***
Какие страстные письма летали между двумя возлюбленными, с пятидесятого по пятьдесят второго! Как искусно лгал в них Минхо, как искренне ещё любил Джисон. Раскладывал их в крови, на полу генштаба. Прошёл год с начала войны. Джисон ждал. Рассказывает Бёль истории о воинах и героях, укладывает её спать, садится на скамейку в саду, и ждёт. Он сидел, дремал, считал звёзды и дни, смывая их слезами, ни слова не проронит — признаёт молча, что все цветы в горящие превратились, истлели почти, отдавая сердце на растерзание. Понимая, что Минхо может не сдержать обещание. Иногда Джисон думает, что проще вообще не просыпаться, чтобы не видеть разрушенные войной дома и несчастные лица друзей и знакомых, которым в цинковых гробах приносят тела умерших близких. Или, что еще хуже, их вообще не привозят, и они годами смотрят на пометку «пропал без вести», не имея возможности похоронить их со всеми почестями и попрощаться, в последний раз поцеловав холодный лоб. Время шло. Джисон просыпается, открывает тяжелые веки, распухшие и красные от пролитых слёз. Встаёт, заправляет постель, умывает лицо холодной водой из старого ковша, играет с дочерью — привычная до страшного рутина, привычное тянущее чувство нескончаемой боли внутри. А потом, набрав воздуха в грудь, идёт смотреть, не пришло ли письмо, всего одно. Хоть одно. Тяжёлой походкой он подходит к почтовому ящику, подняв глаза к небу и тихо молясь. Не находя в старом железном ящике письмо, подписанное знакомо, тускнеет.***
1966 год. Война закончилась давным-давно. А Джисон всё ещё ждал. Ещё несколько лет прошли незаметно. Весна приходит, но в этот раз без радости и щедрости, как будто тень присутствия ушедшей зимы тянется за ней, окутывая цветущие поля серыми пеленами. Солнце, теряя своё сверкающее сияние, печально обводит свои лучи в облака, оставляя блеклый отпечаток на заснеженной земле. Стая чёрных ворон, провожая зиму, каркает где-то вдали, их звуки словно пронзают тишину, призывая к траурному застолью за ушедшие радости и надежды. Деревья, едва начавшие распускать свои цветочки, словно сомневаются в своём пробуждении, ожидая неизвестности, которая принесёт этот новый сезон. Ручьи и реки пробуждаются ото сна, тающие ледяные куски словно слёзы великой скорби, смешиваясь со слоем пробуждающейся природы, создают почему-то печальную картину уходящей зимы и вступающей весны. Птицы прилетают, но их пение напоминает о том прошлом, что был в их милости только недавно, словно слова прощания и безутешной боли. Звуки дождя, стучащего по крышам, приносят с собой запах мокрой земли и опавших листьев, создавая атмосферу скорби и утраты. Цветы, только начавшие раскрывать свои лепестки, словно плачут в серых каплях дождя, напоминая о краткой красоте и мимолётности жизни. И в этой печальной весенней мелодии, где каждая нота звучит как прощание, можно услышать шёпот надежды и возрождения, который пробуждается в сердцах, как весеннее растение рвётся к свету, несмотря на грусть и слёзы, наполняя светом и теплом души в ожидании лучших дней, которые несёт с собой новая весна. Цепочка, на которой повисли карманные часы, покачивалась на ветру. Циферблат ржавый, цифры немного стёрты. Расцвели, как поговаривали, ведь наступила весна. Мужчина средних лет захлопнул крышку и убрал часы в карман. Хан улыбнулся и глубоко вдохнул свежесть апрельского сада. Ромашки начали цвести, но пока некоторые ещё не распустили свои лепестки. Джисон сложил ладони вместе, зажмурился и слегка склонил голову, на которой образовалась пара седых прядей. Вспомнил вчерашний разговор с дочерью и признание Минхо в своих чувствах. Джисон лежал с ней на кровати в обнимку, пробегая пальцами по каштановым волосам дочери, и рассказывал ей о Минхо. Бёль было грустно, что она помнит лицо Ли только по фотографиям. — Папа, а как Папа Хо признался тебе в своих чувствах?***
1940 год. Вечер. Парень сидит за книгой, пытаясь отвлечься от своих мыслей. Момент, когда Хан сказал Минхо, что он и его семья могут переехать, постоянно мелькал перед его глазами. Родители ждали ответа сына. Старший был в отчаянии, на вопросы Минхо «Куда? Почему? Насовсем что ли?» Джисон заикался. «Если вдруг мы не увидимся, знай... Я...» — он робко и быстро сказал: «Я люблю тебя» и убежал. Ему было ужасно стыдно за себя. «Наверное, он меня не любит. Наверное, ему смешно с этого. Я разрушил нашу дружбу...» В один момент, в окно Джисона кинули маленький камешек. На улице шёл весенний дождь. Джисон оторвался от своих мыслей и посмотрел в окно. Там стоял Минхо. Восемнадцатилетний, молодой и до нитки мокрый. Он попросил его выйти на улицу. Джисон быстро бежит, чуть ли не падая по пути. Надевает куртку, берёт с собой куртку отца и выходит на улицу. Перешитый, заново собранный подросток. Старший ёжился от холода, но когда он увидел младшего, время для него словно остановилось. На Минхо была только тонкая футболка, а мокрые волосы прилипли ко лбу. Сердце его выпрыгивало из груди, страх внутри просто выгнал его из дома. Ему было страшно. Страшно от того, что этот милый парень с пухлыми щёчками уедет отсюда, не узнав о чувствах Ли. Думая, что его любовь невзаимна, уедет с разбитым сердцем. — Джисон... — Боже... Ты весь мокрый! — Джисон быстро надел на старшего огромную куртку. — Ты что здесь делаешь? В тот дождливый вечер Минхо стоял перед домом Хана, слушая монотонный шум капель. Он смотрел прямо в глаза, набираясь смелости. Сердце его колотилось. Внезапно он почувствовал, как его рука начала дрожать, а в груди защемило. — Это т-тебе... — парень нерешительно протянул свежесобранный букет ромашек. Капли падали на белые лепестки, рука старшего дрожала то ли от холода, то ли от волнения. Под дождем, капли стекали по его лицу, Минхо открыл Джисону своё сердце. — Джисон, я знаю, что это может быть неожиданно, но я не могу скрывать свои чувства больше. Я люблю тебя из самого глубокого моего сердца. Ты — моё солнце в дождливый день, моя ромашка, моё.. всё... — он смог сказать всё на языке своего сердца, благодаря чтению прекрасных любовных романов с Джисоном, — Моя жизнь стала сияющей благодаря твоему присутствию. Ты такой милый когда улыбаешься, злишься, кушаешь, читаешь.. В твоих глазах целая вселенная, ты такой красивый.. всегда.. Ты такой добрый и необычный... Ты... Ты.. В его глазах отражается нежность и волнение. Дыхание звучит несколько торопливым под шум дождя, но каждое слово наполнено теплом и искренностью. Джисон изумлённо посмотрел на Минхо сквозь дождь, улыбнулся и обхватил его лицо руками. Минхо запнулся, его дыхание и взгляд застыли. Младший медленно приближается лицом, и их губы медленно соприкасаются. Для Минхо и Джисона мир замирает на мгновение, их любовь чувствуется сильнее, чем когда-либо. Их сердца стали биться в унисон, словно мелодия дождевых капель, наполняя их мир светом и радостью. Зацепленные друг за друга, они забыли о времени, о мире вокруг них. И вот они стояли под дождём, нежно касаясь губ друг друга, словно ничего вокруг не существовало, кроме их двоих. Букет упал на мокрую землю. Для Минхо это был самый счастливый момент в его жизни — момент искреннего признания перед человеком, которого он любил. Он нежно целовал Джисона в ответ, который чувствовал те же эмоции. Колени дрожали, мурашки бегали по всему телу. Его чувства были взаимны. Дождь продолжал лить, ударяя по лепесткам белых цветов и окутывая их объятиями нежной весны. — Я любил Минхо с тех пор, как мы встретились, когда были молодыми. Мы обнаружили друг в друге истинное счастье. Мы были страстными и мечтали провести вместе всю жизнь. Но затем наступила война, и Минхо был вынужден отправиться на фронт. — его голос дрожал, проникая глубоко в самое сердце, — Обещая вернуться, он оставил меня с сердцем, переполненным любовью, и обещанием вернуться. Нас разлучили, как тени в тумане бомбардировок.. Бёль прижалась к отцу, тихо всхлипывая. Минхо отправился на поле сражений, оставив Джисона в ожидании — в ожидании писем, надежды и страха за свою любовь. Его сердце ощущало беспокойство и тревогу каждый раз, когда гремели войнушки или слышался гул боевых самолетов. Джисон писал Минхо каждый день, даря свои слова как луч света во мраке войны. Они были связаны друг с другом жгучими обещаниями верности и любви, но расстояние и опасности войны делали их связь ещё более бесценной и хрупкой. Каждый день без Ли был как тысяча лет в ожидании, каждая минута как вечность в суете войны. Но Джисону приходилось быть сильным, ради дочери, чтобы сохранить веру в их любовь и вернуть Минхо домой — когда-нибудь, после войны. Искра надежды никогда не покидала сердце Джисона, и его любовь к Минхо лишь крепла со временем. В каждом переулке, в каждом ветре, в каждом звёздном небе Хан искал знак своего возлюбленного, слепящий луч, который должен был привести его обратно домой. Он хранил письма Минхо, каждое слово запечатлено в его сердце как обет верности и любви. Бёль уснула, а Джисон неотрывно смотрел на вторую половину кровати. «Может, если бы ты пришёл и уснул рядом со мной, мне было бы не так грустно». Помимо страха и неопределённости Джисон нашёл силу и решимость в своей любви. Он помогал другим, строил надежду своим добрым сердцем и улыбкой, которая не уходила с его лица, даже когда серый пепел войны затмил солнце в холодных углах его души. Всегда говорил Бёль, что всё будет хорошо. Воспитывал её, ни в чём не отказывал, заботился. Она была её опорой, источником радости и любви. Джисон всё своё свободное время проводит с дочерью с великим удовольствием, хотя бы на миг забывая о тоске. Затем Бёль уходит в школу или играть с друзьями и всё. Началось. Душу будто бы кромсают ножом. На улице начинается яростный ливень, а ветер ни на секунду не стихает. Листья с веток срываются и падают на чёрный асфальт. Джисон заворожённо наблюдает за этим зрелищем. Словно в грустных ноктюрнах Шопена, молодые листья, как молодые солдаты, падают с ветвей и покрывают землю, а ритмичные звуки ветра успокаивают, позволяя забыться на мгновение.***
Конец 1950 года. Солдаты сидели вокруг костра, уткнувшись в тепло пламени, поддерживающем их в холодной ночи. Они рассказывали о своих семьях, о том, как не хватает им родных и близких на этой войне вдали от дома. — Весной мой сын должен был пойти в первый класс. Я так скучаю по его улыбке, — сказал один из солдат. Он был одним из самых старших в роте. — Моя жена, вероятно, каждый вечер думает обо мне, не зная, что происходит здесь, — второй вздохнул. — Моя дочь только начала ходить. Я мечтаю вернуться домой и увидеть, как она бежит мне навстречу. Они делились воспоминаниями о доме, рассказывали друг другу о своих близких, о том, как сильно они их любят и как сильно скучают по ним. В эти минуты разговора холодной ночью солдаты мгновенно находили утешение в общем тепле и понимании друг друга. — Меня должна была ждать моя возлюбленная, — Бан Чан горько улыбнулся. Он был молод, всего на год старше своего друга Минхо. Он подкинул дров в огонь и опять задумался, — Мы хотели пожениться летом, но она погибла от рук этих северокорейцев. Лицо Чана было озарено бледным отблеском пламени, когда он делился тяжелым бременем своих воспоминаний о любви. Во времена войны, когда каждый день был исполнен страха и неизвестности, дружба и любовь становилась ещё более ценной. К его глазам подступили слёзы, которых он молча стирал тыльной стороной ладони. Болезненные воспоминания разрывали грудную клетку. Минхо и другие слушали с полным вниманием, поддерживая Чана с огромным внутренним состраданием. Они поддерживали своего друга не только словами, но и своим присутствием, которое говорило о том, что никто не одинок в своей боли. Рука Минхо легко коснулась плеча Чана, словно невидимая нить, соединяющая их, передавая тепло и поддержку в этот момент искренней уязвимости. Солдаты сидели у костра, окруженного темной ночью. Огонь мерцал, отбрасывая свет и тени на усталые лица солдат. Они молча разменивались историями о своих семьях, о тех, кого они оставили позади в далеких домах. Минхо продолжил разговор, рассказывая о своих любимых. — У меня есть муж и дочь. Я до сих пор помню их лица, когда они меня провожали в путь.. — в его глазах мелькнула тоска. Рота надолго замолчала. Каждый думал о чем-то своём, о хорошем, о близких. Минхо думал о Джисоне, который каждое утро ласково обнимал старшего, дарил свою любовь, о том, как они с Бёль весело проводили время, играя в воинов, и заботливо поливали ромашки. В его глазах появилась искра решимости. — Мы все здесь защищаем не только свои дома, но и тех, кого любим, — сказал он наконец после долгой паузы. — Это наша семья тоже, и мы должны вернуться к ним целыми и невредимыми. Солдаты продолжали сидеть у костра, обнимая свои воспоминания о доме и семье в тепле огня и в тени войны.***
Мужчина сидел на грязном краю окопа, укрываясь от дождя поверхностью плаща. Сегодня его очередь дежурить. Он смотрел вдаль, в направлении, где лежала его родная деревня, где жила его семья, которую он так давно не видел. Сквозь тёмные облака, его взгляд тоскливо скользил по местам, которые когда-то были их общим домом, и в его сердце зазвучала большая тоска. Минхо вспоминал запах домашнего тепла, звуки детского смеха и любовь Джисона, который касался его руки теплой ладонью. Он чувствовал ветер, который дул через окно настоящей берёзы, слышал пение птиц утреннего рассвета, что каждое утро пробуждали его в тех самых далёких временах счастья и мира. Но теперь место в его сердце заняли тоска и сожаление, потерянная возможность быть рядом со своими близкими, защищать и заботиться о них.