You set sail alone, there is no crew
No one on the deck who can help you
This is all your own battle to win
This is your ship and you are the captain
Oh, captain, let's make a deal
Where we both say the things that we both really feel
I feel scared and I'm starting to sink
And I only sink deeper the deeper I think
Oh, captain, oh, captain, deal
Когда-то у Хонджуна не было корабля. Он не всегда капитаном бороздил морские просторы — когда-то был и маленьким неудачником, кое-как избежавшим участи пороховой обезьяны. Хонджун стал плавать на кораблях довольно рано; он рос, но уважения к нему не прибавлялось, потому что моряки помнили его прошлое и не хотели смотреть на сегодняшние заслуги. Хонджун старался изо всех сил — старался, но впустую — и всё мечтал о том, что будет плавать сам, как-нибудь без этих подонков. Посадит попугая на плечо и будет носить кучу драгоценных камней, и подружится с морем, которое на него сейчас смотрит так же, как и все остальные. Он всё сделает и наконец будет доволен своей жизнью. Годы шли, а мечты оставалась мечтами. Хонджун понимал, что его никогда не то что не послушают, а не услышат даже. Он успел на корабле уже попробовать практически всё — знал понемногу о том и о сём, умел налаживать паруса и ставить пушки, лечить, кипятя несложные отвары, и ориентироваться в бесконечном море. Однажды завидев горстку приближающихся, судя по всему союзных, кораблей с пиратскими флагами, их капитан приказал навести на них пушки. Хонджун знал чем это кончится. Даже если забыть о численном превосходстве врагов, переменчивый ветер сегодня тоже им не благоволил. Но чёрные тучи, роящиеся в небе, будто не волновали капитана. Хонджун не хотел отправиться на дно, поэтому должен был слушаться. Он мог бы сбежать, если б точно знал, что на другом корабле не будет хуже. Точно знать было невозможно. Судна столкнулись, когда уже начинался шторм. Вражеские корабли пытались взять их на абордаж, кружили и обступали со всех сторон. Хонджун боролся, сам не зная за что, тяжёлой посудой и всем подручным, что находилось на палубе; то, что ему удавалось уворачиваться от коротких мечей и сабель, он считал ничем иным, как чудом. В какой-то момент пираты оставили свою самоуверенность и поняли, что им не победить. Капитан наконец скомандовал полный вперёд на запад, где пролегал дикий отросток-полуостров. Паруса дулись от ветра, пираты шумели, нападая друг на друга; Хонджуна то теснили к борту, то загоняли на нижнюю палубу. Везде шли бои, но вскоре всех немногочисленных вражеских пиратов, прыгнувших на борт их корабля, удалось сбросить в воду. Они быстро плыли к земле; чужие корабли дышали в спину. Из-за шторма и общей паники, созданной погоней, ни один из пустоголовых пиратов не додумался проверить берег по картам. Об этом полуострове мало что знали, потому что он находился с восточной стороны материка, где не было портов. Останавливаться здесь никому просто не приходило в голову. Когда до каменистой земли было уже рукой подать, их корабль начало сильно кренить; несколько острых камней прошлись по корпусу, не навредив, но затем волны расступились, и корабль заработал пробоину, налетев на скалистое дно. Судно вели к берегу до последнего; на воду спускались шлюпки, но волны забирали их вместе с пиратами в свою морскую пасть. Хонджун не знал что ему делать и держался уходившего наверх края борта. Самое время было вспоминать молитвы, которые он читал в церкви, будучи ребёнком. С рассветом море успокоилось. Хонджун доплыл до берега, ни на что не уповая. Несколько вражеских кораблей тоже были разбиты. Последние судна, которые успели развернуться, оставили союзников и ушли прочь. Теперь на песчаном берегу расположилось несколько неполных пиратских команд; кто-то переговаривался, кто-то ещё сохранил силы для сражений на мечах. Среди них сидел человек, твёрдо глядящий в небо и что-то шепчущий. Хонджун заметил его, осматриваясь на берегу, и тот тут же перевёл взгляд на него, осветившись. Но остался сидеть на месте, не показывая, что хочет подскочить на ноги и бежать к нему. Хонджун рассмотрел всех, кого видел, и понял, что из его команды на берег выбрались только… капитан и несколько дружелюбных по натуре рулевых и парусных матросов. Увидев рожу капитана, Хонджун почувствовал, что его начинает трясти. Гадая, почему эту свинью море решило помиловать, Хонджун не замечал внимательный взгляд на себе — а человек, говоривший с небом, до сих пор сидел на своём месте на песке и наблюдал за его реакцией на всё. Когда последние голодные до битв пираты разделались друг с другом, перерезав горла, остальные — те, кому было важнее собственное будущее, — решили забыть об обидах, если таковые оставались. Ясно было, что командам, потерявшим больше половины своих товарищей, не оставалось ничего, кроме как объединиться. Они договорились начать строительство нового корабля из обломков. Хонджун понимал, что этому судну тоже когда-нибудь выберут капитана. И в одну из ночей его, спавшего под деревом с матросами своей бывшей команды, разбудил Уён. Тот самый странный отшельник, который особо ни с кем не общался, а потому неизвестно с какого был корабля — может, и вовсе ни с какого. Он никого не поддерживал и не был полон скрытого презрения к другим, что сидело внутри остальных пиратов — хотя презрение это потихоньку испарялось благодаря совместной работе. В ту ночь Уён сказал, что пиратским капитаном станет Хонджун. — Убей его, — он вложил в его руку нож и указал на подобие шалаша, которое смастерил для себя ненавистный Хонджуном бородатый пират. Хонджун хладнокровно убил своего капитана и ушёл спать, выбросив нож далеко в море; наутро все продолжили строить судно как ни в чём не бывало. Матросы, знавшие бородатого, пошептались о чём-то, но разбираться не стали — в конце концов, этот человек многократно унижал и их тоже; за его жизнь мстить никому и в голову бы не пришло. Уён сразу был заодно с Хонджуном почему-то; тот всё хотел спросить об этом, но Уён утекал от его вопросов, будто скользкий угорь, так мастерски, что Хонджун сам этого не замечал. Они начинали говорить о городах, где бывали и хотели бы побывать. Уён много рассказывал о звёздах. Капитана решили назначить в тот день, когда судно будет готово. И однажды оно было готово всё-таки; Хонджун, взяв ещё несколько человек, наловил рыбы и насобирал плодов в диких зарослях. Пираты устроили пир прямо на берегу; толпа собралась у огромного костра, в котором горели неиспользованные корабельные обломки, и все стали со смехом вспоминать о прошлой жизни. Когда животы были наполнены, беседа зашла о будущем капитане: о том, каким кто хотел его видеть. Уён постоянно поглядывал на Хонджуна. Начав решать, смотрели на то, что каждый из пиратов уже сделал — для того, чтобы всех сплотить; для того, чтобы закончить с этим чёртовым строительством, хотя видно было, что получившееся судно всё-таки никого не удовлетворяло до конца; для того, чтобы уже сейчас придать своему мнению авторитет. Хонджун был одним из тех, кто всё это делал. Кораблекрушение дало ему шанс создать нового себя, такого, каким он давно хотел быть — решительного, отважного и справедливого. Все эти качества пираты заметили в нём. — А ты что думаешь? — усмехнулся бывший матрос, ткнув Уёна в плохо зашитую дырку рубашки. Ни у кого из них не было возможности переодеться с тех пор, как они выбрались на берег. Уён испуганно подпрыгнул и спрятался за Хонджуном, положив руки ему на плечи и нагнувшись так, что его стало не видно. — Пусть капитаном будет он. — Услышали тебя, — загоготали пираты в ответ. Начали голосовать по рукам. Уён продолжал сидеть за чужой спиной; он ни разу не стремился на капитанское место, а его поднятую руку увидели бы и из-за Хонджуна. Тот говорил пиратам, что слышал множество россказней про острова с сокровищами, и они могли бы отправиться за ними; что в столице можно будет дёшево покупать провизию, ткани и всё необходимое, потому что Хонджун знает полгорода. Но всё это будет только если он станет капитаном, конечно же. Услышав возню за спиной, он обернулся к Уёну и, поймав какой-то азарт, решил спросить: — Ну что, выберут они меня? Уён вглядывался в горизонт, где, сталкиваясь друг о друга, плавали тучи. Хонджун знал, что когда тучи сталкиваются, загорается молния и гремит гром. — Станешь, конечно, я ж говорил уже. Никому, кроме тебя, им не стать. Гляди… В его глазах блестели костровые языки пламени и что-то ещё — сумасшедшее, неизвестное; но Хонджун подавлял в себе жуткое чувство. Этот чудик, кажется, на его стороне, а значит… всё хорошо, наверное? Уён резко сжал кулак, зашипев, будто от боли, — и у горизонта сверкнуло. Он уставился туда, а потом снова охнул; закрыл глаза, когда перед ним появились образы будущего. — Да, да, — довольно отозвался он. — Выберут тебя… Сейчас. Хонджун немного отвлёкся, но теперь вернул своё внимание к происходящему у костра. Над толпой поднялся один из пиратов и оглядел команду, собравшуюся из чёрт знает кого. — Так значит, Хонджун, разбойники?! — Да-а-а! — в унисон заорали пираты. Хонджун остолбенел. Что бы там Уён не говорил, как бы не смотрел в небо и не делал вид, что общается с ним, Хонджун попросту ему не верил. Он в принципе не верил во все эти карты и акриловые шары - но теперь… — Это правда, Уён… Уён, это правда, кость мне в горло! Спасибо тебе, — прошептал он, не в силах уложить в мыслях то, что происходит сейчас. Но он, молодой капитан, поднялся с места и обратился к пиратам. — Слушайте все! Я дам вам подумать до первого портового города, хотите ли вы продолжить путь со мной или сойти с корабля; и те, кто останутся, должны будут помогать мне во всём, пока я буду вести нашу команду к изобилию! — Зачем ты благодаришь меня, сам ведь это заслужил… — Предлагаю назвать судно завтра. Все устали; давайте проведём эту ночь на борту. — Ура-а, спать на голых досках! — с энтузиазмом отозвались пираты. — Прощай, мягкий песок! Хонджун поднялся по трапу, слыша за спиной хихиканье Уёна. Когда они расположились, перетащив на борт оставшиеся мешки с кораблей — сколько слёз было пролито над отсыревшими деликатесами! — Хонджун выловил Уёна и, зажав к углу, спросил: — Что это было? Он надеялся, что этот лис-богоугодник хотя бы сейчас не станет увиливать. — Ни за что не поверю, что ты просто ткнул пальцем в небо… вернее… ну, угадал, что я буду капитаном. — Не угадал, ты прав, — всё-таки улыбнулся Уён. — Не знаю, почему я решил посвятить тебя в это… Мне просто было известно, что будущий капитан — ты, и я решил поддержать тебя. По правде говоря, чем меньше людей знают о том что я могу, тем лучше, — поэтому не рассказывай остальным, пожалуйста. Хонджун продолжал смотреть с прежним недовольством; он не получил удовлетворения от такого ответа, но иного от этого скрытного человека ждать не приходилось. Хонджун лишь хотел надеяться, что это потустороннее в Уёне никому не навредит. — Значит, ты можешь видеть будущее? Хонджун получил в ответ кивок. — И ещё… я могу обратиться. — Господь милостивый, кем?! — Никем, дубина, — заулыбался Уён, чуть не схлопотав от Хонджуна подзатыльник, — просто обратиться. С просьбой. С мольбой. Молодой капитан с недоумением смотрел на него. — Когда начался шторм и корабли пошли сталкиваться с дном, я, спрятавшись в трюме, просил о том, чтобы мне встретился новый капитан, и мы вместе смогли спастись. — В трюме прятался, — удивился Хонджун, заражаясь улыбками от Уёна. — И как тебя не завалило… — Я не гадалка, не колдун или ещё что-то, о чём ты мог подумать; я просил помощи всего несколько раз, когда моя жизнь оказывалась на волоске. Позже Хонджун начал подозревать, что жизнь Уёна оказывалась на волоске каждый раз, когда он хотел украсть что-нибудь или подгадывал момент для атаки на проплывающее судно. — Могу я попросить тебя? — Да?.. — неуверенно ответил Уён, потому что не понимал для чего, собственно, спрашивать разрешения. Что за капитаны пошли! — Позаботишься здесь о тех, кто в прошлом плавал со мной? Так вышло, что нас многое связывает, и… раз уж после кораблекрушения выжили немногие, не мог бы ты присмотреть за ними? — И за тобой, стало быть, — ухмыльнулся Уён. Хонджун фыркнул то ли смехом, то ли раздражением. — Так уж и быть, капитан. Говорю сразу: взамен мне от тебя ничего не надо, кроме сохранения моей собственной жизни. Мне, видишь ли, тоже выгодно быть с тобой в команде. — Почему? — А ты ж мне теперь дашь любую должность, которую я попрошу. Так ведь? Я хочу рисовать… — Магические символы? Пентакли? Триксели? — …карты, Хонджун. — Ах, карты. Да, точно. Материки там, направление течения… Уён весело улыбался. — Карты, пожалуй, можно. — Ну, значит, по рукам! На этом Уён упрыгал к свободному местечку в трюме, чтобы лечь спать. Он действительно никого больше не посвящал в то, что мог видеть будущее; даже Хонджун, поговорив с ним сейчас, мало что понял. У Уёна появилась эта связь просто так, в одночасье? Из ниоткуда? Он просто начал поднимать голову к небу, или смотреть на молнию, или на что там ещё, на водопады, на созвездия, на солнечное отражение в луже дерьма? Голова кипела — не только из-за Уёна, но, надо признать, он настораживал Хонджуна сейчас больше всего. Может, он вообще не человек? Дух там какой-нибудь… Хонджун решил, что на сегодня с него хватит, и улёгся на холстине, которую для него приготовили пираты, попытавшись сложить её в роскошное ложе. Лежать на нём было не так роскошно, как они предполагали. Поднявшись наутро, капитан вновь наткнулся на Уёна. — Ты знаешь как назвать судно? — Нет, — ответил Хонджун. — Я две минуты назад глаза открыл. — Нужно как можно скорее назвать судно! — Уён суетился с таким видом, будто часов пять назад поднялся. — Но только не решай сам, сперва мне скажи! Имя — это очень важно, я должен проверить насколько оно нам подойдёт. Теперь ещё и эта личная гадалка будет преследовать. А — он же сказал, что не гадалка. — Чёрт знает что такое, — шипел Хонджун, пока пираты собирались в кают-компании, где стояла шаткая мебель из их кораблей, не переживших крушение. Спустя время Хонджун подозвал Уёна и сказал: — Бетания. — В честь библейского города? — Это женское имя, Уён. — Ты знаешь, что оно от названия города образовано? — Судна называют женскими именами и обращаются к ним «она», потому что судно для пиратов — мать, Уён. — А-а, хрен с тобой, капитан! В честь матери, в честь города… Пустой разговор. — Что ты чуешь там? Не потонем с таким именем? — Нет, — недовольно отозвался Уён, которого мгновенно начало бесить всё происходящее. Хонджуну его ответа было достаточно. Уён не переставал ему казаться странным — даже наоборот, будто всё страннее и страннее делался; капитан, сам того не замечая, начал избегать его. И это получалось у него всю неделю, пока пираты шли к столице, где нужно было купить плотной ткани. Они собирались изготовить флаг. — Капитан! Когда раздался этот крик, Хонджун чуть от злости не бросил под волны свою подзорную трубу. Опять Уён. — Капитан, тебе нужна носовая фигура! — Уён, мы собрали это судно из того что было. Наших денег хватит только на самое необходимое. Уён нетерпеливо фыркнул. — С чего ты про носовую фигуру вдруг подумал? — Я её увидел! — он вскинул руки в раздражении, словно это было что-то ужасно очевидное. — Уён, но у этого корабля носовой фигуры не будет, — сказал Хонджун, напоминая, что их судну с носом в форме ложки фигуру никак не иметь. Уён задумался. Что ему тогда было делать со своим видением? — Я уверен, что вижу это потому, что ты хоть и стал капитаном, но пока ещё нет. Пока не настоящий. — Уён, что ты несёшь? — Твоё судно должен вести красный цвет. Уён увидел лишь очертания морского змея, которого приделали к кораблю, уведённому у королевского флота, и выкрасили в солнечно-алый; он мог говорить лишь о цвете, потому что силуэт фигуры был недостаточно выразительным, чтобы по нему можно было определить что-то. Когда пираты прибыли в столицу, Уён убедил капитана в том, что нужно сейчас сделать хотя бы что-то. У Хонджуна появилась идея. Они зашли в дом женщины, что хранила у себя тысячу банок и порошков, содержимое которых она постоянно варила в своём котелке, смешивая в разном порядке. То была не колдунья и не знахарка. — Конечно, я могу сделать твои волосы красными, Хонджун-а! — сказала она. — У меня есть превосходная хна — чего я с ней только не творила. Думаю, если замешать её с чаем, получится цвет, которым ты останешься доволен. Уён и девятилетний юнга, увязавшийся с ними, внимательно следили за движениями зелейницы; они купят у неё всё необходимое и будут потом то же самое делать сами. Капитан жмурился; женщина, знавшая его с детства, смешивала красительную массу с яйцом, и всё скатывалось на глаза, отчего Хонджуну хотелось подскочить и умыться. Но он терпел. Они выспались у зелейницы, чтобы утром у неё позавтракать и чтобы голова высохла; за ночь на небе собрались тучи. Троим пиратам предстояло пройти через весь город до порта; Хонджун подозревал, что команда уже побывала на рынке и потратила все деньги, что он им дал. Дом, в котором они гостили, находился вне города — через пролесок, по которому вилась всего одна тропинка. Пираты неспеша шли по ней в сторону города; Уён с мальчиком рассматривали поляну и поднимались взглядом в тёмно-серое дружелюбное небо, а Хонджун вырвал себе волос и напряжённо рассматривал его. Он ещё нескоро поймёт, что теперь на какую-то часть состоит из огня. — Смотрите, там лисица! — вдруг воскликнул радостный юнга. — Капитан, тут могут быть лисы? Это она?! — Да, Унсон, — ответил Хонджун, вглядываясь в мелькающее яркое пятно впереди них. — Пожалуй, это лисица. Мальчик радостно взвизгнул и побежал вперёд, намереваясь догнать зверька. Тот затаился в кустах; вдруг Уён тоже сорвался с места. — Нет!.. Унсон! Берегитесь! Он добежал до юнги широкими шагами и, схватив его за руку, рванул в сторону. Хонджун остался на месте; все трое увидели вспышку молнии, ударившей в дерево, к которому пару секунд назад бежал мальчик. Его удивление было не передать словами — но Уён прижал палец к губам, посмотрев на него, и юнга проглотил свои вопросы. Загоревшееся дерево упало; город всё ещё ждал их. Мальчик донёс мучавший его вопрос до трапа. — Уён, ты… Я мог оказаться под тем деревом! Как ты узнал? Как успел? Рисовальный мастер ответил ему своей фирменной очаровательной улыбкой: — Чутьё, мой маленький друг. Я так много воровал и обманывал, что мир теперь сам открывает передо мной свои тайны.