***
Осаму сидел в кабинете Фёдора на психотерапии. Лучи закатного солнца, проникая через окно, освещали помещение. В тишине кабинета слышался лишь едва уловимый шепот ветра за окном, создавая атмосферу спокойствия и умиротворения. — Дазай, как ты спишь в последнее время? Тебя до сих пор мучают кошмары? — Эм…нет, не так часто, как раньше. Но…спать с тобой мне было спокойнее. Короткая улыбка тронула уголки губ психотерапевта. — Осаму, я хотел спросить тебя, на счёт твоего соседа. Что у вас произошло с Накахарой? — Ничего…ну вернее почти ничего. — Вы общаетесь? — После той записки, нет. — Записки? — Блять. — Дазай быстро прикрыл рот рукой, осознав, что случайно заматерился и проболтался, а Достоевский осуждающе посмотрел на юношу. — Он признался мне в любви. На день рождения. Оставил записку на моей кровати в лагере. — Вот как. — Фёдор задумчиво подпёр подбородок рукой, и постучал указательным пальцем по нижней губе. — Я не ответил взаимностью. Я ничего не чувствую к нему, но и дружбу я разрушать не хотел, поэтому избегал Чую, но теперь… — Осаму сделал паузу и посмотрел в окно. — Теперь всё окончательно разрушено. Мы почти не видимся, я даже не знаю где он. Коля говорил, что он начал дружить с Иваном и Сашей. — Я понимаю тебя, но в этом нет твоей вины, или вины Чуи. Даже самым красивым цветам приходится увядать, и их прекрасные лепестки постепенно опадают, даря место новым бутонам. Так и в жизни. Отношения, хоть и наполнены теплом и доверием, могут измениться или закончиться. Это не значит, что дружба была бесполезной или неважной, просто наши восприятие и потребности могут измениться со временем. Даже если пути разойдутся, в сердце всегда останется след и благодарность за те моменты, которые вы вместе пережили. — Наверное, ты прав. Дазай бросил взгляд на часы, циферблат которых блеском отражал пять вечера. Резко подскочив с дивана, он направился к двери. — Наша терапия же подошла к концу? А то я Эдгару говорил, что зайду к нему вечером, за новым романом. — Стой. Терапия ещё не закончена. Осаму медленно остановился, развернулся и с чуть поникшей головой сел на место. Фёдор прошел мимо, но остановился у двери и запер её на ключ. Со звуком щелчка у юноши внутри всё перевернулось, он почувствовал, как сердце замерло, а мысли сбились, создавая внутренний хаос. — Доигрался? — Фёдор остановился недалеко от юноши и пристально посмотрел в его глаза. — Что.? Я не понимаю о чём ты. — Осаму, почему Коё говорила, что видела тебя вчера, когда ты курил. Дазай стоял неподвижно. Его сердце билось быстрее, чем когда-либо, дыхание участилось, а глаза расширились в испуганном изумлении. — Я же говорил, что займусь твоим перевоспитанием. — В ответ, Осаму неуверенно кивнул. — Тогда не обижайся. Достоевский медленно снял медицинский халат, и обошёл стол, вешая одежду на спинку кресла. Его взгляд оставался направленным на Дазая, словно проникая в самые глубины его души. Осаму, затаив дыхание, попытался уйти, но холодное и строгое «Стой на месте» заставило его замереть. Юноша не мог оторвать взгляда от Фёдора, который закатывал рукава белоснежной рубашки. Даже с закатанными рукавами и небрежно растрепанными черными волосами, Фёдор выглядел удивительно привлекательно и сексуально. Дазай пытался убедить себя, что это просто метод терапии, но его сердце билось сильнее, ожидая наказания или, возможно, чего-то другого. Юноша боролся со своими чувствами, сохраняя самообладание перед человеком, который стал для него не только психотерапевтом, но и объектом его вожделения. Достоевский накрыл руками пряжку ремня. Звон металлической защелки разнесся по кабинету, наполняя его напряженным ожиданием. Осаму испуганно дернулся в сторону, подняв взгляд в тот момент, когда ремень с характерным звуком покинул шлевки на брюках. Фёдор согнул ремень пополам и пару раз взмахнул им в воздухе, словно подчеркивая свою власть над юношей. Затем он спокойно сел на диван рядом с Дазаем. — Ложись. — М-может не надо…я понял. — Осаму изумленно заикался. Его сердце билось сильнее, не зная, как поступить в этой ситуации. Он искренне верил, что все разрешится только через демонстрацию угрозы. Но теперь, столкнувшись с неожиданным поворотом событий, ощутил смешанные чувства страха. Дазай не успел ничего сообразить, как оказался аккуратно перекинут через колени задницей вверх. Осаму дёрнулся, постаравшись вывернуться. Но Достоевский держал юношу крепко. — Расслабься. Один. Дазай шумно втянул воздух сквозь зубы, и выгнулся в пояснице, когда ремень опустился на его пятую точку. — За сигареты. Два. Осаму шипел, сдерживая боль, когда следующий удар достигнул своей цели. Фёдор бил не сильно, но мучительно. — Блять, блять, больно! — За маты. — Достоевский сделал несколько ощутимых ударов подряд. Дазай начал скулить, прогибаясь в пояснице ещё сильнее. Осаму терпел каждый удар, изгибаясь и издавая болезненные стоны. Юноша продолжал получать новые и новые удары от плотного кожаного ремня. Когда наконец они прекратились, Дазай с трудом осознал, что мучения окончены. Тяжело дыша, он старался вытереть слезы с лица, пока Фёдор начал нежно гладить его по спине, желая смягчить боль и страдания, которые он только что причинил. Осаму, поднявшись на локтях, попытался сесть на колени Достоевского, подгибая ноги по бокам. Фёдор ласково положил руки на талию Дазая и осторожно опустил его, чтобы сделать позу более комфортной. Юноша вскрикнул, когда ягодицами ощутил жгучую боль от соприкосновения, но руки психотерапевта нежно опустились на его бедра, удерживая на месте. Тело дрожало от напряжения, и смещаясь вперед, Осаму уткнулся в шею мужчины, скрывая свой крик боли. Достоевский переместил руки на спину юноши, и прижал его к себе. — Тише, милый, всё закончилось… Прости, но это была вынужденная мера. Я не хочу чтобы ты портил своё здоровье и… — Фёдор, признайся, ты просто захотел меня выпороть. Достоевский улыбнулся, аккуратно отодвинув Дазая от своей груди, и посмотрел ему прямо в глаза. — Может быть. — Мужчина нежно и почти невесомо прикоснулся своими губами к губам юноши. Почувствовав наслаждение от уже родных и желанных губ, Осаму захотелось большего, поэтому он немного подался вперёд, прильнув к ним ближе. — Садист.***
Дазай, вышел из кабинета Фёдора с растрепанными волосами и чуть помятой одеждой, а также, с румянцем на щеках и зацелованными покрасневшими губами. Встретившись на пути с Чуей, он немного запнулся, не ожидая его здесь увидеть. — Чуя? Ты к Достоевскому? Накахара взглянул на Осаму, его внешний вид явно говорил о том, что только терапией дело не обошлось. В сердце Чуи появилась боль и тоска, которые словно вновь накрыли его, заставив почувствовать утраченное снова. — Да, у меня терапия, с этим козлом. — Терапия? — Неважно. — Накахара ухмыльнулся, и бросил взгляд на Дазая, а затем, закрыл дверь кабинета.