Злодейский (Villainous)

      Через два дня Кроу снова оказался на рынке в Тадфилде, потому что к этому моменту уже перестал сопротивляться.              Идея была в том, чтобы выбраться из башни и отвлечься от мыслей об Азре, но задумка, мягко говоря, успехом не увенчалась. При этом у него не было настроения общаться с кем-либо в «Иезавели», и он вряд ли смог бы в достаточной мере сосредоточиться на пьесе, чтобы досидеть до конца, так что пришлось идти на рынок – тот конкретный рынок. Но, рассуждал он, даже это было большим шагом вперед по сравнению с тем, чтобы пялиться на красную розу с маскарада (которую он оставил засыхать в чистой банке на столе) и сплетничать со своими цветами. Ну, вроде того.              В данный момент он находился в лавке переплетчика и лениво перебирал кипы пыльных старых книг и манускриптов, стараясь не расчихаться. Просто на случай, если Азре может что-то понравится из здешнего ассортимента.              Кроу никогда не думал, что будет чувствовать какое-то особое родство с мотыльками, но в последнее время все чаще и чаще морщился от сочувствия при виде бедных ублюдков, решительно летящих прямо на факелы.              Он изо всех сил старался не вспоминать о своем поведении на балу. Весь вечер прошел в алкогольном тумане – будь проклят тот голубой напиток! – но некоторые моменты выделялись, как свечи в темноте: Азра в своем нелепом красивом наряде, залитый золотистым светом; красная роза, приколотая к его камзолу; Азра, говорящий ему, что он собирается жениться; то, как они стояли на балконе, осторожное касаясь рук друг друга; их спор; головокружительное прикосновение губ к руке...              Ладно, буквально все их совместные моменты отпечатались в его памяти. Все эти два дня он постоянно думал только о них; они преследовали его и во сне, и наяву.              Как только он вернулся в Гнездовье, то сразу же отправился в сад (даже не переодевшись) и рассказал своим цветам всю постыдную историю в мельчайших подробностях, причем настроение его постоянно колебалось между восторгом и сомнением. Он выставил себя дураком. Он сказал слишком много. Нет, он недостаточно сказал! Ему следовало быть смелее. Он перегнул палку.              При этом он импульсивно сменил цвет всех роз на насыщенный красный.              Цветы проявляли сочувствие, но никак не помогали.              Он даже не осмелился взглянуть в лицо Азре после того, как поцеловал его руку, а просто развернулся и, как пьяный идиот, побежал прочь, выскочив за дверь и помчавшись по коридору, спотыкаясь и едва не потеряв одну из туфель. Его щеки до сих пор горели от стыда при одном только воспоминании. Оставалось лишь надеяться, что он сможет списать все на выпитый тем вечером алкоголь. Конечно, Азра не станет его за это винить.              А что касается... помолвки... Кроу встряхнулся и подавил пронзившую все его тело острую боль, как делал последние два дня. Он всегда знал, что их отношения временные. Тот факт, что теперь помолвка Азры была официально оформлена, мало что менял. Не должен был ничего менять. Не мог ничего изменить. Отныне Кроу оставалось только наслаждаться временем, которое у них осталось, не ухудшая ситуацию и не желая большего.              Разумный совет, но его проклятый спящий мозг вовсе не был разумным. Все его фантазии, которые он подавлял в последнее время, издевательски проявлялись в его снах с удесятеренной силой, словно в наказание за то, что он игнорировал их, когда бодрствовал. Прошлой ночью сны устроили ему очень подробное представление, наглядно демонстрирующее все, о чем он избегал думать в присутствии Азры: медленное избавление от роскошных бальных одежд, тихий шорох парчи по шелку, шепот шелка, скользящего по коже; сопротивление ткани, когда он срывал кружевной шейный платок Азры одним длинным лоскутом, даже не пытаясь распутать его; поцелуи, оставленные на бледной коже, разоблачаемой, словно секрет магического фокуса; опускание на колени у его ног, одной рукой поддерживая длинную икру, другой осторожно снимая эти нелепые туфли на каблуках, затем спуская чулки один за другим и целуя внутреннюю сторону бедра и, может быть, прикусывая ее при этом...              В кои-то веки Кроу был бы не против иметь менее активное воображение. Ходить стало довольно трудно – как, например, сейчас.              Он напевал себе под нос, перебирая стопку пьес в кожаных переплетах и стараясь не обращать внимания на внезапно ставшие слишком тесными бриджи, как вдруг осознал, что напевает одну из мелодий с маскарада. «Прекрати».              Он вытащил из стопки экземпляр «Десяти честных предателей» и ухмыльнулся, вспомнив их самый первый разговор, если это вообще можно было так назвать. Скорее, обмен угрозами. Эх... Это будет отличный подарок, который вызовет у Азры смех. Идеально.              Несмотря ни на что, он вышел из магазина пружинистой походкой с новой покупкой под мышкой. В следующий раз, когда они увидятся, он снова будет трезвым и полностью владеющим собой, с каким-нибудь превосходным десертом и подарком в виде одной из любимых пьес Азры. Если этого было недостаточно, чтобы загладить вину, то ему уже ничего не поможет. ***       Промчавшись последнюю четверть мили до дома с помощью заклинания, Кроу выкрикнул пароль и особенно эффектно, как ему казалось, проскользнул боком через колючую изгородь. Уже во внутреннем дворе он смахнул пыль с плаща и проверил, цела ли сумка с книгой. Она не пострадала.              – Кхм... – раздался кашель прямо у него за спиной.              Кроу подпрыгнул так сильно, что чуть не выронил сумку.              – Вот черт! Ох. Кхм. Привет, Хастур. Что такое?              Старик стоял всего в метре от него, словно появился прямо из-под земли. На нем был тот же длинный бесформенный камзол, что и всегда, шишковатые руки засунуты глубоко в карманы, а волосы больше чем обычно казались приклеенными к его голове. Черт, ну и жуткий же он. Как один из самых противных трупов отца – из тех, на которые Кроу так часто таращился в надежде, что они не шелохнутся, но ему никогда не везло. Возможно, именно поэтому Хастур всегда заставлял его так сильно нервничать.              – Я ждал, когда вы вернетесь, – проворчал Хастур. – Вам следует кой на че глянуть. – Его черные глаза возбужденно блестели. Он выглядел счастливее, чем когда-либо прежде, что заставило Кроу встревожиться не на шутку. Все, что делало Хастура счастливым, должно было, по меньшей мере, раздражать его.              – А это не может подождать? – настороженно спросил он.              – Нет.              «Как грубо».              – Отлично, – фыркнул Кроу. – Тогда в чем дело?              Хастур прошаркал к дверям, встроенным в землю сбоку башни, – тем, что вели в подвал.              – Сюда, сэр. – Он распахнул двери с обманчивой для его скукоженного вида силой и направился вниз по ступеням.              – Конечно, сюда. – Немного подумав, Кроу все же нехотя последовал за ним. Маловероятно, что Хастур собирался убить его там, внизу, хотя бы потому, что в его преклонном возрасте трудно найти другую работу.              – Отлично. Что там такого срочного? – Кроу легко перепрыгнул последнюю пару каменных ступенек, свернул за угол…              …И почувствовал, как сердце подскочило к горлу и остановилось.              Подвал представлял собой круглое помещение с низким потолком, размером примерно в половину обычного башенного этажа с фонарями по всему периметру, которые в данный момент горели. С одной стороны находилась узкая зарешеченная тюремная камера, установленная много лет назад, а с другой – грубая каменная стена, на которой на больших крюках висели железные кандалы. Обе эти вещи всегда казались Кроу невероятно оптимистичным дополнением к интерьеру, учитывая, что все враги, посещавшие его башню, обычно оставляли после себя лишь небольшую кучку пепла. В чем смысл держать кого-то в плену, если он никогда и ни за что не перестанет нападать?              Почерневшие железные кандалы крепились к ржавым цепям, которые можно было поднять с помощью кривошипа, вделанного в стену. Впервые они были не пустыми.              На них был подвешен человек, чья светловолосая голова свисала так низко, что подбородок упирался в грудь.              Кроу не нужно было видеть лицо, чтобы узнать его.              – Я усек, как он крадется за башней, сразу как вы ушли. Он постучал в дверь. Я застал его врасплох и вырубил. – В голосе Хастура прозвучала злобная нотка ликования.              «О. Гребаный. Господи. Боже». Титаническим усилием Кроу удалось не закричать, не упасть в обморок и не превратиться в пылающий факел. Он словно прирос к месту, смертельно бледный и застывший; его мысли метались, как безумные. «Как... Что... Что он здесь делает? Он…»              Старик взволнованно переминался с ноги на ногу, явно очень довольный собой.              – Я прикинул, раз уж эти цепи раньше не использовались, сейчас самое время. И вот еще что – он не какой-то там Рыцарь, у него перстень с печаткой. Он из королевской семьи. Я его не добил, чтоб вы лично его прикончили.              Шок превратил кровь Кроу в лед. Это какой-то обман зрения, ошибка, что угодно. Лихорадочный сон, вызванный стрессом.              – А. Да. Понятно, Хастур, очень хорошо, – как будто бы со стороны услышал он свои слова.              Убедившись, что ноги не подкосятся, Кроу медленно ступил вперед, чтобы рассмотреть испачканное лицо Азры, изо всех сил пытаясь сохранять самообладание. Слава чему угодно, он дышал. Наружу рвался крик, но он решительно подавил его. «Так вот на что похожа истерика».              Где рана? Крови не было. А, вот – сквозь бледные волосы виднелся припухший синяк от удара по голове. Значит, только без сознания.              Позади него Хастур продолжал увлеченно рассказывать:       – Пришлось поднапрячься, чтобы притащить его сюда, скажу я вам. Я сложил все его вещички внутри, в обычном месте. Как только покончите с ним, я возьму лошадь и...              – Нет, – перебил его Кроу.              – Хотите их переложить?              – Нет. То есть нет, мы не будем его убивать.              Черные глаза дважды медленно моргнули. Редкие брови сошлись у переносицы.              – …Чего?              – Мы не будем его убивать, – повторил Кроу.              Хастур уставился на него с явным недоумением.              – Чего? Как так? Это эмпирионский принц, – подчеркнул он, как будто Кроу просто не понял его.              – Да, но он... он... – Кроу сглотнул. Тук, тук, тук, отбивало его сердце. Истерический вопль все еще пытался вырваться из его горла, мешая думать.              – Он не напал на меня первым. Это может вызвать... дипломатический инцидент.              – Дипломатический инцидент, – медленно повторил Хастур, произнося слова так, словно говорил с безумцем. – О чем вы ваще?              – Если мы убьем принца, и кто-нибудь узнает, что он был тут перед смертью, его король в отместку сожжет эту башню дотла.              Глаза Хастура опасно сощурились.              – Вы их боитесь? Это слова труса.              Кроу лишь оскалился в ответ.              – Сними с него цепи.              – Вы не можете быть таким...              – Я велел снять с него цепи.              – Ваш отец никогда бы...       – Моего отца здесь нет! – прорычал Кроу, давая волю своему гневу. Его пальцы подергивались от желания вцепиться в глотку идиота Хастура. Вместо этого он выхватил ключи из рук старика и быстро расстегнул кандалы, удерживающие Азру на месте. Когда он расстегнул второй наручник, то обхватил его за плечи и, осторожно перенеся на себя его вес, опустил на землю. – Я хозяин этой башни и когда отдаю тебе приказ, ты подчиняешься ему, ты меня понял?              – Да, сэр. Я запомню, – холодно ответил Хастур.              Кроу не обращал на него внимания. Он смотрел только на Азру и огромный багровый синяк у него на голове. Его доброе знакомое лицо было неподвижно – слишком неподвижно и слишком бледно, как будто из него выкачали весь солнечный свет. Хастур снял с него всю верхнюю одежду, так что на нем осталась только белая рубашка, черные бриджи и его любимые коричневые сапоги для верховой езды. Кроу никогда не видел его столь скудно одетым и таким растрепанным. Это действовало ему на нервы не меньше, чем все остальное.              «Что ты натворил? Просто как ни в чем не бывало решил сюда зайти? О чем ты думал? Что ты вообще здесь делал?»              Тщательно начищенные сапоги Азры были поцарапаны и испачканы, оцепенело отметил Кроу. Ему бы это не понравилось.              Он хотел было пригладить взъерошенные белые волосы, внимательно осмотреть его, но остро чувствовал на себе пристальный взгляд Хастура, впивающийся в его спину. Вместо этого Кроу легонько встряхнул его, но Азра не шелохнулся. Кроу с ужасом понял, что синяк распространился по всей коже головы принца под волосами, а огромная синюшная шишка на голове все разрасталась. Он дышал, но поверхностно, а его обычно румяные щеки были пепельно-серыми. Он видел достаточно ран, чтобы понять, что дело плохо.              «Он доверял тебе».              Эта мысль поразила его, как удар обухом. Азра не знал, что у него есть слуга; Кроу никогда не упоминал о Хастуре, как не упоминал и о других уродливых вещах, и Азра верил, что с ним ему нечего бояться. Вероятно, он считал, что, оказавшись за колючей изгородью, будет в безопасности. Изгородью... в которую у него на глазах на прошлой неделе вошел Кроу. Изгородью, от которой Кроу случайно назвал ему пароль, пытаясь покрасоваться. Азра доверял Кроу настолько, что пришел к нему домой, как к любому нормальному другу, и вот что он за это получил.              «Это моя вина».              – Мне так жаль, – одними губами произнес он, чувствуя, как щиплет глаза. «Я должен был сказать, должен был предупредить тебя. Я такой идиот».              Он смотрел на Азру, чувствуя тошноту и беспомощность. Колдуны умели убивать, а не спасать. Конечно, он мог в два счета зашить порез, приготовить противоядие или чай из ивовой коры, но это... это было ему не по силам. То, что он не приходил в себя даже сейчас... не предвещало ничего хорошего. Даже если бы Кроу доверился городскому лекарю, в этом захолустье не нашлось бы врачевателя, который умел бы лечить подобные травмы. Или такого, который смог бы сохранить произошедшее в тайне. Если Азра умрет...              Эта мысль побудила его действовать.              «Нет».       Он быстро вскинул голову.              – Что ты сделал с его лошадью? – спросил он Хастура. Его голос прозвучал холодно, отстраненно. Спокойно.              – Привязал к столбу у сада. – Взгляд черных глаз был острым – слишком острым.              Кроу отрывисто кивнул, присел на корточки и под протестующий скрип коленей с усилием воли, о наличии которого даже не подозревал, поднял Азру с земли и взвалил себе на плечи. Азра был не из легких, так что он слегка пошатнулся под его весом, но умудрился не упасть.              Пришло время все исправить. Как же глупо было выходить из себя. Почему он вечно вел себя, как идиот?              – Кхм. Я имел в виду, что мы не можем убить его здесь. Я собираюсь переправить его за Стену и дать умереть там, чтобы никто не проследил его к нам.              – Ладно. –Хастур не переставал хмуриться. – Если вы считаете, что так будет лучше, сэр.              – Положи его вещи в обычное место. Я вернусь поздно, – отрывисто бросил Кроу и, повернувшись, без лишних слов зашагал вверх по лестнице, таща на себе Азру. ***              Пошатываясь под тяжестью Азры, Кроу выбрался из подвала на прохладный вечерний воздух. Солнце село, и теперь луна возвышалась над ними, словно большой серебряный галеон. Вороны спали, но вылезли козодои, которые щебетали и звали друг друга; издаваемые ими звуки смешивались с шумом ветра, шелестевшего в ближайших деревьях. Один из них приземлился на светящуюся зеленью изгородь и уставился на Кроу, когда он, спотыкаясь, проходил мимо.              Серафину он нашел совершенно невредимой, привязанной, как и обещал Хастур, к колу, вбитому в землю у сада на заднем дворе. К его огромному облегчению, белая кобыла не съела ни одного из ядовитых растений, тем самым доказав, что она умнее большинства людей.              При его приближении она отпрянула в сторону, прижав уши к голове, но, почуяв его запах, немного успокоилась, а когда почуяла Азру – еще больше.              – Вот так, расслабься, – нервно прошептал Кроу, придвигаясь ближе и напрягаясь под мертвым грузом принца. – Хороший лошадка. Хорошая, большая, опасная лошадка. Ты ведь знаешь меня, верно? – Огромное животное нависало над ним и стояло, притоптывая железными копытами и глядя на него недоверчивыми белесыми глазами. Кобыла была далеко не спокойной, но позволила ему взять поводья. – Хорошо, хорошо. Сегодня мы с тобой станем друзьями.              Серафина не соизволила ответить.              Потея, кряхтя и проклиная все и вся, Кроу каким-то образом умудрился взвалить гораздо более тяжелого Азру лицом вниз на спину огромной лошади, словно мешок с картошкой. Это было самое впечатляющее физическое достижение в его жизни, и хотя несколько загадочных (и, вероятно, важных) костей в его собственной спине и плечах издали громкий хруст и он уже надсадно хрипел под конец, но все же у него получилось. Не теряя времени даром, он поставил ногу в стремя и с грацией человека, взбиравшегося на мокрый стог сена, взгромоздился в седло позади Азры. Затем последовал трудоемкий процесс перемещения Азры в вертикальное положение без того, чтобы уронить его на землю. К тому времени, когда он наконец разместил их обоих, причем бессознательный принц безвольно болтался между его рук, Кроу взмок и задыхался, совершенно изможденный. Позолоченное седло не было рассчитано на двоих, и удобным его уж точно не назовешь, но, по крайней мере, они взобрались на эту чертову лошадь.              Серафина, к ее чести, спокойно стояла на месте во время всех его неловких попыток разместиться на ней, видимо, чувствуя, что нужно поторапливаться, а может, просто жалея его. «Действительно, надежная, как скала».              – Хорошая девочка. – Кроу провел рукавом по влажному лбу и взял поводья вспотевшей рукой. Интересный должен получиться опыт. Он мог по пальцам пересчитать совершенные им конные поездки, и далеко не всегда они проходило гладко. Если повезет, он не свалится и не убьет их обоих. По крайней мере это насущное беспокойство помогло ему не обращать внимания на более серьезную, ноющую тревогу, которая шептала, что Азра уже несколько часов находится без сознания и не подает признаков жизни, а это очень плохой знак. Но он хотя бы еще дышал.              Этой мысли оказалось достаточно, чтобы укрепить его решимость.              – Не смейте умирать, Ваше Святейшество, слышите? – пробормотал он ему на ухо. Принц с таким же успехом мог быть тряпичной куклой. Кроу крепче обхватил Азру за грудь, пришпорил белую кобылу, и они втроем осторожно покинули темную территорию Гнездовья. Стена светящихся зеленым светом колючек расступилась перед ним, когда он приблизился. Выехав за пределы Гнездовья, он направил Серафину на северо-запад, в сторону темной линии Леса, и начал медленно набирать скорость.              Пора было навестить ведьму.