Розовые очки

Антон устал. Устал настолько, что вся рука у него была в синяках, потому что приходилось периодически щипать себя, чтобы случайно не провалиться в сон. Программу продаж в новом месяце решили перевернуть с головы на хуй. Теперь он и получал гораздо меньше, и работал в три раза больше. А что самое обидное, старые заготовки и таблицы, выстраданные сердцем и жопой, теперь никуда не годились. Павел Алексеевич так и сказал — «если мешают, просто удали, мы к ним всё равно не вернёмся». А спасибо кому? Конечно, креативному отделу с их охуенными идеями! Оставайтесь, блять, такими же позитивными и креативными. — О, шапунь, покурим? — Эд как всегда приходил позже и как всегда кстати. — Боже, да. Неважно, что Антон курил от силы минуты три назад. Зам куда-то ушёл, а значит никто не следил за прогрессией безделья в офисе. — Ты как, дядя? На тебе лица нема. Ещё бы. С вечеринки прошла уже неделя, а они с Арсением совсем не сдвинулись с места в плане отношений. Ну то есть вот вообще. Как было, так и осталось. И дело не в том, что они из-за рабочих нововведений толком не успевали общаться, хотя это тоже усугубляло ситуацию. Просто не будь Антон великодержавным ссыклом, а зам консерватором на уровне кукурузы Бондюэль, что-нибудь да разрешилось бы. Скруджи был в курсе пусть и без лишних подробностей — особенно без подробностей про отсос под баром. — Ты знаешь причину, Эд. Лучше скажи, как у тебя там с твоим… Палаткиным? Или как его? — Булаткиным, — смешно фыркнул Эд, доставая сигареты. — Та сё хорошо. Медленно, но верно наклёвывается, — он мило смутился, ковыряясь в пачке. — Не хочу загадывать заранее, шоб не обосраться. Пока гуд. Налаживать старые связи круто, у меня такого никогда не было. Ощущение, будто нашёл косарь в куртке. Чужое умиротворение радовало. Пусть хоть у кого-то из них двоих будет хэппиэнд, и ни у кого не будет хэппихауса. Отличный тост для тех, кто проводит в тиктоке больше времени, чем в реальной жизни. Хорошо, что мысли ещё не научились читать, иначе Антону бы диагностировали зумерство головного мозга. Хотя он вообще не зумер, а миллениал. Вроде как. Ну, или нерешительный дебил, так тоже можно. — У тя ебло, будто ты пытаешься вспомнить биологию за седьмой класс, — напрягало, что Скруджи сказал это, даже не глядя на Антона. — Шо, когда пойдёшь Ебусения тормошить? — Я писал ему в телегу, но он сначала игнорил, а потом сказал, что заблочит, если не перестану доканывать его с этой темой. Говорит, что работает над этим. — Интересно, каким образом. — Да вот мне тоже. — Злиться на зама не хотелось, поэтому Антон ежедневно боролся с желанием тушить бычки об собственные виски — настолько горела башка. — Попробовать что ли опять его утром выловить… — Опять? Ты о чём? — Да я тебе не рассказывал. Если вкратце: я пришёл как-то пораньше и купил печенье. Мы тогда ещё не общались, я и думал — попьём чаю, неформально поболтаем, сблизимся хоть как-то. — А он чё? — Печенье не ел, чай толком не пил. Признался про ситуацию с Зоханом. Там всё запутано, — по-прежнему не хотелось грузить Скруджи подробностями. Вдруг, ему вообще тяжело всё это слушать? Может ли быть так, что ему по-прежнему нравится Арс? — Но мы хотя бы поговорили тогда нормально. Впервые. Вот и думаю, может ещё раз попробовать. — Странно, — Эд нахмурился, втыкаясь взглядом в желтую стену лестничной площадки. — Арс должен был такую заботу оценить, он фанат чаёчков этих ваших. — Правда? — Антон заинтересованно оторвался от сигареты — вернее, её остатка. — Да, он же весь из себя интеллигент. Своди его в «музей про музеи», угости чаем в необычной кофешке, купи билеты в театр, и он сам отдрочит тебе на последнем ряду. — Звучало настолько правдоподобно и похоже на Арсения, что у Антона приятно скрутило живот. — Это реальная история? — Нет. Кончай ревновать, я всё вижу. — Как ты видишь то, чего не вижу я? Ладно, — он сдался и призадумался. — Ему не понравилось печенье. Я тогда посоветовался с Зоханом, потому что… — Потому что ты идиот. — В общем-то, да. — Не хотелось признавать, но правда есть правда. Тогда подозрения к Захарьину уже были, пусть и не целостные. Надо было одуматься. — И купил миндальное. — Блять, серьёзно? Вот мудачьё этот Зохан, — Эд злобно глянул на Антона, который растерялся от столь гневной реакции, и пояснил. — У Арса аллергия на миндаль. Я надеюсь, он не ел печенье ради того, шоб ты не расстроился. А он, блять, мог. — Нет, не ел, — ошарашенно прошелестел Антон. И что за план был у Зохана такой? Что за подставы в стиле кнопок на стул? Не шутил тогда Матвиенко про пуанты и стекло… А на вечеринке тот ведь был в сговоре с Захарьиным — подкинул Эду роль, с которой нельзя от бара отходить. Но в курилке Серж вроде как, наоборот, был против? Поди разбери. — Зох идиот. И хотел, чтобы я выглядел в глазах Арса ещё большим идиотом. Цирк уехал, а, нет, не уехал. Какое-то время они простояли в тишине, докуривая. В груди клубилось неприятное чувство, но выдохнуть его не получалось. — Хочу уволиться. — Сказал Эд с такой твёрдой уверенностью в голосе, что ей можно было рубить дрова или что поживее. — Что? Ты серьёзно? — только не это, Эд был чуть ли не единственной причиной, почему Антон сам ещё не уволился. — Почему? — С Булаткиным появилась работа на стороне. Вернее, — он бросил окурок урну и сунул руки в карманы толстовки. — Она и раньше была. Мы работали вместе, ток не зарабатывали особо. А сейчас он зовёт обратно: в тему, скажем так, организации концертов. Антону нечего было сказать, поэтому он просто мученически выдохнул, стукаясь затылком о стену. Причины оставаться в полюбившейся конторе тлели на глазах. Как, оказывается, легко возненавидеть то, что казалось идеальным поначалу. — Да ну не плакай. — Да ну не плакаю. Просто… Нахуй мне тут быть тогда? — он заглянул Эду в глаза, старательно высматривая в них ответ хоть на один из миллиона вопросов, вертящихся в голове. — Новая система делает меня похожим на тот мем из «Бойцовского клуба», где Нортон в офисе стоит, олицетворяя хронический недосып. Я нихуя не успеваю. Арсений говорит, что Зохан сделает так, чтобы нас уволили, если мы решим быть вместе. Ещё и тебя не будет. Мне ради чего продолжать ходить в офис? Ради того, чтобы выпрашивать у Поза наклейки на ноут? — Братан, я понимаю, — он дружески похлопал Антона по плечу, бросив ответный сочувственно усталый взгляд. — Да сваливай тоже. Тебе дохуя в кайф эти эксели? — Ну не всё же так плохо. По-твоему, я смогу найти что-то получше? — Знаю я ещё одного еблана, который говорил то же самое.

***

Розовая оправа превращала зама в ходячее очарование. Несмотря на то, что это было единственным изменением после их серьёзного разговора на отчётнике, душу всё равно грело. А ещё он видел, что стикер с надписью «это моё» красовался на арсеньевском компьютере, и это тоже грело. Значит не один Эд промышлял воровством. В любом случае, листочки уже совсем закончились, несмотря на то, что Антон старался их прятать. Не было времени залипать, но бороться с желанием разглядывать Арсения было фактически невозможно. Только мимолётные переглядывания и успокаивали: они время от времени сцеплялись взглядами, и в такие моменты внутри всё утихало — мысли об увольнении, коллективе или необходимости купить весеннюю куртку. Теряя зама из виду, Антон мог думать лишь о том, как бы было классно, если бы ебаного Захарьина не существовало. Павел Алексеевич снабжал сумасшедшим количеством задач, справиться с которыми было под силу молодому наркоману на стимуляторах или какой-нибудь огромной коллегии, но никак не одному Антону. Он и слово "коллегия" запомнил только из-за частых каток в Скайрим. Если слово «катка» вообще применимо к однопользовательской игре. Воспоминания о задротстве времён десятого-одиннадцатого класса навевали приятное чувство ностальгии. Как же тогда было хорошо: залипай в окно во время уроков; спи на последней парте; топай за кириешками после школы и сиди с пацанами в парке, где кроме вашей компании только говно на снегу и пенсионеры; ссорься с учителями и родителями буквально из-за ничего… А ведь когда он был старшеклассником, Арсений, наверное мог уже и преподавать. И почему-то эта разница в возрасте сейчас — в двадцать плюс лет — казалась совсем незначительной. Глядя на сосредоточенного зама, Антон думал, что мог бы точно так же залипать на него в школе: на строгого, молодого, безумно харизматичного учителя. Бывают такие преподы, которым ты безумно благодарен за то, что они просто есть. Они общительные, простые, на них интересно смотреть — на их жесты, мимику, эмоции. Вот и Арсений такой: детально прорисованный и прописанный среди всех остальных неигровых персонажей. Антон задумался, что, наверное, с радостью был бы ему другом, если бы вдруг перспектива отношений не вырисовывалась. Он так или иначе с замиранием сердца слушал бы его жалобы или истории с работы, провожал бы до дома, был рядом, делился бы глупыми мелочами собственной жизни — именно с ним. Именно ему хотелось довериться. Даже исключая всякие подтексты. Перед глазами плавали быстрые размытые картинки, будто он после уроков увлечённо болтает с приятным, тёплым и красивым Арсением-учителем. А потом эти картинки сменялись другими: где уже Антон учитель — почему-то именно физкультуры, хотя из успехов в спорте у него только дворовой футбол и количество выигранных матчей в Фифе, — а Арсений преподаёт литературу. А нет, вот они уже оба учатся в школе… Нет, в институте! Институте для супер-героев? Или для каких-то божественных существ? О Господи, не надо было смотреть «Перси Джексона» вчера. Почему именно эта дилогия пришла в голову, когда он искал фильм на вечер? Почему в голове всё вдруг так смешалось? Надо открыть глаза, пока офисные звуки вокруг не начали пропадать. Надо открыть глаза… Вот сейчас он возьмёт и откроет. Через пару минут. Всё под контролем. Вот… Сейчас… Антон проснулся от непонятного грохота. И проснулся не сразу, а, наверное, через полчаса после попыток уснуть обратно после шума. Но в течение получаса всё четче сформировывалось осознание того, где он уснул. Он опять уснул в офисе. Посреди рабочего дня. Премия — пока, пора, завтра точно будет лучше, чем вчера. И почему его никто не разбудил? Вокруг было темно, освещалась комната щелью из коридора и тарахтящим замовским компьютером с горящим экраном. Отлично, значит Арсений не ушёл. Может, удастся поговорить? В коридоре было невыносимо ярко и пусто. Казалось, что они беспощадно бесконечные — это одновременно успокаивало и пугало: сейчас всё хорошо, но что за поворотом? Антон, спросонья восстанавливая координацию, ковылял к служебному туалету с целью умыться. Нужно было дождаться прихода зама и проснуться. Самый простой в мире квест — принят. Тяжелая дверь туалета оказалась приоткрытой. Дёрнув ручку на себя, и нашарив рукой включатель света, Антон сдержал желание взвизгнуть: над раковиной сгорбленно стоял кто-то, в ком он не сразу узнал Арсения. — Арсений Сергеевич, нельзя так пугать, — прошептал он, перекрестившись — не потому что верующий, а потому что нужно было хоть каким-то жестом вернуть себе способность говорить и двигаться. Зам дёрнулся, услышав его. — Антон? Ты только проснулся? — он выпрямился, устало оглядывая Антона. Выглядел зам, мягко говоря, помято: волосы сбиты, как и одежда, а под глазом красовался синяк. — Блять, Арс, ты в порядке? — Антон наспех закрыл дверь и обеспокоенно подорвался ближе, придерживая зама за спину и успокаивающе гладя. — Что случилось? Вызвать скорую? — Нет, успокойся, — он ласково улыбнулся, беря Антона за запястья. — Подрались с Захарьиным, но всё хорошо. Ничего серьёзного. У меня. А у тебя почему синяки на руке? — Э-э, там скучная история. Неважно. Из-за чего подрались? — он перехватил чужие ладони, чтобы сжать в своих и погладить запястья в качестве жеста утешения. — Из-за того, что он идиот. Просто решил в очередной раз заявить на меня права. Зажал здесь, и сказал, чтобы я с тобой не возился. Начал плести, что наконец понял, насколько я ему дорог и важен; что он изменился и готов к отношениям… А я устал на это вестись. Знаю, что через неделю он сдуется и всё вернётся на круги своя, — он притормозил, горьковато морщась. — Я попросил дать мне время на обдумывание, но он сказал решать здесь и сейчас. Так вышло, что сначала мы начали препираться не всерьёз: я пытался его оттолкнуть, а он отбивался в ответ, и с меня слетели очки. В общем, суматоха и… Они сломались. Арсений кивнул на «останки» очков, которые лежали на тумбе рядом с раковиной. Да уж, их теперь только в утиль. — Блин, обидно. Тебе они очень шли. — Извини, это ведь был твой подарок, — Арсений виновато нахмурился. — Да похуй мне на очки, ты мой подарок. — Фу, как ванильно, — вопреки словам он красиво улыбался и смущенно тупил взгляд об тумбу. — Но вообще тут речь про символизм. — В плане? — Розовые очки разбились, — он мягко посмотрел на Антона. — И я подумал, это, наверное, знак. У меня как… в голове всё перевернулось. Может быть, притянуто за уши, но мне всегда казалось, что у меня всё хорошо. А потом появился ты, и я начал сомневаться. Иногда сложно выйти из привычного, даже если ты понимаешь, что оно давно стало гнилым и ненужным. Боишься перейти на новую систему работы с таблицами и продажами, потому что это означает, что придётся прощаться с тем, к чему ты привык. С тем, где было хорошо. Зам сделал паузу, медленно выдыхая, и погладил тыльные стороны Антоновых ладоней большими пальцами, а затем продолжил: — Но мне с тобой лучше. Может, мы и не так много беседовали по душам, но мне почему-то очень хорошо каждый раз, когда я просто даже смотрю на тебя. Всё становится правильным, когда я с тобой, Антон. Антон не выдержал и под конец трогательной речи аккуратно сгрёб Арсения в объятья, тот понятливо прижался в ответ. — Как же я тебя понимаю. Ты бы знал — смеялся бы. Зам глухо захихикал ему куда-то в плечо. — Почему ты всегда начинаешь укачивать меня, когда обнимаешь? — спросил он слегка отстраняясь, но продолжая стоять близко и держать Антона за локти — в эдаких полуобъятиях. — Рядом с тобой мне хочется спать. — Ответил он первое, что пришло в голову. — И как мне трактовать это? — зам шутливо нахмурился. — Злиться, что ты обозвал меня скучным, или умиляться тому, что тебе со мной тоже спокойно? — А давай скажу так, — наклонившись, он ласково прижался к чужим солёным губам и отстранился, чтобы посмотреть поплывшему заму в глаза. — Хочу засыпать только рядом с тобой. Судя по нежному блеску в глазах, Арсений окончательно растаял. Однако внезапный щипок в бок застал Антона врасплох. — Ай! Да ты чего? — он отпрыгнул от Арса чуть ли не на километр. — Ты меня смущаешь, мне же надо как-то защищаться. — Сложив руки на груди, он опёрся бедром о тумбу с раковиной. — Какая ты гадюка, конечно. Антон мялся у двери: поворачивал замок — то открывая, то закрывая, — чтобы унять волнение. Непонятно было, в какую сторону продолжать диалог. Очевидно, что им пора сваливать из «Неигр», вряд ли после битвы с Зоханом Арсений останется здесь. А Антона, кроме Эда, от увольнения сдерживало только наличие зама на горизонте. Нужно, наверное, было обсудить, как они собираются жить вместе? Этап со свиданиями пропустился как-то сам по себе, и никого это вроде не смутило. От Арса веяло каким-то новым чувством уверенности в происходящем, и Антону это безумно нравилось. Безумно успокаивало. Он стоял подпирая спиной дверной косяк, и смотрел на то, как Арсений умывается и поправляет волосы. Было бы так каждый день… Вернее, будет? Будет ведь, получается! — Ты лыбишься, как придурок. — Я думаю о хорошем вообще-то. Разве плохо улыбаться, когда видишь то, что тебе нравится? — В ответ на очередной комплимент Арсений устало вздохнул. Но улыбнулся! Что было куда важнее. — Ну извини, что мне хочется говорить тебе всякие приятности! — Нет, ты не понял просто. Вот эта твоя улыбка, — он попытался с помощью мимики изобразить, видимо, ленивца из «Зверополиса» или защемление лицевого нерва. — Ты точно так же улыбался, когда увидел меня в магазине, — какой кошмар, нужно научиться контролировать лицо. — Я чуть с ума не сошёл. Так боялся, что продавец подумает, что мы влюблённая парочка. — Да я же смотрел на тебя всего несколько секунд, потом ты убежал! Тем более мы и есть влюблённая парочка. — Поправка: тебе казалось, что это несколько секунд; и тогда мы ещё не были влюблённой парочкой. — Ой, какой же ты зануда! — Антон кинулся к заму, чтобы вновь сжать того в объятьях, потормошить и шутливо начать щекотать — хотелось щипаться и кусаться, так сильно Арс его бесил, и так же сильно нравился. — Что такие зану-у-уды делают в секс-шопах? — То же, что и обычные люди! Выбираем посуду, блять, Антон, отпусти! — У-у, хорошие мальчики не матерятся, Арсений, и в секс-шопы не ходят, — Антон проурчал это куда-то в изгиб шеи, ласково шаря руками по спине. Зам не отстранялся, только довольно мычал, а сопротивлялся вроде как в шутку. В шутку же? — Тебе не больно после драки? Я могу не трогать, если не хочешь. — В последнюю очередь хочу, чтобы ты меня не трогал, Антон. — А твоё амплуа отличника тебе нравится? — На самом деле этот вопрос в голове зрел уже как с месяц, но всё не находился подходящий случай спросить. — А тебе? — Показное безразличие казалось глупым в сочетании с вопросом о чужом мнении, и робость в голосе всё равно читалась. — Мне нравится. Он чмокнул довольного Арсения в его кнопочный нос и заправил упавшие на лоб прядки. А потом внезапно вспомнил. Вспомнил, о чём забыл рассказать. Он настолько резко вдохнул от ахуя, что Арсений забавно растерялся в испуге. Антон ответил быстрее, чем тот успел спросить: — У меня же дома твой заказ из секс-шопа лежит! Я и забыл, представляешь? — Что, прости? — Да я, когда встретил тебя в магазине, забрал твой заказ, потому что… Э-э, да там продавец чёто разнылся, и я как-то сказал, что… — Вот мне очень интересно, что ты, блять, сказал, — перебил его стремительно краснеющий зам. — Он подумал, что мы геи, Антон! — Мы и есть геи, Арсений! — копируя интонации, передразнил он. Зам начинал вырываться из объятий, значит надо было его успокоить. — Я сказал, что мы друзья. Да насрать ему было, я мог сказать что угодно: что мы отец и сын или мать и дочь. Им же главное продать, что и кому — неважно. — Ладно, — недовольно буркнул Арсений. — Я всё равно туда больше не ходил. Спасибо, что забрал. Ты… — он замялся, отводя взгляд. — Смотрел содержимое? — Не, там же всё запаковано жоско, будто они не членами торгуют, а героином. Мне хотелось тебя подъебнуть, а не выставить себя извращенцем, который распаковывает игрушки начальства. — Кхм, ну, — Арс по-прежнему непонятливо мялся, а на Антоново «чего такое?» измученно выдохнул, пунцовея до кончиков ушей. — Пообещай, что… Пообещай, что не будешь… Смеяться? Зам выглядел до того жалостливо, что Антон готов был пообещать, что никогда не будет моргать, что уж говорить о смехе. Поэтому он понимающе кивнул. — В общем… Это я украл твой мастурбатор. Антон замер в чистейшем ахуенезе, смотря куда-то сквозь. Сквозь Арсения, сквозь плиточную стену туалета, сквозь трёхмерное пространство и вселенные, по которым путешествует ёбаный Стивен Стрендж. Он чувствовал, что Арс что-то спрашивает и трясёт его за плечи, но не мог пошевелить даже зрачками, так как душа ещё не вернулась в тело. — Зачем? — Он знал, что в очередной раз глупо улыбается, поэтому после вопроса закусил губу до боли, чтобы не начать издевательски хихикать. Ответ будто бы напрашивался сам, но не хотелось радоваться раньше, чем догадки подтвердятся. Арсений зажмурился и, развернувшись к Антону спиной, попытался вылезти из объятий, но Антон обхватил его за талию, прижимая к себе, и тихо спросил, включая лучшую из своих пикап-интонаций. — Арсений, зачем ты украл мой мастурбатор? М-м? Арсений вымученно заскулил, когда Антон, забравшись руками под свитер, начал гладить его по животу, продолжая прижимать к себе. Хотелось потереться пахом, хоть было и очевидно, что они оба слишком уставшие для бурного секса — особенно побитый Арсений. Но чувство обожания всё равно приятно лилось по венам, толкая Антона на ленивые, вязкие поцелуи в ухо и затылок. Он просто сладкой патокой обтекал зама, нежно гладя по животу, иногда спускаясь к паху. После затянувшегося молчания он одним лишь указательным пальцем начал быстро, то с нажимом, то невесомо водить туда-сюда по вздыбленной ширинке, откровенно дразня. — Анто-о-он, ну хватит, — жалобно промычал зам, выгибаясь, хватая Антоново запястье и настойчиво вжимая его в свой пах. — Я не могу это сказать вслух… — Ну ради меня, ну пожалуйста, — он начал канючить, потому что не был профессионалом в пародиях на альфа-самца. Тем более, когда речь шла о строгом заме, который в такие моменты плавился в руках и казался какой-то хрупкой драгоценностью. Сложно было привыкнуть к подобным переменам в ролях: хотелось сесть в угол и дрочить, пока не отсохнет либо хуй, либо руки. Он с нажимом очертил чужой член сквозь ткань штанов, собственным вжимаясь Арсению в ягодицы. — Арс, я о-очень хочу знать, расскажи-и. — Хорошо, только кончай дразниться и подрочи мне нормально. — Слушаюсь, Арсений Сергеевич, — здорово, когда можно одновременно и подъебать, и завести человека одним переходом на Вы. — Арсений Сергеевич, а это соответствует Вашему любимому трудовому кодексу? А? — Ненавижу тебя… — Поправочка: Вас, — он недолго провозился с поясом и ширинкой, стягивая штаны вместе с боксёрами. Какой, конечно, Арсений элегантный. У Антона именно трусы, а вот у него прям боксёры — того и гляди сейчас съебутся из-под лодыжек и пойдут кому-то бить ебало на ринге. — Слушаю Вас, Арсений Сергеевич. — Я видел, как ты суетился, пытаясь спрятать мастурбатор на дно рюкзака… Ах, блять, — он сразу же сбился, потому как Антон обхватил его член и начал медленно надрачивать: по всей длине, чуть закручивая от основания к головке, сжимая неравномерно. — Удобно, когда в твоём распоряжении все в офисе: можно отпустить всех домой, оставить одного тебя и попросить сходить распечатать документы. И никто ничего не заметит. — Ах ты гад, — Антон мстительно прикусил кожу на шее, и под свитером прополз руками к соскам, на что Арсений вздрогнул, срываясь на тихий скулёж. — Хитрый какой. И что ты делал потом, м-м? Вообще он мог предположить, что Арсений делал потом. Ему же Скруджи рассказал, что наткнулся на мастурбатор в туалете. А это значит… — Может, если ты будешь поактивнее, я и расскажу, — руководитель он и в Африке руководитель. Хотя они были не в Африке, но зам так жарко дышал и тёрся задом об Антона, что, в целом, по температуре было похоже. Антон понятливо начал массировать соски, вытягивать, невесомо царапать ногтями; и, подталкивая Арсения к стене, сделал пару шагов, чтобы вжать того в кафель и начать ритмично тереться об его задницу, потому что было невыносимо. Сил сдерживаться почти не осталось, он бездумно покусывал чужую шею и, наверное, по-скотски громко дышал на ухо. — Я же говорил, что ты мне сразу понравился… И это не ложь, ты мне очень понравился. Знал бы ты, что ты творишь со мной, Антон. Я не мог ничего поделать: понимание того, что это твой мастурбатор, сводило меня с ума… Я мог кончить от одной мысли, что он твой, что я так близок к тебе. Мне казалось это помешательством, но я ничего не мог с собой поделать. — Боже блядский, Арс, какой ты пиздец, — он сильнее припечатал Арсения к стене и руками спустился обратно к его члену, быстро и крепко надрачивая, срывая звонкие стоны, которые зам, судя по захлебывающимся звукам, старался глушить, но получалось плохо. — Дрочил в мой мастурбатор, фантазируя обо мне? Какой ты, оказывается, грязный… Потрясающий. — Я не фантазировал, просто д-думал, — голос у него подрагивал, так как Антон фактически всем телом ритмично вдалбливал его в стену. Не было времени снимать штаны, он понимал, что вот-вот кончит. — А ещё я… Тогда, когда ты уснул… Блять, я не могу сказать. — Арс, давай, давай, пожалуйста, что угодно, — он начал быстро покрывать поцелуями румяную шею. — Давай, мой хороший. — Б-блять, — он тонко взвыл, содрогаясь. Антон чувствовал пульсацию и влагу, поэтому чуть замедлил движения руки, выдаивая задыхающегося зама до последней капли, второй рукой продолжая прижимать его к себе за живот, крепко-крепко. — Я касался тебя, когда ты уснул. Касался бёдер, трогал твоё лицо и губы. Я долго не решался, но чем ближе подходил к тебе, тем больше меня это возбуждало. А потом я убежал и позорно дрочил в туалете. Боже левый. То есть Антону тогда не почудилось, что всё ощущалось каким-то чересчур реальным? И это был всё тот же зазнайка-зам, который в первый месяц отчитывал Антона за то, что он дышал не в той тональности или слишком часто моргал! То есть во время бесконечных надуманных придирок, он, сука, ещё и хотел Антона. Все те разы, всё то время! Это уже не ахуй, а ахуевахуй. Он кончил себе в трусы, размазывая расслабленного Арсения по стене, успокаивающе водя руками по его упругому животу, вздымающемуся от сбитого дыхания. — Пиздец, — кажется, они произнесли это в унисон. Арс развернулся, чудом не запутавшись в собственных штанах, валявшихся под ногами, и потянулся за поцелуем. — Я увольняюсь и нанимаюсь тебе в коксакеры, — Антон сморозил это быстрее, чем успел понять, что не все в мире смотрели пупы по «Гарри Поттеру». Но Арсений громко рассмеялся, утыкаясь ему лбом в плечо. — Что бы это ни значило, Антон Андреевич, — ответил он, отсмеиваясь. — Где подписывать заявление? — Арс, — серьёзно позвал Антон, ожидая, пока тот перестанет угарать. Арсений вопросительно улыбнулся, поднимая взгляд. — Я ведь правильно понял, что мы теперь вместе? И что мы оба увольняемся? Чуть опешив, Арс на время подвис, а потом раздражённо выдохнул: — Ну нет, давай я продолжу пиздиться с Зоханом по утрам, а вечером трахаться с тобой в туалете. А ещё ты будешь каждый день грустно смотреть на место Эда, экранизируя вторую часть «Хатико». — То-о есть, — он потянул, по-прежнему ожидая внятного ответа, в котором не будет сарказма. Но Арсений непонимающе сощурился, хмуря брови. — Игры кончились? — А, ты опять хочешь это услышать, да? — Да, хочу. Арсений тепло улыбнулся. — Да, Антон, это больше не игры. У нас всё серьёзно.