***
Дождь стучал по крыше, создавая монотонный ритм, а парни сидели у окон в комнате, наблюдая, как улицы погружаются в серую дымку туч. Накахара взял в руки гитару, которую одолжил у Тачихары, и начал аккуратно перебирать пальцами струны. — Сыграешь? — Голос Дазая был тихим. Он подошёл к Чуе, и сел рядом, с кружкой фруктового чая. — Ага… Накахара глубоко вдохнул, руки начали легко и уверенно играть знакомую песню. Осаму, в такт музыке, отбивал ритм ногой, пока не начал спокойно подпевать под гитару вместе с Чуей. — We were broken and bleeding but never gave up. And I hate that I made you the enemy… — And I hate that your heart was the casualty. Now I hate that I need you…* Пели оба, не думая больше ни о чем. Они были только в двоем. Дождь за окном становился все сильнее, но звуки гитары создавали ощущение уюта и спокойствия.***
Актовый зал детского дома был наполнен детьми. Среди зрителей сидели Дазай, Сигма и Гоголь. Помещение было украшено со вкусом. На сцене висел огромный плакат с изображением замка Дракулы, создавая загадочную атмосферу. К потолку были прикреплены летучие мыши, которые медленно кружились на ниточках. А также, в некоторых местах стояли вырезанные фигуры из тыкв. Украшать зал помогал Дазай, создавая волшебную обстановку для всех присутствующих. Дети не теряли времени и демонстрировали свои таланты, исполняя танцы и песни перед главным представлением: сценкой по мотивам мультфильма «Труп невесты». И вот, после очередного выступления, на сцену вышел Чуя, держа в руках гитару. Осаму сразу уловил его взгляд на себе, и немного смутился. Звуки гитары наполнили актовый зал нежными нотами и теплотой. Накахара играл с таким мастерством, словно каждая струна отзывалась на его прикосновения собственной душой. Вокал Чуи был проникнут глубоким чувством и искренностью, словно каждое слово песни было написано специально для него. — A broken heart is all that's left, I'm still fixing all the cracks, lost a couple of pieces when, carried it, I carried it, carried it home… Дазай сразу узнал песню. Парни вместе часто слушали её, два года назад, в одних наушниках. Воспоминания о тех днях пронеслись мимо, словно нить, соединяющая их сейчас на сцене. — All I know, all I know, loving you is a losing game.* Последние ноты прозвучали, и Накахара поднял глаза, встретившись с взглядом Осаму. Дазай резко подскочил, и выбежал из актового зала на улицу.***
Осаму медленно шагал по двору детского дома, погруженный в свои мысли, не замечая ничего вокруг. Вдруг он услышал сдавленные крики и шуршание, которое привлекло его внимание. Ускорив шаги, он завернул за угол и стал свидетелем неприятной сцены. Парень по имени Эйс, одного возраста с Осаму, домогался девушки, которая была значительно младше. Девушка, смутно напоминила Дазаю его самого, когда отчаянно пыталась оттолкнуть настырного парня, но усилия оказывались напрасными. — Перестань ломаться, тебе понравиться. — Отпусти меня. Кто нибудь помог…— Эйс грубо закрыл рукой рот девушки. — Блять, не ори. — Парень со всей силы дал ей пощёчину. Глаза Дазая расширились, в его душе прозвучал звон предательских воспоминаний, всплыли образы прошлого, когда он сам оказался в подобной ситуации. Не в силах сдержать эмоции, Осаму рванулся вперед и с силой оттолкнул Эйса, защищая девушку. Парень потерял равновесие и упал на землю, а девушка, воспользовавшись моментом, быстро убежала. — Ты, конченный ублюдок. — Дазай медленно приближался к Эйсу. С каждым шагом, в его глазах становилось всё больше гнева. — Да как ты посмел тронуть её. — Осаму, ты совсем ёбнутый? Чё тебе надо? Я её два месяца обхаживал, а ты всё испортил. — Эйс поднялся и начал отряхивать свою одежду. — Нет, ёбнутый ты. — С этими словами Дазай ударил Эйса по лицу, так, что тому пришлось сделать несколько шагов назад. Неожиданный удар был так силен, что Эйс снова упал на землю, ощущая боль и непонимание. Осаму, потерявший контроль над собой, подошел к нему и начал безжалостно бить ногами по телу и лицу. Удар за ударом, он не мог остановиться, а самое страшное — ему это нравилось. Эйс пытался сопротивляться, но силы его были напрасны против безумной ярости Дазая. Еще несколько ударов, у юноши разбился лоб и висок, из-за чего вокруг начала разливаться кровь, окрашивая всё в бордовый оттенок. Вид крови привел Осаму в чувство. Глядя на эту картину, Дазай не мог понять, что заставило его действовать так бесчеловечно. Руки задрожали, а ноги подкасились. — Уходи отсюда. Я позабочусь о нём. Осаму резко повернулся, в его взгляде отразилось удивление и напряжение. Перед ним стоял Достоевский. — Я…я… — Тише, успокойся. — Мужчина взял в ладони лицо юноши и аккуратно поцеловал его в лоб. — Иди обратно в детский дом. Смени одежду, на ней осталась кровь. С ним, — Фёдор посмотрел на Эйса. — Я разберусь. Дазай кивнул и быстро побежал в здание.***
Мертвый холод пронизывал воздух, заставляя кожу дрожать, а запах гнили вызывал тошноту. Луна бледно освещала могилы, бросая длинные тени на их мрачные контуры. Старые деревья, обрывисто вздымавшиеся к небу, стояли в тишине, а их ветви скрипели на ветру, обвиваясь вокруг могил и создавая жуткую атмосферу. Осаму шагал по кладбищу. Он медленно поднимал глаза, останавливаясь перед каждым могильным камнем, каждым крестом, словно пытаясь прочесть историю каждого ушедшего. Но внезапно его взгляд упал на совсем свежую могилу. Сердце Дазая замерло, когда он стряхнул землю с таблички и прочел надпись: «Осаму Дазай, восемнадцать лет». Холодный ветер пронзил его кожу, а мурашки побежали по спине, заставляя юношу отшатнуться. — Но…я же здесь… Живой! Голос был хриплым. Осаму вытянул вперед руки и взглянул на них. Всё казалось как обычно. По щекам потекли слёзы, а воспоминания охватили, как вихрь, заставляя сердце биться быстрее. И вот уже Дазай бежал, сам не зная куда. Ноги привели к детскому дому, где он провел много лет. Войдя внутрь, Осаму увидел Сигму и Гоголя возле его комнаты. Сигма плакал, в его глазах отражалось беспокойство и боль, а Коля смотрел в пустоту, потерявшийся в своих собственных мыслях. — Эй, что тут происходит? — Но юноше никто не ответил. Никто его просто не услышал. Дазай медленно вошел в комнату. Дыхание сперло, а к горлу подступил ком. В темном помещении одиноко висело тело на веревке, прицепленной к старой люстре. Его собственное тело. Трупные пятна были явно видны на нижних отделах туловища, на конечностях и кистях, словно напоминая о неизбежности смерти. — Нет, нет, нет… В коридоре появился Достоевский, его взгляд застыл на двери комнаты, где висело тело Дазая. Он отшатнулся в сторону, словно от удара, и его ноги резко стали ватными, отказываясь поддерживать тело. В глазах мужчины отражался ужас и недоумение. — Не может быть… — Фёдор резко забежал в комнату и приблизился к телу. — Фёдор! Федь! Федечка, я тут! Всё…всё хорошо. — Осаму кричал, находившийся рядом. Он подскочил к Достоевскому, встал рядом и схватил его за руку, демонстрируя, что он жив. Но мужчина его не увидел. Руки Дазая просто прошли сквозь плоть Фёдора, навсегда оставив его в одиночестве среди толпы, где никто не мог увидеть его истинного существа. — Почему, Осаму… Почему ты оставил меня? Ведь я…я хотел для тебя лучшего…я полюбил тебя… — Фёдор, я…т-тоже люблю тебя, пожалуйста… — Дазай изо всех сил цеплялся за жизнь, за прошлое, за Достоевского, но ответом было лишь всепоглощающее безмолвие.***
Осаму проснулся, его глаза были наполнены застывшими слезами, а в груди терзала острая боль, словно сердце разрывалось на части. Голова раскалывалась, но перед глазами стояло лицо Фёдора, с его испуганным взглядом, который пронзал душу. Дазай сжал простынь, сдерживая крик. Стараясь не разбудить Чую, Осаму аккуратно, взял из-под матраса маленькое лезвие, которое бережно хранил уже долгое время, из-за чего на нём была ржавчина. Словно всё ещё во сне, Дазай вышел из комнаты. Войдя в душевую комнату, Осаму направился к зеркалу, держа в руке лезвие. Его усталое лицо отразилось в плохом освещении, и он невольно сжал челюсти. Бледность кожи казалась особенно яркой в этот момент. Дазай говорил себе, что больше не будет этого делать, но… Решительно сняв футболку, он начал разматывать бинты на предплечьях. Руки мелко дрожали. Крепко зажав лезвие между пальцами, Дазай провел быструю линию по коже левой руки. Кровь тут же наполнила рану до краев и, застыв на мгновение, начала стекать вниз. Осаму сделал еще один порез. И ещё, ещё, ещё. Через несколько минут на его предплечье появились новые полосы, пересекая старые шрамы. Они отличались по длине и глубине пореза, но все саднили и кровоточали. Дазай посмотрел в зеркало, его взгляд зацепился за ребра. Медленно поднимая лезвие, он нанёс новые порезы, и спустя мгновение, в них можно было увидеть имя «Фёдор». Лезвие упало, Осаму опустился по стенке, и сел на пол. Юноша находился так несколько минут. В его голове кружились воспоминания, кошмары, изнасилование, образ Эйса в крови. Внезапно, Дазай почувствовал, что ему не хватает воздуха, сердце бешено колотилось в груди, ком подступил к горлу, а кровь безостановочно текла из ран на руке и ребрах. С трудом нащупав телефон непорезанной рукой, который лежал вместе с футболкой, юноша набрал номер. — Осаму? — Голос в телефоне был испуганным и сонным. — Что-то случилось? — П-приедь, пожалуйста…прошу п-приедь. — Дазай, сейчас ночь, завтра утром я сразу приду к тебе, но… — Нет, пожалуйста… — Слова давались с трудом. — Я не м-могу ждать…мне плохо… — Где ты? — В душевой. — Боже, я сейчас буду. Пожалуйста не делай с собой ничего. — В телефоне послышались гудки, а затем тишина.