держит его нежно и глубоко, пока не чувствует знакомое подёргивание, а затем и горячую сперму, наполняющую его рот. Он жадно глотает всё до последней капли. Несмотря на то, что его руки удерживают бёдра Сатору на месте, тот всё равно толкается глубже ему в рот, приподнимаясь с футона, пока с его дрожащих губ срывается самый дикий стон. Они оба замирают, осознавая, что только что произошло. Это было чертовски громко. Теперь единственные звуки, разбавляющие тишину комнаты, — их тяжёлое дыхание, которое они пытаются унять, прислушиваясь к звукам за дверью. Но слышно только привычное стрекотание сверчков за окном и шум волн вдалеке, разбивающихся о берег. Ни скрипа дверей, ни шагов. Фух. — О… господи, — бормочет Сугуру, когда кажется, что они в безопасности. Его голос хрипит, но он обращает внимание только на выражение абсолютного блаженства на покрасневшем лице Сатору. — Это было чертовски красиво… иди сюда. Сугуру поднимается на колени и ползёт по вялому, обессиленному телу Сатору. Как только он достигает лица, он наклоняется и целует его и проникает языком в рот, чтобы разделить этот вкус. Сатору тихо стонет, довольный, и с радостью принимает язык, двигающийся по его собственному. Но кажется, он слишком устал, чтобы целоваться, поэтому Сугуру перемещается с его губ на тёплую кожу его великолепного лица. Он любит его, любит его, любит. — Подожди, подожди… Мне нужно… — Сатору делает паузу, чтобы очаровательно зевнуть. Он открывает глаза и моргает, глядя на Сугуру, чистая любовь и восхищение отражаются в его радужках. — Мне нужно позаботиться теперь о тебе, ладно? Хочу отсосать тебе и сделать хорошо… — О, — выдыхает Сугуру, — эм… Словно по команде, они оба смотрят вниз, чтобы заметить очевидное мокрое пятно в центре боксеров Сугуру. Тот сразу же смущается. Очевидно, он почувствовал, как кончил от трения об пол, но был настолько сосредоточен на оргазме Сатору, а затем на том, что их поймают с поличным, что полностью проигнорировал это недоразумение. Упс. — Может, в следующий раз? — предлагает Сугуру, избегая зрительного контакта. Неудивительно, что Сатору начинает хихикать. Сугуру даже не щиплет его за милые румяные щёки, как обычно делает в качестве наказания, и позволяет ему повеселиться. В любом случае, это длится недолго, ведь Сатору сейчас слишком разморённый и сонный для того, чтобы даже смеяться дольше пары секунд. Как только Сугуру избавляется от испачканных трусов и снова ложится на футон, Сатору мгновенно цепляется за него. Он всегда такой ласковый и сонный после оргазма, что Сугуру хочется заботиться о нём только сильнее. Когда он думает, что Сатору уже провалился в сон, тот произносит: — У меня есть… скажем, идея, — шепчет он, прижавшись лицом к шее Сугуру. — Если ты согласен на это. — Эй, с тобой я готов на всё, — отвечает Сугуру. Он не знает, когда умудрился стать таким стереотипным, произносящим избитые фразы, но в последнее время он делает так всё чаще. И винит во всём Сатору. — Что за идея? Он чувствует, как Сатору улыбается ему в шею. Сугуру, как обычно, кладёт руку на его голову и гладит, успокаивающе рисуя пальцами круги. Он снова думает, что Сатору заснул, потому что долгое время тот молчит. Но затем он вздыхает и говорит: — Как насчёт того, чтобы трахнуть меня в следующий раз? — тихо предлагает он, и, хотя и пытается звучать соблазнительно, в его тоне слишком очевидна застенчивость. — Ты мог бы… быть внутри меня, если хочешь. Сугуру чуть не давится воздухом. Сатору хочет сделать это. Он хочет, чтобы член Сугуру был внутри него. Он хочет этого. Миллион различных образов сразу же всплывают в голове Сугуру, и мягкий член снова заинтригованно дёргается… нет, уже отчаянно желает оказаться внутри тугой, идеальной задницы Сатору. Он не думал, что они придут к этому так скоро. Если честно, Сугуру не был уверен, что Сатору когда-нибудь захочет попробовать нечто подобное, и особенно — быть принимающей стороной. Он безумно привередлив во многом, но, возможно, он просто очень сильно доверяет Сугуру и желает его. Боже, им нужно попробовать это как можно скорее, иначе Сугуру, вероятно, просто умрёт. — Или… нет, — бормочет Сатору, начиная искать пути отступления, ведь глупому возбуждённому разуму Сугуру требуется слишком много времени, чтобы сформулировать ответ. — Нам не обязательно, если… — Я хочу, — выпаливает Сугуру, перебивая его. Он притягивает Сатору ближе, насколько это вообще возможно, и держит крепко. — Блять. Ты шутишь? Конечно, я хочу сделать это с тобой. Но, мм, не думаю, что хорошая идея заниматься этим здесь. Типа, в этой комнате… мы наверняка будем слишком громкими, и я скорее умру, чем позволю бабушке застукать меня, занимающимся сексом. Хотя Сатору хихикает над пронёсшейся в его мыслях ужасающей картиной, он щиплет Сугуру за сосок и произносит: — Тебе нельзя шутить о смерти. Я запрещаю это. — Ладно-ладно. Прости, — Сугуру оставляет мокрый поцелуй на лбу Сатору в качестве извинения и улыбается, когда тот скулит и вытирает место тыльной стороной ладони. Хоть он и не придавал своим словам большого значения, ему не хотелось ранить чувства Сатору. Он продолжает, — В любом случае, может быть, мы… снимем комнату в отеле? Можем съездить в город, потусоваться днём и снять номер на ночь. Или… слишком рано? Прости, я должен был спросить, когда ты хочешь сделать… это. — Нисколько не рано. Давай сделаем это завтра, — решает Сатору. Он не тратит на раздумья ни секунды, слишком предвкушая новый опыт. — Сядем на автобус после обеда, ладно? Ух ты. Ему и правда не терпится это сделать. Но Сугуру понимает его. Он чувствует то же самое, и это неудивительно. Они практически одержимы друг другом, и невозможно представить лучшего способа сблизиться сильнее. В животе уже тянет при мысли о том, чтобы находиться внутри Сатору, держать его и заботится о нём, наслаждаясь его телом. Идеально. Их летняя поездка на Окинаву должна завершиться на высокой ноте. — Хорошо, — соглашается Сугуру, улыбаясь так широко, что начинают болеть щёки. — Тогда завтра.***
Для их особенного дня у Сатору план простой. Они едут в город, посещают аквариум, покупают какие-нибудь сувениры для Сёко, запасаются всем необходимым для задуманного, добираются до отеля, а затем всю ночь занимаются сексом. Сугуру хотелось бы, чтобы Сатору не описывал это подобным образом, но он безропотно соглашается с «генеральным планом». В конце концов, он тоже к нему причастен. Это его идея — снять комнату в отеле ради удовлетворения своих похотливых желаний, так что жаловаться не на что. По крайней мере, к концу ночи он будет чрезвычайно удовлетворён и счастлив. Он уверен в этом и знает, что оно того стоит. Несмотря на то, как весело они шли по своему списку в течение нескольких первых часов, очевидно, что Сугуру — тот, кто начинает терять терпение. Они делают сотню совместных селфи в аквариуме, покупают нелепые парные брелоки для телефонов, выбирают самые избитые сувениры для Сёко ради шутки, делят огромное клубничное парфе в кафе, а всё, о чём может думать Сугуру на протяжении всех приключений — о том, как сильно он хочет трахнуть Сатору до потери сознания. Он ужасный человек. Абсолютное чудовище. Сугуру никогда не был из тех грубых мужланов, которые думают членом, так какого чёрта происходит сейчас? Это из-за их первого раза? Из-за того, что их романтические отношения только-только начались? Он знает Сатору почти половину своей жизни, и всё же за последний год столько всего поменялось между ними, что у него как будто не было времени привыкнуть. Или же он просто слишком много думает над ситуацией. Как обычно. Возможно, нормально чувствовать так, ведь он любит Сатору настолько сильно, что иногда чувствует, как сердце вот-вот разорвётся. Правда в том, что Сугуру очень нервничает по поводу задуманного. Он надеется, что сможет сделать Сатору хорошо. Ему не терпится увидеть все выражения его лица, не терпится услышать все его прекрасные стоны, которые ему приходилось сдерживать раньше. В отеле они могут быть сколь угодно громкими. Вокруг не будет никого, кто мог бы помешать им. Только Сугуру и Сатору в их собственном маленьком мире. Как и должно быть. К тому времени, как они находят магазин с необходимыми для них «припасами», Сугуру почти трясёт от волнения. Им нужно купить лишь две вещи, а затем направиться в отель. Но это первый раз, когда Сугуру покупает презервативы, поэтому сначала ему придётся преодолеть дурацкое смущение, от которого он не может отделаться в магазине. Тем временем Сатору выбирает смазку со вкусом клубники и размахивает ею в воздухе, хихикая над своей находкой. Сугуру же просто хочет исчезнуть отсюда. Наконец, они покупают всё, что нужно, и направляются в отель. Номер в отеле для свиданий, выбранный Сатору, кажется довольно обычным. Здесь есть всё самое необходимое: кровать, ванная комната, большой телевизор, декоративное освещение для задания нужного настроения. Есть даже балкон — приятное дополнение — на который ведёт стеклянная раздвижная дверь. Пока Сугуру осматривается, Сатору входит за ним и тут же беспечно кидает рюкзак на пол. Затем приближается к кровати и бросается на матрас, не прекращая хихикать. Сугуру наблюдает за тем, как он переворачивается на колени, затем встаёт на край кровати, а потом снова ложится на спину, высоко подняв ноги. Удивившись, Сугуру спрашивает: — Что ты делаешь? — Пробую разные позы для секса, — серьёзно отвечает Сатору. — Кровать определённо достаточно прочна, чтобы бы могли делать практически всё, что угодно. Интересно, чем самым диким здесь занимаются… эй, как думаешь, по телевизору крутят порноканалы? Я слышал, обычно в таких местах есть порно. Хочешь проверить? Слушая всю эту чепуху, Сугуру не понимает, почему вообще так беспокоился. В конце концов, Сатору остаётся Сатору. Он странный и смешной, его легко отвлечь чем угодно, он серьёзно относится к маловажным вещам и часто совсем не серьёзен в тех ситуациях, в которых от него ожидают серьёзности, и Сугуру любит его больше, чем кого-либо ещё на этой планете. Он — тот, в кого Сугуру влюбился и с кем надеется провести остаток жизни, если повезёт. — Ты невозможный. Ты знаешь об этом, да? — дразнится он. Сатору усмехается, снова вскакивая с кровати. Два широких шага — и вот он стоит прямо перед Сугуру, и когда они оказываются лицом к лицу, тому приходится сопротивляться желанию поцеловать его прямо сейчас и швырнуть обратно на кровать. — Ты имеешь в виду, что я невозможно милый, — поправляет Сатору. Он всё ещё очаровательно улыбается, и, чёрт возьми, как Сугуру могло так повезти? Он поражён в самое сердце. Всё, что он может сделать, — это согласиться, кивнув. — Ага. Это тоже. Боже, им нужно поцеловаться. Они уже должны целоваться. Они же здесь для этого, верно? Чтобы целовать друг друга до беспамятства и пачкать красивые атласные простыни. Сугуру полон энтузиазма начать и тянется вперёд. К сожалению, Сатору останавливает его, прикладывая указательный палец к его сложенным в поцелуй губам и говорит: — Не торопись, приятель. Дай мне сначала освежиться, ладно? После этого Сатору дразнится, подмигивая и высовывая язык. Сугуру стонет от нетерпения. — Но ты и так идеален, и я практически весь день ждал, чтобы поцеловать тебя. — Знаю, но ты сможешь подождать ещё несколько минут. Сатору отнимает палец от губ Сугуру, и, кажется, чуть смягчается, потому что тянется вперёд для быстрого поцелуя. Как так вышло, что они поменялись местами? Обычно Сатору — тот, кого нужно успокоить поцелуями и обещаниями вкусняшек. Однако Сугуру ничего не может поделать. Он весь день сходил с ума и не хочет больше ждать. Он просто хочет нагнуть Сатору и вставить член в его сладкую дырочку. Разве он просит слишком многого? — Это займёт пару минут, — обещает Сатору. — Жди меня на кровати, ладно? Он ещё раз быстро целует Сугуру, прежде чем схватить рюкзак и отправиться в ванную. Сугуру стоит в ступоре ещё несколько секунд, не веря, что Сатору думает, что может командовать им. Ведь всё до смешного наоборот. И всё же Сугуру послушно ждёт на кровати, кажется, несколько часов. Он лежит на спине и смотрит в потолок, слушая шум воды из душа. Ему интересно, как сейчас выглядит Сатору, весь обнажённый и мокрый с головы до ног, с прелестной покрасневшей кожей от горячей воды. Возможно, он когда-нибудь захочет заняться сексом в душе. Сугуру надо было предложить ему это. Чёрт, он упустил отличный шанс на нечто потрясающее. Его начинает раздражать неопытность новичка. Ну, что ж. Вот почему они научатся всему вместе. Дверь ванной наконец открывается. Сугуру тут же садится, в глазах потемнело от того, насколько быстро он это сделал. С противоположного конца комнаты снова появляется Сатору, и ох. На нём нет ничего, кроме отельного халата, облегающего обнажённое тело, и пояса, небрежно завязанного на его узкой талии. Очень небрежно. В нём почти нет никакого смысла, потому что бо́льшая часть груди Сатору оголена, и он настолько высок, что халат едва достаёт до верхней части его бёдер. Если он будет слишком много двигаться, то полы точно распахнутся полностью. Сугуру сглатывает слюну, и когда карие глаза встречаются с голубыми, он беспокоится, что обкончается прямо в штаны. — Спасибо, что так терпеливо ждал, — говорит Сатору. Дразнящая улыбка расплывается по его лицу, когда он приближается к кровати и останавливается между раздвинутых ног Сугуру. Он продолжает изысканным тоном, — Ужин подан. Боже. Он такой придурок. Это ужасно. Вероятно, он провёл столько времени в душе, придумывая эту дурацкую неоригинальную фразу и идеально подходящую к ней интонацию, с которой её стоит произнести. Это заметно по его довольному выражению лица. Иногда он настолько очевиден, что почти жалок. Хотя его банальная фраза вполне уместна. Ведь Сугуру собирается съесть его живьём. Две жадные руки тянутся, чтобы схватить Сатору за талию, и, как только достигают цели, резко тянут его, привлекая ближе и заставляя оседлать колени Сугуру. Сатору реагирует удивлённым вздохом, но затем привычно хихикает, пока оборачивает руки вокруг шеи Сугуру, и, чёрт возьми, как он может быть настолько идеальным? Такой совершенный и прекрасный, и весь принадлежит ему, только ему. — Сатору, — мурлычет он, уткнувшись носом в тёплую ключицу. Он пахнет так опьяняюще сладко. — Сугуру, — вторит ему Сатору таким же милым и очаровательным тоном. — Ты делаешь меня чертовски счастливым. — Сугуру оставляет нежный поцелуй на ключице, а затем ещё один на шее. — Ты знал это? Ты должен знать. Сатору подрагивает на нём, явно впечатлённый словами. Он наклоняет голову вбок, чтобы дать блуждающим губам Сугуру больше доступа к коже, жаждая каждого его прикосновения. Ему требуется мгновение, чтобы вспомнить, как складывать слова в предложения. — У меня… у меня сложилось впечатление, что я делаю тебя немного счастливее, да. — он хихикает над собственной шуткой. — Рад слышать, что так и есть. — Конечно так и есть. — Сугуру на секунду прерывает поцелуи, чтобы откинуть голову назад и посмотреть в красивые глаза Сатору. Он говорит, — Мне было плохо без тебя. Я ненавидел ходить в разные школы. Я хотел, чтобы мы выпустились вместе, но… мы не смогли. А потом я облажался, и теперь мы даже не пойдём вместе в университет… Сатору прерывает его поцелуем. Руки нежно зарываются в волосы Сугуру, и тот удовлетворённо вздыхает. Эти руки всегда мгновенно заземляют беспокойные мысли в его голове. Как будто всё остальное становится незначительным, и только нежные поглаживания остаются единственным, на чём он может сосредоточиться. Это ощущается божественно. Ему приходится заставить себя вслушаться в слова Сатору, когда тот снова говорит. — Мы сейчас вместе, верно? Так почему что-то, кроме этого, должно иметь значение? — на этот раз Сатору прижимается губами к его уху, игриво покусывая тоннель и мочку уха. Он шепчет, — Только ты для меня важен. Возможно ли быть невероятно возбуждённым и одновременно хотеть расплакаться? Скорее всего да, ведь именно так и чувствует себя сейчас Сугуру. Он хочет вбить эти слова в свой упрямый, бесполезный разум. Каждый раз, когда он начинает сомневаться в себе или слишком много думать, он хочет вспоминать слова Сатору. Потому что доверяет ему и знает, что тот никогда бы ему не солгал. Важен только он. Важно только всё это. — Ты прав. Как всегда, — чувствуя себя воскресшим и уверенным, Сугуру проводит руками вверх-вниз по спине Сатору, желая, чтобы халат больше не скрывал под собой мягкую кожу. Он бормочет, — Я хочу заняться с тобой любовью, Сатору. Он чувствует, как Сатору снова дрожит. — Не… не говори так. Боже. Это какой-то кринж. — Что? — Сугуру откидывает голову назад, чтобы снова посмотреть на него, замечая красивый румянец на его щеках. Он спрашивает, притворяясь, что не понимает, — Почему? — Просто это так, — ворчит Сатору. — Скажи это нормально. — А как нормально? Просвети меня. — Можешь сказать, что… хочешь меня трахнуть. Сугуру задумывается, но всего на пару секунд. Затем кивает. — Ну, я и правда хочу тебя трахнуть. Я собираюсь тебя трахнуть… пока мы занимаемся любовью. Сатору стонет в агонии и пытается сбежать, но ему не позволяют. Сугуру крепко держит его за талию, смеясь над драматизмом, наслаждаясь тем, что такая простая вещь может так легко смутить его. Честно говоря, Сугуру раньше ненавидел подобные клишированные выражения, и он до сих пор смущается, произнося их, но в то же время ничего не может с собой поделать. Присутствие Сатору рядом заставляет раскрывать душу при любой возможности. Это его хроническое состояние, от которого он не скоро избавится. — Ты старик что ли? — спрашивает Сатору и смотрит на Сугуру так, будто тот сошёл с ума. — Ух ты. Я старый только потому, что говорю так? Как грубо. Я просто пытаюсь быть романтичным, — чтобы ещё больше подразнить его, Сугуру невинно улыбается и говорит игриво, — Ну же, Сатору. Давай займёмся любовью. Эффект мгновенный. Сатору снова начинает извиваться на его коленях, всё ещё (безуспешно) пытаясь убежать от него. — А-а-а! Замолчи, заткнись. — Ладно-ладно. Я перестану, — Сугуру целует его в подбородок в знак извинения, — Ты просто безумно милый, когда смущаешься, ничего не могу с собой поделать. Сатору ворчит: — Я не смущаюсь. — Смущаешься. — Нет. — Да. — Сугуру… — Мм? Да, любовь моя? Пока Сугуру ждёт ответа, он оставляет поцелуй на покрасневшей щеке Сатору. Этого мало. Он целует ещё и ещё, губы перемещаются туда-сюда между обеими щеками. Кожа кажется такой тёплой и приятной, что от неё невозможно оторваться. Наконец, Сатору бормочет: — Поцелуй меня сюда. Он, надувшись, показывает на свои губы. Слишком мило, чтобы описать словами. Ладно, Сугуру перестанет его дразнить, но только потому, что он начинает чувствовать такое же отчаяние. — Как пожелаешь. Сугуру пытается вложить в поцелуй всю свою бесконечную любовь. Он хочет, чтобы Сатору знал, что он жаждет не только его тела, но и всего остального. Его прекрасного ума, сердца и души. Ему не придётся ни о чём больше беспокоиться, потому что Сугуру будет беречь каждую его частичку до конца времён. Тем временем Сатору уже трётся об него, сидя на коленях, его язык жадно облизывает нёбо Сугуру, а руки тянут за волосы. За считанные секунды он снимает резинку с его длинных волос, позволяя им рассыпаться по спине и плечам. Со дня фестиваля Сугуру так и носил их, наполовину забранными вверх, а наполовину распущенными. Он не знает, почему эта причёска так сильно ему нравится, возможно дело в том, что её придумал Сатору. В общем, Сугуру стал ходить так ежедневно, и он всё ещё иногда позволяет Сатору укладывать ему волосы. Иронично, что сейчас тот разрушает всё созданное им же, но он может делать что угодно. Сегодня Сугуру позволит ему всё. Когда они наконец разрывают поцелуй, Сатору тяжело дышит ему в губы. — Ох, чёрт… Я чувствую, какой ты твёрдый. — словно проверяя, Сатору ещё раз прижимается к паху Сугуру. Сразу после этого он бесстыдно хихикает и дразнит, — От одного лишь поцелуя. Лицо Сугуру краснеет ещё сильнее, если это вообще возможно. — Ты буквально сидишь на мне, так что… — Я хочу отсосать тебе, — внезапно выпаливает Сатору, словно не в состоянии контролировать мысли, приходящие ему в голову. Его глаза широко раскрыты от волнения, — Можно? В каком мире Сугуру сможет отказаться от такого? Он кивает быстрее, чем произносит: — Чёрт, да, конечно. Мой член — весь твой, детка. Милое прозвище действует мгновенно. Сатору теряет последнюю оставшуюся каплю терпения, хватает низ футболки Сугуру и одним плавным движением стягивает её через голову. Как только это препятствие устранено, он слезает с его колен и избавляется и от штанов. Сугуру только наблюдает за ним, не особо помогая с раздеванием. Но это нормально. Он позволит Сатору сделать так, как ему хочется. Тот уже отлично справляется на пути к своей награде. Сатору не останавливает отчаянные движения рук, пока член Сугуру, наконец, не освобождается от всей лишней ткани. Своей тяжестью он прилегает к бедру, в нескольких сантиметрах от лица Сатору. Тот смотрит на него с благоговением, будто видит эту часть Сугуру впервые, хотя они развлекались каждую ночь на протяжении прошлой недели. Сугуру пытается не смущаться под этим пристальным взглядом, но Сатору не упрощает ему задачу, ведь он начинает болтать. — Блять. Ты огромный, — выдыхает Сатору, не отводя глаз. — Типа, реально огромный. Какого чёрта. Сугуру фыркает. Он старается выглядеть невозмутимо. — Спасибо. Хотя ты меня уже видел. Несколько раз, на самом деле. — Да, но не так. Не так близко… Сатору пялится на член, будто пытается придумать план действий, особый метод решения стоящей перед ним задачи. Ему так хотелось сделать минет, а теперь он застрял и всё ещё не подобрал свою челюсть с пола. Типично. Сугуру же просто желает, чтобы он сделал что-нибудь, всё, что угодно, ведь он уже так возбудился от вида Сатору, стоящего на коленях между его ног и смотрящего на его член. Невыносимо. Ну, если Сатору не знает, что делать, Сугуру просто ему подскажет. — Можешь потрогать его для начала. Обещаю, он не укусит, — говорит он, не в силах удержаться от поддразнивания некогда уверенного в себе Годжо Сатору. Сугуру снимает его руку со своего колена и кладёт её на основание члена. — Видишь? Не страшно, правда? Сатору будто разрывается между тем, чтобы саркастично ответить и тем, чтобы позволить и дальше направлять себя. Он не раздумывает слишком долго, решив выбрать последнее, когда обхватывает член пальцами и делает несколько движений рукой на пробу. Сугуру реагирует довольным мычанием, и, когда их глаза встречаются, облизывает губы. Кажется, это всё, что Сатору нужно. Теперь он ведёт себя так, будто отчаянно пытается доказать, на что он способен, его рот присоединяется к нетерпеливой руке, когда он наклоняется вперёд и облизывает головку. Он вскидывает глаза, чтобы увидеть реакцию Сугуру, и гордо улыбается, услышав тихий стон сверху. — Так? — спрашивает он и вбирает в рот головку целиком. Кулак так старательно движется по стволу, как будто от этого зависит его жизнь. Сугуру кивает. — Ммм, да, вот так. У тебя так хорошо получается, Сатору… ты делаешь мне так хорошо. Сатору хихикает, воодушевлённый похвалой. И начинает чуть экспериментировать. Его язык путешествует вверх и вниз по члену Сугуру, покрывая его слюной и позволяя руке двигаться свободнее. После этого он обводит языком головку и пытается повторить то, что Сугуру делал прошлой ночью с ним. Так мило. — Всегда хотел это сделать, — признаётся Сатору между поцелуями, которые он оставляет на члене распахнутыми губами. — Ты должен был давным-давно позволить мне отсосать тебе. — Ты мог бы попросить, — парирует Сугуру. — Да… мог бы. — Почему не попросил? — Ну… — Сатору отстраняется, обдумывая ответ, и это неприемлемо. Сугуру не позволял ему останавливаться. — Я долгое время думал, что ты натурал, и не мог просто предложить моему лучшему другу отсосать. Это было бы странно. — Мм, да, думаю было бы. Но, по крайней мере, теперь ты знаешь правду, верно? — Сугуру улыбается ему и получает в ответ такую же улыбку. Затем он кладёт руку на затылок Сатору и говорит, — Открой рот, милый. Наверное, именно то, как естественно с его языка слетают милые прозвища, заставляет Сатору с готовностью подчиняться каждой его команде. Он открывает рот спустя едва ли секунду, как его попросили об этом, и Сугуру безумно рад его решимости. Он тянет голову Сатору на себя и без предупреждения насаживает на свой член. Сатору реагирует приглушенным звуком, когда его рот внезапно растягивается и наполняется членом. Он нисколько не сопротивляется и изо всех сил старается держать рот широко открытым, пока Сугуру контролирует его движения. Рука зарывается ему в волосы на затылке и крепко держит. — Дыши через нос, — советует ему Сугуру мягким и нежным тоном, что контрастирует с суровой хваткой в волосах Сатору. — Расслабь челюсть, так будет легче… да, вот так. Чёрт, ты идеален. Горячий, влажный рот Сатору вокруг его члена ощущается слишком хорошо. Прошло всего пару минут, а Сугуру уже готов сойти с ума. Он может лишь сосредоточиться на ощущении того, как член снова и снова ударяется о заднюю стенку горла Сатору, на влажных, непристойных звуках его рта и на словах похвалы, слетающих с его собственных губ. Он чувствует, что уже близко, и ненавидит, что всё закончится так скоро, но не страшно. У них впереди ещё основное блюдо. — Ах, Сатору… Я-я близко… — Сугуру наблюдает за скольжением мокрых губ по его члену, сердце колотится в груди, как сумасшедшее. — Куда ты хочешь? Как насчёт твоего красивого личика, а? Хочешь этого? Сатору отвечает долгим, протяжным стоном, и вибрация передаётся по члену Сугуру прямо к яйцам. Он почти кончает от одного этого ощущения, но всё же сдерживает себя. Ему придётся сделать это на лицо Сатору, как он и сказал, потому что Сугуру не любит нарушать обещания, а ещё любит метить территорию. Последний раз толкнувшись в божественный горячий рот, он хватает зажатые в ладони волосы и оттаскивает его от себя. Большие капли слёз повисают на красивых белых ресницах, кашель подступает к горлу, но Сатору мгновенно оправляется. Абсолютно отчаянный в своей похоти он широко открывает рот и ждёт награды. Сугуру не мешкает. Глубокий стон вырывается из его груди, когда нити тёплой спермы падают на лицо Сатору, пачкая его щеки, подбородок и переносицу белым. Сатору ни на секунду не перестаёт широко улыбаться. Его язык высовывается, чтобы слизать немного спермы в уголке губ, а затем он наклоняется и вбирает головку члена в рот, будто прося о большем. Боже. Сатору станет причиной его смерти. — Иди сюда, — требует Сугуру, и Сатору немедленно вскакивает так, что их губы почти болезненно сталкиваются на полпути. Пока Сатору отчаянно всасывает его язык, руки Сугуру нащупывают надоевший пояс, удерживающий халат, и выдёргивают его. Халат тут же соскальзывает с тела Сатору и с тихим шорохом падает на пол. Теперь, когда тот убран с дороги, Сугуру хватает Сатору за голую задницу и впивается ногтями в кожу, упиваясь его стоном наслаждения, пока он дрожит на нём. — На кровать, — даёт указание Сугуру. — Живо. Во второй раз Сатору вскакивает. Он забирается на кровать с такой скоростью, как будто его преследуют, голая задница раскачивается из стороны в сторону, а ноги трясутся, потому что он не знает, какую позу ему следует принять. В конце концов он ложится на живот, подняв бёдра в воздух, и дразняще вертит задницей. Сугуру усмехается от этого вида, но не присоединяется к нему сразу. Он встаёт с кровати, находит на тумбочке брошенную сумку с припасами и роется в ней, доставая бутылочку клубничной смазки и один презерватив. Судя по всему, это занимает слишком много времени. — Вернись, — ноет Сатору с кровати. — Расслабься, — взяв оба предмета в руки, Сугуру, не торопясь, возвращается к кровати, дарит дразнящую улыбку и говорит, — Я никуда не уйду. Сатору не перестаёт дуться до тех пор, пока Сугуру снова не приближается к нему и не вознаграждает за хорошее поведение — он наклоняется и прижимается губами посередине его обнажённой спины. Дрожь бежит вдоль позвоночника от простого прикосновения. Так мило, что Сатору всегда настолько отзывчив даже на малейшие ласки. Это делает секс с ним чертовски интересным. — Лежи так, — говорит ему Сугуру. Открывая бутылочку смазки, он на мгновение замирает, с восхищением рассматривая Сатору в этой позе и то, как красиво изогнулась арка его спины. Ему уже не терпится его трахнуть. — Пока только пальцы, ладно? Я буду делать медленно, но скажи, если будет больно. Внезапно Сатору трясёт головой, и Сугуру сразу же останавливается. — Я уже позаботился об этом, — говорит он и смотрит на Сугуру через плечо с ярко-красным лицом и острым желанием в глазах. — Как ты думаешь, почему я так долго был в душе? И у тебя же всё ещё стоит, да? Просто вставь. Я готов. Оу. Так вот что он имел в виду. В одно мгновение разум Сугуру наполняется образами мокрого тела Сатору в душе, его ноги дрожат, пока он нежно и глубоко ласкает себя пальцами. Сугуру всегда нравились длинные изящные пальцы Сатору. Он должен был быть там, ему бы хотелось посмотреть, как Сатору растягивает свою красивую дырочку, чтобы в неё смог поместиться его член. Точно. Сугуру придётся подумать над этим позже. Сейчас ему всё ещё нужно позаботиться о настоящем, в котором Сатору теряет терпение и ждёт, что ему просто вставят, как будто это так легко. Сугуру предпочёл бы избежать любых травм, которые можно предотвратить. — Это… мило с твоей стороны, но позволь мне убедиться. Знаешь, члены и пальцы ощущаются по-разному. — Но я готов. — Сначала дай мне тебя подготовить. — Сугуру, послушай меня, поторопись и… Ладонь Сугуру с силой опускается на ягодицу Сатору. Тот вскрикивает и вздрагивает от удивления. И наконец перестаёт скулить. Так гораздо лучше. Теперь Сугуру может подумать о том, с чего он хочет начать. — Перестань ныть и веди себя прилично, — спокойно предупреждает он. Той же ладонью он успокаивающе водит круги по месту шлепка. Проступающий розовый след от руки заставляет его улыбнуться. Обеими руками он раздвигает ягодицы Сатору, чтобы получше рассмотреть хорошенькую дырочку. Похоже, тот не преувеличивал — видно, что он растягивал сам себя, судя по входу, сжимающемуся вокруг пустоты. Однако Сугуру считает, что этого недостаточно. Он собирается использовать свои пальцы и много смазки, чтобы убедиться, что всё пройдёт гладко, когда придёт время вставить в него член. Приглушённый всхлип достигает его ушей. Он смотрит вниз, туда, где Сатору прижимается лицом к матрасу, сжимая в руках атласные простыни. Он не то чтобы ноет, поэтому Сугуру не станет его наказывать в этот раз, к тому же он понимает, почему Сатору снова дёргается. Конечно, он смущается, лёжа с оттопыренной вверх задницей и оттянутыми в стороны ягодицами, пока Сугуру изучает его сморщенную дырку, как будто это чёртов выставочный образец. В свою защиту тот может лишь сказать, что просто опять погрузился в свои мысли. Да и он никогда раньше не видел, чтобы Сатору стеснялся своего тела. Хотя ходить голышом — совсем не то же самое, как ощущать свою задницу под пристальным вниманием. Ну, что ж. Тогда Сугуру просто приступит к делу, а не будет пялиться, как дурак. Первый смазанный палец застаёт Сатору врасплох, резкий выдох срывается с его губ при проникновении. Однако он расслабляется за считанные секунды. Это приободряет Сугуру, и поскольку Сатору не так давно проделывал то же самое в душе, его вход с лёгкостью впускает палец. Теряя терпение, Сугуру добавляет второй, и на этот раз Сатору стонет, уткнувшись лицом в простыни, и начинает сам насаживаться на пальцы. Он такой нуждающийся. Сугуру любит наблюдать, как он становится отчаянным. Это даже гипнотизирует. Ему нужно лишь согнуть пальцы и войти ими глубже, быстрее, и тогда Сатору воет так, будто его уже трахают членом. Такой бесстыдник. Это почти смущает. И Сугуру становится свидетелем всего этого, нет, он этому причина. Но ему всё ещё мало. Он хочет большего. Определённая идея овладевает им, и он приступает к её реализации прежде, чем успевает обдумать. Сугуру наклоняется и добавляет к пальцам внутри идеальной дырочки Сатору свой язык, и внезапное появление чего-то горячего и скользкого заставляет того прогнуться сильнее. Он поднимает голову от матраса, чтобы взглянуть через плечо, и когда видит, что именно делает Сугуру, его накрывает. Он сдаётся. Сатору тут же кончает, а Сугуру удерживает его бёдра на месте, и по этой единственной причине он не падает сразу же на кровать. Его продолжают трахать языком, двигать им внутрь-наружу, кружить по краю и жадно нырять глубже, пока он бьётся в оргазме. Сугуру не останавливается до тех пор, пока Сатору не умоляет его об этом, перевозбуждённый и запыхавшийся от чрезмерной стимуляции. Он падает и сворачивается в жалкий комок. — Чёрт… ты в полном беспорядке, — замечает Сугуру. На лице Сатору всё ещё осталось немного его спермы, которая так и не стёрлась несмотря на то, что он утыкался лицом в матрас, а теперь он испачкан и своей собственной, и вау. Просто вау. Это намного круче того, чем они занимались в гостевой спальне, и Сугуру думает, что ему уже чертовски хорошо от всего этого. Трудно представить, что он прожил настолько долго, не зная о такой стороне Годжо Сатору. Как только к Сатору возвращается умение связно мыслить и произносить слова, он грустно говорит: — Оу… — В чём дело? — спрашивает Сугуру. Что бы это ни было, он всё исправит. Обязательно исправит. — Мы испачкали простыни, — бормочет тот. — Они были такими красивыми… — Серьёзно? Тебя беспокоит это? — Сугуру качает головой и смеётся. — Не страшно. Мы можем просто свернуть их, а когда закончим, уберём верхнюю простынь и будем спать на нижней. Хорошо? В конце концов Сатору кивает, соглашаясь с планом. Сугуру подползает к его обмякшему телу и оставляет поцелуи на плече, шее, щеке. Видно, что Сатору хочет спать. Кажется, он вот-вот провалится в сон, если закроет глаза надолго. Но всё нормально. Не обязательно делать всё запланированное сегодня, даже если им очень хочется. Всё должно быть естественно, без всякого принуждения. У них всегда будет следующий раз. — Хочешь лечь спать сейчас? — на всякий случай уточняет Сугуру. — Скажи мне, и я сниму верхнюю простынь. Сатору тут же качает головой. — Конечно нет. Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Что ж, вот и ответ на вопрос. Сугуру снова смеётся и целует Сатору в щёку. — Ладно-ладно. Я это сделаю. Просто ты сейчас выглядишь таким сонным. — Я просто… восстанавливаю силы. Почти готов, — вяло бормочет Сатору, и у него хватает наглости зевнуть, а затем он улыбается. — Хорошо, теперь я готов трахаться. Давай же. Войди в меня. Сугуру честно не имеет понятия, что ответить. Сказать в общем-то и нечего, поэтому он решает не спорить. Наконец-то пришло время дать Сатору то, что он хочет, то, чего они оба жаждут. Сугуру торопливо тянется через матрас за брошенной бутылочкой смазки и презервативом, который каким-то образом оказался на самом краю кровати. Сатору садится и смотрит на неравный бой пальцев Сугуру с обёрткой, ведь они всё ещё скользкие после всех ласк, что уносили его в другое измерение. — Давай обойдёмся без него. Сугуру поднимает взгляд, всё ещё пытаясь справиться с такой простой задачей и гадает, правильно ли расслышал. Сатору всё ещё выглядит немного сонным, но пристально смотрит на нераспечатанный презерватив с выражением решимости. — О, — ошеломлённо реагирует Сугуру, — Ты уверен? Сатору кивает. — Я передумал, хочу тебя чувствовать. Если только… ты не хочешь делать это без него. Эм, ты когда-нибудь был с другими… — Конечно нет, — Сугуру перебивает его прежде, чем глупый вопрос будет произнесён. — Только с тобой. Когда бы у него нашлось время быть с кем-то ещё? Конечно, они провели раздельно целый год после того, как Сугуру поменял школу, но тогда он был слишком занят работой, да и депрессия не способствовала таким вещам. А ещё он безумно скучал по Сатору и не мог думать ни о чём и ни о ком другом. Это было действительно трудное время. — Хорошо. Я тоже. — теперь Сатору улыбается, осознавая, что они будут друг у друга первыми, хотя это было и так очевидно. Он нежно шепчет, — Мой единственный… Черт побери. Это слишком. Сугуру больше не может сдерживаться. Нет, он отказывается сдерживаться, и он такой очевидный в своём отчаянии, когда внезапно наклоняется вперёд, чтобы как можно крепче поцеловать Сатору. Но он ничего не может поделать. Он так сильно влюблён, и смириться с тем, что все его чувства взаимны — очень сложно, ведь чем он заслужил такую любовь? Как вообще можно заслужить такую любовь? Но возможно, не всё в этой жизни нужно обязательно заслуживать. Сугуру всё ещё пытается осознать эту концепцию и не уверен, что когда-нибудь до него дойдёт, но, возможно, это тоже нормально. Ничто не изменит того факта, что по какой-то причине его любят. Так сильно любят. — Войди в меня, — повторяет Сатору, задыхаясь, когда их губы разъединяются, и ниточка слюны повисает между. Его уже практически трясёт, — Быстрее… Всё, что может Сугуру, — кивнуть, такой же ошеломлённый и отчаявшийся, как и его драгоценный любимый. Он проводит рукой по своему члену, пока Сатору переворачивается на четвереньки и дразняще покачивает задницей. Этого всё ещё слишком много, и Сугуру чувствует, что вот-вот потеряет остатки рассудка. Он выливает безбожное количество смазки на свой член и прижимается к идеальной очаровательной дырочке Сатору. Он не теряет ни секунды — время не бесконечно. Ему нужно быть внутри Сатору сейчас. Сугуру прижимается ближе и… Ох. Она просто крошечная. — Эм… Сугуру замолкает, прижимая головку члена к нетерпеливо ждущей дырке Сатору, но застревает, поражённый разницей их диаметров. Как, черт возьми, он поместится там? С пальцами всё казалось таким простым, но член толще, и его нельзя согнуть или придать определённую форму. Эта задача — совершенно другого уровня. И он просто собирался засунуть его туда? Разве это не будет больно? — Давай уже, — нетерпеливо ноет Сатору, потому что они снова так близко подошли к желаемому, а его терпение уже на исходе. — Трахни меня… — Я пытаюсь, просто… — Сугуру откашливается, не зная, как сказать. В конце концов, говорит, как есть. — Я правда не хочу хвастаться или что-то типа того, но не думаю, что он влезет. — Блять. Мы заставим его влезть. Отчаянно пытаясь доказать это, Сатору прижимается бёдрами к его паху и пытается впихнуть его член в себя, и вся эта ситуация настолько нелепа, что Сугуру не может поверить в реальность происходящего. Он не уверен, чего ожидал от парня, которого знал столько лет, но должен был такое предвидеть. Сатору никогда не сдаётся легко. Он верит в свою исключительность, без сомнений полагая, что если другие и не могут справиться с чем-либо, то ему под силу абсолютно всё. Возможно, это одна из причин, по которой Сугуру в него влюбился. Придумав идею получше, он отстраняется от бёдер Сатору. И сразу же сталкивается с бесстыдным нытьём, прежде чем успевает озвучить свою мысль. — Чёрт возьми, Сугуру, просто… Пожалуйста. Мне очень нужно, вернись сюда. — Шшш, расслабься, — Сугуру пытается его успокоить, водя рукой по бедру. Он ждёт, когда отчаянные стенания Сатору прекратятся, чтобы сказать, — Я бы просто… лучше смотрел тебе в лицо, пока мы делаем это. Можешь перевернуться? — О, ладно, — голос Сатору ломается, и он останавливается, чтобы откашляться. После этого он быстро переворачивается на спину, и Сугуру замечает красивый румянец, расползающийся по его идеальному лицу. Сатору же, смутившись, снова становится дерзким. — Что ж, это понятно. На моё лицо и правда приятно смотреть. — Ты прав. Я люблю твоё лицо, — отвечает Сугуру, подыгрывая. Он наклоняется над Сатору и опирается на матрас, снова направляя свой член и приставляя его ко входу. Сатору дрожит под ним, и Сугуру добавляет нахально, — Хотя тебя я люблю больше. Глаза Сатору расширяются, когда он наконец проталкивается внутрь. Так тесно. Невероятно тесно, но не невозможно. Далеко не невозможно. Сугуру возьмёт его, как и обещал, ведь Сатору умолял об этом всю ночь, и вот они наконец здесь. Они здесь, и это ощущается чертовски хорошо, лучше всего на свете. Поэтому он не останавливается. Ни на секунду. Он медленно и мучительно проталкивает член глубже, пока не входит целиком, а Сатору не задерживает под ним дыхание. — Расслабься, — напоминает ему Сугуру. Его мягкие, успокаивающие поцелуи покрывают Сатору лицо. — Дыши… ты можешь это сделать. Ты можешь принять меня. Следуя его ободряющим словам, Сатору испускает долгий, прерывистый выдох, прежде чем глубоко вдохнуть, пытаясь привыкнуть к тому, как сильно его растягивает изнутри. Его попытки глубоко дышать быстро перерастают в гипервентиляцию, а это совсем не то, что ему следовало бы делать. Сугуру старается отвлечь его поцелуями в губы, и кажется, это работает, потому что Сатору любит целоваться и никогда не может насытиться. — Блять, блять, блять. О, господи, — ругается Сатору. Он всё ещё тяжело дышит прямо в рот Сугуру, руки обвивают его за шею, отчаянно цепляясь. Он кажется шокированным. — Я… чертовски заполнен. Он так глубоко. Боже. — Мм, да? — на этот раз Сугуру целует его шею. Узкая дырка Сатору продолжает его сжимать и в сочетании с тем, насколько внутри него тепло, это грозит свести Сугуру с ума. Он делает всё возможное, чтобы противостоять желанию втрахать Сатору в матрас. — Тебе хорошо? Он не получает ответа. Когда Сугуру поднимает голову, чтобы проверить реакцию Сатору, он в ужасе обнаруживает, что тот тихо плачет. Большие капли текут из его красивых глаз по лицу и скатываются по сторонам. Нет, нет, нет. Сатору не плачет. Он не должен плакать, и Сугуру начинает паниковать, потому что он снова стал причиной его слёз. Это всё он. Он заставляет Сатору плакать во второй раз за лето и ненавидит себя за это. Возможно, он двигался слишком быстро или был груб, и Сатору плохо. Нет, нет, нет. Сугуру нужно всё исправить. — Чёрт, ты в порядке? Тебе настолько больно? Рукой он машинально тянется к лицу Сатору, чтобы вытереть слёзы, но это не так-то просто. И никогда не было. Сугуру начинает отстраняться — может, им просто нужен перерыв. Но Сатору не пускает его. Он вдруг сильнее вцепляется Сугуру в шею, а трясущимися ногами обхватывает его за талию, крепко удерживая, чтобы он не двигался. — Нет! Нет, нет, не вытаскивай. Останься, — умоляет Сатору. Сугуру остаётся. Поскольку Сатору не позволяет ему выйти, он пытается утешить его бесчисленными поцелуями и нежными поглаживаниями по дрожащему бедру. Именно тогда Сугуру осознаёт истинную причину слёз Сатору. Он не испытывает мучительную боль и не ненавидит это. Он просто чувствует себя перегруженным эмоциями. И почему бы ему не ощущать себя так? Сейчас они ближе, чем когда-либо были за всю их совместную жизнь. Это всё, чего им хотелось, даже когда они ещё понятия не имели, что такая близость для них доступна. И всё же они здесь. Вместе. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Хэй, — шепчет Сугуру. Он снова вытирает большим пальцем слезу и смотрит в глаза Сатору, такие же голубые и бескрайние, как океан. Он повторяет, — Я люблю тебя. Сатору реагирует странной смесью одновременного хихиканья и всхлипываний, и он сейчас такой весь заплаканный и в таком очаровательном беспорядке, что Сугуру не может представить, чтобы любил кого-то ещё так сильно. Это просто невозможно. Сатору выгравировал своё имя в его сердце и душе, а Сугуру позволил, потому что слаб. Он так слаб, когда дело касается Годжо Сатору. — Да, да… я тоже, — бормочет Сатору. Он поворачивает голову набок от смущения, но всё равно заставляет себя сказать от всего сердца, — Я тоже тебя люблю. Сугуру наконец слышит эти слова. Он уже некоторое время знал, что так и есть, но как же приятно услышать их из уст Сатору. Словесное подтверждение его чувств кажется последним кусочком, в котором он нуждался всё это время. Он больше не может терпеть. Ему нужно двигаться. И он собирается начать прямо сейчас, а если это будет слишком, то Сатору скажет ему. Сугуру верит, что скажет. Он толкается бёдрами вперёд, прежде чем осознаёт. Всё кажется слишком идеальным. Сатору тяжело под ним дышит, его задница сжимается вокруг члена Сугуру, ноги и руки обвивают его тело, и кажется будто они сливаются в одно целое. Внезапно всё, кроме этого, перестаёт существовать. Остаётся только ощущение того, как изнывающий член входит внутрь снова и снова, только звук соприкосновения их тел, только тепло хриплых стонов Сатору на ухо. Боже, Сугуру действительно сходит с ума. — Господи… ты ощущаешься так хорошо, так идеально, — говорит ему Сугуру. Он постоянно наблюдает за лицом Сатору, следя за его реакцией. — Ты как будто создан для меня. Сатору улыбается самой широкой улыбкой, несмотря на то что его вдавливают в матрас. Он отвечает между рваными стонами: — Может быть… может быть так и есть. И он прав. Сугуру твёрдо в это верит. Сатору был создан для того, чтобы принимать его член, только он, потому что его тело идеально сотворено для этой цели. Они оба — родственные души. Это имеет смысл. — Вот бы ты увидел себя прямо сейчас. Ты такой красивый. Такой чертовски красивый, Сатору. Он настолько красив, что это почти бесит. Не помогает и то, что Сатору не перестаёт хихикать, похвала воодушевляет его, а руки постоянно тянут Сугуру за волосы. Сугуру не знает, что им владеет, когда он внезапно сжимает ладонь на его горле. Просто у Сатору такая длинная восхитительная шея, а синяки от прошлой ночи выглядят так красиво под этим освещением, что хочется держать его так. По тому, как закатываются его глаза, а из уголка всё ещё улыбающегося рта вытекает слюна, очевидно, что ему нравится. Это слишком хорошо. Слишком. Сугуру уже кончил ему на лицо чуть раньше, но это никак не помогает сдержать очередной подступающий оргазм, он явно не продержится долго. Тугая, горячая задница Сатору так хорошо принимает его, что было бы, пожалуй, даже нечестно сдерживаться. Он был таким хорошим для Сугуру, что заслуживает того, что его ждёт. Как всегда, Сатору читает его мысли. Или, может быть, Сугуру просто очевиден по тому, как теряет контроль над своими толчками, или как не может сдерживать звуки, вырывающиеся из его рта, сосредоточившись напряжённым взглядом полностью на Сатору. Сатору, Сатору, Сатору. Весь мой. — Внутрь, — умоляет тот и задыхается, когда рука Сугуру сжимает его горло. Но это не мешает ему хрипеть, — Кончи в меня, внутрь, боже, пожалуйста. Глубокий смех поднимается из груди Сугуру. Бесстыдство Сатору поистине не имеет границ. — Ты правда так сильно этого хочешь, мм? Сатору кивает, такой нетерпеливый и развратный. — Мне… мне это нужно. Ты нужен. Пожалуйста, Сугуру… — Отлично. Раз ты так мило просишь… я сделаю это. Сугуру увеличивает и без того безжалостный темп своих толчков, его бёдра почти болезненно ударяются о покрасневшие ягодицы Сатору. Но остановиться он не может, пока не выполнит обещание. Это не занимает много времени — только не с широко распахнутыми глазами Сатору, умоляющих о том, чтобы он наполнил его спермой, и этими нежными руками, зарывающимися в его волосы и так отчаянно за него цепляющимися. Ему достаточно одного-двух-трёх толчков, чтобы выругаться и излиться глубоко внутри него. Всё тело Сатору дрожит, как лист на ветру, трясущиеся губы повторяют «да, да, да», а его набухший член слабо дёргается, когда он кончает себе на живот. В этот раз Сугуру даже почти не прикоснулся к нему. Видимо, это не играло роли. Сатору слишком — чертовски — горяч, чтобы описать словами. Сугуру ловит его губы в грубый поцелуй. Они сталкиваются языками и тяжело дышат, их губы совершенно нескоординированы, но это нормально. Это то, что им сейчас нужно. Обоим. И всё ощущается так, будто они наконец стали единым целым. Трудно сказать, где заканчивается Сугуру и начинается Сатору, даже их чувства слились воедино. «Да,» — думает Сугуру. — «Так и должно быть.» Какое бы блаженство они ни испытывали, они не могут остаться так навечно. Поцелуй уже длится бог знает сколько времени, и Сугуру чувствует, как становится мягким внутри Сатору, потому что да, он всё ещё не вышел из него, и Сатору так и не перестал за него цепляться. Но Сугуру хочет о нём позаботиться. Ему нужно. Он прерывает ленивый поцелуй и начинает подниматься с кровати, но Сатору, как обычно, тут же начинает ныть. — Нужно привести тебя в порядок, — объясняет Сугуру. Он улыбается, ведь Сатору тыкается носом ему в щёку, как прилипчивый котёнок, не желающий отпускать свою любимую игрушку. — Мы можем принять ванну вместе. Хочешь? Сатору мычит в ответ на это соблазнительное предложение, но всё-таки качает головой. — Не сейчас, слишком хочется спать… давай просто останемся здесь. Обними меня. Что ж, он собирается усложнить задачу. Однако стоит всё же попробовать. Возможно, они смогут договориться. — Ну, дай мне, по крайней мере, взять полотенце, чтобы вытереть тебя. Я знаю, что тебе будет лучше спать без спермы на коже. И снова Сатору мычит. — И правда… Но для того, чтобы найти полотенце, Сугуру придётся оставить его на мгновение, и Сатору не уверен, что согласен на это. По крайней мере, Сугуру кажется, что размышляет тот именно об этом. Он практически видит отражение внутреннего конфликта на лице Сатору, его брови нахмурены, пока он обдумывает варианты. Утром он будет сердиться, если проснётся с засохшей спермой по всей коже, поэтому Сугуру решает за него. Он целует поджатые губы Сатору и говорит: — Будь хорошим мальчиком и подожди меня здесь, ладно? Возможно, это нечестно, но Сугуру знает, что Сатору не устоит, если он так сформулирует свою мысль. И оказывается прав, когда тот отвечает сонной улыбкой и лёгким кивком. — Ладно. Сугуру целует его напоследок, прежде чем отстраниться и встать с кровати, двигаясь так быстро, как только может, чтобы Сатору не оставался один больше минуты. В любом случае, одна минута — это всё, что требуется. Но к тому времени, как Сугуру возвращается, Сатору уже крепко спит. Ухмыляясь про себя и изо всех сил стараясь не рассмеяться, Сугуру всё равно тщательно вытирает его кожу.