Голос хочет быть рукой, а рука хочет делать что-то полезное. Чего вы действительно хотели? Кто-нибудь, передайте это со мной.
...
Техно слышит, как они орут со всего конца коридора, поэтому он мчится в общую палату, и когда он добирается туда и видит Уилбура, который сжимает кулаки в куртке Шлатта, дёргает, дёргает и рычит, он даже не удивляется. В конце концов, это должно было случиться, и все они становились все более и более тревожными и вспыльчивыми. Это нарастало, нарастало и нарастало. Каждый раз, когда они видели Томми и то, как он становится всё более и более отстранённым и всё более и более бледным, должен был наступить переломный момент. — Какого хрена ты натворил? Какого хрена ты натворил... — рычит Уилбур. Шлатт свирепо смотрит на него. Он расслаблен, позволяя Уилбуру устраивать истерики, но Техно знает, что его гнев скрыт под поверхностью, его легко достать, когда ему это нужно. Если ему придётся иметь дело с чем-то подобным, он нанесёт ответный удар. — Отпусти меня, Сут, или ты окажешься на полу раньше, чем успеешь моргнуть. — Эй, — крикнул Техно, пугая их обоих, — что, чёрт возьми, происходит? Джордж, ссутулившись в кресле, резко ухмыляется, его глаза ничего не выражают. — Девочки дерутся, — позади него, нервно переминаясь с ноги на ногу, стоит Квакити, который смотрит в одну минуту от того, чтобы позвонить Филу. — Джордж, заткнись, — говорит Блейд. Джордж пожимает плечами. Техно поворачивается обратно к двум идиотам, которые затевают драку друг с другом, — Уил, — наступает пауза. Уилбур продолжает свирепо смотреть на Шлатта, — Уил. Наконец Сут отпускает его, и Шлатт закатывает глаза, вытирая руки о куртку. — Драматический пиздец, — Уилбур немедленно поворачивается, готовый нанести новый удар, но Техно ловит его. — Расслабься , Уилбур. Вы оба хотите выйти на лёд? Потому что, если хочешь, я могу позволить тебе сразиться с этим на льду. — Пойдём, — кусается Шлатт, — я тебя перееду. — Не испытывай меня, чёрт возьми, приятель, — мрачно обещает Уилбур. Мягко, но твердо он толкает Сут на стул рядом с Джорджем и свирепо смотрит на Шлатта. Не говоря ни слова, он поднимает руки и садится рядом с Сапнапом, напротив них. Техно громко вздыхает, закрывая глаза и пощипывая переносицу. Дети. Он капитан команды детей. Он снова открывает глаза, теперь собранный, и скрещивает руки на груди. — Хорошо. Теперь скажите мне. Что, чёрт возьми, произошло? — Шлатт и Уилбур оба открывают рты, но Техно быстро добавляет, — Джордж. Что случилось? — Уилбур винит Шлатта во всем, что он сделал, чтобы заставить Томми игнорировать нас, — быстро сообщает Джордж. — Как будто я мог когда-нибудь причинить боль этому ребёнку, — Шлатт огрызнулся. Уилбур громко усмехается. — О, он вам с Сапнапом не понравился с начала. Тут заговаривает Сапнап. Он был нехарактерно тих после того единственного разговора с Томми. Техно продолжает собираться связаться с ним, но... — Мы даже не знали его. Ты тоже. И я думаю, что на данный момент чертовски ясно, что я предпочёл бы, чтобы меня вышвырнули отсюда, чем когда-либо причинить вред этому ребёнку. — Он выглядит ужасно, Техник, — говорит Квакити, голос тихий и дрожащий. Джордж напрягается, — ты видел его? Он похож на ходячего зомби. Техно закрывает глаза. Делает вдох. Его команда останавливается вместе с ним, дыша вместе с ним. Он видел фигуриста — его образ мелькает за веками Техно, когда тот спит. Томми следует за своим тренером, опустив голову и потупив глаза. Томми, еле держащийся на ногах, идёт на каток и не возвращается. Томми, Томми, Томми. Всегда усталый, всегда тихий, всегда грустный. Через мгновение он заговаривает. — Я видел его. Видел. Но он не хочет с нами разговаривать, и мы пообещали ему, что никогда не будем делать то, что ему не нравится. Если мы откажемся от этого обещания, мы будем такими же плохими, как его тренер, — он на мгновение замолкает, а затем добавляет, — я просто хотел бы знать, почему он был так расстроен из-за нас. Все было хорошо, — Шлатт морщится. — Э-э-э, босс, мы могли бы. То есть знаю, — и теперь он выглядит застенчивым и немного виноватым. Техно сопротивляется желанию вздохнуть. — Что случилось? — На днях заходил Таббо. Сказал, что ребёнок не спит. Сказал, что он почти ничего не ест. Сказал... сказал, что ляжет в постель с моей... — Шлатт резко выдыхает, — ... с моей толстовкой, — Боже. У Техно болит грудь. — Да? — Когда он пришёл, то сказал, что не пытался что-то вынюхивать, но нашёл это в вещах Томми, — парень роется в кармане и достаёт сложенный лист бумаги. Техноблейду не нужно видеть это, чтобы понять, что это. Он тяжело вздыхает. Это чертово пари. Чертовски глупо. Он знал, что это было глупо, когда они это сделали, но он не остановил их, потому что думал, что из этого ничего не выйдет. Откуда ему было знать, что они встретят Томми и полюбят ребёнка, как своего собственного? — Выброси это дерьмо. Сейчас же, — приказывает он. Шлатт мгновенно сминает его. Техно оглядывает комнату и многих из них, — я собираюсь пойти забрать нашего ребёнка. Сапнап, Кью, мне нужно, чтобы вы приготовили вашу комнату — я не удивлюсь, если он отключится в ту же минуту, как ляжет. — Что нам делать? — Уилбур с тревогой спрашивает. — Тебе нужно убраться отсюда, — говорит он. Он знает, что Суту это не понравится, однако... Глаза Уилбур расширяются. — Что? Техно, но... — Особенно вы двое. Если я смогу убедить Томми вернуться к нам, я не хочу, чтобы вы двое отпугнули его. И на это Уилбур ничего не может сказать в ответ. Последнее, чего кто-либо из них не хочет — это причинить ему боль. Шлатт встаёт, шумно вздыхая. — Давай, Сут, — предлагает он, — позволь мне угостить тебя выпивкой. — Я ненавижу тебя до глубины души. — Ну да, — шатен закатывает глаза, — а кто не любит. Давай, Джордж. Уилбур сдаётся и уходит, а Джордж встаёт, похлопывает Кью по плечу, прежде чем последовать за Уилбуром к выходу. Однако Шлатт останавливается, прежде чем покинуть комнату. — Позвони мне, — тихо говорит он, —когда он будет в безопасности. Пожалуйста. Розоволосый знает, что Шлатт редко обращается с просьбами и редко говорит "пожалуйста". По сути, он умоляет. Техно может сказать. — Первым делом, — заверяет Блейд, — как только я узнаю, ты узнаешь.____
Когда Томми заканчивает выполнять свою программу, ему не нужно ждать, пока тренер что-нибудь скажет, прежде чем он вернётся в исходное положение. Его тренер, как ни странно, выглядит довольным Томми — инициативой Томми. — Давай, снежинка, пробеги, — и блондин уходит. Он измотан, до боли, но недостаточно. Пока нет. У него больше нет сна для обеспечения безопасности. Никто не ждёт, чтобы оттащить его, положить руку на затылок и отвести в постель. Некому прикрыть ему спину, пока он отдыхает, или обнять его, или просто быть с ним. Он вернулся к тому, с чего начинал, всегда одинокий и напуганный, но теперь он не может уснуть. Ему приходится работать, чтобы уснуть — усердно кататься на коньках и надеяться, что, когда его голова коснётся подушки, тело вырубит его. Его тренер счастливый, а Томми катается сильнее, так что, возможно, это хорошо. Возможно, так и должно быть. Может быть, его руки созданы для того, чтобы дрожать, может быть, его грудь должна быть напряжена, может быть, он не создан для счастья. Он приземляет все прыжки и завитки и делает свой финальный вираж — держит его под музыку. — Подержи это, — говорит его тренер, и Томми остаётся, подняв руки вверх, тяжело дыша через нос. Это больно. Это ноет. Это жжёт. Но Томми не смеет пошевелиться. А потом на лёд выходит его тренер, катается рядом, и Томми не смеет дышать. Тренер кружит вокруг него, внимательно выискивая недостатки. — Они будут судить тебя от начала до конца. Всё имеет значение, — сердце ребёнка чувствует, что вот-вот выскочит из груди, — я хочу прямые линии. Перестань трястись. Томми, который знает от Фила, что дрожь возникает из-за недосыпа, беспокойства и того, что он не заботится о себе, хочется плакать. Он бы поспал, если бы мог — он бы отдохнул, если бы ему позволили. Однако он не может и не сделает этого, пока все это не закончится. Он не сможет перестать дрожать, пока не получит золото. Его тренер разочарованно вздыхает. — Хм. Недостаточно хорошо. Но, я полагаю, это лучшее, что вы можете мне дать, — он катается по кругу и медленно, очень медленно отрывается от льда. Томми не двигается, потому что ему этого не сказали, — возьми выходной, милая, — говорит он, и это жестоко, поскольку он знает, что Томми трудно засыпает. Ему трудно расслабиться. Фигурист хочет попросить его: "Пожалуйста, пожалуйста, заставь меня сделать ещё один сет, поработай со мной, пока я не перестану. Не оставляй меня пялиться в потолок всю ночь." — Ты этого не заслуживаешь, но, поскольку я такой милый, я подарю это тебе. — Спасибо, — дрожащим голосом шепчет Томми, всё ещё держа руки над головой. Прямые линии, думает он, прямые линии. Его тренер отворачивается, ухмыляясь, и в ту секунду, когда двери закрываются, Томми падает без сил. Его колени ударяются о лёд, и он сгибается пополам, прижимаясь лбом к твердому холоду. Он борется за дыхание, пытается контролировать то, как поднимается и опускается его грудь. Кажется, что свитер душит его, выдавливая из него жизнь. Он умирает, он умирает, и не может решить, плохо это или нет. Дверь открывается, и голос зовёт: — Томми? Томми? Ты здесь? Техноблейд? Ребёнок сворачивается плотнее — он не хочет, чтобы кто-нибудь видел его таким. Но, конечно, на льду спрятаться негде. Никогда. — Томми? — снова говорит Техно, в его голосе звучит паника. Он слышит, как открываются ворота, и внезапно мужчина выезжает на лёд, опускаясь на колени рядом с блондином. Лёгкая, взволнованная рука касается поясницы Томми, и Томми хочется всхлипнуть, — Томми, Томми, дыши, малыш. Дыши. Блондин знает, что он навязчивый и нуждающийся, и не заслуживает этого — особенно после того, как игнорировал их всю неделю, — но он протягивает руку и хватает толстовку Техно, и сразу же, как только Томми это делает, мужчина притягивает его ближе, заключая Томми в свои объятия. — Техно, — говорит фигурист, умоляет о чём, он не знает, — Техно, Техно, пожалуйста. — Я здесь, Томми. Я здесь. Пожалуйста, дыши. — Прости, прости, — продолжает он, ещё сильнее утыкаясь лицом в толстовку Техно. Он не хочет, чтобы розоволосый оставлял его здесь. Его больше не волнует, фальшиво это всё или нет, ему просто нужна помощь. Ему не нужна их забота, он довольствуется их жалостью. — Тебе не за что извиняться, — твёрдо говорит Техно, притягивая Томми ближе, — совсем не за что. И под этим заверением, потому что Техноблейд, несмотря на все случившееся, никогда ему не лгал, Томми наконец чувствует, как что-то внутри него, сдерживаемое годами, даёт трещину прямо посередине и вырывается наружу. Он выходит в потоке слёз, почти беззвучный и дрожащий, держа хоккеиста так, словно с него вот-вот снимут кожуру. Техно всё время не двигается — лёд, должно быть, холодный и неудобный на коленях, а Томми, должно быть, раздражает, чем дольше он продолжает, — но Техно никогда не говорит ему остановиться. Он просто успокаивающе гладит ребёнка по спине и шепчет заверения, что с ним всё в порядке, они оба в порядке, и у них будет всё хорошо. Томми плачет навзрыд, сидя в объятиях парня. Может быть, не до конца, поскольку у него в запасе целая жизнь, полна слёз, но ровно столько, чтобы он мог наконец вздохнуть и взять себя в руки. — Извини, — шмыгает носом он, внезапно охваченный стыдом. Он разжимает руку, зажатую в толстовке Техно. Его тошнит, когда он видит оставшуюся морщинку — и вот он идёт, портя еще одну прекрасную вещь, — я не хотел... извини. Тебе нужно идти. — Я говорил, что мне нужно идти? — спрашивает Блейд. — Нет? — блондин говорит нерешительно, слишком сбитый с толку, чтобы понять, к чему он клонит. — Тогда мне и здесь хорошо, — твёрдо говорит он, — я нужен тебе здесь, ты хочешь, чтобы я был здесь, поэтому останусь. Никогда не бывает слишком многого, чтобы просить или слишком много давать. Томми снова чуть не начинает плакать. Он не плачет, но это прямо там, под поверхностью. — Ты серьёзно? — он спрашивает, потому что должен. Он видел список. Он видел ставку. Он не видел названия Техно, но, тем не менее, ему нужно знать. — Всегда, — хоккеист говорит непреклонно, — я всегда так делал. И всегда буду. И эти болваны тоже, они просто чертовски тупые. Они были в растерянности всю эту неделю, Томми, думая, что причинили тебе боль. Это точно... Я позволю им объяснить, но просто знай, что мы любим тебя. Я знаю, ты сказал нам уйти, но я не мог просто... если тебе нужна помощь... Он немного запинается, и ребёнок понимает, что ему не нужно больше ничего слышать. Это реально — это было реально. — Да, — выпаливает он, затем в шоке зажимает рот рукой. Техно пристально смотрит на него. — Извини? Медленно, очень медленно Томми убирает руку от лица. Он делает глубокий-глубокий вдох. — Я думаю, что мне действительно нужна помощь. Извини, — Техно смягчает. — Не извиняйся. Просто позволь мне помочь. Я хочу помочь. Собираюсь помочь. Это я обещаю, — у Томми снова перехватывает дыхание. Затем Техно переключает передачу, проводя рукой по волосам мальчика, — ты работал, да, парень? Томми, наконец-то оказавшийся в безопасности в его объятиях, опускается. Он так устал. Он очень, очень устал. Он хочет упасть полностью. Он не может, но, Боже, он хотел бы, чтобы мог. Он хочет, чтобы кто-нибудь поймал его. — Ты плохо спал с тех пор, как мы разговаривали в последний раз, не так ли? — Прости, — шепчет он. Нерешительно он снова запускает дрожащие пальцы в рубашку Блейда. Он думает, что всё в порядке. Он хочет спрятаться здесь, пока всё не закончится. Он этого больше не хочет. — Это не твоя вина, парень. Давай, Томми, — Техно говорит мягко, — давай отвезём тебя вздремнуть, да? Как это звучит? Немного вздремнуть? — Томми поднимает голову, широко раскрыв глаза. — Пожалуйста, — умоляет он, прежде чем успевает остановить себя. — Хорошо, хорошо, — успокаивает Блейд. Он отпускает Томми, чтобы встать, а затем наклоняется, предлагая руку. Ребёнок берёт его и переплетает их пальцы — тонкие бледные пальцы Томми и сильные загорелые пальцы Техно. — Давай покончим с этим льдом. Томми не может следовать за ним достаточно быстро.____
Малыш уже выглядит намного лучше, когда Техно открывает дверь. Сапнап расхаживает взад-вперёд, когда открывается, но останавливается, увидев Томми. Он почти бросается вперёд, прежде чем успевает опомниться. А затем они оба, Сапнап и Томми, извиняются друг перед другом в точное время. Это смешно и грустно, потому что ни один из них на самом деле не должен чувствовать себя виноватым. — Я должен был уйти, когда ты мне сказал, — говорит Сапнап, весь нервный, как будто он ждал, чтобы выложить это всю неделю, — я не должен был оставаться. Я вёл себя чертовски глупо, и мне жаль, если из-за меня у тебя ещё какие-то неприятности. Томми устало вздыхает. — У меня всегда неприятности. Сейчас я просто устал. — Тебе следует принять душ, — советует Блейд, — тёплый душ для твоих мышц. Я найду тебе одежду. И воду. Может быть, перекусим. Просто на всякий случай. — Ванная вон там, — указывает Сапнап, — я могу принести тебе полотенце и...— он останавливается. Томми только что схватил его и обнял, прислонившись к нему и уткнувшись лицом в плечо Сапнапа. Брюнет плачет, прежде чем осторожно обнять его в ответ. — Спасибо, — шепчет ребёнок, затем отстраняется и спешит в ванную, закрывая за собой дверь, оставляя Сапнапа стоять там в безмолвии. — Ты вышел из строя, придурок? — Техно спрашивает, забавляясь. Сапнап встряхивается. — Я крутой. Я крутой. Я такой... я как кубик, чувак. В напитке. Я крутой. Это мой ребёнок, и я крут. — Конечно, — Техно хихикает, — тогда иди, возьми полотенце. Некоторое время спустя Томми выходит из ванной, одетый во всё, что они смогли найти. Вещи Уилбура подошли ему больше всего, но они всё равно были ему достаточно велики, так что он, казалось, не испытывал особого дискомфорта в них. (Техно не скажет этого вслух, но он рад видеть, что эта дурацкая водолазка исчезла.) — Я так устал, — невнятно произносит Томми, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, и кажется, что он вот-вот упадёт прямо там. — Тогда иди отдохни, — подхватывает Квакити. Он застелил кровать, как мог, обойдя всю комнату и взяв каждое чёртово одеяло, которое команда разложила на кровати, — я уверен, тебе это нужно. Тот факт, что для этого не требуется никакого убеждения, говорит им всем о многом. Он просто опускается на кучу одеял, слишком уставший, чтобы даже беспокоиться о собственной приобретённой робости. — Хорошо, — говорит Техно, отступая назад, — хорошо, я вернусь, пойду позову Уилбура и Шлатта, чтобы... — Техно, — бормочет Томми, протягивая руку. Конечно, розоволосый останавливается. Он делает шаг вперёд, нахмурившись. Блондин протягивает руку и обхватывает запястье Техно, — спасибо. Ты спас меня. Техно чуть не плачет. Вместо этого он протягивает руку и взъерошивает волосы Томми. — Спи, Томми. Я буду здесь, когда ты проснёшься. Томми не отвечает и думает, что он спит, поэтому Техно проводит рукой по его волосам в последний раз. Он снова собирается отстраниться, когда Томми заговаривает. С прикрытыми глазами и более тихим, чем обычно, голосом, тяжелым от сна, он спрашивает: — Ты уверен, что всё ещё хотел бы меня? Техно останавливается. Сапнап тоже. Квакити на другом конце чёртовой комнаты останавливается. — Что? — спрашивает он напряжённым голосом. Ему не совсем удаётся скрыть растущий гнев в своем тоне, но Томми либо слишком устал, чтобы замечать это, либо уже достаточно освоился с Блейдом, чтобы понимать, что это направлено не на него, потому что он вздыхает. — Без медали, — объясняет он, долго моргая, — ты бы всё ещё хотел меня? Я знаю, что не заслуживаю этого, но думаю, что мог бы быть хорошим. Если бы ты не ушёл. Я бы попытался. Квакити задыхается, прикрывая рот рукой, чтобы сдержать рыдание. Сапнап, похоже, не дышит — он смотрит на Томми так, словно никогда раньше не видел этого парня. А Техно? Техно едва может стоять. Он не чувствует под собой ног. Его сердце бешено колотится. Он видит только красное. Затем Томми спрашивает: — Техно? — и зрение капитана проясняется. Он делает глубокий-глубокий вдох и проводит подушечкой большого пальца по щеке Томми. — Мы бы хотели, чтобы ты был рядом, даже если бы ты никогда не слышал о катании на коньках, Томми. Мы бы хотели, чтобы ты был рядом, даже если бы не мог стоять прямо на льду. Может, и нет, но он не заслуживает того, что есть в тебе. Понимаешь? С золотом или без, ты для нас бесценен. Томми закусывает губу. — Я тебе не верю. — Всё в порядке, — он ожидал большего, — не беспокойся. У нас есть всё время мира, чтобы доказать тебе это, потому что мы никуда не денемся. — Оу... — затем Томми мечтательно улыбается, его глаза закрываются, — звучит заманчиво, — Техно кивает. — Это будет здорово. Я обещаю. А теперь поспи, ладно? Томми напевает, и розоволосый ждёт, наблюдая за ним с минуту. Когда он понимает, что ребёнок спит, он поворачивается и направляется к двери. — Эй, Техник, — начинает Сапнап. Техно оглядывается, — ты убил этого тренера ради меня? Техноблейд ухмыляется.____
Когда Техноблейд подходит к нему с таким видом, словно готов кого-то задавить, Фил уже знает, о чем пойдёт речь. Ники, стоящая рядом с ним, отстраняется, когда видит, что он приближается, — умная девочка. — Я поговорю с тобой позже вечером, Фил, — говорит она, засовывая бумаги под мышку. — Конечно, Ники, спасибо за твою помощь. — В любое время, — девушка скрещивает пальцы, — это сработает. Я знаю это. — Я надеюсь, иначе... — он не заканчивает, но Ники всё равно понимающе кивает. Она ускользает, и как раз в тот момент, когда Техно останавливается прямо перед ним. — Я собираюсь сделать кое-что, что может положить конец моей карьере. — Это из-за Томми? — Конечно, это так, — Уотсон вздыхает. — Я ожидал. Послушай, я тут кое над чем работал. У меня есть. Ты просто должен поверить мне, что... — Я доверяю тебе, — он подчеркивает, — я не доверяю этому тренеру. У этого парня сегодня на льду случился приступ паники. Он дрожал, Фил. Этот человек пугает его до полусмерти. Единственное, чего он не делает с ребёнком, так это не трогает Томми. И это, наверное, только потому, что он не смог бы кататься с травмами. Фил чувствует себя ужасно. Боже, он только может себе это представить. Он видит это, и он видит, что Уилбур сделал это. — Я слышу тебя, Техно. Я делаю. Просто дай мне ещё немного времени. Просто ещё один день. Техно замолкает, прижав кулаки к бокам. Затем он делает долгий глубокий вдох, медленно давая выход своему гневу. — Хорошо, — он соглашается, — однажды. Один-единственный день. — Однажды, — повторяет он, — а пока позаботься о них ради меня. Ты всегда это делаешь, но, пожалуйста. Блейд кивает один раз, а затем поворачивается и направляется обратно в свою комнату.____
Открыть дверь в комнату Сапнапа и увидеть там Томми, укрытого одеялом и прижатого к груди парня — это лучшее, что Уилбур видел за все время своего пребывания на Олимпийских играх. — Томми, — выдыхает Уилбур и слышит, как Шлатт, стоящий у него за спиной, вздыхает с облегчением. Томми слегка шевелится, и руки Сапнапа, обнимающие его, ослабевают ровно настолько, чтобы он мог отодвинуться, если захочет. Ребёнок этого не делает, но он наблюдает за Уилбуром и Шлаттом с одинаковой настороженностью. — Томми, — повторяет Уилбур, просто чтобы произнести его имя и не чувствовать привкуса страха. Томми здесь, с ними, он в безопасности. Его тренер не сможет забрать его, когда он будет здесь, — о, мне так жаль. Мне так жаль, я не могу представить... — Нет, — внезапно говорит Шлатт, обрывая Сута. Уилбер смотрит на него, готовый возразить, но его ошеломляет выражение глаз Шлатта — это чувство вины, этот нехарактерный для него гневный блеск слёз, который, как знает Уилбер, появляется только тогда, когда он злится на себя, — нет, Уил, прекрати. Ты ни хрена не сделал, и ты это знаешь. Это я должен извиниться перед тобой, Томми. Та бумага? То пари? Это все из-за меня, и мне жаль. Это было чертовски глупо, и, что ещё хуже, жестоко. Это причинило боль и тебе, и мне — если бы я знал, что так получится, тогда ты должен поверить, что я никогда бы этого не написал. — Я думал... — начинает блондин и замолкает, голос его подводит. Он пытается ещё раз, борясь за свои слова — я думал, что всё это было... притворством. Что ты не имел в виду ничего из того, что сказал. Что я просто развлекал тебя, чтобы... — Не надо, — обиженно огрызается Шлатт, — не доедай это. Пожалуйста, Томми, я не могу... — Я никогда не говорил ничего такого, чего не имел в виду, Томми, — говорит Уилбур, — ты мой друг, и я так сильно забочусь о тебе. Я был грёбаным идиотом и в итоге причинил тебе боль, и если ты меня не простишь, то всё в порядке. Я просто хочу, чтобы ты знал, что это было не нарочно. Я бы никогда не стал шутить, говоря, что люблю тебя. — Ты любишь меня? — Мы любим тебя. И так было с тех пор, как мы впервые поговорили с тобой. На глаза Томми наворачиваются слёзы, и на этот раз он вырывается из рук Сапнапа, ползет вперёд и протягивает руки к Уилбуру. Сут немедленно поддаётся, обнимает мальчика за плечи и притягивает к себе. — Прости, — шепчет Уилбур, и кажется, что он пытается втиснуть извинения в Томми. Это единственное, что он может сказать. Все эти дни Томми провёл в одиночестве, и эту неделю, и все предыдущие. Уилбур хочет извиниться за них всех. Больше никто этого не сделает, — мне так жаль. — Всё в порядке, — говорит ребёнок так же тихо, — я прощаю тебя. Всех вас. Уилбур отстраняется, его взгляд затуманен. — Ты такой сильный. Ты такой сильный, солнышко. Томми замолкает, и тогда Уилбур осознает свою ошибку. — Чёрт что, я... Господи, прости, я просто... — Нет, —Томми слегка хмурится, выглядя задумчивым, — ты... Почему ты меня так называешь? — Хм? — Почему ты меня так называешь? Солнышко? Уилбур понятия не имеет, с чего начать. Потому что я люблю тебя? Потому что это приятно, а таких мало, и я хочу подарить тебе то, чего никто не сможет отнять? Потому что ты приносишь мне радость? Потому что твоё существование для меня — чудо? И да, всё это правда, всё это важно, но... Сут вспоминает ту вторую тренировку по фигурному катанию, которую он провёл с Томми. Тот, где он катался по льду, а ребёнок смеялся — настоящим, неподдельным смехом — или, он вспоминает ту хоккейную схватку, когда Томми поднялся на ноги и просиял, как будто только что понял, что может быть счастлив без наказания. Все эти маленькие промахи, все эти призрачные смешки, все эти частички тихой радости. Уилбур дорожит ими всеми. Уилбур прижимает их к груди. — Потому что, — отвечает Сут, слегка задыхаясь, — твоё счастье — это как первый тёплый день после долгой холодной зимы. Первые лучи солнца, когда ты мёрзнешь. Хотел бы я видеть это постоянно. Глаза Томми расширяются. "ой." Он молчит, размышляя. — Мой тренер называет меня снежинкой. — Ну, тогда он дурак и засранец, — он усмехается, — потому что ты самый умный из всех, Томми. Ты не холодный и не заносчивый, и тот факт, что мы когда-либо считали тебя таким, тот факт, что кто-то мог так подумать... — Сут, ты слишком много болтаешь, — Шлатт ворчит. Уилбур закрывает рот. Затем Шлатт наклоняется вперёд и касается щеки Томми. Ребёнок с довольным вздохом опирается на его руку. — Я не силён в словах, — говорит он, — я лучше разбираюсь в действиях. Но должен сказать, что играл с половиной самых крутых парней в мире. Я играю с другой половиной. Ты, Томми, самый сильный человек, которого я когда-либо встречал. И это несправедливо, но от этого не становится менее правдивым. Затем Шлатт наклоняется вперёд и прижимается губами к кудряшкам Томми. Когда он отстраняется, глаза Томми увлажнены. "ой." — Да, так что... — Шлатт неловко кашляет, — в следующий раз, когда увидишь какую-нибудь хрень, которая тебя расстроит, лучше приди и надери мне задницу. Думаю, так будет не так больно. Томми улыбается, потом замечает взгляд Уилбура и улыбается ещё шире. Да, Уилбур был прав. Солнечный свет.____
Всё следующее утро они ничего не делали — заказывали блинчики с беконом в номер, который был набит битком, и смотрели по телевизору старые олимпийские ролики, восхищаясь другими видами спорта, которые просто не имели смысла по сравнению с их собственным. Сапнап настаивает, чтобы они посмотрели керлинг, просто чтобы подразнить Пунца, который из-за этого участвует в Олимпийских играх, а Техно хочет посмотреть старые выступления Ники на сноуборде, чтобы увидеть её хафпайп. Уилбур сидит рядом с Томми, который продолжает ковыряться в тарелке, когда хочет ещё один блинчик, или воды, или когда кто-то из них пытается найти ролики со старыми выступлениями Викк-стар на коньках. Они все сомневаются, стоит ли заставлять Томми смотреть фигурное катание, когда он должен отдыхать, но когда Томми настаивает, что именно из-за Викка Томми хотел стать олимпийцем, они понимают, что просто не могут отказать. Особенно когда он заставляет их остановиться, а затем объясняет, почему каждое его движение стало легендарным — они понятия не имеют, о чём он говорит, но волнения в его голосе было достаточно, чтобы внимательно слушать. Обед приходит и уходит, Шлатт приносит им всем бутерброды, и примерно в это время они начинают нервничать, потому что целый день ничего не делали. Уилбур встаёт, хлопает в ладоши и объявляет, что Томми пора наконец попробовать горячий шоколад. Они шумно спускаются вниз. Все они собираются в кружок вокруг Томми, делая вид, что не обращают особого внимания на то, что происходит вокруг, и спорят друг с другом. Таббо и Ранбу уже ждут их, и когда они видят Томми, они оживляются, а Таббо с размаху отталкивает Сапнапа в сторону, чтобы обнять его. Ранбу даже не утруждает себя извинениями за Таббо, он просто присоединяется к ним, обнимая их обоих. Они заказывают горячий шоколад, и Уилбур садится за стол и наблюдает, как глаза Томми расширяются при виде горки взбитых сливок. — Я должен это есть? — спрашивает он с благоговением и ужасом. — Если хочешь, — Сут протягивает ему ложку, — попробуй это. И помни, оно горячее. Томми осторожно набирает ложкой немного напитка и выдувает жидкость. Затем он осторожно кладет его в рот. Он пьёт, а Уилбур ждёт. Внезапно его глаза расширяются, а лицо расплывается в ослепительной улыбке. — Ого! — говорит он сам себе, — это было потрясающе. — Да, тебе нравится? — Мне нравится, — Томми кивает. Затем он поворачивается на своём стуле и протягивает руку, чтобы коснуться плеча Квакити, — Квакити, кажется, я нашёл свой любимый напиток, — Кью улыбается. — Отличный выбор, Томми, — следующая битва на повестке дня? Твоя любимая закуска. Это должно вызвать оживленную дискуссию в округе, — Томми наклоняет голову. — С чего бы это? — Вот и ты, — фигурист бледнеет. Там, скрестив руки на груди, стоит и смотрит на Томми его тренер. Его глаза сужаются, а губы кривятся в усмешке, и Уилбур встаёт, прежде чем успевает сказать что-нибудь ещё, и становится как можно выше, чтобы проскользнуть перед Томми. Он ненавидит таких людей. Он терпеть не может, когда они встают у него на пути. Но будь он проклят, если позволит фигуриста принимать на себя всю тяжесть того дерьма, которое он извергает. Тренер оглядывает его с головы до ног. — Извините, я хочу поговорить с моим ленивым подобием фигуриста. Вы стоите у меня на пути. Стул подрагивает, и внезапно Томми тоже встаёт, забыв о своём горячем шоколаде и опустив голову. — Извините, сэр, я, должно быть, потерял счёт времени. — Да, вы потеряли счёт времени, поглощая десерты. Какая потеря времени. И снова с этими ребятами? Разве я не рассказывал вам о них? Все, чего они хотят — это сбить вас с толку, милая. Уилбур открывает рот, потому что чувствует, как один из его товарищей по команде переминается с ноги на ногу, собираясь поднять шум, но тут Томми поднимает голову. Его глаза встречаются с глазами тренера. — Нет, - говорит он тихо, с дрожью в голосе. Но всё же... — нет, вы ошибаетесь. — Извините? — Я сказал, что вы ошибаетесь, — Томми повторяет, на этот раз громче, — они мои друзья. Они не... они хотят только лучшего для меня. Все они. Они заботятся обо мне. Они... они любят меня. Тренер пристально смотрит на него, а затем усмехается, закатывая глаза. — О, пожалуйста. Как кто-то может любить вас? Вы думаете, они не ждут, чтобы получить что-то от вас? Я сделал вас таким, какой вы есть, и они пытаются этим воспользоваться, — Томми слегка запинается, и ему требуется время, чтобы потянуться вперёд и схватить Томми за запястье. Он, вероятно, оттащил бы его, если бы Уилбур не держал его. — Отстаньте от моего фигуриста, пока я тебя не выгнал, — шипит он. Уилбур сглатывает. — Он не ваш. — О, так он ваш? Вы что, создали его из ничего? — Нет, — Томми принадлежит только ему, — он добился успеха. И он добился бы успеха с вами или без вас. Тренер скалит зубы, а затем отпускает руку Томми и делает выпад вперёд, как будто собирается толкнуть Уилбура. Сут тянет Томми за собой, готовый принять всё, что угодно — раньше это была его работа, и он будет делать её снова, — но тут Техноблейд выходит вперёд, отводит руку назад и бьёт мужчину по лицу с такой силой, что тот падает. Он повержен одним ударом. — Техно, ты просто... — Уилбур разинул рот, не в силах осознать, на что он смотрит. Томми, выглядывающий из-за его спины, выглядит таким же потрясенным, как и он сам. Блейд поворачивается, потрясая кулаком. — Он меня раздражал. А теперь нет. — Ладно, значит, вся эта чушь насчёт того, что не стоит бить олимпийских тренеров, — громко говорит Шлатт, выглядя слишком радостным для данной ситуации, — ты просто старался для себя. — О, простите, ты хочешь, чтобы я разбудил его, чтобы тот мог принять дозу? — Да? — Это мило, но, Техно, ты только что ударил тренера, — замечает Джордж, — вот и пропала наша золотая медаль. И мой шанс ударить его. — Джордж, ты бы его убил, — говорит Уилбур. — Хорошо. Я не вижу в этом проблемы, — Уилбур соглашается. — А как же ваши матчи? — спрашивает Томми, нахмурив брови, — я не хотел, чтобы у вас были неприятности. Я должен был просто... — Техно качает головой. — Нет. Нет, Томми. Никакая золотая медаль не стоит твоих страданий, хорошо? Я сам разберусь с последствиями. Как капитан команды, любая вина ложится на нас с Филом. Однажды Фил сказал мне об этом, и я ждал, сколько мог. Остальные из вас должны быть готовы играть, пока я этого не сделаю. — Ладно, тогда держитесь, потому что без вас мы не будем играть, — говорит Сапнап, — всё или ничего. С таким же успехом мы все могли бы его ударить. И в этот момент в двери входит Фил. Он бросает один взгляд на тренера, лежащего замерзшим на кафельном полу, и всех его игроков, Томми, Таббо и Ранбу, стоящих вокруг него, и вздыхает. — О боже, — говорит он. Затем он смотрит на Техно, зная, что это он, даже не спрашивая, — ты не мог подождать еще несколько часов? — лицо Техно, обычно расслабленное, искривляется. — Он сказал Томми, что его никто не сможет полюбить. Я воспринял это близко к сердцу, — Томми краснеет. — Ах, ну, этого было бы достаточно, — Фил смотрит на него сверху вниз ещё секунду, затем снова вздыхает, — хорошо, позвони тренеру. Есть — я не знаю — что? Здесь шесть или семь свидетелей? Я имею в виду, не знаю, приятель, я слышал, что сначала он замахнулся на Техно. — Я тоже, — тут же отвечает Уилбур. — То же самое! — одновременно говорят Квакити и Таббо. Джордж кивает, набирая номер Понка. — И это тоже был дерьмовый удар, — вздыхает Шлатт, — он заслужил, чтобы его уложили. Затеял драку с хоккеистом. Что за идиот? Томми смотрит на Техно, затем кладёт свою руку в его ладонь, прикрывая покрасневшие костяшки пальцев. Это не вербально — вероятно, сегодня он был настолько словесен, насколько мог, — но это громко, как ничто другое.