***
– Масик, выкинь моего начальника из окна. Я может даже на свидание с тобой схожу. – Чем издеваться, лучше бы реально согласился. Воланд знает себе цену, знает, чего хочет и добивается этого всегда бескомпромиссно и настойчиво. Воланд уверен в себе и в кошельке за пазухой, Воланд богат и обеспечен, у Воланда квартира на Патриарших и своя сеть похоронных бюро. Его боятся и уважают, он отдыхает в лучших заведениях, у его ног самые элитные проститутки не то что города – страны. Воланд красив собой, имеет сексуальный немецкий акцент, завораживающий взгляд и ослепительно дьявольскую улыбку. Воланд лучший из лучших. Но всё это меркнет и теряется перед ним. Мастер за спокойным нравом, скромной улыбкой и угловатыми чертами прячет непомерные запросы, истерическую язвительность и абсолютный эгоизм. В нём изумительным образом сочетаются доброта и пренебрежение к окружающим, меркантильность и щедрость, искусство и похуизм. Чем он так привлёк внимание Воланда не ясно, как будто всё что в нём есть дополняет интерес к жизни и адреналиновую зависимость Тео. За ним хочется бегать как несмышлёный щенок за палкой хозяина. Хочется подарить ему все богатства мира, хочется забыть про достоинство и пасть к ногам. Его просто хочется. До пираний в животе, до обезьянок в голове, до скребущих кошек в сердце. Хочется, чтобы он обладал им всецело и властно, хочется, чтобы проглотил как удав жертву, хочется, чтобы высосал из него всё как комар – кровь. И что делать с этим взбунтовавшимся зоопарком в нём – непонятно. – Не, ну я серьезно! Меня решительно заебал этот толстопузый ублюдок, который снова забраковал статью. – Мастер, отодвигается, отпуская локоть Воланда и принимается ожесточенно жевать стейк. «Бедный голодный писатель» – улыбается про себя Тео. – Даже если я Берлиоза кину под трамвай, ты же всё равно не согласишься пойти со мной? – предпринимает ещё одну попытку он. Мастер, не отвлекаясь от еды, с набитым ртом ворчит, мол, опять ты о своём. – Хорошая идея, кстати! – прожевав, восклицает он. – Этот мне тоже остопиздел. – Один звонок, mein lieber! – Воланд тянется за телефоном, но видя испуганный взгляд напротив, спешит успокоить. – ладно, ладно, mon cher , я пошутил. Я не убиваю… – он деланно смотрит на электронные часы. – по четвергам. Миша швыряет в него салфетку и расслабленно шутит в ответ: – А жаль. Может быть в пятницу у тебя было бы свидание. Тео смеётся и предлагает всё-таки позвонить «человечку». Так и обедают, перебрасываясь ерундовыми фразами и болтая в основном о работе. Это можно было бы назвать свиданием, но Мастер упорно отказывался воспринимать его как ухажёра и ещё в первую встречу обозначил их отношения «сугубо дружеские». Если быть точным он сказал: «– То, что ты угостил меня сигареткой и довёз до дома, ещё не даёт тебе права лапать меня. И вообще, я не дама, не гей и не мальчик по вызову, так что катись-ка ты нахуй, многоуважаемый» Это было год назад. Пока они добились стадии устойчивой, как Берлинская стена, френдзоны. Только стена пала, а френдзона прочно стоит на фундаменте из «посмотрим», «когда-нибудь точно» и незыблемом «ты такой хороший друг». По крайней мере, он больше не твердит «да не пидор я» и иногда даже флиртует, хотя Воланд уверен, что у него от недотраха уже крыша едет, вот и чудится всякое. «Френдзона» как раз допивает вино (в рабочее время! Этот непостижимый человек не перестает его удивлять!), быстро хлопает по плечу и кинув на прощание «мне пора, спишемся» выбегает из ресторана. За счёт, конечно же, снова платит Тео.***
Самое нудное в работе ритуального агента, по мнению Воланда – успокаивать плачущих родственников умершего. В большинстве случаев это зажравшиеся повзрослевшие дети, с эмоциональным диапазоном меньше, чем у инфузории туфельки. Обычно они громче всех стенают, но делают это настолько плохо, что даже его кот смог бы сыграть лучше. Однако, при первом же упоминании расценок на услуги превращаются в своих почивших бабок, пытаясь выяснить, особо не скрываясь, как можно побыстрее и подешевле закопать их «банкомат», чтобы наконец получить денежку. Встречались, конечно, и те, кто честно говорил о намерениях, и те, кто искренне переживал и волновался. С последними было проще всего – они как правило просили оставить их наедине, что избавляло от необходимости подбирать блёклые слова утешения. Воланд как раз общался с одним из конкурентов разновидности амёбы, телом прибывая с клиентом, но мысленно матеря сотрудницу, внезапно решившую устроить себе внеплановый выходной. Не будь Гелла его старой подругой, исправно выслушивающей его пьяное нытьё по поводу Мастера, давно бы уволил без объяснения причин. Но вместо этого был вынужден стоять перед трусливым подобием человека, параллельно думая куда мог запропаститься Миша, с которым они собирались встретиться два часа назад. Внезапно телефон в кармане сосредоточено вибрирует: звонит незнакомый номер. Решив, что обязательно проведёт воспитательную беседу, со звонившим позже, он сбрасывает звонок и снова слушает совершенно бессмысленную речь о том каким хорошим человеком был покойник. Когда ему звонят в пятый раз за две минуты, он лениво извиняется и раздражённо поднимает трубку: – Да!? – излишне громко шипит, тут же смягчая голос, когда слышит обидчивое: «не ори, я не глухой» – что такое, mon ami? На том конце слышится сдавленное «ой», шебаршение в трубке, а после извиняющийся тон: – Я трубку в ванную уронил, не мог позвонить. Мне Марго дала телефон, у неё, кстати, новый номер. Воланд вздыхает шумно, а после как ни в чём не бывало спрашивает: – Тебе курьером или самому завести? – Как хочешь. – Миша, звучит как-то странно, будто хочет, чтобы он приехал, но не может об этом сказать. Почудится же такое. – Жди. Воланд скидывает звонок, вежливо извиняется, прощается и под возмущённые крики клиента, с облегчением сбегает. На подъезде встречает выходящую из дома Маргариту, перебрасывается с ней парой слов, предлагает воспользоваться услугами его водителя, на что она благодарит, мол, её подвезёт Гелла. Воланд кивает, интересуется в настроении ли Мастер, та, загадочно улыбаясь, кидает «для тебя он всегда в настроении» и запрыгивает на подъехавший байк девушки. Вот, и чтобы это могло значить? Тео обещает себе подумать об этом позже и идёт в квартиру. Новостройка, в которую он перевёз Мастера, после того как тот затопил свой невзрачный подвал в третий раз («сделают ремонт, и я вернусь обратно!»), встречает его тишиной. После небольшого обхода, тот обнаруживается сидящим на окне, увлеченно печатающим что-то на ноутбуке. Воланд на миг замирает, любуясь танцующими пылинками ореолом кружащиеся в весенних солнечных лучах, ласково обрамляющих его профиль. Сосредоточенным взглядом из-под опущенных в экран ноутбука едва дрожащих ресниц. Длинными пальцами и прикусывающими в задумчивости колпачок ручки губами. В этот момент он не просто красивый, не просто ангел, спустившийся с небес, он – вся вселенная, он – чёрные дыры, сингулярности, сверхновые, планеты и звёзды, он – всё, что невозможно понять и объяснить, он, тот, в ком хочется раствориться, тот, кого хочется оберегать, тот, о ком хочется заботиться безвозмездно и любить бескорыстно. Задумавшись, он не сразу замечает, что тот неотрывно смотрит так, что не знай Воланд его лучше, подумал бы что залипает. Непривычно робкая улыбка трогает его губы и это идеальный момент чтобы, не спеша подойти, заправить за ухо выпавшую из отросшей копны волос прядь, нежно обхватить гладкие щёки, осторожно провести по чуть выступающим скулам большими пальцами, заглянуть в серо-облачные глаза и аккуратно коснуться его губ. Воланд пару раз моргает, сбрасывая наваждение, замечая, как Мастер странно вздрагивает. Он прочищает горло и тихо произносит: – Я телефон принёс. Тот подозрительно разочарованно отводит взгляд в сторону, кивает на тумбочку бросая быстрое «спасибо» и возвращается к работе. Решая разбавить внезапно возникшую между ними неловкость, Тео больше в качестве шутки, интересуется. – Миш, третий айфон за месяц. Ты их ешь что ли? Мастер, не отрываясь от клавиатуры, кидает такое же шутливое «ага, на завтрак обед и ужин». Напряжение уходит, и они сидят в тишине разбавляемой стуком пальцев о клавиши, вибрации телефона и гулом машин за окном. Закончив с работой, Воланд немного помогает с книгой Мастеру, после они заказывают ужин болтая о обо всём и ни о чём, плавно перетекая на диван, чтобы досмотреть сериал про симпатичного блондинчика экзорциста, изгоняющего всякую нечисть. Примерно к середине, плеча Воланда касается что-то мягкое и колючее, он оборачивается, замирает на миг, а после устроив голову Мастера на своём плече удобнее, из последних сил досматривает сериал, потому что не время засыпать. Хочется, как хозяин не тактильного кота, запечатлеть на сетчатке глаз момент, когда он наконец пришёл к тебе. Но надолго его не хватает и аккуратно облокотившись на спинку дивана, он дотягивается до лежащего на подлокотнике пледа, укрывает обоих и блаженно засыпает. На утро они об этом не говорят.***
В следующий раз он снова звонит с незнакомого номера. Воланд, научившийся уже отличать, когда звонят осмелевшие мошенники, а когда его зараза, готовится серьёзно поговорить с ним о бережливости, поднимая трубку, но услышав излишне весёлый голос, передумывает. Когда Мастер говорит на несколько тонов выше своего обычного бархатистого – дело действительно серьёзное. Серьёзнее упавшего в воду айфона и даже заёбывающего Лиходеева. – У меня две новости! Тебе с хорошей начать или плохой? – его голос слегка дрожит. Воланд вздыхает и просит начать с хорошей. – Меня уволили! – дело, кажется, и в правду труба. Увы не Гавриила. Скорее из желания удостовериться в своей догадке, он спрашивает о плохой. – Плохая…– тот переходит на сбивчивый шёпот. – они узнали, что я таскал ксероксную бумагу. Я кажется конкретно попал, они хотят в суд подавать, Лиходеев в бешенстве, швырнул в меня вазу. – Много натаскал? Голос становится ещё тише, так что разобрать почти невозможно, но Теодор всё равно слышит. – На два миллиона. – добавляет чуть погодя. – Долларов. Воланд шумно втягивает воздух и мысленно вопрошая: «Миша, ёб твою мать, ты что учинил», как можно мягче успокаивает: – Жди. – и сбрасывает трубку. В редакции где он работал, подворовывали все, это не секрет. Воланд знал и о Берлиозе, таскающим у Лиходеева алкоголь из мини-бара размером с маленькую «Тардис» , и о Латунском, с его тайниками ручек по всему зданию, и о Марго, изредка подворовывающей чай из кухни, и про Мастера таскающего ксероксную бумагу. Почему спалили именно его, кому он продавал награбленное, а главное куда девал все эти деньги, если сам вечно ходил в потрепанных джинсах, растянутой синей футболке, куртке которую нужно было выкинуть ещё в нулевых и летних кроссах (в марте!). Воланд в какой-то момент чувствует себя обманутым и использованным, но быстро отметает эту мысль. Деньги любви не помеха! Даже если им пользуются ради них… Заскочив на «разговор о важном» со Степаном Богдановичем, позвонив знакомому генералу и уладив все вопросы с Мастером, выбив ему полную неприкосновенность полиции (ему об этом знать пока не обязательно), подъезжает к отделению. Миша, порядком помятый, но невредимый физически, облегчённо улыбается ему, пожимая руку и сам благодарно обнимает его. Воланд слегка опешивший от такой щедрости, не сразу соображает обнять в ответ. Но руки смыкаются и задерживаются чуть дольше положенного. Разомкнув объятия, тот предлагает прогуляться, добавляя неловко, что дышать в обезьяннике нечем. Воланд соглашается и какое-то время они идут в тишине. Первым, её нарушает Мастер: – А как ты с начальником договорился? Звонил мне, извинялся. Воланд улыбается загадочно: «поговорил». Знать о том, как именно и почему тому придётся чинить окно в своём кабинете и за одно накладывать швы на голову, ему совсем необязательно. Снова уютное молчание. Но один вопрос всё же не даёт Тео покоя. – А куда ты деньги-то дел? Мастер как-то разом тушуется, и бурчит что-то вроде «не скажу». В общем, ответа он не получает, потому продолжает: –Хорошо. – говорит он с нажимом. – Тогда спрошу по-другому. Ты дружишь со мной из-за денег? Мастер стопорится, оборачивается на него и смотрит таким нечитаемым взглядом, что не ясно, то ли он сейчас врежет ему, то ли заплачет от обиды. Как будто Воланд нравится ему искренне. – Тео… – голос непривычно надломленный, в следующий миг, он будто берет себя в руки, улыбается широко, кладёт руку на плечо повернувшегося к нему Воланда и весело шутит. – исключительно ради денег. – но добавляет уже искренней. – а миллионы свои я каждый месяц перечислял в приют для животных, так что ничего у меня нет, можешь не волноваться. Воланд верит и большего ему не надо. Да, может, он и не любит его в том же плане, но дружбы с этим волшебным человеком, который стесняется сказать, что ворует бумагу для животных, достаточно с лихвой. А с чувствами он как-нибудь разберётся. – Ты не постижим, mein Schatz ! – улыбается тепло, закидывает руку на плечо и зовёт в уютное кафе неподалёку. Миша соглашается, и они, слегка пошатываясь и продолжая подшучивать друг над другом, идут по дороге. Руку Мастер так и не скидывает.***
День был тяжёлый. Когда привык держать всё под контролем, имея при этом за плечами многолетний опыт криминального прошлого, невольно начинаешь держать всё в своих руках. Работа выжила из него все соки, так, что, вернувшись домой, он без сил падает на кровать и не отключив телефон, засыпает прямо в одежде. Примерно в первом часу ночи его будит настойчивая вибрация телефона. Звонит Мастер, это на него не похоже. Сон как рукой снимает и Воланд ожидая уже чего угодно, не особо удивляясь при этом, поднимает трубку. – Да, любовь моя, что ты хотел? – спрашивает хриплым от сна голосом. Мастер подозрительно громко сглатывает, молчит пару секунд, а после заявляет: – Тут такое дело, я сбежал из больницы. – ладно, насчёт «не удивить» он погорячился. Он скептически хмыкает, на что Миша продолжает. – ну ладно, меня выгнали. В общем, я стою в больничной рубашке и каких-то шлёпанцах. Когда продолжения не следует, Воланд протирает глаза рукой и интересуется откуда его забрать. – Не надо меня забирать. Я у твоих дверей. Открывай. – а вот это действительно неожиданно. Мастер был у него однажды, когда первый раз затопили подвал, в котором он раньше жил, и то сбежал после двадцати минут пребывания, а после отказывался даже просто в гости заглянуть. Воланд в помятых брюках и перекошенной рубашке выходит встречать неожиданного гостя, открывает дверь и пропускает его внутрь. Мимо неловко замершего у порога Миши, огромных размеров мейн-кун увлечённо катит в сторону кухни бутылку дорогого виски. – Меня пугает твой кот. – комментирует тот. – Я его еле как от медицинского спирта отучил. Так что не жалуйся, душ там, одежда и полотенца. – Воланд вернувшийся откуда-то из недр квартиры, протягивает комплект из чёрной футболки и треников, купленные ещё во время студенчества. – Подумал, в шёлковой пижаме тебе будет не комфортно. – почему он вообще оправдывается? – Правильно подумал. – улыбается Мастер и идёт в указанном направлении. Пить на удивление не хочется, поэтому Тео ставит чайник, достаёт завалявшиеся вафли, наскоро умывается на кухне, приводит себя в относительный порядок и терпеливо ждёт Мишу. Тот выходит через полчаса, и лениво наливает себе чай. На вид целый и невредимый. – Мог бы позвонить, я бы забрал тебя. – подперев рукой голову, наблюдает за ним, хозяйничающим на его кухне. Тот выбирает путь игнорирования, потому Воланд интересуется. – Как ты вообще попал в больницу? Мастер тушуется, отнекивается, но после нескольких минут уговоров и шутливых угроз всё же рассказывает. Они с Маргаритой, решив традиционно культурно отдохнуть, естественно с бокальчиком вина. Насколько большим был бокальчик и сколько бутылок вина туда поместилось –умолчал, но к концу вечера он достиг определённой кондиции. Так ещё и Гелла заглянула на огонёк, в общем слово за слово, спор за спором, он поспорил с Геллой на то, что сделает сальто (эту информацию пришлось буквально доставать чуть ли не клешнями). В его квартире-студии. Где едва помещается диван. Да, ему срочно нужна квартира побольше. И голова, но это по желанию. В общем, спор то он выиграл, но от количества выпитого и резкой смены ориентации в пространстве, Миша потерял сознание и испугавшиеся девушки, вызвали скорую. Его положили в реанимацию, прокапали и отправили в палату. Там лежали мерзкие бабульки, которые всё пытались выяснить есть ли у него девушка, а когда выяснили что нет, стали советовать кандидатуры. «А моя готовит вкусно, а моя стирает хорошо, а моя девственница…» Ну Мастер и зацепился с ними что женщина не кухарка, не домохозяйка и не секс-машина, а в первую очередь человек. Бабкам его либеральные взгляды не пришлись по душе, вот они и огрели его палками («бок до сих пор болит, синяк, наверное, будет»). В общем, да, он подрался с бабками, ну его сердобольные медсёстры и выгнали из больницы («я сам ушёл»), презумпция невиновности у них видите ли не работает. Ну ещё он курил в палате. Но это не считается, там курилок нет. Но Воланда мучил ещё один вопрос. – А почему ты ко мне-то пришёл? Миша смотрит так, будто пытается сотый раз объяснить задачу, с которой мог бы справиться даже первоклассник и произносит на грани шёпота: – Потому что ты меня понимаешь. Воланд думает, что Мастер всё-таки ударился головой или ещё не протрезвел окончательно, но это не важно. Важно, что этот парень, никогда не перестаёт его удивлять и влюблять сильнее с каждым днём. Важен он – угловатый, принципиальный и будто кошка, имеющий на всё своё мнение, будь то случайные связи или феминизм. Он, сидящий в его старой одежде, с мокрыми волосами и соблазнительно стекающими капельками воды за ворот футболки, такой на удивление расслабленный после душа, комфортный в своих полушутливых рассказах, такой целовабельный с припухшими от горячего чая алыми губами. Воланд, тихонько хмыкает про себя и продолжает смотреть на отвлёкшегося в смартфон Мастера. – М-да, Ich wünschte, ich könnte dich für solche "Heldentaten" gut ficken. Кажется, Воланд случайно произносит последнюю фразу в слух, потому что тот спокойно откладывает телефон, медленно наклоняется ближе, улыбается хитро и интимно произносит: – Ich hätte nichts dagegen. Воланд, не ожидающий такого поворота, замирает на пару секунд, как олень перед фурой, неизбежно несущейся прямо на него. Его фура, кажется, сбила его прямо в этот момент. Всё так же на грани шёпота, отойдя от шока, хрипловатым голосом он интересуется: – Не знал, что ты говоришь по-немецки. Мастер перекидывается через барную стойку и произносит прямо в губы: – Я ещё и целуюсь по-французски. Ответить он не успевает, потому что чужие губы на пробу накрывают его. Поцелуй начинающийся вполне невинно и даже нежно, быстро перетекает в страстную борьбу, в попытках выяснить кто же прав. Мастер целуется совершенно противоположно тому как ведёт себя. Покусывая губы, зализывая и посасывая мелкие ранки от зубов, так будто ждал этого момента столько же сколько Воланд – с первой встречи. Они отрываются буквально на секунду, но этого достаточно чтобы понять, что происходит. И ему важно сказать, чтобы потом не мучить себя, тем, что у нормальных людей называется совестью, а у него запоем. – Ты мне ничего не должен. – прерывисто произносит он. – Ты прав, я делаю это потому что хочу. – Мастер готовиться продолжить, но Воланд придерживает за грудь. – И давно? Мастер вздыхает нетерпеливо, расстёгивает рубашку и покрывая быстрыми поцелуями-укусами шею, не отрываясь шипит: – Будет ещё дольше, если ты не заткнёшься и не трахнешь меня прямо сейчас! Дважды повторять не надо, потому Воланд больше не отвлекаясь на пустые мысли, припадает в ответной ласке к соблазнительно выпирающим ключицам, оставляя алый засос, медленно поднимается с места и ударяясь о косяки, сшибая углы и параллельно пытаясь стянуть так мешающую сейчас одежду они перемещаются в спальню. Добравшись до кровати Мастер, не теряя времени заваливает, успевшего снять лишь рубашку Воланда и пытаясь дотянуться до каждого желанного уголка манящего тела, перемещается медленной дорожкой поцелуев от укромной точки за ухом, минуя шею, ключицы и плечи, обхватывает мягкими губами затвердевший сосок. Воланд стонет невозможно громко, затыкая рот рукой, на что тот на миг отрываясь от безусловно увлекательного занятия, смотрит хищным взглядом исподлобья и нежно убирая руку Тео со рта, просит сделать так ещё раз, просит не сдерживаться, просит расслабиться и получать удовольствие и ох, чёрт возьми, Воланд готов кончить от одного этого голоса с властными нотками. Такой непривычно доминантный, такой уверенный в своих действиях и контролирующий, но дающий свободу Миша, заставляет привыкшего в жизни держать всё под контролем Воланда, таять, плавиться, растекаться и безвольно поддаваться своему мастеру. Тот осторожно оглаживает его бедра, не спеша вытаскивает ремень из брюк и Тео уже радуется, что сейчас наконец сможет избавиться от остатков мешающей одежды, но Мастер и тут его удивляет. Он убирает руки, покоящиеся на его волосах, нежно целует костяшки, шепчет ласково «не волнуйся» и цепляет их ремнём к изголовью кровати. Воланд издаёт ещё один полу удивлённый стон, шепчет в ответ «oh, Mein lieber, tu me rends fou.» и поддаётся бёдрами навстречу сидящему на нём Мише. Тот улыбается до безобразия пошло, «не торопись». Он быстро смекает что к чему, лишь кидает «в тумбочке» и завороженным взглядом наблюдает, как Мастер ловким движением находит смазку и презервативы, выдавливает немного на пальцы принимается, не спеша себя растягивать, явно красуясь перед ним. Дьявол, как же хочется коснуться его, огладить сильные руки провести по упругим ягодицам, почувствовать его внутри. Мастер будто читает его мысли и растянув себя достаточно, не теряя ни секунды, высвобождает наконец его член из трусов быстро натягивает презерватив и медленно насаживается на него. Движения его поначалу неспешные и он будто подбирает нужный ритм, а после насаживается глубже, двигается плавно, но уверенно. Воланд, отпуская себя, сжимает сцепленные руки сильнее, кожа ремня больно врезается в запястья, и он уже не в силах сдерживаться громко стонет, чувствуя, как тесно, как чертовски тесно и сладко внутри его мастера, как невыносимо жарко он скачет на его члене, как невыносимо приятно поддаваться навстречу этим движениям бёдрами, как поджимаются пальцы ног. Мастер, кажется нащупав нужную точку, громко стонет и этот звук отпечатывается в памяти Воланда цветными звездами. Как же хочется его коснуться, сжать его до хруста, провести по подрагивающему торсу, слизать капельки пота на груди. Он кончает с протяжной смесью французского, немецкого и русского. Тот наконец слезает с его члена, но не с него. Он нависает над ним, расставляя руки по обе стороны от его головы и рычащим шёпотом произносит. – Ты готов сделать мне приятно, мой пёсик. – звучит не как просьба – приказ. – N'importe quoi pour toi, Миш Воланд, честно говоря, готов сейчас исполнить любую его волю, даже если тот попросит выпрыгнуть в окно, он не посмеет ослушаться. – Обращайся ко мне мой Мастер. Это невыносимо, этот чёрт доведёт его до потери сознания, однозначно. – Хорошо. Готовый расцепить его руки, он замирает, наклоняется ближе и лукаво спрашивает: – Я не слышу. Воланд из последних остатков сознания шепчет: – Да, мой Мастер. Миша выпускает запястья из крепкой хватки, но на этом сладкая пытка не заканчивается. Он перемещает ремень на шею, цепляя в подобии ошейника, но Воланд больше не может терпеть, потому перекатывает его на спину и нетерпеливой дорожкой поцелуев, оставляя попутно алые засосы, не забывая каждый из них нежно зализывать, слепо шаря по телу куда может дотянуться руками, спускается ниже, быстро стаскивает трико вместе с трусами. Неожиданно ремень натягивается, и Мастер строго пригвождает его взглядом, без слов заставляя не торопиться, позволить ему тоже насладиться удовольствием, ведь Тео обещал доставить ему удовольствие. Воланд послушно замедляется, ещё немного времени уделяет предварительным ласкам, а после снова возвращается к ожидающему своей очереди члену. Аккуратно проводит языком по всей длине, медленно заглатывает головку, не отрывая щенячьего взгляда от Миши, который удовлетворённо кивает ему, «продолжай». Он насаживается ртом глубже, пару раз двигает головой, а после с громким звуком выпускает его изо рта, лёгкими поцелуями проводя по всей длине. Смочив достаточно слюной член, он медленно двигает рукой вверх-вниз, после вновь забирая его в рот и уже активнее доставляя удовольствие его Мастеру, не забывая мягко поглаживать яички. Пробует вобрать в себя полностью, но пряжка ремня больно упирается в кадык, и он глухо стонет, посылая вибрации по члену Миши. Тот натягивает поводок сильнее, «сделай так ещё» и Воланд слушается, выстанывая мысленно обращение. Почти выпускает его, придерживая рукой и нежно посасывает головку, затем аккуратно целует яички, вбирая их в рот лаская и тихо постанывая. Уже на грани, Мастер приказывает ему взять его член в рот, на что тот покорно кивает, «да мой мастер», и Воланд принимает его без остатка, довольно щурясь. И кто кого ещё трахнул… Мастер освобождает его от ремня и в миг становясь тем веселым парнем, отправляет Воланда в душ, напоследок спрашивая где тот хранит чистое постельное бельё. Указав на шкаф, рядом с кроватью, он с блаженной улыбкой на губах уходит в душ. После него идёт освежиться Миша и уже засыпая в чистой постели, пахнущие одним на двоих гелем для душа, Тео на грани сна интересуется: – Ты же говорил, что не гей? – Так я и не гей, я пан. – Мастер, придвигается ближе, натягивая одеяло до подбородка. – Или пропал? – практически не размыкая губ, шутит Воланд. – Пропал я ещё в первую встречу. – сонно мурчит тот, кладёт голову на грудь и засыпает.