***
Холмс/Уотсон (АКД) /2017 (BBC-версия)***
Лестрейд выглядит смущённым. − Тебе нужно найти Джоанну Бланшар? Она там, где ты видел её в последний раз, в тюремной камере. Холмс улыбается немного снисходительно, но умудряется не закатить глаза. − Это не она; другая женщина с таким же именем. Я полагаю, она физик, в настоящее время пропавшая без вести. Скорее всего, она живёт в районе Большого Лондона. − Ты имеешь в виду, что женщина, которую мы арестовали, украла документы? Холмс бросает взгляд на Уотсона, который пожимает плечами. − Что-то вроде этого. Я полагаю, у вас есть список пропавших людей, который мы могли бы проверить. Лестрейд хмурится. − Было ли заявление о её исчезновении? Когда она пропала? − Недавно. Я думаю, не более шести месяцев. − Почему физик? Улыбаясь, он бросает взгляд на Уотсона. − Это, я признаю, догадка. Годы исследований научили меня доверять своей интуиции, которая представляет собой просто данные, обрабатываемые слишком быстро, чтобы разум мог их воспринять. Теперь покажите нам свой каталог, и мы посмотрим, верна ли моя догадка. Каталог − это не книга; для доступа к нему требуется компьютер. Он стоит, заглядывая Лестрейду через плечо, пока тот просматривает список пропавших людей. Впечатляет, как много информации может быть сжато в цифровой код. Он уже немного разбирается в компьютерах и видит возможности. Все эти технологии не являются абсолютным благом, но они должны экономить много времени и пространства. Он думает о альбомах для вырезок, куда он вклеивает информацию, вырезанную из газет и журналов, занимающих целую полку в его книжном шкафу. Эта информация, необходимая для его работы, теперь могла бы уместиться во что-то меньшее, чем один номер «Таймс». − Это она? − Лестрейд останавливает прокрутку. − То же имя, примерно тот же возраст. Фотография, кажется, совпадает. Имперский колледж Лондона. Исчезла пять месяцев назад. Дело всё ещё открыто. − Он нажимает кнопку, и принтер запускается. − Если ты хочешь, чтобы я пошёл с тобой, я пойду. − Я думаю, мы справимся сами, − говорит Холмс. − Я дам вам знать, что мы узнаем. С распечаткой информации в руках он и Уотсон отправляются в путь. В ICL они проходят через секретаршу, коллегу, которая ничего не знает о том, над чем она работала, и, наконец, аспиранта, который нервничает, когда они выражают намерение допросить его. − Вы тот детектив, − говорит он. − Скотланд-Ярд опрашивал меня несколько месяцев назад. Мне нечего добавить к тому, что я им сказал. Я ничего о ней не слышал, ничего не знаю. − Мы не сотрудничаем со Скотланд-Ярдом, мистер Арчер, − говорит Холмс. − Британское правительство заинтересовано в розыске доктора Бланшар. Мы являемся агентами этого правительства, и у нас есть несколько вопросов о том, над чем она работала. Мы можем либо поговорить здесь, либо правительство будет радо найти вам место для проживания − на неопределённый срок − пока вы обдумываете свои ответы. Мистер Арчер мудро соглашается поговорить с ними. − Это было то, на что она наткнулась, то, что она назвала специфической пространственно-временной аномалией. Честно говоря, я не уверен, как объяснить это простыми словами. − Он нервно смеётся. − Я имею в виду, я даже не уверен, что смог бы объяснить это другому учёному. Это что-то вроде червоточины во времени и пространстве. − Червоточина? − Это решение уравнений поля Эйнштейна. Гипотетически, действует как мост между точками в пространстве-времени. Например, если вы войдёте в одну из них в Лондоне в 2017 году, вы можете оказаться в другом времени и месте, в любой из параллельных вселенных, подразумеваемых квантовой механикой. Как вы понимаете, ничего из этого не доказано. Холмс наклоняется вперёд. − Что обнаружил доктор Бланшар? − Переулок, в окрестностях которого пропадали люди. Она подумала, что это может быть сингулярность. Например, если пространство-время − это ткань, то это место, где ткань тонкая или изношенная. Эти слабые места могут − теоретически − стать проходами между реальностями. − Значит, она отправилась туда, чтобы проверить свою теорию? − Я предполагаю, что да. Она не сказала, но, должно быть, хотела увидеть это сама, снять мерки. Я не видел её пару дней после того, как она рассказала мне, а потом я попытался написать ей. Ответа так и не получил. Она живёт одна и не пропускала ни одного дня, поэтому никто не сообщил об этом. Я был тем, кто вызвал полицию. − Вы пытались её искать? − Нет. Я не знаю, где находится переулок. Она скрывала это. − У неё была теория, − говорит Холмс. − Вы можете показать нам, что она писала? Он вздыхает. − Да. Впрочем, вы этого не поймёте. Это довольно второстепенный материал. − Вы действительно собираетесь всё это прочитать? − спрашивает Уотсон. − Это может занять у вас несколько дней. Холмс трёт глаза. Заметки Джоанны Бланшар написаны на бумаге, почерком одновременно неровным и мелким. У него болят глаза от одного взгляда на это. − На чём мы остановились, Уотсон? Мой мозг отчаянно хочет это осмыслить, но у неё, похоже, есть своя собственная стенография, и её теория требует знаний, которыми я не обладаю. − Он встаёт и начинает расхаживать взад-вперёд. − Вы не включили физику в свой список моих ограничений, Уотсон, но если бы включили, то оценили бы её как слабую. Физика выпущенной пули, сталкивающейся с материей, я понимаю. Но это термодинамика, механика, астрономия и, возможно, даже философия. Ноль, ноль, ноль и ноль. Я достиг своего предела, Уотсон. Уотсон берёт его за руку. − Холмс, вы не должны продолжать в том же духе. У вас блестящий склад ума, мозг, идеально подходящий для вашей работы. Действительно ли необходимо вникать в каждую деталь, когда мы просто хотим найти путь назад? − Но что это нам даёт? − Куда это нас приведёт, так это сюда, в 2017 год. − Улыбаясь, Уотсон качает головой. − На задворки науки. Возвращение к нашей собственной реальности, похоже, потребует возвращения в тот переулок. Что мне интересно, так это как мы можем быть уверены, что наши зазеркальные «я» тоже вернутся туда? Догадаются ли они об этом? Как мы можем быть уверены, что окажемся там в тот же момент, как мы, несомненно, были, когда менялись местами раньше? Холмс смеётся. − Вот в чём прелесть: время. Не имеет значения, когда они придут в переулок; важно только, что они это сделают. Мы находимся в разных пространственно-временных реальностях , но обе специфичны для этого переулка. Мы могли бы отправиться туда во вторую среду февраля 2017 года, в то время как они отправляются в третий вторник. Не имеет значения. Календари − это искусственное изобретение, способ следить за временем. Они не отражают никаких конкретных физических реальностей. Переулок, однако, является точкой соприкосновения. − Итак, вы пришли к некоторому пониманию. − Уотсон подавляет улыбку. − Мы могли бы пойти туда прямо сейчас. Вернёмся домой. Он кивает. − Может быть... Я чувствовал бы себя лучше, если бы понимал достаточно, чтобы быть уверенным, что мы не причиним себе вреда. Или окажемся в каком-то другом континууме. В вас недавно стреляли, и вы всего день как выписались из больницы. Не могли бы вы отдохнуть, пока я ещё немного изучу её записи? − Всё в порядке. Изучайте, и когда вы будете готовы, я тоже буду готов. Я чувствую себя вполне отдохнувшим, и я хотел бы узнать немного больше об этом мире, прежде чем мы уйдём. Могла бы получиться хорошая история. Холмс усмехается. − Ваши читатели подумают, что вы сменили жанр. Они назовут это научной фантастикой. − В том, что с нами произошло, нет ничего вымышленного, − говорит Уотсон. − Это было отличное приключение, не так ли? − Действительно, так и было, Уотсон. Наше величайшее приключение на сегодняшний день. Утром они спускаются в «Спиди» и садятся у окна, наслаждаясь полюбившимися им сэндвичами с беконом и чаем. − Всё одноразовое, − хмурясь, замечает Уотсон. − Куда они девают весь свой мусор? Холмс смотрит на устройство, которое Майкрофт купил для него. − Знаете ли вы, что всё в мире можно свести к единицам и нулям? Учитывая неограниченное количество цифр, каждый бит информации может быть представлен числовой строкой, используя всего два символа. Можешь представить? Это как азбука Морзе. Вся Вселенная в точках и тире. Уотсон отхлёбывает кофе. − Как получается, что их так много помещается в таких крошечных устройствах? − Один переключатель: вкл/выкл, умноженный на сотни, тысячи, каждый бит информации меньше острия иглы, − отвечает Холмс. − Двоичный аспект является ключевым; он позволяет ему стать сигналом. Подобно лучу света или постукиванию телеграфа, его можно отправить на расстояние и получить, преобразовав в смысл. Я размышляю о последствиях такой цифровой революции. Данные, незримо летающие вокруг нас. − Увлекательно. Это проливает какой-нибудь свет на проблему мисс Бланшар? − Х-м-м... − говорит Холмс, отводя взгляд. − Я бы хотел с ней поговорить. Я не думаю, что у нас возникнут проблемы с тем, чтобы убедить её пойти с нами в переулок, но я хотел бы узнать, что произошло раньше, с её стороны. − Лестрейд позволит нам отвести её в переулок? − Я думаю, нам нужно с ним поговорить. − Он полицейский, Холмс. Прагматичный человек, который полагается на вещественные доказательства. Что он подумает, если мы скажем ему, что проведём её через пространственно-временную аномалию? Он кладёт устройство в карман. − Вот тут Майкрофт может пригодиться, если нам понадобится убедить Лестрейда, что мы не сумасшедшие. Полицейский, о котором идет речь, проходит мимо в этот момент, направляясь к двери 221Б. Когда он готовится позвонить в колокольчик, им удаётся привлечь его внимание. − У меня к тебе вопрос, − говорит Лестрейд, присаживаясь за маленький столик. − Когда ты разговаривал с Джоанной Бланшар ранее, ты сказал несколько вещей... что ж, это безумная идея, но, зная тебя, мне было достаточно любопытно проверить свои подозрения. − И что же вы обнаружили? − спрашивает Холмс. − Как ты знаешь, в Скотланд-Ярде имеется более чем столетняя картотека преступлений. И отпечатки пальцев тоже, начиная с 1901 года. Улыбаясь, Холмс бросает взгляд на своего напарника. − Восхитительно, не правда ли, Уотсон? − Мне нет равных в восхищении Ярдом, − отвечает Уотсон. − Продолжайте, Лестрейд. − Я немного поговорил с Кейденс Фаулер после того, как ты ушёл. Я думаю, она стала более разговорчивой. И я поискал её в нашей базе данных. Насколько я могу судить, её не существовало около полугода назад, когда одна из семей, обратившихся к вам, наняла её в качестве сиделки. И я навёл справки о физике Бланшар; у неё нет судимости, она пропала почти полгода назад. Моей первой мыслью было, что они один и тот же человек, или что Фаулер убила Бланшар и присвоила её личность. Но у неё нет никаких доказательств; а в то, что образованная женщина живёт как мелкая воровка, трудно поверить. Она не открывала никаких счетов под своим украденным именем, у неё нет банковского счёта. − Он смеётся. − У неё даже нет карточки. Холмс кивает. − Как она объясняет свои действия? − Говорит, что ничего не знает о другой Джоанне Бланшар, понятия не имеет, что такое физика, и никого не убивала. Она просто воровка и признаёт это, но сказала, что взяла только то, что ей было нужно для жизни. Она знала, что ты преследуешь её, и не собиралась стрелять в тебя, но она была в отчаянии. − Я думаю, что она была и до сих пор ужасно напугана. − Она умоляла меня отправить её обратно. Когда я спросил, куда, она сказала, что путешествовала во времени, с 1891 по 2017 год. Теперь, моя интерпретация этого такова, что в какой-то момент она зашла за поворот. Я просмотрел архивы Скотланд-Ярда, чтобы узнать, есть ли у нас какие-либо сведения о воровке по имени Джоанна Бланшар. Ничего. Я также поискал Кейденс Фаулер и не нашёл никаких записей, кроме жалоб, поданных на неё за последние шесть месяцев людьми, у которых она воровала. Я порекомендовал им обратиться к тебе как к лучшему способу вернуть свои украшения. Но Кейденс Фаулер тоже ненастоящая, как и все остальные псевдонимы, которые ты раскрыл. И ни один из них не существовал до шести месяцев назад. − Интересно, − говорит Холмс. − Вы можете сказать нам, что это значит? − Я думаю, ты уже знаешь, − отвечает он. − Что я хотел бы знать, так это как вы здесь оказались. Я не идиот, Шерлок. В последнее время с вами с Джоном происходит что-то странное. − О? − Уотсон поднимает брови, глядя на Холмса. − Странно, в каком смысле? Лестрейд рассматривает их обоих, переводя взгляд с одного на другого, затем останавливается на Холмсе. − Джон говорит как обычный парень, но ты из государственной школы, и ты, и твой брат. У тебя такой приятный акцент и словарный запас, который пугает некоторых представителей нашего криминального класса. Но в последнее время вы с Джоном оба разговариваете так, словно сошли со страницы романа Диккенса. Всё это, мой дорогой друг, и, если позволите, и я прошу у вас прощения. За последние пару недель я ни разу не видел телефона в твоей руке. По-моему, ты даже что-то говорил об отправке телеграммы. Холмс смеётся. − И какой вывод вы делаете из этих подсказок? Лестрейд проводит рукой по лицу. − Что я в последнее время не высыпаюсь и смотрю слишком много исторических драм. Уотсон сочувственно кивает. − Позвольте угостить вас чашечкой кофе, Лестрейд. В этом заведении подают очень вкусный напиток под названием карамельный латте. Цена за чашку кофе несколько завышена, но я угощу. − Вы просто разыгрываете меня, доктор. Чёрный кофе был бы в самый раз. Уотсон идёт к стойке и возвращается с кофе. Ставя чашку перед Лестрейдом, он говорит: − Мы с Холмсом решили, что доверяем вам. − На самом деле, − добавляет Холмс, − дело не столько в доверии, сколько в простом факте, что никто вам не поверит, если вы им расскажете. Я думаю, с вами наша история в безопасности. − Он кивает Уотсону. − Вы рассказчик, мой дорогой. Почему бы вам не рассказать о нашем приключении? Уотсон прочищает горло. − Мы с Холмсом часто оказывались в переулках, преследуя опасного преступника, − начинает он, − но никогда прежде мы не сталкивались с ситуацией, когда мы были теми, кто скрывался от правосудия, отмеченный Скотланд-Ярдом как преступники. Зная, что выдвинутые против нас обвинения в убийстве были совершенно необоснованны, у нас не было другого выбора, кроме как бежать. Был январь 1891 года, и... Одарив его нежным взглядом, Холмс берёт его за руку. − Интригующее начало, дорогой, которое наверняка заставит ваших читателей ахнуть, ожидая продолжения. Я думаю, однако, что вы, возможно, захотите немного продолжить. Учитывая обстоятельства. Уотсон кивает. − «Таинственное приключение в зазеркалье». Как вам такое название? − Идеально. Продолжим: был январь 1891 года, и мы были в переулке. Продолжайте. − Конечно. Полиция стреляла в нас, и мы нырнули в укрытие в мрачной темноте.Мрачной? Х-м-м... Возможно, другое слово. − Зловещей, − предполагает Холмс. − Да, так намного лучше. В зловещей темноте мы укрылись. Когда все стихло, мы оценили наше положение, планируя провести ночь в одном из убежищ Холмса. − Он хмурится. − При дальнейшем рассмотрении я не уверен, что это была лучшая идея, Холмс. Нам следовало просто сесть на поезд за городом. − Полиция ожидала бы этого, мой дорогой друг, − отвечает Холмс. − За ближайшими станциями наверняка следили. И нам нужно было подумать о расследовании. − Верно. Х-м-м... Просто думаю, как я мог бы включить сцену в поезде в повествование. Я действительно люблю сцены в поезде. Возможно, вы бы переоделись священником. Холмс усмехается. − И вы бы меня не узнали. − Итак. − говорит Лестрейд, слегка закатывая глаза. − Полиция стреляла в вас. Именно так Джон получил пулю? Я задавался этим вопросом. Но если вы были в 1891 году, почему это была современная пуля? − Не отставайте, Лестрейд. Полиция не стреляла в нас в переулке; мы сбежали. Я полагаю, что пуля, попавшая в Уотсона, была выпущена не с нашей стороны. Это была современная пуля, выпущенная с этого конца Кейденс Фаулер, она же Джоанна Бланшар. Моя теория заключается в том, что коллега Уотсона и мой коллега загнали её в угол в том же переулке, и она выстрелила в них. Лестрейд кивает. − Они вели расследование в отношении неё. − Мы боимся, что наши зеркальные «я» могли быть ранены, когда они проходили через это, двигаясь в другом направлении, − говорит Уотсон. − Это наше беспокойство. В этом мире человека могут подстрелить, и он через несколько дней отправится домой из больницы, но там, откуда мы родом, это очень серьёзное дело. Холмс поднимает руку Уотсона и целует костяшки его пальцев. − Если бы вы умерли, боюсь, мне пришлось бы кого-нибудь убить. Лестрейд прочищает горло. − Итак. Вы двое. В 1891 году. Вы вместе? Я имею в виду, э-м-м... − В наше время незаконно, чтобы мужчины были вместе, как вы предлагаете, но мы преданы друг другу. − Холмс улыбается. − Я полагаю, по эту сторону зазеркалья дело обстоит иначе. − Честно говоря, я не могу этого понять, − говорит Лестрейд. − Вы − они, очевидно... ну, это не моё дело. Объясни мне, как работает эта история с переулком. Уотсон хмурится. − Холмс, я кое-чего не понимаю. Почему Кейденс Фаулер не вернулась через портал, когда мы поменялись местами с другими Холмсом и Ватсоном? Если эта дверь, так сказать, была открыта, почему она не могла пройти? − Хороший вопрос, − отвечает Холмс. − Здесь я опираюсь на неполную гипотезу. Они уже поменялись местами несколько месяцев назад, поскольку тогда произошло её исчезновение. Она существует в этой реальности и, должно быть, пошла по этому переулку, надеясь найти дорогу домой. Но её зеркальное отражение, которое, скорее всего, живёт в мире, который мы покинули, не заходило в портал, поэтому она не смогла пройти. − Итак, когда мы вошли, − говорит Уотсон, выглядя немного менее смущённым, − Кейденс Фаулер была в том переулке. Она видела, как мы появились, а другая пара исчезла. Это подсказало ей, что портал всё ещё работает. Холмс кивает. − Мы не заметили её, потому что не искали. Она, вероятно, спряталась за мусорным баком. − Итак, кто такая Джоанна Бланшар? − спрашивает Лестрейд. − Я имею в виду, та, которую я держу взаперти? − Она женщина из нашей реальности, − говорит Холмс. − Не физик, но достаточно умна, чтобы вернуться в переулок, надеясь, что всё изменится. И да, именно её нужно запереть; она воровка, даже если она не убийца. Но я думаю, что она несчастлива здесь, даже в отчаянии, не в состоянии разработать схему, приносящую большой доход. А её коллега, вполне возможно, изо всех сил пытается заработать на жизнь в том, другом мире. Лестрейд прикусывает губу. − Ты думаешь, нам следует попробовать отослать её обратно, чтобы физик мог вернуться домой. Ты понимаешь мою проблему? Холмс кивает. − Под каким именем вы её зарегистрировали? − Кейденс Фаулер. Это имя, которое вы с Джоном − я имею в виду ваших коллег − расследовали, и которое она использует в настоящее время. У неё нет доказательств того, что она Джоанна Бланшар. Уотсон улыбается своему Холмсу. − Тогда это не должно быть проблемой, не так ли? Кейденс Фаулер исчезнет, а Джоанна Бланшар снова появится здесь, и против неё не будет выдвинуто никаких обвинений. Лестрейд качает головой. − Что, если в вашей реальности против Фаулер нет никаких обвинений? Холмс пожимает плечами. − Я думаю, она усвоила урок, который никогда не забудет. В этом цель тюремного заключения, не так ли? Воспитывать негодяев, чтобы они не совершали новых преступлений? − Верно. С моральной точки зрения это немного схематично, но это то, что есть. Когда мы этим займёмся? Уотсон и Холмс обмениваются взглядами. − Я думаю, завтра, − говорит Холмс. − Нам нужно кое-что сделать перед отъездом. − Хорошо. − Лестрейд встаёт. − Мисс Бланшар и я встретимся с вами завтра в вашем переулке, когда скажете. Просто напиши мне. Холмс запрокидывает голову и смеётся. − Напиши мне, сказал он. Несколько часов спустя они с Уотсоном ужинают в прекрасном итальянском ресторане, владелец которого отказывается позволить им заплатить за еду. Он, кажется, рад, когда Уотсон спрашивает, нельзя ли поставить свечу на их столик. − Так романтичнее, − говорит ему Уотсон. − С таким же успехом мы можем наслаждаться этим, пока можем. Холмс просматривает своё устройство, бормоча что-то себе под нос. − Я не уверен, зачем вы вообще беспокоитесь об этой штуке, − говорит Уотсон. − Мы могли бы просто сказать Лестрейду в шесть часов, пока обсуждали это. Холмс смотрит на маленький экран, улыбаясь крошечным картинкам. − Я хочу понять. Телефон, висящий на стене или стоящий на столе, с проводами, соединяющими его с другими проводами внутри стены и проводами над улицей — такого рода изобретения я могу понять. Но это... − Он качает головой. − Если я не смогу вместить эту изобретательность в свой мозг, мне, возможно, придётся освободить место и для магии. − Люди здесь, похоже, принимают это как должное. Точно так же, как мы принимаем микроскопические микробы на веру, даже если большинство людей не видели их в микроскоп. Холмс вздыхает. − Прогресс настораживает. Это тоже удивительно, но было бы намного легче понять, если бы я мог увидеть шаги, которые привели к созданию подобного устройства. − Настораживает? Как так? − Это то, что я пытаюсь решить, мой дорогой. Мы увлекаемся такими вещами, как автомобили. Мы представляем, как замечательно путешествовать вот так, не завися от расписания поездов. Острые ощущения от открытой дороги, которая доставляет нас туда, куда мы пожелаем. Но подумайте, чего это может стоить. Это машины, шумные и подверженные поломкам. Они выделяют ядовитые пары и стоят хороших денег за обслуживание. Они доставляют нас туда, куда мы хотим, но отделяют нас от других пассажиров. Вместо того чтобы завязать разговор с кем-нибудь в поезде, мы будем грозить кулаками другим автомобилистам, проклиная их за то, что они были настолько грубы, что пропустили наше транспортное средство. Ради чего бы мы ни выигрывали, мы от чего-то отказываемся. − Звучит так, как будто вы скучаете по 1891 году. Холмс вздыхает. − Я всегда знал, что я человек не своего времени. Несмотря на это, я во многом человек своего времени. Чтобы жить здесь, мне пришлось бы перестроить весь свой ментальный индекс. − Что касается меня, − говорит Уотсон. − Где бы вы ни были дома, это будет и моим домом. Холмс бросает на него страдальческий взгляд. − А если миссис Уотсон больше нет на этой счастливой фотографии? − Это никогда не было счастливой фотографией, Холмс. Она никогда не была моим партнёром. Это вы. − Он тянется через стол и берёт Холмса за руку. − Это всегда будете вы. Хозяин снова появляется, широко улыбаясь, с бутылкой вина в руках. Он снова наполняет их бокалы. − Всё, что пожелаете, друзья мои! За счёт заведения! После ужина они возвращаются на Бейкер-стрит, не торопясь, всё ещё удивляясь этому зазеркальному Лондону. − Вы волнуетесь, − говорит Холмс. Уотсон вздыхает. − Я всё ещеё думаю о них. − Они разберутся с этим, как и мы. Возможно, нам придётся бежать, когда мы вернёмся. Вы готовы скрыться на некоторое время, пока мы не найдём доказательства того, что мы не убивали Мориарти? − Конечно. Я бы хотел ознакомиться с отчётом морга о теле. − Я подозреваю, что это не Мориарти, − отвечает Холмс. − Конечно, это будет легко доказать, если мы сможем взглянуть на него. Уотсон кивает. − Что вам нужно сделать, прежде чем мы уедем? − Я хотел бы попрощаться со своим братом. − Он улыбается. − Он странный человек, такой же проницательный, как тот Майкрофт, которого я знаю, но, я думаю, ему не так комфортно с самим собой. − Вам лучше больше не обнимать его, − говорит Уотсон. − У него может случиться сердечный приступ. Холмс фыркает. − Я непременно обниму его, Уотсон. Холмс оглядывает подземный офис. Он похож на помещение его брата в Уайтхолле, но тротуар над ним пропускает немного света через стеклянные блоки, отчего помещение кажется более просторным, чем оно есть на самом деле. Они стоят лицом друг к другу. − Мы пришли попрощаться, − говорит Холмс. − Если всё пойдёт хорошо, мы уедем сегодня вечером. − Что ж, − говорит Майкрофт. − Это было... приятно, я полагаю. − Он неловко улыбается им. − Знаешь, трудно выразить это словами. Я желаю вам удачи в вашей попытке вернуться. − Спасибо, − отвечает Холмс. − Ты нам очень помог. И утешил меня. Надеюсь, с моей стороны не будет слишком прямолинейно сделать предложение. Майкрофт слегка фыркает от удивления. − Ничто из того, что я могу сказать, никогда не помешает моему брату делать предложения. Я действительно прислушиваюсь к нему, ты знаешь. Я не уверен, как мы стали такими, какие мы есть, каждый из нас постоянно обижался на другого. Полагаю, это вошло в привычку. − Привычки можно изменить, и перемены могут быть полезными. Брат, которого я знаю, − человек, который редко отступает от своего привычного распорядка, но я думаю, что даже он понял бы глупость отчуждения людей, особенно тех, кто нам дорог. − Он вздрагивает от собственных слов. − Прости. Я не это хотел сказать. Я только имею в виду, что вы должны быть добрее друг к другу. Это вызывает смех. − Я просто воображаю это. Если бы я вдруг стал сентиментальным, я думаю, Шерлок приказал бы меня изолировать. − Он был бы рад, − отвечает он. − Если он хоть немного похож на меня, он колючий, но глубоко чувствует вещи. − Он бросает взгляд на Уотсона, который с улыбкой смотрит на свои руки. − Он может быть ранен и оберегает своё сердце от этого. Но если он похож на меня... что ж, я обожал своего брата с самого рождения. Неужели твой брат может быть таким другим? − Мой брат, − начинает Майкрофт, а затем вздыхает. − Шерлока возмущает моё беспокойство. И хотя у него есть хороший друг в лице Ватсона, я думаю, он больше боится сантиментов, чем ты. Джон недавно вернулся на Бейкер-стрит, и я надеюсь, что они помирились. − Ты когда-нибудь предлагал ему просто рассказать своему Ватсону о том, что он чувствует? Майкрофт качает головой. − Нет. Я боюсь, что когда дело доходит до сердечных дел, он не станет меня слушать. − Ты, возможно, удивишься. Он раскрывает объятия; Майкрофт с некоторой неловкостью подходит к нему и принимает объятие. Шерлок улыбается. − Обязательно обними моё второе «я», когда увидишь его в следующий раз. − Он протягивает руку Уотсону. − Вы готовы, мой дорогой? Нам пора уходить. Уотсон встаёт, склоняя голову в сторону Холмса-старшего. − Спасибо, сэр. Для меня было большой честью познакомиться с вами. − Для меня тоже. − Майкрофт смеётся. − Я могу только представить, что скажет мой брат по этому поводу. Простите меня, если я не приду вас проводить. − Он лезет в карман и протягивает брату конверт. − По твоей просьбе. Улыбаясь, Шерлок кладёт конверт в карман. − Спасибо, Майкрофт.