***
Дазай находился в своей комнате, погруженный в рассказы Эдгара, которые словно обволакивали его своей мистической атмосферой. Он не мог и предположить, что юноша способен так превосходно писать. Чую выписали, под предлогом хорошего питания. Накахара лежал на своей кровати, слушая музыку через наушники, и изредка бросал взгляд на Осаму, словно пытаясь уловить его мысли. Внезапно дверь скрипнула и распахнулась, в комнату ворвался Гоголь, которому лечение с Йосано явно пошло на пользу. За ним осторожно пробрался Сигма. — Вы слышали? Мы в лагерь едем! Оздоровительный. На целую неделю.- В глазах Николая сверкала искра радости. — Какой лагерь, клоун. Откуда деньги на поездку? И так, спасибо, хоть ремонт начали делать. — Подняв брови с призрительной усмешкой, Чуя с недоверием обвел взглядом Гоголя и Сигму. — Нет, правда. — Сигма покрылся лёгким румянцем, и говорил очень тихо. — Мы сейчас были на групповой терапии у Ранпо, и он сказал, что Коё решила нас порадовать. За все проведённые года в детском доме, мы никуда не ездили, поэтому она решила свозить нас в лагерь, сейчас старшее звено, а весной младшее. — Да! А ещё нашими сопровождающими будут Ранпо и Достоевский. С ними мы точно найдём общий язык. — Фёдор? — Дазай поднял взгляд и едва заметно улыбнулся. — Ага! Собирайте вещи, мы выезжаем завтра. Нас ждёт великое путешествие. — С произнесенными словами, Гоголь внезапно схватил Сигму за руку, и вывел из комнаты, захлопнув за собой дверь с такой силой, что воздух задрожал от резкого звука. — Кретин.***
Рассветное утро окутало двор детского дома мягким светом, создавая атмосферу ожидания и нетерпения. Группа подростков собралась вокруг большого автобуса синей расцветки, который только что прибыл, наполнив двор живым шумом и возбуждением. Дазай, остановившись напротив автобуса, внимательно наблюдал за происходящим. Фёдор, буравя взглядом толпу детей, сосредоточенно совещался с Ранпо, помогая ему сверять список присутствующих. В их действиях чувствовалось напряжение и серьезность, отличающиеся от обычной беззаботности. — Внимание, дети! Пожалуйста, садитесь в автобус по двое, не торопясь, аккуратно и внимательно. — Коё Озаки, директриса детского дома, стояла рядом с ними, излучая спокойствие и уверенность. Её взгляд был направлен на подростков, словно она видела в них светлое будущее и готова была помочь им на этом пути. Толпа подростков медленно начала двигаться с места, и с шумом сместилась в автобус, создавая волну веселья и энергии, наполняющую просторы машины. Пройдя по проходу автобуса, Дазай заметил одиноко сидящего Эдгара в конце салона. Его фигура казалась утонченной и загадочной в тусклом свете автобуса, словно он был пленником своих собственных мыслей. — Привет, ты не против? — Осаму кивком указал на пустующее место рядом с парнем. — Нет, конечно…я буду рад. — Аллан произносил слова тихо, и в его глазах мерцала дрожь стеснения. — Вы часто ездили в поездки? В моём прошлом детском доме, почти каждое лето была возможность поехать в лагерь, но…я никогда не ездил. Это моя первая поездка. — Моя тоже, нас никогда никуда не возили, даже не предлагали. Хотя я рад, что сейчас мы уезжаем. Не хотел бы встречать здесь восемнадцатилетие, даже при всей своей нелюбви к дням рождениям. — Оу…с наступающим. — Хах, спасибо. Год назад я думал, что буду мёртв к этому времени, но я всё ещё здесь. Не знаю, к счастью, или к сожалению. — Дазай задумчиво приподнял уголки губ, и в его улыбке промелькнула тень прошлой боли, которая теперь постепенно затухала. Осаму устремил взгляд в окно, следя, как автобус медленно покидает парковку и направляется к выезду из города.***
Эдгар сидел погруженный в мир своего нового рассказа. Внезапно он начал чувствовать, будто все вокруг смотрят на него, шепчутся и смеются. Его сердце начало биться сильнее, дыхание участилось, а руки начали дрожать. Аллан почувствовал, что его мысли путаются, он начал сомневаться во всем, что его окружало. Ему казалось, что люди смотрят на него с угрозой, что они хотят ему навредить. Паника охватила юношу, и он начал ощущать паранойю, ощущение преследования. Он старался сдерживать свои чувства, но страх и тревога только нарастали. Эдгар попытался успокоиться, но паранойя все еще держала его в своих объятиях. Он понимал, что это всего лишь иллюзия, но не мог ничего сделать. Дазай заметил состояние По, и быстро среагировал. — Эй, извините. — Осаму поднялся со своего места. — Вы кажется Ранпо, новый психолог. Здесь мальчику плохо. Ранпо тут же оказался рядом. Его короткие черные волосы, скрывались под коричневой шляпой. На плечах лежало коричневое пончо, гармонично сочетающееся с цветом шляпы и брюк. Под ним блестел темно-серый пиджак, подчеркивающий изысканный вкус и стиль. — Мы можем поменяться местами? Осаму, сядь пока с Фёдором, а я успокою Эдгара. — После сказанных слов, внимание Эдогавы переключилось на Аллана. Дазай, внезапно оставленный в стороне, покорно направился к Фёдору. Достоевский, утонувший в мире своих мыслей, сидел у окна. Подняв глаза, он заметил Осаму, и на его лице мелькнула улыбка. — Привет, эм…а можно я у окошка? — Неловко спросил Дазай, смотря прямо в аметистовые глаза. — Конечно. — На губах Фёдора мелькнула усмешка, он встал и уступил место Осаму. — Спасибо. — С широкой улыбкой на лице, Дазай распахнул шторку на окне, желая увидеть всё, что будет проноситься мимо них во время поездки. Пытаясь отвлечься от беспокойных мыслей, Осаму не мог не заметить, что его тело начало дрожать от накативших переживаний за Аллана. Достоевский, внимательно следивший за ним, увидел это и ласково прикоснулся к его колену, нежно поглаживая, желая передать свою поддержку и утешение Дазаю. — Не волнуйся, с ним всё будет хорошо. Ранпо его успокоит и будет рядом. — Х-хорошо. — От прекосновений Фёдора, Осаму покрылся лёгким румянцем, но успокоился. Спустя несколько минут Дазай почувствовал, что его клонит в сон, ибо ночные кошмары, которые продолжались, лишали его покоя и не давали выспаться. Плечо Достоевского показалось ему прекрасной опорой, и он мягко опустил на него голову, погружаясь в мир снов. Фёдор не оттолкнул его, а лишь прикрыл своим пальто, чтобы защитить от холода юношу, находившегося, всего лишь, в одной толстовке.***
Оздоровительный лагерь «Northway», распологался среди живописных лесов. Каждый корпус представлял уютный дом, окруженный зелеными насыщенными лесами и чистым воздухом. Под покровом сумерек, когда последние лучи солнца уступали место ночному мраку, автобус прибыл на место. Холодный ветер напоминал о приближающемся осеннем вечере. Фёдор первым вышел на улицу, ощущая прохладу, которая проникала сквозь одежду и пробуждала в нём чувство бодрости. Он направился к стойке регистрации, стремясь сразу уладить все формальности и приступить к заселению. Ужин был пропущен, но Ранпо решил устроить небольшое чаепитие. — Заселяйтесь. Я пока заварю для всех чай, с печеньем и конфетами. Поэтому, никуда не уходите, через полчаса я буду устраивать перекличку, прошу всех быть! — Голос Эдогавы был бодрым, и прозвучал сразу же после того, как все покинули салон автобуса. Комнаты были рассчитаны на трёх человек, Дазая поселили с Гоголем и Сигмой, что немного обрадовало юношу. Сразу после заселения, Николай убедил Сигму отправиться на осмотр лагеря, парень пытался уговорить и Дазая присоединиться к ним. Но Осаму был настойчив и отказывался идти. Оставшись в комнате один, Дазай потушил свет и, погрузившись в тишину, лег на кровать. Юноша смотрел в потолок, слегка кусая губы, вспоминая нежные прикосновения Фёдора. Тело напряглось от возбуждения, а сердце наполнилось странным теплом. Он, молодой семнадцатилетний парень, влюбившийся в своего психотерапевта. Осаму осознавал, что это безумие, что он просто мальчишка, не умеющий контролировать свои чувства. Он осуждал себя за свою глупость и отсутствие рассудительности. Но… Он жаждал любви Фёдора, желал быть достоин её, быть человеком, который заслуживает такого чувства. Дазай стремился к прикосновениям Достоевского, поцелуям, объятиям, ласкам, утешению. В его сердце пылала жажда близости, желание быть одним целым. Каждая мысль о Фёдоре пробуждала в Осаму бурю разных чувств. Неожиданно в дверь раздался стук, и она медленно открылась. Дазай, вздрогнув от звука, мгновенно встал, и включил свет. На пороге стоял Фёдор, сияя лёгкой улыбкой на лице. — Ты один? — Д-да. — Сердце Дазая билось неистово, а дыхание стало учащенным. — Я хотел сказать, что через пятнадцать минут собираемся в зоне регистрации, на первом этаже. — Хорошо, спасибо. Фёдор развернулся, готовясь уйти, но внезапно Дазай, словно огонь, подскочил к нему, закрыл дверь, и нежно впился в его губы. Достоевский не ожидавший поцелуя, был удивлён, но через мгновение, с еле заметной улыбкой и удовольствием ответил. Губы трепетно сливались в поцелуе, словно вкладывая в него всю привязанность. Руки Осаму ласкали тело Фёдора, а глаза, выражали бесконечное влечение. Щёки Дазая немного покраснели от интимности момента, а учащенное дыхание обжигало кожу Достоевского, заставляя сердце биться в бешеном такте. Фёдор углубил поцелуй, вводя свой язык в рот Осаму, вызывая у того мурашки по телу. Дазай переместил руки на шею Достоевского, разрывая поцелуй лишь на мгновение из-за нехватки воздуха, но его взгляд продолжал гореть страстью и желанием, пытаясь сохранить этот момент вечно. — Фёдор…я думаю, что, у меня есть чувства к тебе. — Осаму… — Достоевский вновь прильнул к столь манящим губам юноши.***
Вечерний свет проникал сквозь занавески, окутывая комнату мягким полумраком. Гоголь, на чаепитие, незаметно утащил целую коробку конфет с малиновой начинкой в шоколадной глазури, и сейчас, подростки наслаждались сладким угощением, играли в карты, и обсуждали различные бессмысленные темы, несущие лишь радость и легкость в их сердца. Смех и крики наполняли комнату, создавая атмосферу безмятежности и дружелюбия.