Злодейский (Villainous)

      Дражайший Кроу,              Как видишь, я вернулся в целости и сохранности, хотя и несколько уставший. С тех пор как я вчера переступил порог дворца, люди постоянно толкутся вокруг меня, не давая ни минуты покоя! Даже когда я пишу это письмо, в мою дверь снова стучат, так что мне нужно поторопиться.              Можешь поверить, что мое отсутствие было замечено только в последний день? Нам повезло, по правде говоря, но я чувствую себя слегка оскорбленным!              Я уже начал собирать книги, и самое сложное – решить, какие из них взять с собой, а какие – оставить. Увы, если я не проявлю сдержанность, твоя башня будет забита одними лишь книгами, и тогда для нас вообще не останется места.              Я ужасно скучаю по тебе. Мне пора идти, но я дам тебе знать, как только у меня появятся какие-нибудь идеи или успехи!              Со всей моей любовью,       Азра              Кроу поднял голову от письма и с облегчением выдохнул, позволяя напряжению покинуть свое тело.              Весь день он ждал этого дурацкого голубя – ждал знака, что Азра в безопасности, и вот теперь наконец смог немного расслабиться. С тех пор как Азра вчера уехал, все тело Кроу попеременно вибрировало от экстаза и нервозности.              Он пытался выместить всю эту энергию на цветах... но это оказалось не таким уж эффективным отвлекающим маневром, как он надеялся. За последние пару месяцев желтый цвет медленно, но верно стал доминировать в его саду, разумеется, совершенно случайно, и куда бы он ни смотрел, везде ему мерещился Азра.              Он нервно прохаживался по рядам ярко-желтых роз, золотистых тюльпанов, лимонных петуний и недавно добавленных глиняных горшков с нарциссами, недвусмысленно предупреждая их, что если в башне поселится кто-то особенно милый и впечатлительный, это не значит, что все они могут расслабиться.              Цветы выглядели такими чертовски веселыми, что он быстро сдался. Это все равно что пытаться угрожать комнате, полной солнечных лучей.              Вместо этого он провел время в комнате Артефактов, размышляя о том, какие из них можно продать по хорошей цене, чтобы выручить немного денег. Без Хастура было бы немного сложнее, но на артефакты всегда находился покупатель среди богачей. Кто-нибудь обязательно захочет приобрести эти светящиеся ожерелья, например, или плащ, который раздувался сам по себе, без участия ветра. Кроу бы и сам от него не отказался, не будь он такого неудачного оранжевого оттенка. Не мешало бы избавиться и от некоторых более тревожных предметов вроде жутковатого доспеха, воющей коробки и того прозрачного стеклянного шара, который предупреждающе мерцал красным, когда кто-нибудь подходил слишком близко. Проклятые странные колдуны.              Все это время он подсознательно ждал, что что-то пойдет не так: Азру подстерегут разбойники на дороге, или ударит молния, или придет письмо со словами: «Мне очень жаль, но я совершил ужасную ошибку...»              Но нет. Чудесным образом все было в порядке. С тяжелым вздохом Кроу облокотился на подоконник и медленнее перечитал письмо, просто чтобы насладиться голосом Азры, раздававшимся у него в голове. Письмо, как и всегда, вызвало у него улыбку: четкие строчки, выведенные аккуратным почерком темно-синими чернилами, подпись с маленькой закорючкой на букве А – не то же самое, как личное присутствие Азры, но все равно оно было похоже на лучик солнечного света, согревающим ему лицо, – как нельзя кстати в серый день с не перестающим моросить дождем.              Дождь начался с рассветом, когда Кроу проснуться, чтобы проводить Хастура. Как и обещал, старик собрал свои минимальные пожитки накануне вечером и первым делом с утра уехал в наемной карете, видимо, желая избавиться от него не меньше, чем Кроу – от Хастура. Кроу смотрел вслед черной карете, удаляющейся по грунтовой дороге, испытывая огромное чувство облегчения и лишь малую толику вины. Несомненно, вскоре в его адрес придет письмо из Совета с черной печатью, чтобы отчитать его, но до этого еще надо дожить.              После отъезда Хастура он первым делом сменил пароль к изгороди.              И тогда впервые в жизни башня стала принадлежать ему, и только ему. Это было самое невероятное ощущение, хотя без Азры здесь было пустовато. Принц провел тут всего одну ночь, но все вокруг уже успело проникнуться его духом; Кроу чувствовал его отсутствие в виде пустоты там, где он раньше присутствовал, словно он стал неотъемлемой частью самих камней. Но как он это сделал? Азра и сам обладал уникальной магией – это было единственным объяснением.              Впрочем, если верить его словам, пустота не продлится долго. И Кроу, в конце концов, поверил: он не сомневался в заверениях Азры, но все равно в полной мере не ощутил бы реальность ситуации, пока не смог бы снова увидеть его, обнять и уверить себя, что он в безопасности... дома.              Пока он не мог его увидеть, но, по крайней мере, мог написать ответ.              Ухмыльнувшись, Кроу сел за стол и придвинул к себе лист белой писчей бумаги (которую подарил ему Азра) и перо из вороньего пера. Он обмакнул перо в чернила и хмыкнул.              Азра, начал он, как всегда...              …и остановился, подняв перо над страницей и перестав улыбаться.              Ему вдруг пришло в голову, что теперь он должен написать по-другому. Конечно, он и раньше писал Азре десятки писем, но то было раньше. Теперь же, когда они стали любовниками... он полагал, что это будет считаться любовным письмом.              От одной только мысли Кроу покрылся холодным потом и в ужасе уставился на почти чистый лист бумаги. Он не имел ни малейшего представления о том, как писать любовное письмо. Что, черт возьми, он должен был написать? Стихотворение? Точно ли оно приличествовало ситуации? О черт, неужели Азра ожидает подобного? Черт, может, и ожидает; во всех пьесах и историях люди всегда писали сложные, цветистые любовные поэмы с идеально выверенными строками, обнажающими душу и создающими музыку из эмоций. От этой мысли Кроу вспотел еще сильнее и провел влажной ладонью по штанине бриджей. Нет, нет. Написание поэзии – удел людей, у которых чувств больше, чем здравого смысла. Да у него и не было подобного опыта, а, разумеется, плохие стихи были несравненно хуже, чем отсутствие поэзии вообще. С его везением любой вымученный стих, который он выдаст, произведет обратный эффект и заставит Азру передумать.              Тогда нужно что-то среднее. Что-то такое, что дало бы понять, что Азра ему небезразличен, но при этом не выплеснуло бы на него всю волну чувств слишком быстро.              Кроу немного посидел, подперев подбородок кулаком, глядя на фиолетовые цветы в стакане на столе в надежде запугать их и получить вдохновение, но ничего не получалось.              Тогда нужно что-нибудь покрепче. Он пододвинул к себе верный графин с красным вином и налил кубок для моральной поддержки. Он быстро выпил первую порцию, а когда не помогло, налил еще.              Слова не шли. Кроу зарычал и провел свободной рукой по волосам. «Где люди учатся таким вещам?» Очевидно, он всю жизнь читал совсем не те книги, потому что в данный момент ему казалось, что проще проглотить всю башню камень за камнем, чем облечь свои чувства в правильные слова. Он провел рукой по лицу и застонал, уставившись одним глазом в бумагу. Неужели люди просто... говорят о своих чувствах? Неужели кто-то действительно так поступает? Вот это уж точно искушение судьбы!              Кроу выругался, поняв, что кончик пера давно высох, пока он сидел без дела. Быстро обрезав его маленьким серебряным ножом, он снова макнул перо в чернильницу. Пора приступать. Когда он начнет, конечно, станет легче – слова потекут, как патока вниз по склону. Импульс. Импульс – вот что ему было нужно, да. Он сделал еще один решительный глоток вина, стиснул зубы и начал писать:              Дражайший Азра...              Он остановился и уставился на бумагу. Слова, казалось, впивались ему в глаза, дразня. «Прекрасное начало... если хочешь спугнуть его». Конечно, Азра тоже так начал свое письмо, но то Азра. То, что он говорил подобные вещи, не означало, что Кроу стоило их повторять. Ведь так?              Кроу скомкал бумагу в комок и перебросил через плечо. Лучше немного сбавить обороты, чтобы перестраховаться. Он сделал еще один глоток вина, взял свежий лист и попробовал снова:              Дорогой Азра, вчера я чудесно провел с тобой время...              «Кошмар».              – И, возможно, в следующий раз Ваша Светлость соблаговолит присоединиться ко мне за печеньем и чашкой чая перед интимной близостью! – Он вычеркнул предложение резким росчерком пера, застонал и наклонился, ударившись лбом о стол.              – У меня, – пробормотал он, обращаясь к деревянной поверхности, покрытой шрамами, – плохо получается. – Стол ничего не ответил.              Этот лист присоединился к своему собрату на полу, а вскоре за ним последовала лавина других.              Дражайший Азра, надеюсь, у тебя все хорошо,       Азра... Я надеюсь, что...       Дорогой Азра, как ты? Я в порядке...              И так далее.       Немалое количество чернил, вина и пота спустя Кроу сидел на обломках своих романтических устремлений, вцепившись пальцами в волосы. Пальцы другой руки, державшие перо, были забрызганы черными чернилами, как и волосы, на носу и вдоль одной скуле красовалась клякса, словно боевая рана. В общем, чернил на нем было гораздо больше, чем на бумаге, а вина в нем – больше, чем в графине. Перо стало значительно короче. Он был изрядно пьян. Скомканные листы бумаги были разбросаны по всей поверхности стола и на полу позади него – некоторые из них подпаленные.              Он с трудом различал бумагу перед собой. Это был последний лист, так что, черт возьми, письмо должно было быть идеальным.              Дорогой Азра,              Я так рад, что ты в безопасности. Теперь мне легче дышать, хотя без тебя здесь слишком тихо.              Есть и хорошие новости: Хастура тут больше нет – да, я уволил его, наконец-то. Честно говоря, это оказалось гораздо проще, чем я ожидал, и я жалею, что не сделал этого много лет назад. По крайней мере, тебе больше не нужно беспокоиться о том, что тебя огреют по голове, когда ты приедешь, а значит, степень гостеприимности моего дома значительно повысилась – благодаря этому и свежему шоколадному торту, который я собираюсь испечь завтра. Да, я пытаюсь тебя соблазнить.              Что касается твоих книг, то сдержанность переоценивают. Приноси сколько угодно, и, если понадобится, мы заполним шесть нижних этажей до отказа.              Я тоже скучаю по тебе и не могу дождаться новой встречи. Будь осторожен и поскорее возвращайся, ангел. Я буду ждать.              Последние строки все еще заставляли его инстинктивно потеть и кривиться. Такая откровенность казалась рискованной... но он не мог придумать ничего лучше. Очевидно, что любовные послания – не его сильная сторона. Если бы он знал, что ему придется ухаживать за принцем, то уже давно похитил бы странствующего барда и держал бы его в плену для подобных дел.              Но теперь возникла новая головоломка: как ему подписать письмо? Просто «Кроу» теперь казалось слишком банальным. Не «с любовью», конечно, независимо от того, что он там чувствует. «С почтением»? Фу. Ужасно.              Кроу окинул лист сердитым взглядом, а затем воинственно нацарапал «Навсегда» и подписал свое имя, после чего быстро свернул письмо, пока не успел опомниться. Он прикрепил его к лапке белого голубя, который все это время покорно ждал на жердочке, а затем без предисловий вышвырнул птицу в окно под мелкий дождь, прежде чем успел передумать. Птица издала возмущенный писк, похожий на ругательство, а затем, хлопая крыльями, унеслась сквозь дождь за верхушки деревьев.              Кроу подтолкнул выброшенные письма в камин и задумчиво поджег их, а затем несколько полезных минут вышагивал по комнате, глядя на серое небо.              «Расслабься, идиот. Пройдет несколько часов, прежде чем он получит его, возможно, даже не сегодня. Ты не получишь ответного письма в ближайшее время – если вообще получишь. Если это не было слишком навязчиво. Черт. Не надо было оставлять ту фразу!»              Он сдержал порыв выброситься из окна вслед за птицей. Или, возможно, просто выброситься из окна.              Вместо этого он бросился на кровать и лежал там, раскинувшись на спине, полностью осознавая, что выставляет себя полным идиотом, и совершенно не в силах ничего с этим поделать. Иногда живое воображение было пустой тратой энергии.              Его кровать казалась слишком большой, холодной и пустой, но... Кроу сжал простыни в кулак и поднес к лицу, вдыхая. Да, они все еще пахли Азрой, совсем чуть-чуть.              Это навело его на мысль, и он отправился к шкафу, чтобы достать одну из запасных рубашек Азры. Вот она определенно пахла им – пахла пергаментом и цветами так сильно, что Кроу почти поверил, что Азра здесь. Он лег обратно, и постель оказалась неожиданно теплой и мягкой. Он почти чувствовал, как глубже погружается в матрас, и, закрыв глаза, улыбнулся.              Он лежал на спине, вытянув одну руку над головой и прижимая к носу рубашку Азры, и вспоминал эти идеальные мягкие руки, то, что он чувствовал, когда они касались его. Звуки, которые издавал Азра, когда Кроу покрывал его тело поцелуями. Вкус его кожи и то, как он напрягся в его руке, когда он обхватил его член пальцами и принялся поглаживать...              И Кроу обнаружил, что сегодня его воображению нашлось применение – куда более приятное, чем корпение над письмами. Вторая половина этого дождливого дня прошла гораздо быстрее, чем первая. ***              «Шелковистые рыжие волосы скользят по моим пальцам...»              Азра переложил руки на колени и провел кончиком пальца по прохладному шелку рукава, ощутив в его текстуре отголосок этих локонов.              Он сидел на своем обычном месте у эркера библиотеки, небрежно держа на коленях книгу стихов. Все утро ушло на то, чтобы сбежать от своих обязанностей, и теперь, наконец оставшись один, он ни строчки не прочитал, просто сидя, глядя на дождливое море и улыбаясь самому себе. Вспоминая. Смотря, как капли дождя стекают по стеклу, становясь расплавленным золотом в отраженном свете бра.              «Глаза как растопленный мед...»              Теплые, наполненные сильнейшими эмоциями, которые пленили его с первого взгляда. Красивые до невозможности. А этот прекрасный орлиный нос, обрамленный высокими скулами... Азра хотел целовать каждую черточку снова и снова, пока Кроу не полюбит их так же сильно, как он сам.              А руки Кроу, боже... Эти длинные изящные пальцы, с такой легкостью создававшие магию, были искусны и в других делах.              – Что привело тебя в такое хорошее настроение?              – Хм? – Азра моргнул и с удивлением обнаружил прямо перед собой Майкла. О-о. Как долго он там простоял? Азра прочистил горло и скрестил ноги. – О-о. Прошу прощения?              Майкл сложил руки на груди и неодобрительно посмотрел на него.               – Последние пару дней ты только и делаешь, что напеваешь себе под нос и улыбаешься. Болезнь так на тебя повлияла?              Азра полагал, что был довольно рассеянным. На все вопросы о том, где он был, он отвечал лишь улыбкой и неопределенным: «Ну, то тут, то там в городе, вы же знаете, как это бывает, когда хорошо проводишь время!» В конце концов, его братья сдались и пришли к выводу, что он просто потерял счет времени и провел целый день, слоняясь по местному рынку, с головой погрузившись в кипы пыльных книг. Совершенно недальновидно с их стороны, но таковы уж его братья. Они не могли представить себе мир, в котором их младший брат обманывает их, и в кои-то веки Азра был рад, что его недооценивают.              Но кто мог винить его за рассеянность? В конце концов, он не собирался жениться на Уриэль, намереваясь остаться со своим прекрасным колдуном и никогда его не отпускать – будущее просто не могло быть более радужным.              «Жаркая кожа под моими губами...»              Азра тряхнул головой, мысленно возвращаясь в настоящее. Он поправил взъерошенные манжеты рукавов и облизнул губы, собираясь с мыслями.              – О-о. Конечно нет, совсем наоборот. Я наконец-то снова чувствую себя хорошо; ты же знаешь, как это бывает, когда болеешь. Кроме того, на днях я нашел на рынке отличную книгу, еда в последнее время особенно хороша, погода прекрасная... – он посмотрел на улицу, где по-прежнему шел тоскливый дождь, – ...э-э, обычно. Сейчас в мире все просто замечательно. – Он улыбнулся и рассеянно провел рукой по шее, где на виду под рубашкой прятался скандальный фиолетовый засос.              Майкл смотрел на него скептически. Это был вполне знакомый взгляд – взгляд, который словно бы спрашивал: «какую ерунду затеял наш эксцентричный младший брат на этот раз?»              В кои-то веки Азре было все равно. Он просто сидел, сложив руки на коленях, и мечтательно улыбался, пока Майклу не стало неуютно и он не ушел.              Скатертью дорога. Азра снова стал смотреть в окно. Он также распрямил ноги, потому что скрещивать их стало неудобно.              Это было потрясающее чувство – новая смелость, равнодушие к тому, что подумают его братья. Почти такое же шокирующее, как осознание того, что он собирается перевернуть всю свою жизнь, но если кто и стоил этого, так это Кроу. Это придавало удивительную кристальную ясность миру, который раньше казался таким запутанным. Нельзя вдруг превратилось в почему нет, и о, эта свобода была великолепна.              Он держался за это чувство каждый раз, когда его охватывала тревожная дрожь при мысли о том, что ему предстоит сделать дальше.              На предыдущей неделе он действительно встречался с Гэбриэлем, как только поднялся с постели после болезни, за день до своей безумной поездки на юг. Если это действительно можно было назвать встречей, ведь он просто сидел, пока Гэбриэль разглагольствовал о фантастическом пополнении их казны и огромных участках земли, которые они получат от брачного союза. Как будто Азре было до всего этого хоть какое-то дело. Король решил назначить свадьбу с леди Уриэль через четыре месяца – неуместная спешка для королевской помолвки, конечно, но ведь Гэбриэль и сам неуместно торопился, не так ли? Казна не собиралась пополняться сама собой, учитывая привычку его братьев покупать все дорогие артефакты и позолоченные безделушки, которые попадались им под руку – как для себя, так и для своих жен. И любовниц. Азра закатил глаза при этой мысли.              Они точно не обрадуются, узнав, что он не будет помогать им компенсировать эти расходы. И не будет присутствовать на Турнире, что наверняка вызовет вопросы со стороны гостей.              А, Турнир Королей. Еще одно событие, которое он был бы рад оставить позади навсегда. Каждые пять лет все пять королевских семей Эмпириона собирались в одном замке на неделю пиров, праздников и, конечно же, турниров. Бокс, фехтование, поединки, метание копий – все основные виды спорта эмпирионского дворянского общества и все то, чего так боялся Азра. В них должны были участвовать все члены каждой из семей, пока их придворные и свиты делали ставки и напивались до беспамятства. За годы своего существования это замечательное мероприятие подарило Азре несколько самых постыдных воспоминаний.              Нет, он точно не станет ни по чему из этого скучать, когда уедет.              Но он не мог уехать, пока у них с Гэбриэлем не состоится наверняка весьма неприятный разговор. А он непременно поговорит с ним, как только найдет способ сообщить новость, не вызывая при этом лишних волнений. В конце концов, они все были взрослыми людьми. Конечно, они могли бы прийти к какому-то спокойному, рациональному пониманию. Способ должен быть, Азра был в этом уверен, но сейчас он ускользал от него.              Но трудно было слишком беспокоиться об этом, да и вообще о чем бы то ни было, ведь всего пару дней назад он покинул объятия Кроу. И его постель.              «Худощавые мышцы под моими ладонями». Азра снова закрыл глаза, вспоминая. Это все еще было похоже на сон. Прекрасный, невозможный сон.              И этот искусный рот Кроу. От одной мысли о нем по спине пробежали мурашки, по плечам прошла дрожь удовольствия. Его рука снова поползла к шее, скользнула под воротник и коснулась места, которое все еще слегка болело. Рот Кроу представлял собой удивительную смесь яростного натиска и нежности, которая кружила ему голову. Даже в те мгновения, когда он позволял себе фантазировать, Азра не мог предвидеть его изумительного, лихорадочно-горячего вкуса. Легкая шершавость твердой скулы Кроу при прикосновении к его коже, когда он впивался поцелуями в губы Азры, его шею и грудь. Ему бы очень хотелось ощутить этот рот и на других местах. Кроу целовал его так, как...              «Как будто мечтал об этом всю свою жизнь. Как будто мы были героями пьесы. Как будто я что-то драгоценное и редкое».              Азра вздохнул и прислонился к окну, чувствуя, как его захлестывает мощная радость.              Благодаря Кроу все казалось возможным. И каждый раз, когда он уходил, частичка этого мужества оставалась с ним, как кусочек теплого сладкого пудинга в холодный день. ***              Когда днем в дверь его спальни постучал личный дворецкий, сердце Азры едва не выскочило из груди, пробив ребра, стоило ему увидеть на серебряном подносе письмо с черной печатью. Дворецкий – суровый худощавый джентльмен с самой впечатляющей осанкой, которую Азра когда-либо видел – с совершенно бесстрастным выражением протянул ему письмо. Усилием воли взяв себя в руки, Азра принял его с царственным кивком в знак благодарности, а затем быстро захлопнул за дворецким дверь и запер ее. Он сел за свой письменный стол, покрытый свитками, и с нетерпением развернул письмо немного дрожащими пальцами.              Через минуту он уже улыбался до ушей, прижимая бумагу к груди, словно бы впитывая ее с закрытыми глазами. Его нелепый колдун. Как же он его любил. От осознания силы этих чувств у Азры перехватило дыхание, придавая ему решимости. «Я люблю Кроу». Как странно и радостно признаться в этом самому себе после долгих попыток запрятать свою любовь подальше. Словно чайник с зажатой крышкой, он только набирал давление, а теперь чувствовал себя большим и сильным настолько, что мог пробить сталь.              Рядом с Кроу он вовсе не был блеклым человеком. С Кроу он чувствовал себя одновременно и заново рожденным, и более собой, чем когда-либо прежде, как будто он стряхнул с себя всю шелуху, являя свою чистейшую сущность. Это заставляло его чувствовать себя настолько бесстрашным, что это граничило с безрассудством, чего он и представить себе не мог полгода назад.              Азра сделал тот первый, вызывающий замирание сердца прыжок с обрыва и обнаружил, что у него всегда были крылья.              Не то чтобы он мог сказать что-то из этого Кроу, напомнил он себе – еще слишком рано. Азра не хотел все испортить, переборщив. Он должен был дать Кроу время освоиться, опасаясь слишком быстро вывалить на него все эти бьющие через край чувства и отпугнуть его.              Он снова открыл письмо и перечитал последний абзац – ту часть, где Кроу писал, что не может дождаться встречи с ним. Снова мечтательно улыбнувшись, он поднял глаза и вчитался во второй абзац. Этого ужасного старика больше нет. В памяти Азры осталось лишь одно смутное воспоминание о том, как тот замахнулся трубой, целясь ему в голову, но этого все равно было достаточно, чтобы заставить его содрогнуться. Но, по крайней мере, теперь Кроу был один в своей башне, на один шаг ближе к безопасности. Теперь только он сам тянул их назад...              Эта мысль заставила его нахмуриться. Кроу уже предпринял конкретные шаги к решению их проблем, а он, Азра, просто сидел здесь, в своем дворце, бездельничая и бесполезно оттягивая время. Для чего, собственно? Ничего не изменится.              Он решительно распрямил спину и уперся ногами в пол. Эта новая смелость будоражила. Разве Кроу не ждал достаточно долго? И конечно, чем дольше он откладывал этот разговор, тем тяжелее будет его... дезертирство для всех вокруг. Особенно для его семьи, и, несмотря ни на что, он все еще чувствовал острую вину за это. Вежливым и изящным поступком было бы сообщить Гэбриэлю об этом как можно скорее, чтобы дать ему время освоиться и отправить послания элизианскому королю задолго до Турнира, чтобы помочь ему сохранить лицо. К тому же, чем раньше он ему скажет, тем быстрее сможет снова увидеть Кроу.              Все очень просто. Нужно было просто пойти и сказать... что именно? «Здравствуй, Гэбриэль, хорошая погода, не правда ли? Мелочь, конечно, но я подумал, ты должен знать, что я уеду ненадолго, фактически навсегда, и, кстати, тебе не придется суетиться по поводу свадьбы или даже объявлять о ней, потому что я влюблен в колдуна и не намерен жениться на леди Уриэль, в конце концов...»              Он вздрогнул. «О боже».              Но, конечно, не стоило упоминать, в кого он влюблен, или вообще говорить о колдунах. В любом случае это никого не касалось и привело бы лишь к скандалу. Нет. Им не нужно знать о колдуне. Лучше опустить эту часть.              «Время не терпит, не так ли?»              Его решимость стала тверже. Он уверенно встал, сказав себе, что дрожь в животе вызвана просто голодом. Кроу точно не стал бы нервничать по пустякам. Ради него Кроу терпел и не такое, не жалуясь и не труся, и заслуживал не меньше взамен.              Азра решительно натянул дублет, вздернул подбородок и поправил воротник, словно застегивая доспехи.              Да. Время пришло. ***              – Спокойно. Ты сможешь это сделать, – прошептал Азра себе.              Он стоял перед личным кабинетом короля – пугающе большой деревянной дверью с огромными латунными ручками в форме птичьих крыльев. Он стоял там уже несколько минут, крутя на пальце перстень и игнорируя скрытые любопытные взгляды дворцовых стражников по обе стороны от двери. Азра редко бывал здесь.              Пропади оно все. К его немалой досаде, Гэбриэль, как и отец, всегда заставлял его чувствовать себя таким взволнованным и неуверенным в себе. Как и в случае с отцом, он еще ни разу открыто не бросал вызов брату.              Азра заставил себя расслабить руки и опустил их вдоль боков. Гэбриэль ненавидел излишнее ерзанье, называя это незрелой привычкой.              Но, по крайней мере, это было идеальное место для неловкого и приватного разговора: королеву и ее свиту в этот кабинет не пускали, как и его племянников, так что их почти наверняка не прервут. Конечно, в других местах такой риск тоже был невелик. За исключением официальных банкетов и крупных мероприятий, все его невестки жили совершенно отдельно от своих мужей.              И они пытались устроить ему такую же жизнь? Должно быть, он сошел с ума, раз собирался покорно на это согласиться.              Эта мысль придала ему уверенности. Он расправил плечи, втянул живот и бодро постучал в дверь.              – Войдите, – раздался голос изнутри.              Азра боком протиснулся в дверь и закрыл ее за собой.              Кабинет короля представлял собой большую богато обставленную комнату – круглую, как башня Кроу, но на этом сходство заканчивалось. Спальня Кроу была скромной, но уютной: гладкий камень, толстые ковры и простая мебель. Удобная. Обжитая. Эта комната была почти угнетающе роскошной, выполненной в оттенках золотого или коричневого: темное полированное дерево, искусно вырезанные панели и акценты из сусального золота, блестящие кожаные кресла с латунными кнопками, которые выглядели красиво, но сидеть на них было ужасно неудобно. Теплый янтарный свет камина отражался, мерцая, от многочисленных латунных ламп, свисающих с потолка. Стены по периметру комнаты были увешаны большими картинами маслом в золоченых рамах, на которых изображались различные спортивные сцены: мужчины верхом на лошадях в погоне за резвящимися гончими, закованные в броню мечники в пылу сражения, лучники с натянутыми длинноствольными луками. В воздухе пахло дымом трубки и дорогим сандаловым маслом.              – Добрый день, Гэбриэль, – бодро сказал Азра, делая несколько размеренных шагов вперед. Звук его шагов тонул в толстом бархатном ковре, который меняли каждые полгода, как по часам, чтобы он не стал хоть немного изношенным. – Эм... это я.              – Я знаю, что это ты, Азра. – Гэбриэль сидел за огромным письменным столом цвета изысканного кофе, глубоко погрузившись в работу с большой тщательно проработанной моделью корабля – трехмачтовой шхуной, если Азра не ошибался. Гэбриэль как раз прикреплял бушприт. Король считал себя энтузиастом мореплавания, хотя ни разу не ступал на палубу корабля и не брал в руки ни одной книги на эту тему.              Азра отметил, что он приклеил грот-мачту на место бизань-мачты.              Он вздохнул и обвел взглядом комнату. Сразу справа от письменного стола стояла обнаженная, но очень узнаваемая скульптура жены Гэбриэля, королевы, в натуральную величину, и Азра, как обычно, почтительно отвел глаза. Ему всегда казалось, что это довольно хвастливая и непристойная вещь, которую можно держать только в личной спальне. Он в сотый раз задался вопросом, что она думает об этом и знает ли вообще о наличии этой статуи здесь. Самому Азре точно было бы неприятно, если бы кто угодно мог увидеть его статую в обнаженном виде.              Гораздо привлекательнее была белая статуя борцов в задней левой части комнаты, тоже обнаженных, с одним мужчиной, триумфально склонившимся над другим. Победитель прижимался к своему противнику, выкручивая ему руку за спину. Эта статуя стояла здесь столько, сколько Азра себя помнил: она принадлежала его отцу, а затем – Гэбриэлю; он помнил, как в детстве с интересом разглядывал ее, не совсем понимая, что в ней такого завораживающего. После прошедшей недели он почувствовал, что щеки его начинают смущенно вспыхивать при виде этой статуи.              К делу. Он слегка встряхнулся и переключил внимание на причину своего прихода. О, он ужасно нервничал, и это его раздражало.              Он стоял и ждал, крепко сцепив руки за спиной, но Гэбриэль лишь продолжал возиться с моделью корабля и не поднимал глаз.              – Кхм. Неплохо получается, не так ли? – прокомментировал Азра. – Как у тебя дела?               – Я очень занят, как видишь.              – Определенно... – Азра глубоко вздохнул. – Послушай, Гэбриэль, мне нужно поговорить с тобой о чем-то очень важном.              – Позже, – нетерпеливо бросил Гэбриэль и рассеянно нахмурился, поднося к кораблю кусок треугольного паруса и сверяясь с небольшой диаграммой, разложенной на столе. – Уверен, что бы это ни было, оно может подождать.              – Нет... нет, боюсь, что точно не может.              – Опять ты со своим жалким хобби? – пренебрежительно спросил Гэбриэль. – Я не в том настроении, чтобы обсуждать очередное расширение библиотеки, Азра. Нам не нужно больше книг. – Он решительно кивнул и принялся крепить кливер там, где должен быть парус шпангоута. – У нас и так слишком много этих проклятых бесполезных вещей.              Тщательно поддерживаемое любезное выражение на лице Азры дало трещину.              – Нет, – сказал он как можно ровнее, – не о библиотеке. Это гораздо важнее. Уверяю тебя, что ты предпочел бы узнать об этом как можно скорее.              – Значит, та глупость насчет послов в Аполлион? – вставил Гэбриэль, не дождавшись продолжения. – Ты же должен понимать, что это невозможно. В этом Майкл, по крайней мере, был прав. Колдуны никогда не стали бы вести переговоры в духе доброй воли.              Азра поджал губы. Он был не в том настроении, чтобы выслушивать очередную тираду против колдунов. Всю жизнь его окружали подобные комментарии, но с тех пор как он встретил Кроу, это становилось все более невыносимым. Слыша такое, он всегда чувствовал себя неловко и стыдился собственного молчания. Ему все труднее было держать язык за зубами.              – Я здесь не для того, чтобы обсуждать эту тему, – сказал он с невозмутимым спокойствием и снова открыл рот, но...               – Вот и хорошо, – опять перебил его Гэбриэль. – Отвратительные противоестественные существа. Мир стал бы лучше, если бы все эти злобные дьяволы были уничтожены, как паразиты, которыми они и являются. – Он задумчиво прищурился, глядя на свою работу.              Азра никогда не считал себя вспыльчивым человеком. В целом его было трудно разозлить; в этом он сильно отличался от Кроу с его вспышками гнева, который, впрочем, всегда ограничивался лишь угрозами. Но сейчас он открыл в себе новые глубины, почувствовав, как вмиг похолодел. Зимний холод превратил его позвоночник в хрупкий лед, внутренности словно покрылись инеем. Если бы Гэбриэль поднял голову, то сильно бы удивился выражению лица Азры.              Но Гэбриэль не поднял глаз, просто продолжив свою речь:       – Кстати, хорошая новость: элизианский король включил в свадебное предложение прекрасного боевого коня из собственной конюшни, совершенно первоклассного! – Он закончил крепить парус и начал ловко завязывать узлы такелажа между мачтами. На его пальцах перемигивалось созвездие драгоценных колец. – Значит, эта старая кобыла тебе больше не понадобится. Я уже нашел покупателя на нее после свадьбы: элизианскому квартирмейстеру нужна сильная тягловая лошадь, чтобы развозить припасы по территории, а животное, несомненно, достаточно крепкое, после всех этих долгих путешествий на юг. В конце концов, не такая уж это была и пустая трата времени, а? О черт... – Он нахмурился, глядя на корабль: одна из мачт накренилась.              Левая рука Азры медленно сжалась в кулак. Он сделал очень глубокий вдох через нос и выдохнул через рот, с удивлением отметив, что в воздух не взметнулось облачко пара. Он сунул другую руку в карман, сомкнул пальцы над письмом и долго стоял молча, напряженно размышляя.              – Вообще-то, – сказал он наконец отрывистым тоном, – я пришел сказать, что решил снова заступить в караул. Завтра.              Пальцы Гэбриэля замерли, а фиолетовые глаза впервые поднялись и посмотрели на него.              – Завтра.              – Да.              – Турнир всего через неделю.              Это была рискованная тактика применительно к Гэбриэлю – заявить, а не попросить, – но Азра решительно продолжил, решив импровизировать на ходу:             – Да. Но, видишь ли, моя последняя караульная служба была прервана из-за болезни еще до ее начала. Я чувствую, что мне будет очень полезно побыть на свежем воздухе перед Турниром, а, как говорится, не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Пара дней верховой езды – то, что нужно, чтобы окончательно прийти в себя после выздоровления. – Столь откровенная ложь в лицо Гэбриэлю все еще вызывала у него чувство вины, но воспоминание об улыбке Кроу согревало ему сердце, растапливая лед и придавая сил. Письмо приятно оттягивало карман.              – Мне кажется, это время лучше потратить на тренировки.              – О да, конечно, но почему бы не совместить одно с другим? Времени еще много, я могу съездить на несколько дней, а потом вернуться сюда на все остальное время и потренироваться. Диверсификация, знаешь ли. Даже с учетом поездки у меня останется пара дней до Турнира. И, конечно, мы же не хотим создать впечатление, что Эмпирион находится без защиты в это время. – Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не вложить в последнее предложение нотку сарказма.              Глаза короля снова остановились на нем.              – Это правда, – сказал он наконец. – Что ж, как угодно. Закончи там все, что сочтешь нужным, а затем немедленно возвращайся сюда, чтобы подготовиться к своим настоящим обязанностям. – Гэбриэль вновь переключил все внимание на модель корабля. – Мы не можем позволить себе терять слишком много времени.              – Оно точно не будет потрачено впустую, – плоским тоном заявил Азра и вышел из комнаты без дальнейших комментариев, плотно закрыв за собой дверь.              Ему предстояли важные дела.