Мафия

Таранящий удар сорока размерной стопой в подреберье выбил весь дух из груди и оглушил на миг, вынуждая Вову согнуться надвое. — Это тебе за Игру, дрянь. Колик вдогонку пихнул Вову, чтобы тот даже не думал подрываться. Цыган, довольно усмехаясь над чужим скорченным видом, надавил пяткой на плечо Суворова и плеснул в лицо стакан бодяги, которую по большой ошибке обозвали чаем. — Еще раз увижу рядом с собой, засуну башкой в толчок. Уяснил? Ничего подобного не ожидавший Вова опустил голову. Нет, он, конечно, мог схватить алюминиевый поднос и врезать им по морде Цыгана, чтобы тот наконец заглох, но вся столовая таращилась на них, и Суворову, который последние сутки пребывал в полнейших бредах, скитаясь по заброшенному городу, оказалось трудно справиться с массовым давлением. Внутри копилась злость, а снаружи он оставался щенком, который даже рот не в состоянии открыть. Все больше и больше Суворов убеждался в отсутствии как такового смысла жизни и не боролся даже на бытовом уровне. Тошно было — пиздец. Дом Бытовские вышли под свое довольное улюлюканье, Вова на ходу стянул выпачканную ветровку, задрал козырек кепки назад и даже не стал оборачиваться на свой стол. Там сидел Валера, который не разговаривал с ним больше суток. Миша, шустро перескочив пару ступеней, уже догнал Вову и сел на корточки напротив. Специально так сделал, чтобы тот в глаза смотрел. Кирилл привалился у перил. — Не нам, конечно, судить, но мы обсудим. — Чего вам? — Да просто не можем уже смотреть, как ты подставляешь левую щеку, когда бьют по правой. Вов, какого хуя, я не пойму? Обозлённый Суворов протер лицо вытянутыми рукавами мокрой олимпийки и пытался уйти от прямого зрительного контакта. Говорить по душам было примерно ноль процентов желания. Угнетающая атмосфера никак не располагала поболтать по душам, по которой и без вопросов Ералаша кошки скребли. — Ладно, — сжалился Миша. — Хотя бы скажи, почему Турбо пожелал тебе смерти? Вова убрал руки с лица, хлопнул ресницами, глянув на порог столовой, будто там мог стоять Турбо и ответить за свои слова. Такого же просто не могло быть! — Он правда так сказал? — Вообще-то он и Зиме это пожелал, — цокнув, заметил Кирилл, — и нам, если не отвалим. — А вы? — Отвалили, — одновременно ответили пацаны. Суворов присмирел, оставаясь не менее грустным. Значит Валера шутил свои злые шутки и говорил не серьезно. — Вот и от меня, будьте любезны, отстать. Я… короче, не хочу разговаривать. Ералаш скорчил замученное лицо. Как же его достали своими «я должен пострадать» капризами. — Скажи хотя бы, где ты ночевал? — Вы что, следили за мной? Где надо, там и был. — Делать нам нечего, как тебя сторожить. Кирилл согнулся над головой Вовы, играючи бодая того в висок. Если бы выпала возможность провести с Мишей побольше времени, однозначно, оно было бы потрачено на делишки поинтереснее, чем сталкерство за малым. — Турбо ляпнул, что твоя кровать, кажется, теперь свободна, и мы можем ее занять. Миша треснул Кирилла, который ухмылялся. — Ты что несешь? Не слушай дурака, Вов. Валера, конечно, строит вид, что ему дела до тебя нет, но это не так. Подумаешь, обронил невзначай, не видел ли кто его бывшего лучшего друга, — Ералаш понимающе заглянул в глаза Вовы. — Про твою кровать шутка злая была и в сердцах сказана. А Валера на Вахита злится, ты просто под горячую руку попал. — Как бы не так, — поддал Кирилл, который как и все знал, что дыма без огня не бывает. Миша злобно уставился на него, чтобы умолк. — Тебе заняться что ли нечем? А ну-ка заглохни, пока мы твою кроватку на торги не выставили. Будешь под окнами спать и лопухами укрываться. Киря вылупился в ответ, руки развел, играя мимикой и активно жестикулируя за спиной у Суворова. В общем всем видом дал понять, что он здесь оказывает Ералашу всяческую поддержку на его дипломатических происках. — Вов, скажи что-нибудь, — позвал Миша, еле сдерживаясь, чтобы не скинуть Кирилла с перил, с которыми он игрался, как егоза. — Да мы посрались всерьёз, и Зима там, чисто поводом был, — признался Вова. Их взаимные претензии с Валерой давно напрашивались прорваться наружу, как плотина хилую дамбу. Для Суворова Турбо был инфантильным, для Валеры Вова — нерешительным хуйлом с длинным языком, который нихуя в этой жизни не смыслил. — Блять, — зашипел Суворов, уронив лицо на раскрытые ладони. — Я наговорил много лишнего, и мне жаль. Валера не заслужил такого отношения к себе от Вахи, и тут еще я со своими нравоучениями. После того, как Турбо нашелся на пляже с Кащеем, Вова все еще был полный решимости поговорить и разрешить конфликт. Разговор так и не завязался, в итоге Суворов двинул в одну из заброшенных хат в старом городе, там и уснул, как под снотворным. — Он меня ненавидит. — Это точно, — закивал Кирилл, получая еще один удар по ногам от Ералаша. — Ну, ты у меня и получишь за длинный язык! Помолчи, а, — запричитал Миша. — Вов, в общем, разберись с Турбо. Он перебесится и успокоится. Парни поднялись, не зная, как оставить Вову одного. Потоптались, не трогаясь с места, как Кирилл после предупреждающего толчка с локтя в бок, опомнился и быстро заговорил. — Наша дверь всегда открыта. Зайди хоть переоденься да и место на «поспать» организуем. Я, например, с Михой могу лечь, — пацан понизил голос, склоняясь к уху Ералаша. — У нас же с тобой всё на мази, да, коть? Ералаш с таким лицом залепил Кириллу легкий подзатыльник, потому что вообще-то спать вместе они не договаривались и в отношениях не были, а только около-около этого крутились. А еще смутило как бы невзначай брошенное обращение, вызывая на лице румянец. — Так уж и быть, — смилостивился Миша, — положу рядом. — Правда? — не поверил ушам Киря. Ералаш улыбку сладенькую с лица стер и бросил пренебрежительно: — Да, на сыром полу ляжешь, а твоя кровать достанется Вове. Кирилл надежды не терял, поэтому отставил препирательства в сторонку. Был уверен, ведомый чуйкой, что договорятся они с Михой. Тот же для проформы строил из себя недотрогу, чем еще больше подкупал. — Если тебе все же твои шмотки нужны, могу задержать Турбо парочкой анекдотов. Он это любит, — улыбнулся Кирилл. — Послушай, — Миша уставился на неуёмыша, — от твоих не смешных сартирных шуточек всех тошнит, но идея отвлечь Валеру норм. Кирилл воспрял на глазах, услышав только ту часть, где прозвучал комплимент. Миша сузил глаза, когда тот собрался выдать очередной финт. — Уйди, не доводи до греха. — Если это то, о чем я думаю, то мне лучше остаться. — Ну, всё, я иду за крапивой, достал, — несмотря на ругань, у Миши от стеснения покраснели уши. Вова оставил пацанов с их прелюдией наедине и двинул в свой дом. Ему реально нужно переодеться, найти Вадима и выпросить у него тренировку. Суворов надеялся, что Желтый не будет сдерживаться: отработает на нем все приёмы рукопашки, убьет и избавит от тупых страданий. Или нет, побегать Вова хотел. Когда его несло вперед, вся дурь уходила из головы встречным ветром. Так и не ступив на порог дома, он дернул за кромку леса, не заметив осторожный и долгий взгляд голубых глаз. * Гравий похрустел под подошвами кроссовок Зимы, когда он собрался с духом и вышел на крышу, где его уже ждал Желтый. В трубу громогласной тишины ушло много времени, прежде чем они заговорили. Прошлым утром, в лесу, разошлись, точнее Желтый ушел, не давая Зиме и слова сказать в свое оправдание, которого не было. Было раскаяние, невыносимость, как ножевое, а оправдывать себя Вахит даже не думал. Не его вина, и все тут. Только участь. Он принял это, или пытался убедить себя, чтобы окончательно не свихнуться. Ёбаная карта могла достаться кому угодно. Вадим не был вспыльчивым. Выводы (где-то резкие) сделал, и оставил Зиму помариноваться до поры до времени, чтобы лишнего не наговорить. Сейчас же, если и смотрели друг на друга, то как загнанные в клетку звери. Вадим тихо докурил, пока чем-то внутри удушенный Вахит, не сводил глаз с маленького камешка — он единственный лежал на выступе крыши, и хоронил себя в молчании, что грязно налипло второй кожей. Им нельзя говорить про свои карты. Зима, который считал, что у него на лбу написано «Мафия» был красной тряпкой для быка-Вадима. Тот прямо-таки выжирал до лоскутов Вахита. Желтый все же не сдержался и заехал Зиме по лицу. Затем отошел и долго дышал у самого края высотки, где они забили стрелку. — Ты хотя бы веди себя подобающе, чтобы у меня повод был прибить тебя. Неожиданно из глотки Вахита вырвался смешок. Все это он уже проходил: жалел себя, корил, боялся, злился, хотел повеситься, кричал до драной дыры внутри в ветхое покрытие дивана. Он как будто стал никем. Таким отрешенным и безликим, почти как в Игре, где им владела вторая личность. И нравоучения за стеснение, стыд и совесть, Желтый мог засунуть себе поглубже в задницу. Если Вадим хотел убить Зиму, то он опоздал. Зима давно сдох. — Я не выбирал эту ебучую карту, ясно тебе! Злость накрыла с новой волной. Наконец-то это произошло. Первый и единственный человек догадался, кто прячется за непроглядной шкурой в обличии Мафии. Да, Зима — Мафия, все смерти на его совести, это он отпустил, Валеру, Вову, Мишу, ебучего Цыгана. Он сделал это и нисколько не жалел. Вахит про Валеру думал. А как бы он смог иначе? Все, что касалось Турбо — приоритет. Зима лучше маску снимет, глотку себе вскроет, но не позволит продолжаться Игре, где Турбо кончает жизнь самоубийством. Этот сценарий самый невозможный. До сих пор, Зима пытался строить Игру так, чтобы Турбо как можно дольше оставался подальше от грязи. Зима сел рядом с Вадимом. Облегчение и нервоз варили его в страшном водовороте, откуда он и не мечтал выбраться. — Ты понятия не имеешь, как сложно носить это в себе. Думаешь, самый умный: прижал меня к стенке, дал в морду, а дальше что? Какой план? Какое-то время Вахит ждал, так и не услышав ответа. То-то же. Плана у Вадима не было. И крыло их на пару с новой силой. Знать правду и понятия не иметь, как ею распоряжаться. — Пытаешься давить на жалость? Желтый оставался непреклонен. Как бы ни было Зима — хренов скот, цель которого убить их всех. Как раньше больше не будет, даже, если Вадим не собирается строить из себя моралиста. — Да пошел ты, — бессильно ответил Вахит. Насколько он успел узнать Вадима: он поумнее их всех и болтать не станет. Желтому нужны ответы и откровение? Ответов нет, их никто не знает. Прикинув, Зима верно растолковал «я не разговариваю» порыв Вадима не дать по съёбам прочь с крыши. Они просто поговорят. — Я не мог тупо стоять и смотреть, как он подставляет нож к горлу. — Это все, что ты можешь сказать? Валера тебе кто, жена? Ты хоть понимаешь, как это может перевернуть Игру? Они же догадаются, ты в конце концов жестко себя подставил! Не сказать о последнем Вадим не мог. Они понятия не имели, как повернется Игра, если Мафия рассекретит себя. Любые риски и выходки Вахита отражались на мирных жителях, и вот это бесило! Нотации Желтого не шли ни в какое сравнение с собственными Зимы. Он все прекрасно понимал и трезво оценивал совершенный поступок. И, если понадобится, сделает так еще раз, а, если Кащей будет закидывать в Игру близких пацанов, Вахит и их убьет. Убьет всех, пока не поставят новых. Сделает все, чтобы Валера жил. Игра должна продолжаться. Если цели нет, то Зима выбирает смысл. Свой смысл — задержать Валеру. Да, может и играл в эгоистичное, но больше у него ничего не осталось. — Ты просто спишь с ним, пойми уже, — предпринял попытку вразумить друга Вадим. И шустро обернулся, стоило Зиме подняться на ноги и толкнуть его в грудь, так что Желтый чуть не слетел к карнизу. — Что, серьезно, блять? Вот настолько он тебе небезразличен? — Пасть закрой, ничего не говори про Валеру. Эта тема закрыта. — А то что? Скинешь меня с крыши? — Скину, — пообещал Вахит. Зиму до кромешной темноты перед глазами невыносимо бесила пренебрежительная интонация, когда дело касалось Турбо. Он не сучку какую-то защищал, в которую удобно запихнуть член. Нет, не так. Между ними другое было. Такое личное, тонкое, уязвимое, как хрусталь. Зима и сам боялся трогать лишний раз. Это, блять, были самые настоящие, живые и бешеные чувства! Нехер задевать их даже взглядом и словами неосторожными кидаться! Вадим видел уровень разбитости Вахита. Прощупал на пробу и мараться не стал, лишь только в догадках своих наглядно убедился. Про чувства чужие не думал да и не по-пацански это. Пусть Зима сам разбирается в своем дерьме. Его, придурка, предупредили. — Крепко он тебя за член держит, — Желтый приподнял руки, капитулируя. Зима подошел вплотную, говоря в лицо. — Даже имя его не называй. И думать забудь, за что он меня держит. — Больно надо. Несмотря на общее понимание ситуации, Вадим не мог уложить в голове, как вообще такое могло случиться между Зимой и Валерой. Они, что в конец свихнулись? Адреналина хватало по горло, а эти двое с бараньей упрямостью еще и лезли, куда не стоило. Вахит медленно пошел обратно, харкнув вдаль. — Может у тебя с малым ебля на три секунды, но мне-то гнать не надо. Желтый, как тычок в межреберье получил. — Ты о чем? — Видел я, как ты смотришь на него. Поэтому пизди кому-нибудь другому. В себе для начала разберись, а потом делай вид, как ты вертел всех нас. Многое ли Зима видел, если хотел сказать, что Желтый по самое «не хочу» ушел от него недалеко? Вадим ведь уже и думать забыл, кто такой Вова. А те обжимания и подавно. Зима уставился на Желтого этим выражением «я же говорил». — Между нами ничего нет, — тут же ответил Вадим. — Мне пофиг. Подумав, Вахит добавил. — Хотя, знаешь, если собрался трахнуть его, лучше не делай этого. Он же, — Зима подбирал слова, чувствуя странную неловкость, будто хотел защитить честь того, на кого не похер, — ну, малой. — Говорить еще об ужимках самого Вовы, который боялся посмотреть на Вадима, Вахит не стал. Желтому с его эго слишком жирно будет, знать, что Суворов, кажется, тоже что-то там чувствует. — Не трогай его, в общем. Рано ему еще по хуям скакать. Выбери кого другого, здесь полно давалок. — Сам разберусь. И вообще откуда вдруг такая забота? С интонацией «не твое собачье дело», Зима без лишних эмоций ответил. — Он друг Валеры. Мне не наплевать, что с ними обоими будет. Вадим хотел побиться головой о ближайшую трубу. Вахит вел себя, как хозяин ситуации, как хренов отец Вовы, от которого хотелось отвадить всякую шелупонь. Неужели, его «не такой, как на всех» взгляд был настолько заметен? Обезоруженный Желтый сдавать позиции не собирался. Нет и не будет у них ничего с Суворовым. Так думать выходило лучше лишь, когда его не было в радиусе видимости. Будь Вова рядом, подобную хероёбину про «не хочу-не буду» Вадим задвигал бы уже с сомнением. Ведь было что-то в Неуёмном, что в щепки разбивало годами выстроенное. Оно шатало по нервам, и вот Вадим уже хочет втрахать Вову в капот, залезть внутрь и остаться там во всех смыслах. И не только на животном уровне почувствовать, как крепкий член загоняет в мягкие стенки, а губами ловить теплый выдох одобрения, в глаза его невозможные смотреть, с душой и всем своим разъёбанным «я подыхаю» в душу пролезать, находить там укромное местечко да и остаться, как к тихой гавани прибиться. Ваха хмыкнул, отмечая, насколько Вадима коротнуло. Кто, если не он скажет за Вову, раз недоделок отвергал понятное? Наверное, это было правильно. Правильно до момента, пока Мафия не встретит Суворова по ту сторону светового дня и не убьет. Отчаяние на обоих накатило с новой волной. * Если бы у стрёма было лицо, им бы стал воцарившийся психодел между Вовой и Вадимом. Прошлая ночь догоняла, как психованная собака, вынуждая прекратить жалкие попытки заигнорить друг друга. Вадим ушел в рефлексию после слов Зимы. Да, сорвался и накинулся на губы Суворова, но смог же вернулся с небес на землю. Главное придерживаться правила — держаться от Вовы подальше и даже не вспоминать, какой весь он вкусный. Они на Игре, где нет места обжиманиям, чувствам, ложной вере в будущее. Желтый же не так видел отношения. А сношаться по прихоти и тяге нереальной… Нет, Вадим считал, это можно усмирить и с головой своей договориться. Вова же хоть и трезво оценивал реальность, в которой варился, до обидного не понимал, зачем Желтый ведет себя как недоступная (в первую очередь в эмоциональном плане) скотина. Ведь можно переступить через боязнь попозориться, словами обговорить, что все-таки случилось. А случился, самый балдёжный в жизни Вовы поцелуй! У него коленки до сих пор дрожали, если чуть больше залипнуть на красиво оформленные губы Вадима и окунуться в воспоминания. Мягкие губы, голодные руки на теле, вполне конкретные толчки туда были — этого не отнять. Амнезией никто из них не страдал. И почему же Вова полностью отражал отрешенное от прошлой ночи поведение Вадима? Да потому что он сухарь ёбаный, а Суворов — псих, которого лучше не бесить. Желтый бесил, Вова в ответку психовал, не сдерживая свою внутреннюю злюку. И плевать, если вел он себя при этом, как придурок. Без лишней надобности Вадим с Вовой не говорил, как и Вова с ним. А надобности, как выяснилось, не было, поэтому тренировались в тишине. Желтому хватило благоразумия не отменять занятие, а явиться в назначенное время и вести себя профессионально. Он не распускал руки, наоборот лишний раз не трогал Вову. Суворов принимал это на свой счет и в отместку хотел придавить Вадима пяткой, чтобы у него хотя бы одна эмоция отразилась. А дальше Вова нашел бы повод, чтобы довести Желтого до предела. Если честно — выбесило. Желтый вел себя, как придурок. Будто прошлой ночью они на оргии отжигали (лучше бы отожгли, так хоть бы повод был), поэтому сейчас, как дети малые ссали смотреть друг другу в глаза. Ведь Вова, фиксируя, это «не подходи ко мне» отношения, сучился и заводился на глазах, чтобы изойти на говно и вернуться к изначальной точке, когда он язвил и подначивал Вадима. Еще от Желтого и фан исходил, как если бы он ненавидел Вову. А Суворов такое терпеть не мог! «Пизда тебе, коз-зел», — шипел внутри себя Вова, вытанцовывая перед куклами чужими кулаками. «Не доводи меня, сучка. Я все выкупаю и не поведусь, даже не старайся» физиономия Вадима каменела на глазах. Он губы в линию сводил, играя желваками, грудью так мощно работал и вместо слов бил сильнее, указывая жестами, что нужно делать. А у той жалкой части Вовы, которая обожала Вадима, блядская слюна во рту собиралась от этого запредельного самоконтроля и выброшенной в каждом замахе мужицковости. Это доходило уже до грани. Вова, обливаясь потом, отскакивал-отскакивал, огибал Желтого, оказываясь за спиной. Вадим бил мимо, раздражался и доходил до предела, потому что, сколько можно нарочно носиться, как сайгак? В глубине души Вова ловил веселенький приход, потому что Вадим хмуро сводил лицо в «бесишь». На быстром ударе прогибался, не получая в челюсть — работал корпусом, и это была победа. Вадим отмечал прогресс пацана, но все было не то. Вова хорошо владел скоростью и снова, блять, убегал, будто не хотел стоять лицом к лицу, а еще издевался! И, если убрать личные претензии, Желтый хотел бы натаскать Вову на ближний бой, в котором он сосал, изворачиваясь на привычный побег. А за спиной у оппонента всегда не будешь. Взяли перерыв. Солнце было в зените. Суворов упал на колени, только сейчас показывая, как у него сперла дыхалка. Напряжение росло, ведь он затылком чувствовал, как взгляд Вадима скользит вдоль тела и внутрь лезет. Ёбаные оковы и пытка! — Так и будешь скакать? Может попробуешь бить? О, неужели. И не отсох же язык. — А чего мне тебя бить? Ты кулаками машешь, я так в жизни близко не подойду. — Бей в спину, — у Вовы же отлично получалось стоять за ней. Суворов закипал от явной подъёбки. Не дожидаясь, пока Вадим напьется, Вова подорвался с места, въехал кулаком в живот, дезориентируя, согнулся, не стал хватать за ноги, основательно прогнулся в замысловатом движении ужа и зарядил Вадиму в район промеж уха и челюсти. Минутная заминка грохнула по ушам и ударила наотмашь. Большие глаза Вовы стали еще больше. Получилось всё сразу: и Вадима ударить, как следует, и схлопнуть его самоконтроль. — Блять! — заорал Желтый, приложив ладонь к горящему месту. Костяшки Вовы пробили, как насквозь, так что зубы до дёсен ныли. Нихера себе малышка. А Вадим возился с ним, как с ебучим хрусталём, думая, что Суворов силу в замах вложить не может. — Я… , — хотел было оправдаться Вова, но было поздно. Случился повод переебать друг друга. Вдох-выдох. Блеснувшие глазки «ну что, получил?» Вовы, а дальше, как в тумане. — Сучонок, — сухо выдал Желтый и накинулся на Вову, сбивая с ног, когда тот предпринял попытку удрать от него подальше. Сцепились, как две собаки. Били куда придется, спина Вовы проезжала по кровле, ноги длинные лупили, как отбойник, сквозь тихую ругань. Вадим наседал сверху и пытался, наверное, задушить пацана. Тела переплелись в клубок, между которыми сквозил свист зубов, задушенные маты, удары кожа и кожу и злые лица лоб в лоб, намертво вцепившиеся. — Ур-род. — Заглохни, малявка. — Пош-шел ты, козел сраный. Руки Желтого обхватили талию Вовы тугой зажим, пока таз Суворова вжимался в него туда-сюда движениями, чтобы вырваться прочь от жгучего давления в груди. Ту сковало, ребра туже и туже сжимались, кожа потом обтекала, одежда собиралась комьями. Затылок Суворова проехался по лицу Вадима, когда их в перемочке перекатить. — Я тебе нос сломаю, — предупредил Вова, никак не желая делать этого. Но он же бил головой назад, поэтому должен был обозначить этот нюанс. Жалел, видимо. Вместо ответа, Вадим хорошенько так вцепился в непослушные волосы Суворова, наматывая их на кулак. Вова прогнулся дугой, выдохнул и прикрыл глаза до слез, особенно, когда Желтый еще и зубы подключил, кусая в загривок. До гематомы, не меньше. Больно было до херовой агонии в кости, до которой, вероятно, уже добрались клыки. Кулак Вовы методично бил в цементный бок Желтого. Лицо раскраснелось, он уже дышать не мог, потому что Вадим держал на себе очень крепко. — Отпусти! — кричал Суворов во всю глотку. — Быстро! — Обойдешься, — шипел в ответ Вадим, когда их с Вовой отбросило в сторону. Основательно извозившись, они уже не дрались, а пытались протереть собой пыльную крышу. Коленка Суворова вжалась в живот Вадима. Глаза уставились только на него, как жалом пчелы впиваясь под роговицу, когда он оказался сверху. Запыхавшись, Вова замер, не зная, что собирается сделать. — Ты меня укусил, придурок, — Суворов стукнул Вадима в тяжелую грудь. — Да? Не заметил. По ушам забила кровь и адреналин, когда ладони эти чертовы опустились за бедра, вызывая совсем не те психованные эмоции. Вова, как со стороны наблюдал за успокаивающими движениями Вадима «больше я тебя бить не буду». Выдыхая носом, Желтый ласкал Суворова уже мягким взглядом, провел по внутренней стороне бедра пацана, от чего тот вздрогнув, прикрыл глаза. Ладонь с давлением «мне нравится тебя трогать» воском плыла по крахмальной, тонкой кожей, под которой было столько голубеньких вен. У Вовы в башке било, как кукушка в часах, он трогает, гладит, исследует меня, а не бьет, он трогает, гладит, исследует меня, а не бьет, он трогает, гладит, исследует меня, а не бьет. Глазницы Вадима потемнели, он в кропотливым забвении отвел ногу Суворова в сторону, чтобы не давила на живот, и это было плохо. Потому что задницей Вова нормально так проехала по формирующемуся стояку Желтого. На нервном грудном, Вадим надавил на бока Вовы и насадил на себя. — Сучка драная, — выдавил он, заставляя Суворова проехаться по члену еще раз и развести ноги. Вова же от нервов пытался их свести и делал только хуже. — Урод вшивый, — зашипел Суворов, толкнувшись навстречу, чтобы у Вадима его чертовы глаза закатились. — Сам меня поцеловал, а теперь делаешь вид, будто это я похотливая самка, да? Желтый до боли свел пальцы, оставляя на белёсой коже под задранной ветровкой Вовы красные следы и стряхнул его с себя. Суворов злобно смотрел в спину Вадима, как вдруг заржал на всю округу, запрокинув голову. — Блядский псих. — А что, боишься меня? — Уповаю, чтобы это не передалось мне. Вова отряхнулся и облизнул Вадима лениво-придирчивым взглядом. — Не боись, оно со слюной не передается. Желтый скорчил лицо. Предварительные ласки, как и подкаты у Вовы были специфичные. Вроде как подыграть и подсластить нужно (или завалить, чтобы душу не травить), а неуёмное булило и всю свою психованность за достоинство выдавало. Пиздец какой-то. Пиздец, потому что у Желтого во всех развратных смыслах горело на Вову, даже, когда он язвил, и лучше бы ему заткнуться, пока Вадим сам это не сделал. — Нащупай у себя яйца, и хватит уже бегать от меня, — вдруг решительно заявил Суворов. Действительно, им нужно расставить все на свои места, потому что стены самоконтроля рушились, как карточный домик. — Поговорить нужно, — согласился Желтый. — Мы вроде как уже, не? Вроде как уже? Как бы не так! После обычных разговоров у Вовы не ныло между ног, и он не хотел хныкать, как недодроченная девка. А сейчас еще как хотел. Блядский Вадим, это он все испортил и превратил Суворова в комок нервов. — Хватит дуру из себя строить, — попросил Вадим, уставившись на Вову всем видом давая понять, что он не строит дуру, а является таковой, и все же хотя бы пытается уравновесить набирающий обороты конфликт. Желтый согласен на разговор только в случае, если Суворов возьмет себя в руки и всякую чушь нести не будет. Вова, ох, сколько Вова собирался сказать Желтому. И все же он был прав, куда-то не туда они съехали. — Слушаю. — Я собираюсь не со стеной говорить, — добавив злости, сказал Вадим. — На меня смотри. — Я тебя слушаю, сказал, — Вова не удосужился поднять глаза, тихо пиная разбросанные мелкие камешки под ногами. И вдруг Желтый показал свою живую жилку, сник и потупил взгляд. — Как же с тобой сложно. Зачем все это вообще? Вова не собирался подыгрывать. Внутри оборвалось от казалось бы безобидного вопроса. Вадим что, в край ахуел и сейчас пытался сделал виноватым Вову? — Я усложняю? — понятное дело, оба имели ввиду злосчастный поцелуй. — Ты мог не валить меня на капот, поэтому, сделай одолжение, отъебись. В глобальном смысле Вадим не жалел, ему понравилось, и Вове, как выяснилось, тоже. Их тянуло друг к другу. Несмотря на это, во что-то серьезное Желтый ввязываться не собирался, ведь нельзя, ведь смысла нет, ведь хуже только будет, потому что он уже сейчас чувствовал подступающее к горлу волнение, когда Вова исчезал. В общем все это не нужно им. Разве что попробовать разок, без обязательств и общений… Если Суворов то и дело нарывался, вероятно, стоило позволить этому случиться. Тупо закрыть вопрос одним разом, потому что сейчас Вадим считал, проблема в этом: Вове нужно засадить, избавиться от морока в своей голове, а дальше его отпустит и будет легче. Вова бесовски, на грани усталости, и злости зачесал волосы. — Послушай, я дал заднюю, не потому что вдруг понял, что твой язык может оказаться где-то не там, — Суворов украдкой поглядывал за реакцией Вадима. — Мне было хорошо с тобой, и я знаю, что тебе тоже, поэтому не пизди. И пытаться удавить меня на крыше больше не нужно. Вадим присел рядом, облокотившись спиной на выступающую прохладную в тени трубу. Он и слова пока поперек не вставил, поэтому Суворов продолжил, заламывая пальцы. — … и в общем, я не хочу с кем попало, и если ты… , — волнуясь, Вова кивнул куда-то вниз, — короче, можем встретиться для продолжения. Желтый свел брови. Слова из Суворова выходили через силу, а еще щеки покраснели. Переживал значит. Конечно, себя же в буквальном смысле предложил. Противно не было, было — нормально. Да, не по себе, но все же никуда не делась та невидимая волна понимания, где как будто заранее знали, что говорить можно, и тебя не обидят. Вова дышал с придыханием и смотрел строго перед собой, чтобы не провалиться сквозь землю от проедаемого стыда, как и сам Вадим. Ведь они же реально обсуждали секс. Друг с другом. И земля не схлопнулась, никого из них не выбросило в Игру, оставляя разговор неоконченным. Случись так, вернуться к пикантной теме было бы в разы труднее. Скорее всего, они не решились бы заговорить об этом во второй раз. Вова непривычно молчал, наталкивая Вадима на определеную догадку, когда в голове в очередной раз прокрутилось «Не с кем попало». Обычно людей не заботил подобный вопрос. О таком разве что девчонки переживали, типо которые принца искали и пока что не успели обжечься. И взгляд этот, от которого Вова резко отвернулся, как олень, пойманный в свете фар. — У тебя не было еще, да? Вадим прочистил горло и принялся во всю разглядывать Суворова, и улыбка такая хищная почти все лицо собой задавили. Вова забавно смутился, натянул капюшон на глаза, выругался сквозь зубы, побагровел, как перезревший помидор и на ноги вскочил. — Всё, отвали, забыли. И даже не думай об этом, понял! — и сдулся, не успев набрать нужные обороты в злости, посмотрев жалобно. — Пожалуйста, скажи, что не будешь смеяться. Застеснялся значит. А оров-то было. Для Вадима Суворов — каприза деловая, которая уже давно и, если не с кем попало, то хотя бы с кем-то, а оно вот как: не было у Вовы близости. Что ж, Желтый оказался дезориентирован, и преступно большие глаза Суворова хлопающие в «я уже пожалел» ритме как-то собрали Вадима. Нужно дать понять, что здесь у Вовы врагов нет, и никуда их типо секрет не сольется. — Сбавь обороты, Вов. Дыши и слушай меня: определись уже, что тебе нужно. Я же держу себя в руках, а ты истеришь. — Это нервное, прикинь. Если ты не подумал, то я не с каждым о таком говорю, — Вова быстро сел обратно. Во вполне человеческом порыве присмирить тахикардию пацана, Вадим даже голос снизил. — Никаких проблем нет. Я, можно сказать, даже не удивлен, что ты такой… — Вадима перебил вой Вова. — Умоляю, заткнись! — Суворов закрыл свои уши. — Ты же меня уже почти… Это стремно, но я скажу: тебе что, сложно довести дело до конца и отвалить? Твою мать, я точно вслух об этом сказал? — шебетал Вова, как сбрендивший, еще и ущипнул себя. — И еще, Вадим, серьезно тебя прошу, заканчивай смотреть на меня. Ты хотя бы моргни, я уже не могу. Желтый стоически вытерпел почти бессвязный поток воплей и достал сигареты. Этот разговор знатно так напрягал, особенно Суворова, у которого всю спесь, как ветром сдуло. Ситуация вывернулась в такое, будто Вадим издевался и мучал Вову, а этого он не хотел. — Блин, не могу, — на грани слышимости промычал Суворов, снова отходя подальше. Его очень ломало рядом с Вадимом, и от голоса его невыносимо становилось. Потому что тепло и уютно, а об этом они вот вообще никак не договаривались. — Я тебе что сказал — дыши. Давай вдох-выдох вместе со мной, — Желтый дождался, пока грудная клетка Суворова начнет разжиматься. — Умница, — кивнул Вадим. Еще подойти хотелось, положив руки на плечи, чтобы на себя забрать изводящую ебучую дрожь. Желтый лишь в кисть свою вцепился, уходя в отказ, и заставляя себя остаться на месте. — Если тебе нужно, можно попробовать. Вова не обернулся. Они о сексе говорили, словно сраную сделку на покупку земли обсуждали. Так по-дурацки выходило. И странность, с которой Вадим продолжал говорить, даже в такой стрессовой ситуации, подкупала Вову. Он думал, что Желтый странный чел, который зачем-то понимает его. Пиз-здец. Вадим не спешил, дымил в стороне, не додавал на сбитую стрессом нервную систему, пока Суворов пытался вспомнить, что такое размеренное дыхание. Бегло зыркнув через плечо, Вова наткнулся на профиль Желтого и жалобно вздохнул. Какой же мужик ему попался! Козел даже курил красиво и был невозмутим. Молчали какое-то время. — То есть правде в глаза смотреть не будем, — принялся расхаживать Вова, переключаясь на тему доёба. Только так он мог отвлечься. — Что? — Если нужно мне? Сообразив, Желтый хмыкнул. Да, мол, ты верно услышал. Вот же урод какой! Вадим стоял в позе, будто делает Вове одолжение. Врал же гаденыш. Ни разу там не услуга была. Всегда, когда они были вместе от Вадима не исходило страшного желания избавиться от компании Суворова, а значит он тоже хотел. Ладно, хорошо. Вова получит то, что хочет, но и Желтому хвост подкрутит. Он ему покажет, где раки зимуют! Суворов остервенело вырвал сигарету из чужих рук под «ты ахуел?» взгляд и сильно затянулся. — Договор? Вадим приподнял бровь. — Типо второй раз? — Ну, да, раз уж мы все тут сходим с ума, и я решил потрахаться с тобой, то хуже уже явно не будет? — сощурился он, выдавая злоебучую улыбку подколодной змеи. — Ты булки-то расслабь, бегать за тобой не буду. Все просто: засунешь, вытащишь, и разбежимся. Желтый в очередной раз не поспевал за быстрой сменой в настроении Вовы. То ноет, то сучку врубает. Окей. В какой-то степени Вадиму даже легче стало, когда от Вовы цинизмом запахло — сбрасывает ответственность, от которой как ни крути страшно. — Ты мне ничего не должен, я — тебе, — поставил условие Желтый, забирая сигарету обратно. — Подходит. Вова долго смотрел на него, практически не моргая. Он все сделает, чтобы Вадим засунул эти слова себе в жопу и забегал, как привязанный. Это, мать его, месть за весь снобизм Желтого. — Отлично, — хмыкнул Вова и протянул руку, чтобы закрепить, так сказать, сделку. — Целоваться не будем. — О, я как раз не планировал блевать, — Суворов поджал губы, когда Вадим сильнее сжал его ладонь. — Тем более целоваться ты не умеешь. Желтый усмехнулся. Как же его раздражал этот пиздабол, который только так стонал в глотку от их поцелуя. — Другие не жаловались. Вова вырвал руку. — Какой же ты… , — он не нашел слов описать, какая Вадим гнида. — Козел, знаю. А ты беги, давай, может еще передумаешь, отчаянный ты мой. — Твой? Ой ли. — Всего лишь вхожу в роль. Суворов больно толкнул Желтого в грудь. — Я может и поищу себе другого мужика, а ты так и останешься гнить один со своим раздутым эго! Может хватит уже отрицать очевидное, так и скажи, что я тебе понравился, или по крайней мере не оставил равнодушным. Меня бесит, что ты закрываешь глаза на очевидное. Вадим издевательски закивал. — О, да, равнодушным ты меня точно не оставил, когда попросил лишить девственности. Если так чешется, базара ноль, мой член в твоем распоряжении, но ты, Вова, язык-то свой укороти, — Желтый сбавил обороты, чтобы не орать на всю округу. — Во-первых, мне не нужна вся эта любовная лабуда, второе — копаться в моей голове не надо и третье — не веди себя, будто я тебе что-то обещал. Это понятно? Выебать выебу, а с остальным не лезь, мы в не в том месте. — Не ори, я все слышу. — Что-то не видно. — Знаешь что?! — Во-ва. Суворов захлопнул рот, потому что слова-то ударили по самые помидоры. Он и сам еще не настолько потерял голову, чтобы забыть, где они находятся. Вот только он со всей душой к Вадиму, а черт этот поганый, то к себе тянул, то отталкивал, будто не определился, оставить мусор рядом или выбросить. А это чистое использование и какие-то манипуляции. Таким образом Желтый путал самого Вову, который еще больше раскачивался на эмоциональных качелях. Не давая Суворову раскрыть рот, Вадим подошел вплотную. — И что ты сказал про очевидное? — О, вот только не начинай. Да! Ты прикольный ёбаный козел, доволен? — Я нравлюсь тебе, — немножко с маниакальным блеском в глазах проговорил Желтый. — Ага, с первой улыбки, с первого взгляда, — пренебрежительно разорялся Вова и уставился на Вадима. — Не перегибай. — Нравлюсь, — Желтый хотел услышать это от Вовы. Вслух. Вадим одним точным рывком притянул вырывающегося пацана к себе, чтобы даже не рыпался и не избегал прямой зрительный контакт. Вашу же мать, какая же у него была тощая талия. Вова поотпирался для видимости, руками в грудь уперся и злобно уставился в уродские голубые глаза. Желтый снаружи оставался козлом, а внутри поплыл, пока Суворов гадал, ударить его хочет, или засосать на месте. Хмырь же ухмылялся, как тут устоять? — О, подавись, ты мне нравишься. А теперь отпусти, я больше ничего не скажу. Насладившись моментом, поглазев на опущенные веки и в общем вкусив трепетное волнение, что отстукивало под рёбрами Вовы, Вадим расцепил руки. — Мне еще подумать нужно, — сдал назад Суворов. Может и не будет он переходить границу, чем только хуже сделает. Его же уже сейчас переёбывало без всяких проникновений! Выкуривая по второму кругу, Желтый кивнул в знак согласия. Все итак было сплошной мозгоёбкой, и пока что на горизонте маячила возможность дать заднюю, спешить не стоило. — Куда пошел? Вова удержал дверцу, ведущую на чердак из крыши. — Вернись, у нас тренировка. Болтология, что касалась их предельно странных отношений, допекла. Отложив ее в сторону, нужно было вернуться к тому, ради чего они вообще нашли силы встретиться на крыше. Отгребая в сторону все ненужное, Вова понял, что заниматься он сможет. Если они будут говорить только по делу. — Давай квартиру найдем, я тут не могу. Солнце печет. Желтый следуя за Вовой, дал добро на одну из выбранных хат. Она хотя бы закрывалась изнутри. Больше они скользкую тему «мы без трусов» не поднимали. * Вова плотно зажмурился, когда мелкие пушинки одуванчика разлетелись во все стороны и упали ему на лицо. Кащей перемял пальцами стебель сдохшего на глазах цветка и отбросил в сторону. — Еще? Суворов тихо маханул головой, его не улыбала забава Кости да и настроение скатилось на самое дно. На то дно, где он зачем-то делил поляну с Кащеем. С Кащеем, только подумать! — Чего такой смурной? Все шло ни к черту. Турбо игнорил, Вадим умничал, Вова никак не мог включить мозг в Игре, и какая здесь была причины веселиться? — Тебя обидел кто? Вова злился. Вот серьезно что ли? Косте хорошо было: он к ним на побывку и обратно в свой красочный мир. Конечно, он мог задаваться подобными вопросами, и все же, где логика? Он же разумный парень и должен понимать, что минутные радости — ничто по сравнению с глобальной проблемой. — На чем ты сидишь, чтобы с упорством осла, во-первых, возвращаться сюда, и, во-вторых, разговаривать со мной, будто я не обременен определенными обязательствами? — Обязательствами? Кащей стряхнул песок, что легким и жарким ветром задувало на поляну с берега. — Да, ты точно издеваешься. Костя смотрел, как мимо, сорвал одуванчик под корень в очередном порыве повандалить. То есть, да, в глаза глядел, но полет его мыслей, где-то далеко отсюда, был написан на лице. Из чего Вова сделал вывод: Кащей не заинтересован, что там на самом деле его грызет. По большому счету Суворов остался не в обиде, потому что и сам не горел желанием пообщаться о чем-то большем, чем тема о погоде. Вообще-то он шлындался по территории, только бы оттянуть время до ночи и не пересекаться лишний раз с Турбо, а Костя этот, вечно вылезающий, как черт из табакерки, был совсем не в кассу. — Пойду я, наверное. — Не уходи, я больше не буду, — попросил Кащей. — Обещаю. Вова приобнял себя за колени и остался. — На той стороне мне тоже несладко. От отца достается, мать мечется между нами, как громоотвод, — Кащей опустил глаза, не в силах избавиться от этих пут. — Как ни странно, я только здесь могу отдохнуть. Если Костя напрашивался на жалость, то ее не будет. Вполне логичные доводы не переманили Вову на его сторону. Всем в равной степени было хуёво, а Кащей в последнюю очередь должен жаловаться, хотя бы потому что он оставался в стороне от Игры. Он был свободен и волен распоряжаться своей жизнью. — Будешь? Вова отказался от сигарет, которые пахли вишней. После чирка колесиком зажигалки, странное ощущение дежа вю коснулось носа, стукнуло в грудь, исчезая. — Расскажешь, что там плещется в воде? Слушая вибрации от плеска, Кащей сомкнул губы в линию. То были его эксперименты, а больше Суворову знать не стоило. — Они должны быть безопасны, — тихо ответил Костя. Вова свел брови. Класс. То есть этот горе-творец сам не был уверен. — Никакого выхода нет? — Суворов спрашивал за возможность прекратить сущую пытку Игры. — Пока что нет, — Кащей отвечал в том числе и о себе. — Я скинул тебя с крыши, и той силы хватило разве что на миг обезличить Мафию. Обезличить Мафию в Игре было бы славно. Попадись она Вове без маски и прикрытия, он бы ни секунды не медлил: орал бы во все горло имя Мафии. Что-нибудь да случилось бы. Ведь Игра без Мафии не существовала. Стоп. Что?! — Скинул с крыши? Ты? Меня?! — Костя смотрел, всем видом подтверждая, что Вова не ослышался. — Но как? Подожди, не может быть, я бы помнил. Черт, ты что вообще несешь? Костя положил руку на плечо Суворова, сжимая. — Долго объяснять, но я говорю правду. И прошу прощения. Это было частью эксперимента. И как только у Кащея выходило говорить такие вещи совершенно спокойно да еще с ноткой отрешения? — Никакого раскаяния я не вижу, — Вова все еще не верил своим ушам. Голова пухла, а копаться еще в чужих бредах он заранее задрался. — Я тебе что, игрушка для опытов? — повысил голос Суворов и, наткнувшись на странный взгляд Кости, покривился. — Ну, да, точно. — Вов, мне правда жаль. Что еще сказать? — Мне от тебя ничего не нужно, — с нескрываемым разочарованием ответил Вова. Кащей подсел ближе под предупредительный жест не делать лишний поползновений. — Хочешь поделюсь, чем я вообще занимаюсь? Отношение Кости к Игре не было косвенным. Безусловно, Суворов хотел услышать хоть каплю информации, которая поможет ему пошевелить мозгами. И все же держался он предельно осторожно, Кащей и в этот раз мог сделать что-то неясное с памятью, которой как оказалось доверять нельзя. — На мне техническая часть, я контролирую каждый ваш заход в Игру. Слежу, чтобы Мафия не отступала от инструкций: ни с кем не говорила, не медлила в случае чего, создаю те условия, где она будет избегать наибольшего скопления участников в одном месте, и наоборот, если того требует протокол. Следуя логике, Кащей приложил руку к тому, чтобы сейчас на этап выбрасывало сразу несколько участников? Значит и появление Турбо было неслучайным. Вова не стал бежать вперед паровоза и делиться догадками. Если все это было правдой, а похоже так и есть, то Костя был на их стороне. — И когда же ты спишь? За Игрой, наверное, следишь не только ты? Лицо Кащея задела привычная усталость и легкая полуулыбка. — Один я бы не справился, — не стал вдаваться в подробности он. — А ты как себя чувствуешь? Вова слабо пожал плечами. На стабильных херовеньких он, вот и весь ответ. Под ними прошуршала трава, Кащей закинул руку за спину Суворова, обхватив позади. Вова, не поняв, что происходит, развернулся уточнить, что это за хрень и ощутил холодные губы на своих. С напором его развернули и повалили на спину, проталкивая в рот язык. Всего на секунду Вова поддался, ответил и уперся руками в крепкую грудь, когда Костя подогнул его ногу в колене, удобно пристраиваясь. — Ты… ты что? Облизав свои губы, Кащей пробежал глазами по напуганному лицу и отстранился. — Прости, бес попутал. — Да, нормально… , — Вова отряхнул спину и сделал тоже самое, что и Костя — поднялся на ноги. — Не надо было, да? Если честно, я давно хотел, и, видимо, поторопился. Если честно от поцелуя этого резкого, скользкого бросило в дрожь. Вова не чувствовал ровным счетом ничего, когда язык Кащея оказался в опасной близости от его гортани. Да и сама ситуация между ними не располагала к таким переменам. Поцелуй, как сам факт, для Суворова был важен. Он из тех, кто даже целует с чувствами, чтобы высказать то, что словами не выходит. Это как продолжение самого его, как таинство между двумя особенными друг для друга людьми. И тут же захотелось треснуть себе по лицу. Вадима же он тоже поцеловал, хоть к ним и нельзя применить понятие «особенные друг для друга». Пока что Вова отвергал даже для самого себя правду, которая только так в затылок била: он и Вадим — это что-то другое, приятное и как раз таки особенное, если на остальных людей Суворов смотрел иначе. Тычок в бок вырвал его из своих мыслей. — А? — Ты сегодня какой-то не такой. — Чего? — все еще не улавливая связи, Вова убрал кепку козырьком назад и попытался собрать с мыслями. Жара душила, и он откровенно начинал ненавидеть солнце. — Повтори еще раз, я просто из-за него, — Вова указал наверх, — толком не соображаю. Оно и видно, Костя прикинул, что можно сделать с погодой. Его в общем-то все устраивало, так как дома он практически не выбирался на улицу, где было пыльно, знойно и многолюдно. — Я вроде как поделился сокровенным, — сделал акцент Кащей, — поцеловал тебя. «Точнее набросился и пытался сожрать мой рот», — подумал Вова, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Я поторопился, да? Понимаю, нужно было еще подождать, но все как-то… — подумав, Костя добавил. — Не уверен, что поступил бы иначе. Мне хотелось, и ты весь такой… , — замялся Кащей. Чем больше Костя говорил, практически смущаясь, тем больше вгонял Вову в краску. Суворов в свою очередь не жаждал подобных перемен и общего чувства «вау» разделить не мог. Да, Кащей симпотный, обходительный и все такое, ртом владеет (и Вовиным в том числе) на «ура», но тяги-то нет. Суворов не ощущал того самого трепетного, что у них было с Вадимом. — Я… пока не знаю, что ответить. Это было неожиданно. Кащей понимающе кивнул, слегка задетый словами. Вообще-то он на другое рассчитывал. — Попробуем в другой раз, да? — Точно, — поддержал Суворов, избегая смотреть в глаза напротив. Костя же все стоял и смотрел, ожидая, что вот сейчас Вова заберет свои слова назад. Наверное, уже фантазировал, чем бы они занялись дальше. И даже, прикидывая, вариантам заняться с Кащеем сексом, в Вове не отзывалось то, что, блять, обязано было сработать. Хотя бы на уровне механики. — Дашь мне шанс реабилитироваться? Вова свел брови. Да что вообще происходит? Кто он такой для Кости, который не получив ожидаемой реакции, пытался умаслить Суворова? Чтобы что? — А зачем тебе это вообще нужно? Рядом с тобой должно быть достаточно тех, кто с радостью и поцелует, и… ты понял. Реакция Вовы с его зажимами, скованностью симпатизировала Косте. Он давно не встречал таких. Вова распускался постепенно, как лепестки цветов. Все, как нужно Кащею. Конечно, он не станет упускать свой шанс. — Ты же не решил, что я просто загнать тебе собрался? Вообще-то была такая мысль. — Что ты?! — воскликнул Вова. — Ты же, типо хороший парень, да? Сначала свидания, подержаться за ручку, игра в предварительные ласки, — Суворов говорил быстро, украдкой осматривая местность залива на предмет хоть какой-нибудь причины, которая избавит от этого неудобного разговора. Если сейчас заявятся Дом Бытовские аборигены, он будет только рад. — А чего бы ты хотел сейчас? Кащей как положено проигнорировал вопрос Вовы, чем даже не удивил. И подтолкнул Суворова к заметке: хорошего парня рядом не было. — Дождь. — Дождь? — уточнил Костя, задирая голову. Солнце садилось, вдали долбило из динамиков, а значит сегодня была очередная пьянка. Смахнув пот со лба, Кащей решил поработать над желанием Вовы. — Пройдемся? Вова жутко мечтал оказался в своей постели и провалиться в глубокий сон, а не гулять с Кащеем. Вход в свою спальню ему был заказан, поэтому поджав губы в снисходительной полуулыбке, Суворов двинул вперед. Может и выйдет забыться да от себя убежать. * Выцепить Турбо, когда он этого не хочет, оказалось задачей со звездочкой. Вахит кругами ходил под окнами чужого дома, сторожил в столовой, бегал в мастерскую и обратно, а Валера все носа не показывал. Турбо конкретно приложили слова Зимы — его злые слова — поэтому в этот раз все шло по вполне ожидаемому сценарию. Вахит этого же и добивался с самого начала: Турбо должен держаться подальше. Перебарывая себя, Зима принял новое положение дел. Однако, Валера должен был услышать раскаяние Вахита. Будь они в другом месте, Зима вряд ли опустился бы до полоумного ора на Валеру. — Не надо, — Турбо вырвал руку, зачесав до красноты, чтобы не осталось там ни единого следа от извинительного касания Вахи. Они ушли не так далеко от шума и пресмыкания людей, поэтому пришлось терпеть косые взгляды в свою сторону. — Ты говорить вроде как собрался, а пока я слышу только жалкие попытки сделать вид, — Турбо привалился к стволу дерева и говорил в другую от Зимы сторону, подчеркивая «тебя здесь нет» вид. — Так и будем молчать? Если да, то я пошел. Ты меня, если до конца быть честным, раздражаешь. И Валера раздражался на глазах, дергал ногой, не знал, куда спрятать руки, кусал губы, пока темная фигура Вахита медленно выхаживала туда-сюда. — Я жалею, что сорвался на тебя. Это был минутный, необдуманный псих, — Зима коротко и ясно уложил ворох мыслей в приличное предложение. Все свои нервозы он задавил, запрещая говорить о сожалении, мечтах закрыть глаза и открыть их в другом месте, и вообще Турбо следовало бы найти кого попроще. — Все сказал? Валера скорчил больное выражение лица, оттолкнулся от дерева, так и не дождавшись правды. — Не уходи, пожалуйста. Турбо в очередной раз вырвал руку, только в этот еще и толкнул Вахита в грудь. — Блять, руки свои убери, — прикрикнул он. — Ты же понимаешь, что этот пиздёж не покрывает и доли того, что ты творил? Ты что вообще несешь? Мне похуй, кто испортил твое настроение, такое с каждым случается, но волнует меня другое: почему ты постоянно бежишь от меня, если буквально час назад у нас все было хорошо? Я что, шутка для тебя? Или на мне ты отрабатываешь приемы дрессуры, как на собаке? — Валера приблизил глаза к лицу Вахита. Тот даже не моргал. — Бесишь меня этой хуйней, и играть в нее я больше не собираюсь. Ведешь себя просто смешно, а мне это не интересно, ясно? — Валер. — Я не договорил: короче, понимаю, что мы все здесь, наверное, сгинем к хуям собачьим. Ты — урод, сначала залез в мою голову, дал поверить, что все по-настоящему, оттолкнул, потом снова по кругу, а меня от этих круговых уже тошнит. В себе разберись и больше не подходи ко мне со своими сраными извинениями, — Валера сглотнул, как при гнойной ангине до колик. — Страх твой ёбаный вот уже где, — Турбо указал на горло, — перед кем пресмыкаться и чего еще бояться, я не понимаю. Нет, Валера не сменит гнев на милость. Он в жизни не примет позицию смирения и тупого избегания проблемы, пока не добъёт ее до основания. Зима по всем фронтам понимал, чем бесит Турбо. Он оглянулся, когда на повышенный тон Валеры стали озираться. Вахит чувствовал все эти липкие взгляды, несмотря на то, что стоял спиной к вагону. — Пошли они на хуй, — зашипел Турбо, не оборачиваясь, а потом развернулся на зевак. — Да, вам говорю. Разбежались, крысы! И крысы лениво разошлись по сторонам. Вахит надавил на переносицу, боль в голове усилилась и стучала по вискам, как будто по ним насквозь прошла ржавая арматура. Валера продолжил говорить в темноту так тихо: — Просто скажи, что дальше так не будет. Не веди себя, как козлина, — он практически умолял, протягивая Вахиту спасительную веточку. Зиме лишь ухватиться нужно, чтобы все стало, как прежде. За одним исключением: Игра продолжается и привычное скрытное поведение вместе с секретами никуда не денутся. Вахит не мог позволить продолжиться этому. Он не вернуть все пришел, и выбора у него никакого нет. — Валер, я многое делаю не так. И что-то не поддается логике, но я прошу тебя, — Вахиту сложно давались слова. Он понятие не имел, как завернуть их в предложения. — … тебе будет лучше держаться от меня подальше. Турбо, будто ошпарился, так резко и больно уставился на Зиму. — Я поверил тебе, а ты… блядский трус и паскуда, как остальные! Видеть тебя больше не хочу, — Валера договорил дрожащим голосом и пошел прочь. Кожа на костяшках Вахита лопнула от удар по сухому стволу. — Сука, — зашипел в темноту.

позже

Вадим ненавидел эту планету, жаркую погоду, шумные вечеринки и зазнобу, которая, не спросив, поселилась где-то между черепной коробкой и сердцем и покидать нагретое место не собиралась. Из головы не выходил их последний разговор. Что, вообще? Вова так резко поменял полярность с прилипчивостью. Избегал случайных пересечений, не отсвечивал, короче всем видом дал понять, что он, видишь ли, думает, при этом, конечно, не забыв «общупать» других мужчин. Вова лепетал, во все глаза смотрел на Кащея, и специально же делал вид, что в упор не видит Вадима. Желтый вообще впервые дал себе волю и хлыстал глотками отвратительную дрянь, которую кто-то из ребят додумался перегнать из говна и палок в брагу. — Хорош, дыру сейчас протрешь или чего хуже, — Вахит появился из ниоткуда, когда заебался скучать в одного и даже с другого конца вагона слышать недовольное сопение Желтого. — Все так плохо? Сидишь с такой рожей, бе, — Зима увернулся от замаха и пристроился рядом. Попытки через легкую иронию приглушить боль и отчаяние, не увенчались успехом. На душе все также было паршиво. — Выглядишь, как отброс, — сухо заметил Вадим, — отвали. Вахит опустил голову, делая небольшой глоток из бутылки Вадима, ведь Валера тоже был здесь. Разъебывало. Карусель раскачивалась, алкоголь не брал, а дыра внутри была вселенских размеров. Вагон, где собрались ребята привычно не вмещал добрую часть людей. Они шумели, орали, танцевали, пили до икоты, хохотали, будто сошли с ума, никак не вписываясь в похоронное настроение, которое делили Зима с Вадимом. Вахит на пробу, несильно толкнул Желтого в плечо, когда «отъебись» физиономия чуть осадила. Вадим все еще привыкал к новому Зиме. Все ненормально. — Ну, ладно-ладно, посмотри на него еще немного, — не унимался Вахит специально, чтобы Желтый прекратил таращиться на малого. — Ты рот свой сегодня закроешь? Внутри зверье пробуждалось. Оно руки Кащея хотело выломать в обратную сторону, чтобы не трогало Вову, глаза червивые выдрать, чтобы больше, кроме бесконечной темноты там ничего не осталось. Кащей бесил обоих. Выгонять не торопились: Зима вел себя крайне осторожно, не вступая в открытый конфликт, Вадим в жизни не переступит через себя, чтобы у Вовы корона огромная над головой выросла. Он же на свой счет примет перепалку. Нет уж, Желтый со стороны будет испепелять взглядом, но с места не сдвинется. Или сдвинется, если гоблин, как бы случайно, еще хоть раз заденет ногу Суворова. Валера громко отсмеялся над шуткой Сутулого и даже провел ладонью по чужим волосам. Вадим хмыкнул, потому что показное всё это. Турбо назло старается для своего единственного зрителя. И ведь не лезет из кожи вон, он всего лишь ведет себя, как обычно. Это к Валере, как пчелы на мед в улье тянулись. А выдают Турбо разве что глаза пустые и смех на пару тонов в перебор. «Переигрываешь, Валер», — заметил Желтый. — Ты тоже глаза не сотри. — Пошел ты. Кирилл преградил собой обзор и вперил руки в бока. Уставился, анализируя и поморщился, будто носом в плесневелую тухлятину упал. — Чего такие хмурые? У вас такие говняные рожи, как-будто собрались на кладбище домашних животных, где лежит трупик вашего маленького котика, — пожурил он, пьяненько заваливаясь на сторону. Поглазев, Кирилл стер с лица каприз. — Че серьезно что ли? — Один как раз напрашивается там оказаться, сгинь. Зима слабо пнул пацана, чтобы отвалил. Кирилл цокнул и как никогда довольно запрокинул голову, ухватившись рукой за поручень. — А ты хули радостный, аж бесишь. — Меня Миша поцеловал, я теперь всегда такой буду. Вадим с Зимой переглянулись, перебрасываясь только им понятным немым диалогом: что-то около того, что эта кабала и взгляд до пизды счастливый — чертова ловушка, и лучше бы Кирилл не совал язык в рот Миши. От зазноб одни беды. Они сначала милые, а потом схватят за жопу, и конец беззаботной жизни, где тебя скорее убьет не Мафия, а неумолимый рост чувств вместе с паникой, с которой они идут в комплекте. Зима рывком усадил друга между ними с Вадимом, чтобы тот не шлепнулся от раскачки. — Сочувствую. — Эй, ты ничего не понимаешь, — заныл Киря, отобрав бутылку у Желтого. — Миша он… такой. Обогнув Кирилла за спиной, Вахит шлепнул Вадима по плечу, чтобы не молчал и вернулся к пьяному от счастья пацану. — Братан, признайся, ты у Миши в заложниках. — Да вы чего такие злые? У нас все по согласию. Вадим подозрительно смотрел, как жертва алкоголя и Ералаша лакает брагу. Этого только не хватало: разговорчиков про сюсю-мусю. — А ну-ка отдал сюда. Вахит указал на другой конец вагона, где в опасной близости друг от друга крутились Валера, малой и Ералаш. — Вот сейчас этот змеиный клубок сговорится, и тебе пизда, отвечаю. — За что?! — не понял Киря. Вадим, не отнимая пристальный взгляд от тройки, подал голос. — Просто потому что могут. Таким, как они повод не нужен. Кирилл согласен не был да даже, если и так, то жалеть он точно не будет. Главное — нежное чувство, которое только с Мишей распускалось внутри, как весенние цветы. А Зима с Вадимом только и делали, что огораживали себя даже от самих себя. Они своё желание почувствовать и хотя бы на миг вкусить то самое окрыляющее, отпустив страхи и себя, прикрывали чистой неприязнью. Спички, брошенные в их огонь были рядом, на расстоянии жалких метров, но кретины выбирали жадничать самим же себе устроить праздник. В конце концов правило «а вдруг я завтра сдохну?» никто не отменял. — Знаете что, братцы, — Кирилл косолапо обхватил обоих за плечи и прижал к себе, чмокнув Ваху в лобешник, когда тот предпринял попытку вырваться, — ваша неуверенность погубит вас. Цените время здесь и сейчас. Вадим отвоевал бутылку. Хватит Кириллу надрываться и жизни их учить. — Спать иди. — Не-а, — протянул он. — У нас с Мишей долгая ночь впереди. — Избавь от подробностей, — взмолился Вадим. — Нам еще рассказов о твоем первом разе не хватало. — Скорее соплей и нытья, что Миша его прогнал, потому что Киря забыл куда вставлять, — улыбнулся Вахит, поправляя отъехавшую бини. Желтый лишь сделал вид на смешное. Смешно не было. — Ты куда? — Спать. Вадим больше не мог находиться здесь. За остаток вечера Вова одарил его одним жалким взглядом как бы вскользь, и то таким, от которого или удавиться, или удавить хотелось. Сучка драная. Желтый вышел из вагона с тяжелой головой. Зима тут же нашел Суворова, и, если прежде он вполне себе держался, то сейчас… — Блять, он же пьяный, — Вахит встал, проталкиваясь сквозь толпу. Сквозь копошение, в плечо Зимы влетел Турбо, который поменялся в лице за секунду с «ой, извини», до грубого толчка в грудь. — Отойди, встал посреди дороги. Ваха, как язык проглотил. Ничего он не встал, он к Вове шел, потому что дружок лучший оказался занят! Он глазки пацанам строил. Так, а пьянь-то малолетняя где? Выцедив, а точнее грубо схватив за грудки Сутулого, Вахит спросил. — Вову не видел? Тот неясно мотнул головой. — С Кащеем был. Ушли походу. Зима смотрел на Илью и понять не мог, что в нем нашел Валера. — Ноги сломаю, если рядом с ним вижу. Уяснил? Сутулый в потугах не сразу сообразил, о чем шла речь и кивнул. — Побёг тогда. Илья не удержался на ногах от заданного встречного направления, которое ему все-таки устроил Вахит, сильно отшвырнув от себя. А Вова так и не нашелся. Даже на утро.