все почему-то молчат,
но мужская нежность так же привлекательна,
как и женское умение решать проблемы.
кури и не кашляй!
Борис, сходив в магазин за блокнотами, приносит две толстые общие тетради с великолепной спящей жабой на обложке и розовой надписью: «Король лени». — Другого ничего не было, — развёл он руками. Это, кажется, было первое и единственное, что они сказали друг другу за сегодня. Канареечные крупные мандарины из того же магазина также не обещали ничего хорошего своим угрюмым видом. Разложив их на гладком столе, он попытался силой мысли определить, насколько они съедобны. С трудом съев два кисло-горьких твердых фрукта, он, мелко их покрестив, склонил голову, дергая себя руками за мягкие волосы, и на грани слышимости забормотал, некоторые слова проговаривая несколько раз про себя: — Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполня-яй…, Сокровище благих и жизни Подателю…, прииди и вселися в ны-ы… и очисти ны от всякия скверны-ы, и спаси… Блаже, души на-аша-а-а. Отчаявшись, он невозмутимо подошел к столику в соседнем зале и поставил перед сонным Борисом увесистый пакет с мандаринами. Через полчаса, убедившись, что содержимое пакета так же невозмутимо было съедено, мужчина вернулся к работе. Островками уюта здесь оставались, похоже, только стены и потолок: стены были обиты тёмной облезлой вагонкой, напоминавшей потемневшие брёвна в деревенском домике, а потолок почти не отличался от стен — добавлялись только могучие деревянные балки, тянущиеся от одного угла потолка к другому, казалось, по диагонали — такие они были длинные. Стулья и столы тоже были выдержаны в духе сторожки лесника и создавали уют, хотя аномально толстые и длинные ножки некоторых из них наводили на мысль о землянке людоеда или, по крайней мере, циклопа, из-за чего Валентину пришлось неловко вскарабкаться на деревянное подобие барного стула, тихо благодаря за помощь сердобольного официанта и ловя на себе чужой тяжело-насмешливый взгляд из противоположного угла зала, где напротив картин уже закапывался в книгах недоумевающий Борис. Смешной сказочный одноглазый великан, конечно, существовал, кажется, только в воображении людей, однако эти поверья были достаточно сильны, чтобы дойти до наших мест и дней. А все потому, что они появились не на пустом месте: ладно еще просто огромный хищный людоед, пожирающий целых лошадей на завтрак, — в него поверить довольно легко, — но откуда, спросите вы, взялся один глаз? почему один? почему не три или пять? почему не несколько сотен, как у мухи или архангела? Всё очень просто: древние греки были не дураки и не фантазёры, чтобы придумывать несуществующее животное — они находили, правда находили огромные кости и даже черепа самых настоящих циклопов. Черепа эти были огромные, с большой дыркой посередине, как раз для глаза, с какими-то дырочками поменьше по бокам, — наверняка для ушей, — с огромными челюстями, с плотными и гладкими канареечными клыками, а иногда и с двумя большими изогнутыми бивнями, которыми как раз весьма удобно пороть брюшки овцам. И правда. И не придерёшься. И долго придётся придумывать повод, чтобы в такое чудо не верить. Валентин, как человек, большую часть жизни проведший в общественном транспорте и не считающий давкой никакое столпотворение, где можно твердо стоять на двух ногах, чувствовал себя абсолютно спокойно, а вот Борис — он тоже умиротворённо расположился на свободном месте и начал листать один из каталогов — не мог назвать такую обстановку уютной, к тому же из-за бойко клокочущего шума было тяжелее сосредоточиться. Борис ещё долго не мог сосредоточиться: все вокруг что-то обсуждали, шумели или просто привлекали к себе внимание. Снег за окном продолжал идти, идти весело, подпрыгивая, кружась, поддаваясь ледяным порывам ветра. Маленькие кусочки снежных хлопьев плавно садились на ветки деревьев, крыши домов, на и без того уже покрытую пузатыми сугробами канареечно-серую, пожёванную, поклёванную, забрызганную бензином и грязью траву. Не прошло и получаса, как вместе с морозным воздухом заснеженная канареечная дверь впустила прелестную девочку. У неё были аккуратно накрашены коралловым губы, и вся она светилась. Ей нельзя было дать больше пятнадцати лет. Даже с такого расстояния он понимал, что она едва ли выше его плеча. В руках у неё была такая же аккуратная алая роза. — Сама купила, — невозмутимо произнесла девушка, отвечая на удивлённый взгляд мужчины. Управляющий собственной персоной выплыл в зал и принёс тёмненькой куколке чай с маленьким леденцом — комплемент от администрации заведения.